(продолжение. Начало в № 10/2016 и сл.)
II-7. Колониальные захваты
Неукоснительно двигается корвет.
За кормою — Европа, Азия, Африка, Старый и Новый Свет.
Каждый парус выглядит в профиль, как знак вопроса.
И пространство хранит ответ.
Иосиф Бродский
Главу II-2 я назвал «Отставшие атакуют обогнавших». Одним из вариантов названий для главы II-7 было: «Обогнавшие покоряют отставших». Уточним: будут рассматриваться только те покорения, в которых активную роль играл военно-морской флот, то есть заморские завоевания. Продвижение Российской империи на Восток и Юг или США на Запад, хотя и являлись по сути колонизацией, оставляем пока за рамками исследования.
Военные операции играли огромную роль в процессе колонизации, но они редко включали крупные сражения между армиями пришельцев и туземцев. Как правило, «обогнавшие» были вооружены намного лучше. Колумб в своих заметках писал, высадившись на острове Сан-Сальвадор: «Дикари очень неискусны в военном деле… Если у вас есть 50 солдат, их можно победить и полностью покорить».[i]
Битвы на суше и на море чаще разгорались между соперничающими экспедициями различных европейских завоевателей. Колонии переходили из рук в руки, использовались как объекты купли и продажи, предлагались даже в качестве приданного невесты в монархических браках. К концу 19-го века примерно половина земной территории была поделена между различными колониальными империями. Проведём краткий обзор этих завоеваний.
Португальцы
Именно им суждено было стать пионерами колонизации. Имея сухопутную границу с одной только мощной Испанией, они ощущали мировой океан как единственные ворота, оставленные им для экспансии. Уже в середине 15-го века Португалия завладела Азорскими островами и Мадейрой, начала вывозить оттуда сахар, который был тогда ценным продуктом в Европе. При правлении принца Генриха Мореплавателя (1394-1460) началось активное освоение западного побережья Африки, которое снабжало колонизаторов золотом, слоновой костью, чёрными рабами.
Когда Колумб вернулся из своего первого плавания в 1492 году с сенсационным известием об открытии новых земель, соперничество португальцев с испанцами сделалось неизбежным. Чтобы дело не дошло до войны, обе стороны обратились к папе Александру VI с просьбой выступить арбитром в их споре. После долгих переговоров была принята демаркационная линия, проходящая с севера на юг примерно в трёхстах милях на запад от Азорских островов: всё, что находилось к востоку от этой линии, объявлялось владениями Португалии, к западу — Испании.[ii] Таким образом папа взял на себя функцию, которую пять веков спустя будет выполнять ООН.
В 1497 году в своё знаменитое путешествие отправился португальский мореплаватель Васко де Гама. Обогнув южную оконечность Африки, покрыв 10 тысяч миль, он через 300 дней достиг западного берега Индии. Оттуда его корабли вернулись с грузом ценных пряностей — перец, имбирь, корица, гвоздика, мускатный орех, а также с большой коллекцией драгоценных камней. На плавание обратно в Лиссабон у него ушёл почти год. Но морской торговый путь к сокровищам Востока, которые прежде доставлялись в Европу сначала караванами в порты мусульманских стран, и лишь потом — кораблями в порты итальянских республик, — был теперь проложен.
Португальцы очень внимательно изучали все доступные сведения о морских путешествиях и карты, составленные мореплавателями прежних веков. Однако иногда их капитаны просто сбивались с пути, и их выносило к незнакомым берегам. Именно так Педро Кабрал, направлявшийся в Индию, заблудился в Атлантике и случайно открыл Бразилию, которая на 300 лет стала важнейшим достоянием португальской короны.[iii]
Но главным направлением португальской экспансии оставались Африка и Азия. Чёрных рабов вывозили на рынки в мусульманские страны и на быстро растущие плантации сахара и кофе в Бразилии. Ангола и Мозамбик на много лет стали португальскими колониями, так же как и южная часть острова Мадагаскар. В Азии их торговые центры возникали на берегах Аравайского полуострова и Персидского залива, на западном побережье Индии и на островах Индийского океана. Самые смелые капитаны достигали даже Китая и Японии.
Конечно, это проникновение на Восток не могло осуществляться исключительно мирными средствами. «В 1509 году Альфонсо де Альбукерк стал первым губернатором Португальской Индии. Ведя упорные бои с мусульманскими и индийскими купцами, он захватил и укрепил Аден и Хормуз на арабском побережье, Гоа в Индии и Малакку на Малайском полуострове… Португалия стала на 150 лет хозяином европейской торговли с Индией».[iv]
Похоже, Альфонсо де Альбукерк обладал не только талантом мореплавателя и военачальника, но и безграничной фантазией. Достигнув берегов Абиссинии, он стал уговаривать христианского короля этой страны соединёнными усилиями прорыть канал от Нила до Красного моря. Если воды Нила перестанут течь в Средиземное море, мусульманский Египет превратится в пустыню — как славно![v] Проект не осуществился, и великая река текла без помех ещё 450 лет, вплоть до строительства Ассуанской плотины.
