Вместо предисловия
Когда тебе под 80, и старая уставшая лошадка, еле волоча ноги, везет тебя «фунэм ярид» (идиш: «с ярмарки», формула Шолом-Алейхема),перед глазами все чаще возникают лица самых близких и дорогих людей, покинувших этот мир. Родители, подарившие жизнь. Мои Учителя, посланные судьбой.
Именно, Учителя, потому что их у меня было двое: Иошуа Беньяминович Левинсон и Яков Наумович Фельд. Кого из них я любил больше? Отвечу словами трехлетнего ребенка: «Одинаково!»
Воспоминания — литературный жанр, а я не литератор и никогда бы не взялся за эту работу, если бы не желание сохранить память о моих учителях. О Левинсоне, которого друзья ласково называли Юзик, я уже написал 1), теперь хочу отдать долг памяти Якову Наумовичу.
Яков Наумович Фельд
Начал работу и тут же насторожился: почему-то воспоминания о Фельде получались похожими на хронику моей жизни. Никакое редактирование текста не могло изменить этого ощущения. Почему? Потому что Яков Наумович стал частью моей жизни, мудрой, доброй и любимой частью — навсегда.
Начну с главного: он был порядочным человеком. В этом определении отсутствуют слова типа «абсолютно», «очень», «глубоко». Отсутствуют не случайно. Жизнь доказала мне, что «порядочность» не может иметь градаций, она в человеке либо есть, либо нет. И объяснять здесь ничего не надо: нормальный человек поймет о чем речь.
О научных заслугах Якова Наумовича рассказывать не буду. Лучше, чем написал о них Яков Соломонович Шифрин в статье «К столетию со дня рождения Якова Наумовича Фельда» (Вестник Российской Академии естественных наук, 2012, №1, стр.105-107) мне не написать. Как и автор статьи, я всегда считал, что «за вклад в развитие электродинамики и общей теории дифракции Яков Наумович был вполне достоин быть избранным в АН СССР». Одной из причин, почему этого не произошло, являлась, на мой взгляд, его природная скромность: характер не позволил ему обращаться к коллегам за «поддержкой», отзывами о научной значимости полученных результатов. Хотя авторитет Якова Наумовича у многих академиков и генеральных конструкторов был очень высок. Об этом я знаю не понаслышке.
Подсознательное стремление оставаться в тени, не привлекать к себе внимания, иного человека могли удивить. Вот характерный пример:
Переубедить Я.Н. не удалось ни руководству ЦНИРТИ 2) (в котором он с 1946 года возглавлял антенный отдел), ни его друзьям, ученикам и коллегам. Хотел бы обратить внимание читателя на слова «и 50 лет научно-педагогической деятельности» — свою первую научную статью Я.Н. отправил в печать в 20 лет, в 22 стал читать лекции по прикладной электродинамике студентам Ленинградского института связи им. Бонч-Бруевича. Но самое интересное: у Я.Н. не было высшего образования! В его анкете в графе «Образование» красовалась запись «Киевский техникум связи».
Первая встреча
Нашу первую встречу я запомнил до мельчайших подробностей. Произошла она 8 марта 1963 года, продолжалась всего 15 минут и… не оправдала моих надежд. Но две недели спустя я уже считал ее подарком судьбы. О причине такой невероятной метаморфозы чуть ниже.
В статье Мой учитель Иошуа Левинсон, в разделе, озаглавленном «Разворот от атомной спектроскопии к сверхвысокочастотной (СВЧ) электродинамике», описаны перипетии первых четырех месяцев моей трудовой биографии, продолжение которой и привело меня к Якову Наумовичу.
Заранее приношу извинения за вынужденное использование нескольких абракадабр типа «волновод» (металлическая труба, используемая для передачи волн сантиметрового и миллиметрового диапазона) или «интегро-дифференциальное уравнение» (уравнение, в котором неизвестная функция присутствует как под знаком производной, так и под знаком интеграла). Обойтись без этих слоганов не удалось, а вот пропустить их при чтении, наверное, можно.
