1. ВРЕМЯ
Время беспощадно даже к пирамидам. Воспоминания теряются в проявляющихся морщинах. И даже смерть не останавливает бесконечный поток жизни. Время мчится вперёд, вращается как уроборос, кружит голову, затягивая мысли в воронку.
Вот и она, моя дорогая наставница, поражая мою душу рассказами из иных эпох, очевидно, многое придумывала. Но нет-нет, не лгала. Никоим образом! Честная даже в обмане, она говорила то, что помнила, но многое ли удерживала её голова… или сердце? Она уверенно путалась, безапелляционно фантазировала. А лакуны заполнялись какими-то неправдоподобными утверждениями, в которые она сама свято верила. И я всё принимал за чистую монету. И по сей день считаю всё если не чистой правдой, то высшей истиной. Даже если факты и оказывались вымышленными, то была реальность, которой она жила, которой дышала, не теряя убежденности в непогрешимости своих слов.
Она повлияла на меня, помогла оформиться моему внутреннему миру, не своими многочисленными нарративами. Тут другое. Её слова – это как прикосновение вечности, как возвращение к истокам человеческой цивилизации.
То была женщина иной формации, иного воспитания, постаревшая, внешне даже уродливая, но обладавшая сладчайшим голосом… Я написал «с твёрдыми интонациями», потом зачеркнул и написал «с мягкими»… И всё это чепуха. Интонации уверенного лиризма? Нежность и спокойная твёрдая уверенность? Не знаю. То были особые, неподражаемые интонации. А ещё с ней непросто, но очень интересно говорить.
Теперь, когда она далеко, мне очень не хватает её поддержки… и нападок, её зачастую глупой и всегда беспощадной критики, которой я никогда не верил, но которая заставляла меня искать и думать.
2. ОДНАЖДЫ ОНА ОБРАЩАЕТСЯ
Итак она – Неси-та-уджа-ахет, певица с поразительными вокальным данными. У неё большой диапазон и необычный, легко узнаваемый тембр голоса. Для красоты истории можно было бы написать: «Мы познакомились случайно». Но такое утверждение не является правдивым. В действительности, я долго приобщался к её миру. С четырехлётнего возраста родители регулярно выгуливали меня в археологическом музее. И уже первый визит обернулся шоком. Дело в том, что музей состоит из двух уровней. Его верхняя, светлая часть – прямая противоположность нижней, тёмной. И они разделены лестницей и грозным стражем. Спускающегося вниз по лестнице посетителя встречает скелет. Но то лишь скромный привратник сумрачного царства мёртвых. Апогей – египетская коллекция, идея которой – культ потустороннего, находящегося за гробом. Я, проделав этот путь и достигнув подземной обители, был удивлён, потрясён, подавлен, напуган. Ушебти, сосуды для органов, саркофаги, мумии, алтарь… всё вызывало вопросы, ответы на которые я подозревал, но не хотел слышать. Почему так? Я был мал. А дети – новички в материальном мире. Они только вступили в него, они ещё помнят другую реальность и не спешат открывать ту дверь, которую только захлопнули за собой.
А, однажды столкнувшись с вопросом, нельзя просто забыть его, не удостаивая ответа или какой-то минимальной реакции. И шествуя потом по коридору, соединявшему комнату и кухню коммунальной квартиры, я страшился глубоких тёмных ниш. Мне грезилось, там стоит мумия. Впрочем, она, казалось, вовсе не таилась там, готовясь к прыжку или удару, к нападению… нет… Она безмолвно и неподвижно стояла. И в этом скрывался весь ужас ситуации. Бездействие мумии служило напоминанием вопроса. От атаки можно уклониться, её можно отбить, а вопрос всегда в душе – от него не скроешься.
Страх мумии сопровождал меня долгие годы, а я продолжал ходить в музей. Но потом, даже не помню, как и когда, мой кошмар притупился, а потом и вовсе забылся, чтобы вернувшись ко мне через годы, в возрасте тринадцати-четырнадцати лет.
А дальше… Я слышал внезапные оклики, кто-то тихо повторял моё имя, звал меня. Ясный, тихий отчетливый голос, слишком настоящий, чтобы быть галлюцинацией. Хотя я абсолютно чётко отдавал себе отчёт в том, что никто не слышит его кроме меня.