Создание португальской колониальной империи имело глобально-исторические последствия. Богатство итальянских торговых республик — Венеции, Генуи, Флоренции — держалось на том, что им удалось монополизировать торговлю с мусульманским миром в Средиземном море. Теперь же богатства Востока текли в Европу через Лиссабон. Торговые суда из Англии, Голландии, Франции, Скандинавии, Германии спешили туда, ибо там можно было закупать пряности, шелка, драгоценности, слоновую кость гораздо дешевле. Видимо, это сыграло свою роль в том, что с начала 17-го века Италия начала беднеть и её стали растаскивать по кусам французы, испанцы, австрийцы.
Чтобы покорённые территории начали приносить настоящий доход, население необходимо было превратить из охотников и кочевников в земледельцев. Как и все другие колониальные державы, именно этим и занимались португальцы в своих владениях в течение трёх веков. Но, как это часто бывает, достигнув новой ступени цивилизации, население колоний начинало тянуться к самостоятельности. Например, в 1822 году Бразилия стала самостоятельной империей, а потом и республикой. Но в африканских колониях португальцам удавалось сохранять контроль над своими владенияеми, даже расширять территории. В Мозамбике расширение продолжалось до 1918 года, в Анголе — до 1930, в Гвинее — до 1936.[vi] Эти страны получили независимость только в 1975 году. Конечно, в них сразу начались гражданские войны, но идейные борцы с колониализмом предпочли закрыть на это глаза.
Испанцы
Когда испанские каравеллы достигли Карибских островов, туземцы встретили пришельцев с необычайным радушием. В судовом журнале Колумба осталась такая запись: «Этих людей будет легче обратить к вере в Священное писание добрым отношением, а не силой. Я раздавал им красные шапки и бусы и много других пустяков, которые они принимали с большим удовольствием. Они подплывали к нашим лодкам и предлагали для обмена попугаев и хлопковую пряжу и были настроены очень дружелюбно».[vii]
Колумб долго лелеял надежду на то, что ему удалось достичь восточного побережья Азии. Высадившись на Кубе, он предположил, что это Китай, описанный Марко Поло, и отправил послов с письмом к Великому хану. Послы не нашли ни хана, ни золота. Но ведь Мадрид ждал сообщений о сокровищах и успехах. Была снаряжена экспедиция, обратившая в рабство полторы тысячи туземцев. Из них 400 достались испанским поселенцам на островах, остальные были отправлены в Испанию и проданы на рынках в Севилье. Большинство из них умерло в непривычном климате, но для испанского двора эта скромная добыча показалась достаточным стимулом для снаряжения новых заокеанских плаваний.[viii]
Серьёзное военное сопротивление испанцы встретили лишь тогда, когда Фернан Кортес с несколькими сотнями хорошо вооружённых солдат высадился на мексиканском побережье (1519). Историки до сих пор спорят о том, каким образом эта небольшая армия смогла так быстро покорить империю ацтеков, численность населения которой приближалась к двадцати миллионам. Приводят несколько возможных объяснений.
Во-первых, неведомые пришельцы, закованные в броню, извергавшие огонь и смерть из своих пушек и мушкетов, разъезжавшие на четырёхногих чудовищах, должны были внушать ужас туземцам.
Во-вторых, империю раздирали внутренние войны. Множество различных племён, покорённых ацтеками за два века до появления испанцев, продолжали поднимать восстания. Кортес легко находил среди них союзников и умело использовал их.
В-третьих, верования ацтеков включали пророчества о том, что когда-то придут люди-боги, которым надо будет покориться. Сам император, Монтесума Второй, вышел встречать Кортеса у ворот столицы и приветствовал его как бога Кветзакотля, объявив: «Мы ждали тебя. Это твой дом».[ix]
Не все подданные императора были настроены так миролюбиво. Его племянник поднял восстание, убил дядю, выгнал пришельцев из столицы. Кортесу пришлось брать её штурмом после долгой осады (1521). Зато оказалось, что золото и серебро имеются в избытке в новых владениях испанской короны, а значит дальнейшие завоевания будут хорошо оплачены.[x]
Десять лет спустя другой знаменитый конквистадор, Франциско Писсаро, во главе отряда в 200 человек достиг берегов Эквадора. Двигаясь на юг, эта крошечная армия вошла на территорию империи инка (нынешние Перу и Чили), тянувшуюся на 4000 километров вдоль западного побережья Южной Америки. Жители этой древней цивилизации умели строить города и дороги, умели орошать свои поля водой с гор, доставляемой по акведукам, разводили лам и гуанако. Но, как и в Мексике, империю терзали внутренние раздоры. Умело используя их, испанцы за два года подчинили себе страну и вошли в столицу Куско (1533).