Начальник лаборатории Симон Соломонович Фел свое обещание сдержал. После успешного запуска в серию изделия БЭР-636 он предоставил мне возможность работать головой, а не руками. В начале 1962-го года Фел поставил передо мной новую задачу: рассчитать прохождение электромагнитных волн через узкую щель, прорезанную в общей стенке двух волноводов прямоугольного сечения. Вот тогда я впервые встретился с именем Фельда, о котором до той поры ничего не слышал. В мои руки попала его монография «Основы теории щелевых антенн». Я ее основательно проштудировал, попытался применить изложенные в ней методы к своей задаче, но столкнулся с весьма серьезной математической проблемой, суть которой неспециалисту объяснить невозможно.
Поиск решения проблемы потребовал года упорного труда. В январе 1963 года нам с Юзиком удалось сформулировать общий метод решения таких проблем. Естественно, у нас возникло желание показать результат Фельду — одному из создателей теории щелевых антенн. Легко сказать — возникло желание. А как его реализовать? Все попытки «выйти на Фельда» наталкивались на глухую стену. Пришлось обратиться за помощью к главному инженеру нашего института Владимиру Петровичу Уфтюжанинову. Он, лауреат Сталинской премии, в 1949 году был переведен в Вильнюс из московского НИИ-17. «С Фельдом не знаком, — ответил В.П. — Но его, наверняка, должен знать мой друг Валериан Георгиевич Дубенецкий, до перевода на работу в министерство он несколько лет был начальником отдела 108-го института». Владимир Петрович в моем присутствии позвонил в Москву Дубенецкому, попросил помочь. Тот связался с Фельдом, вопрос о встрече был решен. 8 марта в 9 утра. Как выяснилось впоследствии, выбор дня встречи не был случайным. 8 марта (Международный женский день) реально никто не работал (праздновали!), и Яков Наумович надеялся, что у него будет достаточно времени для спокойной беседы. Однако случилось непредвиденное: на 10 утра было назначено внеочередное заседание Научно-технического совета.
К поездке готовился основательно, еще раз прочитал «Основы теории щелевых антенн». В семь утра, прямо с поезда, поехал на Ново-Басманную, оформил заказанный мне пропуск и стал ждать сопровождающего. Около девяти появился молодой парень. По длинным полутемным коридорам он привел меня к обитой черным дерматином двери с табличкой «Я.Н.Фельд». Кабинетом оказалась длинная и узкая маленькая каморка, видимо отгороженная от соседнего помещения легкой фанерной стеной. Вхожу. Посреди каморки стоит огромный письменный стол. За ним сидит невысокий человек в очках и что-то читает, пощипывая усы. Встречает он меня довольно прохладно, сразу берет быка за рога: «Ну, покажите, что Вы там такое сделали, что за Вас так просил Дубенецкий». Я протягиваю рукопись статьи «Интегральное уравнение для апертурного поля при электромагнитной связи двух объемов». Яков Наумович быстро пролистывает ее и говорит: «Это давно известно. Посмотрите еще раз «Основы теории щелевых антенн». Вместо того, чтобы спокойно и аргументированно возразить, я выпаливаю: «Там ничего этого нет. Но если у Вас сейчас нет времени, я могу оставить рукопись и свой домашний адрес. Будет время, прочитайте». Тут же и попрощались. Уезжал я из Москвы с довольно тяжелым сердцем. Проклинал свою горячность. Не давала покоя мысль: что же теперь делать?
И вот, спустя две недели… случилось чудо! От Якова Наумовича пришло коротенькое, но очень теплое письмо. Начиналось оно словом «Дорогой…», а не стандартным «Уважаемый…». В письме говорилось, что полученный результат представляет несомненный интерес и его следует доложить на семинаре Института радиотехники и электроники АН СССР (неофициальное название — «семинар Фельда», а уже с 2001-го — «Московский электродинамический семинар им. Я.Н. Фельда»). Предлагалось также привезти с собой заметку в «Доклады Академии Наук СССР». Заканчивалось письмо словами «Позвоните мне домой после восьми вечера по телефону 194-09-92».