И вот во снах меня стал преследовать повторяющийся кошмар. Вначале чувство, которое я не могу отчётливо описать. Чем-то это сравнимо с непереносимым колебанием громкости или частоты звука. Впрочем, нет. Мне кажется, это некое неприятие течения времени. Словно пустота наполняется ощущением времени. Мгновения сочатся, движутся, но ничего больше нет. Это создает ужас дискомфорта. Одно лишь время, вне объектов, вне материи. Потом я словно закопан в песок. Я просыпался, и мои уши тотчас наполнялись странной колыбельной на незнакомом языке, но я понимаю каждое слово:
Вот уходит вечер,
Свой разбив кувшин,
Вечер быстротечен –
Посоха аршин.
Воды утекают,
В чреве зреет ночь,
Подари мне отдых,
Все заботы прочь!
Золотой богине,
Матери моей,
Всё известно ныне
И в пучине дней.
Слова приносили тревожное согласие с происходящим, и я забывался беспокойным сном.
Несколько дней кошмара подвели меня к простой мысли, – необходимо что-то предпринять. Тогда я, повинуясь наитию, написал на листке бумаги: «Кто ты? Что тебе от меня нужно?». На ночь я сунул записку под подушку. Во сне мне явилась красивая смуглая женщина, которая, загадочно улыбаясь, без умолку болтала на самые разные забавные темы. Так что у меня в голове ничего не осталось, кроме приятного впечатления. Я, впрочем, совершенно отчётливо осознавал, что женщина – это мумия из музея. И ещё… я утратил страх. Я отправлялся к мумии с визитом в музей, где она установила со мной телепатический контакт. Потом мы продолжили общение и во снах. Изредка она являлась ко мне и в телесном облике. Хотя это и создавало многочисленные проблемы. Разгуливающая по ночному городу мумия пугала прохожих. А разгневанные горожане жаловались на певицу Амона в милицию. Да и у меня подвижная мумия вызывала дискомфорт. Впрочем, её артистичность и обаяние служили компенсацией её нетривиальной, даже неприятной внешности.
3. MAGISTRA VITAE
Мне льстило внимание мумии. Кто я и кто она! Мумию окружал всеобщий интерес. Люди стекались в музей, чтобы поглазеть на неё. Это и понятно. Неси-та-уджа-ахет – эффектная певица, свидетельница тысячелетней истории и славных времен древнеегипетской цивилизации. Конечно, время не пощадило её. Она местами заметно подпортилась, даже, я бы сказал, сгнила. Но её поразительное уверенное спокойствие, красивый тембр голоса, ум сполна компенсировали внешние недостатки. И, наверное, умение тешить моё самолюбие играло свою роль. Она являлась мне и говорила что-то вроде: «Как я рада тебя видеть, ты мягкий, добрый, родной, с тобой мне хорошо, а в музее меня окружают сплошные идиоты. Ах! Особенно тот старый дурак из Мемфиса… Осёл… Извини, в смысле, что не любит он путешествовать. Он забыл свое собственное имя… Ты встречал где-то ещё таких оригиналов?! Саркофаги надо подписывать!». И: «Ты представляешь, с какими дебилами мне, певице Амоне, приходится общаться?». Потом она рассказывала мне без конца о былых временах, о святом Египте, о его закате и будущем величии. А я сомневался: «Прошли тысячелетия! Уже и коптов-то очень мало осталось». Но такие мои слова вызывали ужасный гнев Неси-та-уджа-ахет: «Меньше народа, больше кислорода». А ещё: «Если боги сказали, что Египет возродится, то он возродится». И она цитировала какой-то, видимо, священный текст:
«Разве ты не знаешь, что Египет есть образ неба, или, скорее, что он есть отражение здесь, внизу, всего, что управляется и осуществляется на небе? Однако, поскольку мудрые должны всё предвидеть, необходимо, чтобы вы знали одну вещь: придёт время, когда будет казаться, что египтяне напрасно с таким благочестием соблюдали культ богов и что все их святые воззвания окажутся тщетны и не исполнены. Божество покинет землю и вернётся в небо, оставляя Египет, своё старинное обиталище, вдовою, лишённой присутствия богов. Чужаки наводнят страну и землю, и будут не только пренебрегать святыми вещами, но, что более прискорбно, сам культ богов будет запрещён и караем законом. Тогда земля сия, освящённая столькими храмами, будет изрыта могилами и усеяна мертвецами. О Египет, Египет! От твоих верований останутся только неясные рассказы, в которые потомки уже не будут верить, набожные слова, высеченные в камне. Варвары населят Египет. Божество возвратится на небо, а Египет без богов и своего народа превратится в пустыню. Такова будет старость мира – неверие и хаос, полный упадок правил и добра. Тогда Господь и Отец, высший Бог, видя нравы и деяние людей, исправит зло деянием божественной доброты; дабы положить конец заблуждению и развращённости, Он утопит мир в потопе, или уничтожит его огнём, или разрушит его войнами и вернёт Египту его первозданную красоту. Таково святое обновление Природы».