Для управления новыми владениями Мадрид назначал губернаторов, наместников, вице-королей. Критерием их успеха был вес драгоценных металлов, которые они отправляли морем в метрополию. Поэтому эксплуатация местного населения велась безжалостными методами и в Перу, и в Мексике, и на Карибских островах. С этим пытался бороться знаменитый епископ Барталомео де Лас Касас, оставивший труд под названием «Разорение Индий», который хочется сравнить с «Архипелагом Гулагом» Солженицына. Он описывал катастрофическую убыль населения новых территорий, обвинял конквистадоров в том, что своей жестокостью и близорукостью они наносили ущерб испанской короне.[xi] По его оценке от непосильного труда, голода и болезней погибло около 12 миллионов туземцев.
Большинство испанцев остались глухи к протестам и разоблачениям Лас Касаса. Его современник, Хуан Сепулведа, считал, что житель колоний так же отличается от европейца, как обезьяна от человека. «Наше завоевание может принести только пользу и оздоровление этим варварам… Они перестанут быть прислужниками дьявола и станут поклоняться истинному Богу».[xii]
Колониальная империя испанских Габсбургов разрасталась. В Америке к ней вскоре были присоединены Гватемала, Чили, Венесуэла, Флорида, Калифорния; в Африке — Канарские острова, Северная Сахара, Марокко, Гвинея; в Азии — Гуам и Филиппины. Это расширение сопровождалось серьёзными военными столкновениями с другими колониальными державами. В 1741 году испанцы отбили нападение мощного флота англичан на крепость Картахену (Венесуэла); в середине 18-го века велись бои с Португалией за пограничные районы между Уругваем и Бразилией; во время Американской войны за независимость испанцы поддержали колонии в их войне с англичанами.
«Империя, в которой никогда не заходит солнце» — этот титул был заслужен Испанией задолго до того, как на него стала претендовать Великобритания. Распад её начался в первых десятилетиях 19-го века. В 1808 году весь Пиренейский полуостров был оккупировал войсками Наполеона, и это нанесло тяжёлый удар по престижу королевской власти. Следуя примеру США, колонии Испании начали отделяться от метрополии одна за другой: Аргентина в 1816, Венесуэла в 1817, Чили в 1818, Перу, Гватемала, Панама в 1821, Мексика в 1822 году, Эквадор в 1830. Завершающий удар по колониальному могуществу Испании был нанесён разгромом в войне с американцами в 1898 году, описанной выше в Главе II-4.
Сегодня на земле не найдётся политика, который осмелился бы сказать доброе слово в адрес такого явления как колониализм. На этической шкале истории он оказался где-то рядом с рабовладением. Но сумели бы народы, населяющие сегодня бывшие испанские колонии, самостоятельно достигнуть земледельческой стадии цивилизации так быстро без помощи извне? На этот вопрос каждый историк ответит по-своему или постарается уклониться от ответа из страха нарушить правила политической корректности.
Голландцы
Если нация управляется монархом, как это было в Португалии и Испании, главные выгоды от колонизации далёких земель достаются короне. Поэтому правительство имеет стимул широко использовать армию и флот для сохранения заморских владений. Голландцы, будучи по сути республикой, не имели возможности посылать войска на покорение полудиких народов. Задачу экспансии брали на себя частные предприниматели и торговые компании.