Радости не было предела. Дождался вечера, позвонил. Яков Наумович назвал дату семинара, добавив: «У Вас будет 30 минут. Постарайтесь основное время уделить не формулировке интегрального уравнения, что, в общем-то, более или менее известно, а развитому методу вычисления элементов его ядра». И тут я понял, отчего поначалу рукопись не произвела на него должного впечатления: основной результат занимал в рукописи всего три строчки.
Семинар проходил в конференц-зале ИРЭ. Начался он в четыре часа дня. Присутствовало человек 25-30. Никого из них я не знал. После доклада началась дискуссия. Проходила она в доброжелательной атмосфере и продолжалась примерно минут сорок. Двое из присутствующих буквально засыпали меня вопросами. Как позже выяснилось, это были Лев Альбертович Вайнштейн из Института физических проблем и Борис Захарович Каценеленбаум из ИРЭ.
После семинара Яков Наумович поинтересовался, когда я уезжаю. Узнав, что поезд сегодня в 10 вечера, предложил: «Поехали к нам, посидим, попьем чаю». Я с радостью согласился. Чаевничали втроем — Яков Наумович, его жена Вера Михайловна Кристоф и я. Два часа пролетели незаметно. В какой-то момент Яков Наумович подошел к своей научной библиотеке, долго что-то искал, и наконец извлек букинистическую редкость, свою книгу 1948-го года издания. Сел за покрытый зеленым сукном письменный стол, надписал книгу и подарил ее мне. Вот этот трогательный автограф
Как видите, Яков Наумович не поставил дату. Случайно или сознательно — не знаю.
Так началась наша тридцатилетняя дружба и моя научная деятельность в электродинамике СВЧ. Оправдал ли я его надежду судить не мне. Скажу только, что развитию методов расчета волноводно-резонаторных щелевых устройств я посвятил лучшие 15 лет жизни, а в 1970 году мне удалось создать метод решения интегро-дифференциального уравнения для напряжения на узкой щели, который лег в основу докторской диссертации, защищенной в начале 1974 года.
«Случайное» чаепитие
В 1964 году я случайно оказался участником чаепития, имя которому «День рождения». Дело было так. В начале марта мы с Юзиком подготовили к печати большую статью об электромагнитной связи двух объемов через узкую щель. Я позвонил Якову Наумовичу и попросил уделить мне часик-полтора (так и сказал — «часик-полтора») для ее обсуждения. В ответ услышал: «Воскресенье, 10 марта, Вас устраивает?» «Конечно», — ответил я. «Тогда жду Вас в 11. Обсудим статью, пообедаем, а вечером, как всегда, попьем чаю».
Оформил командировку, и в воскресенье в 7 утра оказался в Москве. По совету своего знакомого сразу направился в гостиницу «Центральная», получил койку в трехместном номере («бронировать» место в гостинице в те времена безотказно помогала коробка литовских конфет), позавтракал и направился к Фельдам. Позвонил. Дверь открыла Вера Михайловна. «Как хорошо, что Вы приехали. У Якова Наумовича сегодня день рождения», — искренне обрадовавшись, произнесла она веселым звонким голосом. Хотя я и не робкого десятка, но растерялся: стал извиняться, говорить, что не знал, что, мол, буду в Москве еще три дня, и что могу зайти в любое другое время. В этот момент появился «новорожденный» и со словами «Рад Вашему приезду» обнял меня. Вера Михайловна вернулась на кухню, где она вместе со своей матерью пекла пирог с клюквой, а мы с Яковом Наумовичем пошли в кабинет. Примерно полчаса поговорили «за жизнь». Общаться с ним было одно удовольствие. Он всегда внимательно слушал собеседника, глядя ему прямо в глаза. Сам же говорил мало. Любопытная деталь: за тридцать лет довольно тесного общения я никогда не слышал его смеха. Там, где другие хохотали в голос, Яков Наумович позволял себе беззвучную улыбку. И только.
Обсуждение статьи продолжалось около часа. Закончилось оно предложением: «Подготовьте и пришлите мне сокращенный вариант статьи. Я попрошу академика [Бориса Алексеевича] Введенского представить ее в Доклады АН СССР. А этот текст отнесите в редакцию «Радиотехники и электроники». Пусть ожидает очереди на публикацию».