А я верил. Я внимал её рассказам о богах, об искусстве. Собственно, о гармонии мира. Ведь искусства нет вне богопочитания. Вне религиозной составляющей оно утрачивает смысл, превращаясь в пустое позёрство. Я учился. А Неси-та-уджа-ахет покровительственно поучала, но в её тоне не было ни пренебрежения, ни чванливости. Однако, она всегда умела подчеркнуть своё превосходство, с которым я был абсолютно согласен. А её слова «ты проницателен как собака» служили мне лучшей похвалой.
4. МУМИИ В ЭМИГРАЦИИ
Её истории о священном Египте, оберегаемом богами, о городах, над которыми всегда светит солнце, вызывали вопрос, зачем же Неси-та-уджа-ахет покинула свою страну. Когда я впервые заговорил с ней об этом, она ответила довольно невнятно: «Не знаю, что привело меня в чужеземную страну, – это подобно предначертанию бога, подобно тому, как если б увидел себя житель Дельты в Элефантине, человек Болот – в Нубии». Когда же, стремясь уточнить, расспрашивал Неси-та-уджа-ахет о её прошлой жизни как мумии, выяснялась картина куда сложнее. В сущности, не она одна перебралась на чужбину. Я так понял, что среди египетских мумий в какой-то момент появились, а потом стали усиливаться чемоданные настроения. Благородные мертвецы массово устремились в Европу и США. Невозможно понять причину их миграции… Ну конечно, много столетий до того Египет скучнел, пустел, деградировал. И хотя ушебти продолжали усердно работать, а жизнь после смерти текла своим чередом, вокруг царили бардак и мерзость запустения. А самое ужасное – вопиющая бездуховность. «Люди вокруг больше не верили в богов, не приносили благочестивых жертвоприношений». «А как они поют! – возмущалась Неси-та-уджа-ахет. – Как они поют!». Я удивлённо выпячивал глаза. А женщину это возмущало, ещё больше заводило, и она словно вся воспламенялась, ощетинивалась: «Я закончила одну из лучших храмовых певческих школ! Я училась у… ах, да ведь ты никого не знаешь… ты варвар… и я, я после внимания сладчайшим звукам голоса великого Кафу-анха была вынуждена слышать отвратительные завывания бедуинов!». Она мне показывала рисунок Кафу-анха и вопрошала: «Правда, он прекрасен?». Она так надеялась, что в том изображении остался Ка великого певца! А я мычал что-то невнятное, беспомощно поднимая вверх руки, благоразумно помалкивая о собственных музыкальных предпочтениях.
Не только служители муз, или, точнее, богов, уезжали из Египта. У каждого были, вероятно, свои мотивы, свои истории, все одинаково неубедительные, нелепые, в которые сами рассказчики не всегда верят. И все древнеегипетские покойники инфицировали друг друга стремлением к перемене мест. Даже нелепая мумия из Мемфиса, забывшая своё имя и теперь тоже обитающая в Одессе, зачем-то покинула священную родину богов. Хотя, что искать на новом месте тому, у кого нет даже имени?
Разумеется, мумии не могли приобретать билеты на пароход, но связанные с ними духовные сущности влияли на духовные сущности, или, если угодно, душу, хотя технически это и неточно, европейцев. Так создавался, возбуждался, поддерживался интерес к Древнему Египту, заставлявший толпы учёных, коллекционеров и авантюристов устремляться в священную страну, чтобы перевозить мумии с их вещичками в крупнейшие, прекрасные, похожие на дворцы, музеи мира. Особой популярностью у мёртвых египтян пользовалась Западная Европа. Неси-та-уджа-ахет выбрала Россию, влюбившись в одного пламенного юношу, во Владимира Сергеевича Соловьева. Её Ба, прогуливаясь по Лондону и планируя переезд в Британский музей, встретило русского философа. Певица представилась ему Софией (ведь о ней он мечтал) и даже поманила его в Египет. В 1875 году Соловьев приехал к ней, осыпая Неси-та-уджа-ахет комплиментами, посвящая ей прекрасные стихи. Например, такие:
Вся в лазури сегодня явилась
Предо мною царица моя, –
Сердце сладким восторгом забилось,
И в лучах восходящего дня
Тихим светом душа засветилась,
А вдали, дорогая, дымилось
Злое пламя земного огня.