К концу 16-го века торговые пути в Индию вокруг Африки были под контролем португальцев. Голландские правительство объявило премию в 25 тысяч флоринов тому, кто проложит путь в Китай через Ледовитый океан. В 1584 году голландские корабли достигли Архангельска и начали вывозить оттуда пушнину и лес. Капитан Виллем Баренц, веря, что в летний период лёд растает и откроет проход вдоль сибирского берега, трижды пытался прорваться со своими кораблями на восток. В 1596 году он достиг Новой земли, но вынужден был зазимовать там и в следующем году умер от цынги, увековечив своё имя в названии моря, погубившего его.[xiii]
Пришлось вернуться к попыткам проложить путь вокруг Африки. Уже в 1601 году в Амстердаме была создана Восточно-Индийская торговая компания с огромным капиталом в 6,5 миллионов флоринов. В следующем году 65 голландских кораблей совершили плавание в Индию, обогнув Мыс Доброй надежды. Они достигли Сиама, Бирмы, Индокитая.[xiv] Но главной их целью стали острова Индонезийского архипелага. Основав там колонию со столицей Джакартой на острове Ява, компания так преуспела на торговле пряностями, что вскоре смогла выплачивать своим вкладчикам 22% годовых.[xv]
Не осталось без внимания и западное направление. «В 1609 году голландцы наняли английского капитана Генри Гудзона для исследования реки в Северной Америке, названной в его честь. Двенадцать лет спустя была основана торговая компания Голландской Вест-Индии. Её усилиями была создана колония Новые Нидерланды, включавшая территории сегодняшних штатов Коннектикут, Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Делавер. В 1626 году они купили у индейцев за 24 доллара остров Манхеттен, находившийся в устье реки Гудзон и основали на нём поселение, которое назвали Новый Амстердам».[xvi]
Город быстро рос и богател. В 1647 году генерал-губернатором Новых Нидерландов был назначен Питер Стёйвесант, герой войны с португальцами, потерявший ногу в боях. Процветанию колонии способствовало то, что другие колониальные державы — конкуренты голландцев — были слишком заняты своими войнами в Европе. Но в 1660 году в Англии была восстановлена монархия Стюартов, и её колониальная экспансия возобновилась.
Британский флот приблизился к Новому Амстердаму в 1664 году и потребовал передать город и колонию под власть британской короны. Тщетно губернатор Стёйвесон призывал своих сограждан сражаться, тщетно стучал по полу своей деревянной ногой. Зачем рисковать жизнью, если противник обещает сохранить главные для тебя вещи — протестантскую веру и право свободной торговли? Так город в устье реки Гудзон превратился в Нью-Йорк.
Метрополия не могла придти на помощь колониям. В середине 17-го века она вела одну за другой три тяжёлых войны с Англией: в 1652-54, в 1665-67 и в 1672-74. В последней к английским Стюартам присоединились французские Бурбоны в лице Людовика Четырнадцатого. Голландская республика сумела отбиться все три раза, но на защиту американских колоний ресурсов уже не оставалось.
Зато в эти же годы укреплялись колониальные позиции голландцев в Африке. Восточно-Индийская компания нуждалась в морской базе для кораблей, плывущих в Индию, где бы они могли пополнять запасы продовольствия и пресной воды. Для этой цели была выбрана удобная гавань на Мысе Доброй Надежды в том месте, где сейчас находится Кэйп-Таун. В основанное там в 1652 году поселение вскоре начали прибывать и французские гугеноты, бегущие от религиозных преследований на родине. Голландские протестанты легко находили с ними общий язык, колония расширялась. Но вскоре начались конфликты с местными туземцами.
Ближайшими к Кэйп-Тауну были племена Хойхой и бушмены. Они находились на охотничьей стадии цивилизации, и их никакими уговорами нельзя было удержать от охоты на домашний скот поселенцев. Как и американские индейцы, они не признавали понятия «договориться о границах». Белые поселенцы, продвигаясь в глубь континента, вынуждены были постоянно вступать в вооружённые схватки с ними.[xvii]
Начиная с середины 18-го века военные конфликты великих держав начали докатываться и до африканских колоний. Сначала это была Семилетняя война Англии с Францией (1756-63), потом Американская война за независимость (1775-83), потом Французская революция и Наполеоновские войны. Спрос на пряности в Европе упал, и в 1794 году голландская Ист-Индская компания объявила о банкротстве.[xviii]
После разгрома Наполеона Кэйп-Таун был аннексирован Великобратанией. Но голландские поселенцы сумели на территории к северо-востоку от него создать собственное государство Трансвааль со столицей Преторией. Они станут известны миру под именем буров и в конце 19-го века столкнуться с англичанами в тяжёлой войне, описание которой было бы уместно отнести в раздел «Войны республик». Англичане победили и объявили Трансвааль частью Британской империи. В этой войне они применили новшество, которое получит широкое распространение в ХХ веке под названием «концентрационные лагеря».
Французы
Они имели все шансы очень рано стать вровень с ведущими колониальными державами. Уже в 1535 году француз Жак Картье исследовал восточное побережье Канады и положил начало колонии Новая Франция. В начале 17-го века мореплаватель Самуэль Шамплейн, посланный Генрихом Четвёртым, достиг Новой Шотландии, поднялся по реке Святого Лаврентия до того места, где сегодня находится Монтреаль, основал колонию Квебек, обследовал озеро, сегодня носящее его имя.[xix]
Французская заморская экспансия продолжалась и в годы правления Людовика Четырнадцатого. В 1677 году королевский губернатор обосновался в Гаити; в 1682 морплаватель Роберт Кавельер спустился по Миссисипи до Мексиканского залива и объявил берега этой реки владением Франции. В устье был основан город Нью-Орлеан (1718), территория была названа Луизианой.