Часам к шести стали собираться гости. Их было немного, несколько родственников Веры Михайловны и двое близких друзей Якова Наумовича. Друзья были такие: Яков Семенович Ицхоки, один из отцов импульсной техники, начальник кафедры Военно-воздушной академии им. Жуковского (с женой и дочерью); Яков Соломонович Шифрин, один из создателей статистической теории антенн, начальник кафедры Военно-инженерной радиотехнической академии ПВО имени Говорова.
Так что за праздничным столом оказались три Якова. Выпили за здоровье именинника по рюмке вина, немного перекусили и начались обычные в таких случаях разговоры «обо всем и ни о чем». Незаметно перешли к чаепитию с великолепным клюквенным пирогом — фирменным блюдом матери Веры Михайловны, который матушка великолепно выпекала и в столетнем возрасте. Около десяти вечера гости начали расходиться. Прощаясь, Яков Наумович обнял меня и произнес три слова: «Начинайте писать диссертацию».
Автографы
До сих пор я бережно храню все его автографы. Это фрагмент подписанного им отзыва:
В январе 1965 года АН СССР, Минрадиопром СССР и Минвуз СССР приняли совместное решение провести Первую Всесоюзную школу-семинар по дифракции и распространению волн. Встал вопрос где ее проводить — в Грузии, Армении или Прибалтике. Выбор пал на Прибалтику. По рекомендации Якова Наумовича я был назначен ученым секретарем школы. Она работала в Паланге с 30 мая по 15 июня, в ней приняли участие свыше 150 слушателей, большинство из которых были кандидатами наук. Об уровне школы говорит состав лекторов: В.М. Бабич, В.А. Боровиков, Л.А. Вайнштейн, Б.З. Каценеленбаум, В.Д. Купрадзе, П.Я. Уфимцев, Я.Н. Фельд, В.А. Фок. Все они в представлении не нуждаются, тем более сегодня, при наличии гугла. Благодаря усилиям Якова Наумовича труды школы были изданы отдельной книгой в 1968 году.
Паланга очень сблизила нас. После лекций мы часами бродили по берегу моря. Говорили о чем угодно, но только не о науке. Обсуждать научные вопросы Яков Наумович предпочитал за письменным столом.
В декабре 1965 года меня ждал еще один подарок. Теперь уже с датой.
Я поблагодарил Якова Наумовича за подаренную мне вторую часть и, шутя, поинтересовался: «А когда мне ждать часть первую?». Именно шутя, поскольку хорошо знал, что сразу после появления «часть первая» стала библиографической редкостью. Он улыбнулся и ответил мне в том же ключе: «А вы оказывается еще и вымогатель».
Прошло семь лет. О своей шутке я, естественно, забыл. Как-то в одном из телефонных разговоров Яков Наумович вдруг обмолвился, что меня ждет большой сюрприз. На вопрос «какой?» — ответил: «Узнаете при встрече». Сюрпризом оказался подарок с весьма оригинальным автографом.
Торжественное вручение произошло за чаепитием, на которое был специально приглашен Яков Семенович Ицхоки. Именно он по просьбе Якова Наумовича уговорил начальника библиотеки списать один экземпляр, честно рассказав последнему, кому и зачем эта книга понадобилась. Так что слова «Библиотека академии им. Жуковского дарит эту книгу» недалеки от истины.
В моем архиве сохранился уникальный листок «Дифракционная смесь», который выпускался во время работы Шестого Всесоюзного симпозиума по дифракции и распространению волн (Цахкадзор-Ереван, октябрь 1973). Перед вами его фрагмент с автографами участников симпозиума. Среди них подписи самых известных советских «дифракционеров»: Я.Н. Фельда, Л.А. Вайнштейна, А.А. Пистолькорса (1-й ряд), Ю.А. Кравцова, С.М. Рытова, Л.Д. Бахраха, П.Я. Уфимцева (2-ой), Б.М. Болотовского, М.Л. Левина, В.А. Боровикова (4-й), Б.З. Каценеленбаума и В.М. Бабича (5-й).