Какая мумия устоит… если так можно сказать о мумии. Неси-та-уджа-ахет не устояла перед величием духовной красоты, она твёрдо решила отправиться в глушь, в Российскую империю. В 1894 году певица прибыла в одесский порт, удобный перевалочный пункт, где некоторые мумии ещё в 1825 году через коллекционера И.П. Бларамберга заложили основу для образования колонии. Сами они стали прибывать сюда с 1843-го. Неси-та-уджа-ахет, оказавшись в городе, осмотрелась и, хотя мумии здесь обитали неинтересные, довольно провинциальные, решила остаться. Очевидно, певицу по-своему впечатлил молодой, начавший своё развитие с театра, город, с большим количеством практически бывших соотечественников, людей, предки которых тоже когда-то вышли из Египта.
5. А В ОДЕССЕ
Неси-та-уджа-ахет часто потешалась, посмеивалась над глупыми провинциальными одесскими мумиями. Одна из них, между прочим, даже не имела головы, другая не помнила своего имени. Да и привёз их не благородный повелитель и не ученый, «а какой-то врач, никогда не слышавший ни об Асклепии, ни о нашем Осирисе, о Нектанебе, да будет он жив, невредим и здрав! И как можно лечить человека, не зная ничего о мире божественном, который своей гармонией пронизывает всё сущее, определяя происходящее? Как человек, не верящий в демонов, может изгонять из тела демонов, являющихся истинной причиной болезней и страданий?».
Забавно, что она говорила «Асклепий» и «Нектанеб». Откуда певица, жившая во времена XXI династии, при фараоне Аменемопете, могла о них знать? Я долго над этим размышлял. Нашел лишь одно разумное объяснение, – очевидно, эллинизация в Египте оказалась столь сильной, что проникла даже в гробницы.
А жалобы Неси-та-уджа-ахет… Уверен, они содержали некоторое преувеличение или даже обман. Певица Амона жестоко ругала город, но, при этом, не желала перебираться в столицы, никак не объясняя свой фактический выбор. Она упорно продолжала жить в Одессе, беспощадно её понося.
В Одессе же в конце XIX и начале XX веков жизнь била ключом. Мумия мгновенно включилась в этот бурлящий поток новизны. Её Ба парило по многочисленным ресторациям и кафешантанам. Певица общалась со всевозможными музыкантами, художниками, литераторами, политическими активистами, став их своего рода музой, наставницей, вдохновительницей. И я понимаю, что без той мудрости тысячелетий, которую она передавала местным деятелям культуры, феномен блистательной Одессы никогда бы не состоялся.
Впрочем, политическая агитация самой певицы Амона вела, как я сейчас осознаю, к катастрофе. Взгляды Неси-та-уджа-ахет в этой области безнадежно устарели. Она свято верила в единоначалие, в безграничное и абсолютное управление святого царя. Она называла его Гором или последним из богов и первым из людей. Но к Николаю Второму и генсекам она относилась, мягко говоря, непочтительно. «Фараоны-безбожники», – презрительно цедила она сквозь зубы неизменную характеристику дореволюционных и советских царей. Лишь Ленин находил в её очах благоволение. И Неси-та-уджа-ахет всегда при мне настаивала на необходимости возвращения к его заветам. Ильич казался ей благочестивым царём, удостоившимся праведного погребения и пожелавшим стать Осирисом.
В вопросах социальной политики Неси-та-уджа-ахет проявила себя ярой сторонницей общины. Она говаривала: «Человек живёт, пока он ведом другим человеком, разделить общество на личности – это словно разорвать единое тело и бросить его в пустыне на съедение львам».
Иногда я робко пытался ей возразить. Я стеснялся, а её мощный ум подавлял мою волю. Я начинал мычать, извиняться: «Мне неудобно прерывать Вас…». На что она резко реагировала: "Неудобно спать на вершине пирамиды». Однако, стоило мне заговорить по существу, как Неси-та-уджа-ахет резко отрезала: «Ах, убиться сандалией! Сколько тебе лет, малыш?».