Колонизация американского континента французской короной начала буксовать, лишь столкнувшись с мощным соперником — Великобританией. Семилетняя война англичан с французами закончилась Парижским миром (1763), по которому многие территории перешли к Англии. Французская революция и Наполеоновские войны требовали огромного напряжения от страны, на колониальные захваты не оставалось ресурсов. Египетская экспедиция 1799 года закончилась провалом. В 1802 году Гаити восстало и объявило независимость. Остро нуждаясь в деньгах, Наполеон продал Соединённым Штатам огромные территории по обоим берегам Миссисипи.
Второй период истории Французской колониальной империи принято обозначать датами 1815-1962. За эти полтора века произошло невероятное расширение её за счёт новых захватов в Африке и Азии. В начале 1840-х французская армия численностью в 100 тысяч человек вторглась в Алжир. Местное мусульманское население упорно сопротивлялось, искало помощи у единоверцев в соседних Марокко и Тунисе. Но французы повернули свои пушки на Танжер и Могадор, разбили марокканцев в битве при Изли (1844) и превратили Алжир в свою колонию, которой управляли больше ста лет.[xx]
В годы правления Наполеона Третьего Франция возобновила свои попытки укрепиться на Американском континенте. Воспользовавшись тем, что Мексику раздирали политические распри, а в США кипела гражданская война, французы в начале 1860-х послали за океан экспедиционный корпус, задачей которого было учредить мексиканскую империю, с французским ставленником на троне и под контролем Парижа. Видимо, они недооценили духа независимости мексиканцев, которые отбили вторжение, а навязанного им императора расстреляли.
Зато в Африке владения Франции только расширялись. В начале 20-го века под её контролем оказался весь северо-запад континента: Алжир, Тунис, Морокко и территории от Атлантического побережья до озера Чад. Сенегал, Мавритания, Верхняя Вольта, Нигер, Берег Слоновой Кости, Того, Камерун, Габон и множество мелких островов тоже стали французскими колониями. В 1905 году французы вытеснили англичан с острова Мадагаскар.[xxi]
Параллельно с колониальной экспансией шла напряжённая идейная борьба в интеллектуальной и политической сфере. Что делать с покоряемым туземным населением? Как им управлять? В какой мере оно созрело для самоуправления? Опыт показывал, что французская культура оставалась чуждой племенам, веками жившим по собственным законам и обычаям, что ассимиляция если и происходит, то крайне медленно.
С теми же проблемами французы сталкивались и в своих азиатских владенияех. Их проникновение в Индокитай началось ещё в середине 19-го века. Предлогом послужили преследования, которым вьетнамские императоры подвергали христианских миссионеров и своих подданных, принявших христианство. Дело дошло до открытой войны, и в 1859 году, разбив вьетнамскую армию, французы захватили Сайгон. По мирному договору, они получили несколько провинций.
Вторая война загорелась в 1883 году. Победоносная Франция объявила вьетнамского императора низложенным и всю территорию Индокитая подчинённой французскому генерал-губернатору (1891). В какой-то момент в борьбу включился соседний Сиам (ныне Таиланд), но был разбит и в 1893 году уступил Франции права на Лаос и Камбоджу.
Управлять народами, населявшими Индокитай, оказалось делом нелёгким. Этническая, религиозная, политическая вражда часто взрывалась восстаниями, бунтами, диверсиями. Во время Второй мировой войны ситуация осложнилась вторжением японцев, а после их разгрома, гражданская война в соседнем Китае способствовала поляризации аналогичных политических конфликтов во Вьетнаме: националисты против коммунистов. Поначалу и те, и другие видели во французах захватчиков и смогли на какое-то время объединиться и бороться с ними, образовав независимое государство Вьетмин. После почти десятилетнего противоборства в 1954 году французы ушли из Индокитая. И Вьетмин немедленно раскололся на Северный и Южный Вьетнам, между которыми началась затяжная война.