Несостоявшаяся номинация
В октябре 1988 года (самый разгар «перестройки»!) в Гродненский университет, где я тогда работал, поступило письмо из НПО им. Плешакова с просьбой поддержать выдвижение Я.Н. Фельда, М.Л. Левина и меня на Государственную премию СССР.
Однако, ректор — кандидат наук в области марксистко-ленинской философии — профессор А.В. Бодаков не то что «срочно», а вообще никак на него не отреагировал. Оправдание таким своим действиям он мог представить в любой момент: за несколько лет до того выдвижения КГБ Белоруссии направило в КГБ Литвы 3)информацию (уверен, с подачи ректора), что я, цитирую 4), «являюсь объектом проверки и подозреваюсь в шпионской деятельности». До сих пор сожалею — из-за моего «шпионажа» выдвижение не состоялось, а дорогие моему сердцу Яков Наумович Фельд и Михаил Львович Левин не стали соискателями Государственной премии СССР.
Воспоминания, далекие от науки
После нескольких встреч я заметил, что Яков Наумович все делает не спеша, без резких движений, всегда старается сохранять олимпийское спокойствие. На первых порах я думал, что медлительность — черта его характера. Оказалось, ее причиной является стенокардия и высокое, часто превышающее 220, кровяное давление. В эти моменты он испытывал сильные головные боли и спасался от них поеданием множества таблеток, которые вкладывала ему в руку Вера Михайловна, ангел-хранитель. Она следила за его здоровьем больше, чем он сам.
Была у Якова Наумовича автомашина «Волга». Ухаживал он за ней как за ребенком: малейший чих, и в гараже тут же появлялся очередной умелец-автомеханик. Водителем он был предельно аккуратным. Использовалась «Волга» исключительно для поездок на отдых. Летом Фельды снимали «дачу». Кавычки я поставил не случайно: это была комнатка в хибаре, расположенной в лиственном лесу. Соснового леса Яков Наумович избегал, смолистые испарения повышали давление.
Несколько недель отпуска Фельды любили проводить на острове, расположенном при впадении реки Остер в реку Десну. Один раз, году, кажется, в 1969, Яков Наумович пригласил меня поехать с ними. Добрались без приключений, переправились на пароме, и я сразу понял, чем их привлекал остров. Посреди него высилась невиданной красоты дубовая роща, состоявшая из огромных многовековых дубов. Машин на острове было немного, ближайшая стояла метрах в двухстах. Яков Наумович с Верой Михайловной ночевали в «Волге», я — рядом, в одноместной палатке. С погодой повезло. Вставали чуть свет, Вера Михайловна занималась завтраком, а мы отправлялись в деревню за продуктами — парным молоком, свежими яйцами, овощами, хлебом. Потом снова гуляли, купались в Десне. Такого воздуха как в этой украинской роще я больше нигде не встречал. Думаю, те дубы-исполины играли какую-то важную роль в жизни Якова Наумовича, хотя он этого никак не формулировал. Просто раз в год обязательно приезжал к ним на свидание.
Последний раз мы виделись летом 1990 года. В феврале 1995 я вернулся в Литву и с той поры в Москве не был. Не был я и на его похоронах. Так, к сожалению, сложились обстоятельства. По моей просьбе в них принял участие мой брат Исаак. С Яковом Наумовичем он был коротко знаком, из моих рассказов прекрасно знал о его роли в моей жизни.
Зихроно левраха (иврит), «Да будет благословенна память о нем».
Примечания
1) Первую половину жизни Юзик прожил в Литве. Поэтому я опубликовал статью «Сегодня моему учителю Иошуа Левинсону исполнилось бы 85» на сайте крупнейшей литовской русскоязычной газеты «Обзор» (22 марта. А 30 марта под заголовком «Физика — смысл жизни И.Левинсона» она появилась и в бумажном выпуске, «Обзор», 2017, №13, стр.32; тираж. 35 тыс. экз.).
