С Богом моим, кузнецом
Словно главы пророчества, горят мои дни во всех откровеньях,
И тело мое между ними ― как масса металла для ковки,
И стоит надо мной мой Бог-кузнец, и сурово, с тяжелой силой ударяет:
Рана каждая, Времени врезка в меня, Ему вход открывает;
Скрытый огонь вырывается в искрах мгновений.
И это моя судьба, приговор мой, доколе закат не пришел;
И когда возвращаюсь я, чтоб выкованным броситься на кровать,
Весь мой рот ― открытая рана.
И нагой, говорю я так с Богом своим: Ты поработал тяжело.
Пала ночь. Дай нам обоим отдохнуть.
На краю небес*
1.
Как Авраам и Сара
Как Авраам и Сара в Элоней-Мамре
Перед благой вестью,
И как Давид и Батшева в царском дворце
В нежности первой ночи,
Поднимаются мои святые замученные отец и мать
Над морем на западе,
И на них ― все лучистые короны Бога;
Под тяжестью своей красоты они погружаются,
Не торопясь…
Над их головами могучее море течет,
Под ним ― их глубокий дом…
У этого дома нет стен ни с одной стороны,
Вода в воде он построен.
Утопленники Израиля
Прибывают вплавь со всех концов моря
Со звездою во рту.
О чем они речь там ведут ― стих не ведает сей,
Это знают лишь те, кто в море…
Как лира, чья лучистая мелодия остановлена,
Так и я, их хороший сын,
На морском берегу возвышающийся вместе со Временем.
И порой вечер входит в мое сердце вместе с морем,
И я к морю иду ―
Как будто я вызван на край небес для того, чтоб узреть:
По обе стороны опускающегося солнечного шара
Видны
Мой отец справа и моя мать слева,
А под ступнями их босых ног
Несет свои воды
Горящее море.
2.
Мученики молчания
В лунные ночи моя святая замученная мать говорит
Моему святому замученному отцу:
Когда родился сын у меня,
Луна оказалась в окне;
Тут же открыл он глаза и взглянул на нее, и с тех пор
Это сиянье поет свои песни в крови у него,
По стихам его вольно гуляет луна с той поры…
Много тоски беспокойной в отце моем было,
Но не стояла она, колесница блужданий, во время томленья и жажды
У дома его.
Поэтому знал он молчанье и песню-напев ―
Знал хасидский нигун ―
И глазами любил крылья птиц.
«Хотят лететь ― и летят себе ― так».
Но мама моя ― у нее
Томление страстное крепко привязано было
К колеснице той странствий:
Путем понимания сердца
Все ее существо умело ходить, ступая ногами по морю,
Следуя следом луны на волнах
Ко мне, ее сыну в Сионе…
Но она не нашла меня ― я не сидел
На морском берегу и не ждал ее.
И она возвратилась ― по следу луны на волнах,
Изможденная странствием, с головой в лихорадке, пораженная
морем.
И теперь моя мать ― как отец ― оба мученики молчания.
На искрящихся волнах есть след от луны ―
Да еще есть единственный сын
В целом мире,
Уцелевший на кровавом следу грозы.
* Впервые опубликовано в журнале «Стороны света», № 16.
Оригинал: http://s.berkovich-zametki.com/2017-nomer2-grinberg/