Англичане
Если в Португалии, Испании, Франции колониальная экспансия осуществлялась силами монархических правительств, то в Англии она долго оставалась частным делом торговых компаний, смелых предпринимателей, религиозных общин. Пилигримы, достигшие берегов Массачусетса в 1620 году, нанимали и оснащали «Мэйфлауэр» на собственные средства. Освоение берегов Гудзона проходило под эгидой торговой компании «Хадсон Бэй», учреждённой в 1669 и создававшей торговые центры в Америке и Канаде. Колония Пенсильвания была основана богатым баптистом Вильямом Пенном в конце 17-го века и стала прибежищем для многих европейцев, бежавших от религиозных преследований на родине.[xxii]
На английских колонистах в Америке не лежала обязанность добывать сокровища и слать их своему монарху. Они могли развивать ремёсла, обрабатывать поля, разводить скот, вести торговлю с туземцами. У них был большой опыт самоуправления, они не нуждались в центральной власти для поддержания порядка внутри своих поселений. Король и парламент обеспечивали им военную защиту от нападений извне, поэтому они оставались лояльными подданными короны вплоть до 1775 года.
Аналогично протекала и английская колониальная экспансия в Восточном полушарии. В 1601 году флотилия из пяти судов, посланных Ист-Индской компанией, достигла Суматры. Привезённое ими для продажи сукно не нашло спроса у обитателей субтропиков, но железо, свинец, жесть были распроданы с такой выгодой, что корабли могли вернуться домой с большим грузом пряностей и с лихвой покрыли расходы на экспедицию.[xxiii]
Разрешения на торговлю выдавали местные правители, и их приходилось ублажать подарками. Опасность грозила не со стороны индусов, а со стороны конкурентов: португальцев и французов. Военные стычки с ними на море и на суше сделались неотъемлемой частью торговых операций. Пока Индия управлялась из Дели императорами династии «Великих моголов», европейцы могли, получив разрешение двора, устраивать свои торговые центры в прибрежных городах и не видели нужды в территориальных захватах. Английская торговая компания Ист-Индия имела капитал больше миллиона фунтов стерлингов и выплачивала своим вкладчикам 9% годовых.[xxiv] Но когда империя моголов начала разваливаться в середине 18-го века, безопасная торговля сделалась невозможной. Английские купцы оказались перед выбором: уплыть домой или сражаться. Они выбрали второе.
Лидером военного противостояния начавшемуся хаосу стал молодой клерк компании Роберт Клайв. Дирекция выделила ему немалые суммы для найма солдат, закупки пороха и пушек. Первые победы Клайв одержал в боях с французами в 1748 году. Кульминации военное противоборство достигло десять лет спустя. В январе 1757 года небольшой армии англичан удалось отбить Калькутту, а в июне она сошлась с большим войском индусов у местечка Пласси. Под командой Клайва было несколько сотен европейцев и полторы тысячи сипаев. Противник превосходил его в 17 раз. Но четырёхчасовая артиллерийская канонада рассеяла армию индусов, и она в панике бежала.[xxv] С этого момента доминирующее положение Великобритании в Индии утвердилось надолго.
Параллельно в Америке шла война с французами и индейцами. Поначалу англичане терпели одно поражение за другим. Летом 1755 года генерал Брэддок потерял две трети своего отряда, пытаясь взять форт Дукесне. Год спусття французы захватили форт Освего на озере Онтарио, а ещё год спустя — форт Вильям Генри на озере Джордж. Но к началу 1760-х подкрепления, прибывающие из Британии, переломили ход войны. Англичанам удалось войти в реку Святого Лаврентия, захватить Монтреаль, покорить всю восточную Канаду. Мир был подписан в 1763 году, и многие колониальные территории, принадлежавшие Франции, перешли под власть Лондона.
Как уже говорилось выше, лояльность колонистов по отношению к метрополии подогревалась нуждой в военной защите. Когда французская угроза ослабла, тяга американцев к независимости получила сильный импульс в сторону реализации. Все копившиеся обиды и недовольство поведением парламента по отношению к колониям начали пульсировать всё сильнее. Попытки обложить налогами торговлю, подавление протестов вооружённой силой, деспотичное правление присылаемых губернаторов постепенно раздувались в бурю Американской революции 1775-1783 годов. Но ей мы уделим внимание в следующей главе.
После победы над Наполеоном Англия возобновила расширение колониальных владений в Восточном полушарии. В 1816 году британская торговая фактория появляется в Сингапуре, в 1834 — в Южной Австралии, в 1841 — в Гонг Конге и Новой Зеландии. Вплоть до 1858 года захватываемые территории становились доминионами торговых компаний — не короны. Но эти компании платили в казну такие большие налоги (до 10% от общего объёма поступлений), что королевское правительство всё чаще посылало войска и военные корабли для защиты их владений в Азии и Океании.