2) ЦНИРТИ (закрытое название ЦНИИ-108) — это Центральный научно-исследовательский радиотехнический институт, созданный в 1943 году по личному приказу Сталина (№ ГОКО-3686сс «О радиолокации»). Во время войны в его теоретическом отделе работали академики В.А. Фок и М.А. Леонтович, а также Л.А. Вайнштейн, Б.З. Каценеленбаум и М.Л. Левин; после войны — создатель теории СТЭЛС П.Я.Уфимцев. Директорами ЦНИРТИ в разные годы были адмирал, академик А.И. Берг и будущий министр радиопромышленности СССР П.С. Плешаков.
3) После перевода в 1978 году во вновь созданный Гродненский университет я продолжал тесно сотрудничать с Вильнюсским НИИ радиоизмерительных приборов, мне был сохранен постоянный «Пропуск» в особо режимный отдел измерительной СВЧ-техники.
4) Сборник документов «KGB slaptieji archyvai 1954-1991» (Секретные архивы КГБ 1954-1991), Вильнюс, 2011, стр. 337, п.7.3.17.
__________________________
P.S. от 4 мая
Прежде чем отправить рукопись в редакцию, я дважды пытался послать e-mail Якову Соломоновичу Шифрину*
Как видите, e-mail дважды возвращался назад.
Вечером 1 мая рукопись была отослана д-ру Евгению Берковичу.
Но произошло неожиданное: мое письмо каким-то образом все же нашло адресата. С письменного согласия А.С. Шифрина процитирую одно из писем, полученное вечером 2 мая. В нем Яков Соломонович, которому недавно исполнилось девяносто семь (желаю до 120-ти!), рассказывает о работе по увековечиванию памяти Якова Наумовича:
«Дорогой Пинхос!… Я согласен с Вами, что увековечение памяти такого замечательного ученого и прекрасного человека, каким был Яков Наумович, — дело очень достойное.
Я, со своей стороны, сделал для этого все, что мог.
Так, по моему предложению, дифракционный семинар, созданный Я.Н., носит теперь его имя. Я постарался также сделать все, чтобы 100-летие со дня рождения Я.Н. было достаточно широко отмечено. Я рад, что в этом плане мне пошли навстречу как руководство ЦНИИ-108, так и руководители Фельдовского семинара (В.В. Шевченко и С.П. Скобелев). В марте 2012 г. в 108 институте было организовано совместное заседание Ученого совета института и руководства Фельдовского семинара, посвященное 100-летию Я.Н.Фельда. Кроме того, руководство 108-го института создало в музее института постоянно действующий стенд, посвященный Я.Н. (о чем они мне сообщили в специальном письме). Как Вы знаете, в этом институте он проработал почти всю свою жизнь.
Кроме того, мы вместе с А.Г. Кюркчаном организовали спецвыпуск журнала «Радиотехника и электроника» (№9 за 2012 г.), в котором есть и наша с Кюркчаном статья о творческом пути Я.Н. К тому же, к разным датам со дня рождения дорогого Якова Наумовича я опубликовал воспоминания о нем в разных журналах, в трудах конференций и в моих автобиографических книгах. Кое-что из этого можно найти в интернете.
И наконец, я организовал переиздание знаменитого двухтомника, написанного Фельдом и Бененсоном и изданного в 50-годы Академией Н.Е. Жуковского. Вышедший в 2007 г. (в изд-ве Дрофа) однотомник называется «Основы теории антенн» и в основном содержит первый том двухтомника.
Добавлю к сказанному, что примерно года два тому назад я получил письмо от ученика Александра Гавриловича Кюркчана Михаила Зимнова, в котором он сообщал, что они с Кюркчаном намерены издать большую книгу, полностью посвященную Я.Н., и просил написать предисловие к этой книге. Я поддержал их предложение, написал и отправил им это предисловие»…
С лучшими пожеланиями,
Ваш Я.С.
————————
*Более подробные сведения о Я.С. Шифрине можно найти в интернете либо в книге «Почетные граждане города Харькова», т.16 (Харьков: Издательский Дом ЖЗЛ, 2017 г., с. 332)
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2017-nomer7-pfridberg/