Но главным увлечением Неси-та-уджа-ахет были не разговоры, её радовала активная театральная жизнь в городе, частью которой она очень скоро стала. Неси-та-уджа-ахет устроилась петь в театр. На сцене она, конечно, не могла красоваться. Она пела из-за кулис, вместо нелепых псевдо-певиц, лишь открывающих на сцене рот, совершенно не имевших ни голоса, ни слуха. Концертная деятельность Неси-та-уджа-ахет мне казалась чистой нелепостью. Прекрасная певица, потрясая и удивляя слушателя своим чудесным исполнительским мастерством, оставалась в тени. К сожалению, руководство театра всегда опасалось представить публике уродливую мумию, отдавая предпочтение внешнему и отвергая истинной, внутренне, глубинное. Никто так и не узнал, что лучшие вокальные номера в театре – заслуга исключительно скромной невзрачной мумии, большую часть суток забавлявшей посетителей музея своей выразительной жуткой внешностью. Я часто спрашивал певицу Амона о её готовности поддержать высокую репутацию Городского театра, ровным счетом ничего не прося взамен, ни денег, ни славы. Неси-та-уджа-ахет лишь отмахивалась и спрашивала: «А обилие псевдоэпиграфов во времена процветания моей страны тебя не удивляет? Хороший голос, проницательный ум, мудрое сердце, умение говорить суть не заслуги человека, но дар неких благих богов, нуждающихся в прославлении людей, так же как и люди нуждаются в их дарах». Я не возражал. Не хотел прослыть в её глазах богохульником. А это было легко, если принять во внимание её необычные утверждения. Она мне как-то сказала, что это люди творят богов…
А я лишь внимал, удивляясь её великой уверенной мудрости. Лишь однажды я решился спросить, почему она избрала меня в собеседники. «Ты меня не понимаешь и это хорошо, ведь счастлив ты! Хранитель твой – бессмертный бог, а не демон низшей природы. Это и мешает тебе раскрыться в мире материи, столь ненавистном каждому мыслящему существу».
6. REMEMBER ME
Я поступил в университет и так увяз в новом распорядке жизни, что уделял слишком мало внимания общению с Неси-та-уджа-ахет. А она сутулилась, тускнела, грустнела… чуть не написал «старела». Мумия может стареть? А она лишь твердила: «Я встала, но сердце моё спит». Она жаловалась на директора Оперного театра, на дрязги между людьми искусства на пустом месте. Город как никогда ранее погряз в трясине провинциальности, серьёзная карьера сделалась практически невозможной. А служители муз вцепились друг другу в глотку, доказывая своё превосходство… чего ради?
В городе вообще царили чемоданные настроения, люди активно уезжали. Точнее, в другие страны перебралось уже такое их число, что оставшиеся чувствовали себя покинувшими родные места. Неси-та-уджа-ахет не могла не поддаться общему настрою. Она была легко внушаемой мумией. Её Ба в сущности, ещё в конце 80-х расправило крылья и вознамерилось податься в США, а вот Ка было сложно расстаться с мумией, которую можно было вывезти только контрабандой и с большим скандалом. Даже если бы махинация удалась, мумию бы укрыли в частной коллекции, не пуская её в театр, сделав невозможным её общение с людьми искусства. Для столь эффектной и яркой певицы такой исход дела совершенно неприемлем. Видимо внутренний разлад, вечный спор в ней между Ба и Ка, сказался на самоощущении мумии. Но, в конечном счете, Ба удалось убедить Ка. И сердечно попрощавшись со мной, Неси-та-уджа-ахет отбыла в Западное полушарие.
Сама мумия утратила жизнь. Музей оберегал лишь оболочку. И тело начало быстро портиться. Говорили, что виной тому автостоянка, которая находится прямо под окнами археологического музея. Представляя «храм муз», Сергей Борисович Охотников жаловался в прессе на негерметичные стекла музея и на вред от выхлопных газов. Многие винили высокий уровень влажности в городе. Даже приглашали из Египта для консультаций известных специалистов Ахмада Ради и Мустафу эбд Эль Кадера Эйсу. Но ничего не помогло. Без Ка мумия обречена. Без духа плоть мертва. Она лишь тлен.
Потом долгие годы я не получал я никаких вестей от певицы Амона. А сравнительно недавно я нашёл аккаунт Неси-та-уджа-ахет в фейсбуке. Оказалось, она занимается своим любимым делом, поёт. Иногда снимается в кино. Для Ка сделали изумительную золотую статуэтку, но новое роскошное обиталище не заглушило тоски по телу.
Теперь мы рутинно ставим «лайки» под сообщениями друг друга, но о духовном говорим мало. Невозможно полноценно общаться с кем-нибудь, если не видишь его, не ощущаешь его ауру. Лишь в памяти моей хранится прежняя Неси-та-уджа-ахет, яркая, умная, неподражаемая певица Амона.