Чем дальше расширялась империя, тем чаще возникали военные конфликты на её границах. В 1825 году загорелась полномасштабная война с Бирмой, которая стоила Великобритании 13 миллионов фунтов и 15 тысяч погибших в боях и от тропических болезней.[xxvi] Бирманцы, гордые своей древней цивилизацией, не хотели признавать технического превосходства пришельцев, продолжали провоцировать их, и двадцать лет спустя война возобновилась. Английский флот расстреливал из пушек старинные пагоды Рангуна, вся южная Бирма была аннексирована.
С запада к границам Индии приближалась угроза со стороны далёкой Российской империи. В 1829 году она победила Турцию и Персию, прощупывала слабые места Афганистана. Чтобы опередить её, было принято решение захватить Кабул и посадить на трон проанглийского ставленника. Но эта кампания обернулась полной катастрофой. Вторжение колонизаторов сплотило сотни разрозненных афганских племён и кланов, вдохновило их на восстание, и в 1841 году англичане и их сторонники вынуждены были бежать из непокорной страны обратно в Индию.[xxvii]
В конце 1830-х начались конфликты в отношениях Ист-Индской компании с Китаем. Импорт опиума в эту страну был издавна важной статьёй индийской экономики. Потребление этого наркотика китайцами начало стремительно расти с того момента, как его научились курить, смешивая с табаком. Императорское правительство в Пекине пыталось вести активную борьбу с наваждением, казнило торговцев и даже курильщиков, конфисковывало контрабандный опиум, доставляемый из Калькуты в Кантон, грозило англичанам, что будет топить их корабли, если на них обнаружатся наркотики.
Отношение китайской правящей элиты к европейцам в те годы было окрашено высокомерным презрением и полной неосведомлённостью об их достижениях. Все они представлялись императорскому двору варварами, явившимися неведомо откуда, заслуживающими в лучшем случае снисхождения и жалости. И речи не могло идти о том, чтобы установить с ними отношения на равных. Для получения аудиенции у императора их послы должны были упасть перед ним ниц девять раз, иначе их отсылали ни с чем.[xxviii]
Британское правительство занимало двойственную позицию. С одной стороны, оно не хотело открыто поддерживать торговлю наркотиком в своих владениях. С другой, большая часть доходов Ист-Индской компании оседала в казначействе в виде налогов, платимых ею. Министр иностранных дел Пальмерстон, веривший в «пушечную дипломатию», искал только повода, чтобы вмешаться. Китайский уполномоченный в Кантоне предоставил ему такой повод, конфисковав 20 тысяч ящиков опиума, находившихся на складах компании, и пригрозив арестом и казнью любому, кто будет пойман на котрабанде. Летом 1840 года двадцать британских фрегатов с четырьмя тысячами солдат на борту приблизились к берегам Китая.[xxix]
Императорское правительство явно не имело представления о том, с каким противником ему предстоит столкнуться. «У них есть мушкеты? Это означает лишь то, что они разучились пользоваться луками и арбалетами. Порох? Мы изобрели его много столетий назад, а наши города защищают пушки, отлитые уже в 13-ом веке. Кроме того, англичане одеты в такие тесные мундиры, что они вскоре начнут спотыкаться и падать и нам останется только отрезать им головы!».[xxx]
Война спорадически тянулась два года и кончилась полным разгромом Китая. По мирному договору, подписанному в Нанкине в 1842 году, англичане получали компенсацию в 2 миллиона фунтов, право открыть торговые представительства в ещё четырёх городах, право превратить Гонг Конг в свой доминион. Опиум в договоре не упоминался, но его импорт за следующие двадцать лет возрос почти в три раза.[xxxi]
Отразив внешние угрозы на границах Индии, Великобритания получила возможность уделить больше внимания проблемам административного управления многомиллионной страной, населённой десятками племён бесконечно далёких от европейской цивилизации. Их обычаи и верования уходили корнями в глубь веков, и любые попытки менять их могли вызвать серьёзные восстания. Но мог ли культурный выпускник Оксфорда или Кэмбриджа смириться с тем, что, по его понятиям, было проявлением дичайшего варварства?
