ДОЧЬ ИЕФФАЯ
Вот и ты со мной, голубка-кошка, попостилась,
птица шерстяная, золотая милость,
милая ворчунья, выпитая малость.
Ну а мне не жалко никого, я так осталась.
А когда никого не было, была я:
гора чистая, и заря, и змея,
не знала, что меня могут любить, и что полюблю.
Каково теперь моему кораблю.
Отче, отче, пусти меня с кошкой к воде:
месяц там как жених одет.
Отче, дай нам с кошкой в горах рассвет.
А потом – ещё много лет.
Это ложь, что можно оплакать девство.
Я ещё звезда, я ещё невеста,
мне страшно падать, а умирать страшнее.
Мать – Иродиада, сестра – Саломея.
ОЗЁРСК
стансы
(образовалась дрожащая трещина)
Болит не рука или печень.
Болит – и нигде не болит.
Зев оврага раскрыт.
Сосны слегка навеселе,
но вечную память – ещё не пропели? пропели?
Едва ли не сразу под стылым балконом
(кошка махнула хвостом – и в окно)
первый этаж.
Глина в огне цепенеет.
Вещи, как много,
– и мышцы свело.
Мир сложен как печь.
Пламя носит, смеясь, новое немецкое платье,
бирюзовое, в клетку, с пятнами фуксии,
оно никак не обуглится – никак не превращусь в пепел.
Каплей падаю, глиняной каплей – образовалась слеза.
Вокруг – обгорело и стало воздушным,
сны с картонными шляпами на головах убежали,
страхи руки отдёрнули как по команде.
Одна или нет – все, кого знала, все
кто во мне голосит
на весь город Озёрск. И могу сказать больше: Москва.
Что по капле во всех. Вы есть я.
Плод во чреве сливается с чревом.
Но его не присвоить…
Рим, империя, сказки о русской державе –
говорят, будет сын.
Смотрю на икону: Спаситель не миловиден,
он как дикий сармат.
Под корнями третьей сосны
видела длинную ленту янтарного будто железа.