Например, у многих индийских народностей глава семьи решал, оставлять ли новорожденную девочку в живых или тут же избавиться от неё. Выдавать дочерей замуж было дорогостоящим мероприятием, оно требовало серьёзных расходов на приданное, и не каждая семья могла себе это позволить. Английская администрация выпускала запрет за запретом на эти традиционные детоубийства, но как их проследить на деле и покарать нарушителей? Лишить новорожденную жизни и представить это смертью от естественных причин было слишком легко.[xxxii]
Другой страшный обычай: после смерти богатого или высокопоставленного человека сжигать вместе с ним его жён и наложниц. Формально считалось, что скорбящие женщины уходят из жизни добровольно. Но опять же: как это можно проверить? Сохранялись легенды о похоронах одного из вождей сикхов, за которым на тот свет отправились 10 жён и 300 наложниц. Но и среди бедноты считалось вопросом престижа, если вдова всходила на погребальный костёр вслед за умершим мужем. Для всей деревни это было возбуждающим зрелищем, а близкие родственники избавлялись от необходимости уделять вдове часть наследства.[xxxiii]
Ещё один вид ритуальных убийств наносил большой вред внутренней торговле в стране. Легенда гласила, что ублажить богиню Кали можно, если поймать путешественника и задушить его полотняным ремнём без пролития крови. Естественно, находилось много желающих совершить это святое дело и получить багаж путника в виде компенсации. Первые указы против этой традиции были выпущены колониальной администрацией уже в 1829 году, но прошло ещё 20 лет, прежде чем они начали приносить какие-то результаты.[xxxiv]
Однако самой трудно искоренимой оказалась практика работорговли. Британские религиозные деятели призывали к полной отмене рабства, правительство в Лондоне на словах поддерживало их, но колониальная администрация не решалась вступать в конфликт с богатыми работорговцами. Она ограничивалась полумерами, например, выпуском запрета на переправку рабов из одной провинции в другую. Только в 1858 году рабовладение было объявлено вне закона.[xxxv]
В течение всего 19-го века происходило непрерывное расширение Британских владений в Африке. На западном побережье они включали Гамбию, Золотой Берег, Нигерию, Сиера-Леоне, Того. На северо-востоке — Египет и Судан. На восточном берегу — Занзибар, Кения, Танганьика. В глубине континента — Родезия, Свазиленд, Уганда.[xxxvi] В 1875 году премьер-министр Дизраэли настоял на покупке половины акций Суэцкого канала у турецкого сатрапа за 4 миллиона фунтов. Теперь морской путь в Индию сократился чуть ли не вдвое.[xxxvii]
Карта континента делалась похожа на лоскутное одеяло. Филателисты всего мира гонялись за выпускаемыми каждый год красивыми марками колоний. Но оставалось ещё много белых пятен, которые в конце века попытались занять европейские государства, поотставшие в гонке за заморскими владениями.
Закат колониальной эры
Известный политолог Уолт Ростоу в своей книге «Стадии экономического роста» так описал политическую ситуацию конца 19-го века: «Борьба за колонии велась по причинам, не имевшим смысла ни с экономической, ни с военной точки зрения. Соперничество возникало, собственно, потому что на мировой сцене господствовали воинственные национализмы, а колонии были признаны символом видного положения и силы держав».[xxxviii]
Однако, кроме военных и экономических стимулов, колонизация была окрашена ещё и моральными мотивами. Их имел в виду Киплинг, когда писал о «бремени белого человека», их упоминает уже и Плутарх, когда указывает на «благородный предлог распространения цивилизации среди варваров».[xxxix]
Одна за другой европейские страны, поотставшие в этом азартном и престижном состязании, пускались на поиски ещё незахваченных территорий.
В 1865 году на бельгийский трон взошёл необычайно энергичный и талантливый монарх Леопольд Второй. Он был полон экспансионистских идей и проектов. «Море омывает наши берега, — писал он, — весь мир открыт перед нами. Пар и электричество покорили расстояния. Все незанятые земли, особенно в Африке, должны стать местом наших операций и успеха».[xl]
Одним из незанятых участков в те годы оставался бассейн реки Конго. Он был покрыт непроходимыми тропическими лесами, реку во многих местах пересекали пороги. Король Леопольд пригласил на службу английского путешественника Генри Стэнли, который обследовал эти места. Был составлен сложный план освоения, нашлись торговые компании, согласившиеся вложить деньги в строительство железной дороги. Оказалось, что в лесах имеется много деревьев гевея, дающих каучук. Спрос на резину для велосипедных и автомобильных покрышек к тому времени начал стремительно расти, и вскоре на карте Африки появилась новая колония: Бельгийское Конго.[xli]
Следующим после бельгийцев у африканского «игорного стола» появился новый крупный игрок — Германия. После победы над Францией в 1871 году и успехов в индустриализации она сделалась силой, с которой все должны были считаться. В 1884 году Бисмарк созвал в Берлине международную конференцию, нацеленную на упорядочение африканских конфликтов. Искусно торгуясь и поддерживая то Британию, то Францию, он сумел выкроить для своей страны протекторат над Того и Камеруном на западе континента и над Танганьикой — на востоке.[xlii]
Единственным независимым государством в Африке в конце 19-го века оставалась Эфиопия. В 1889 году императором этой христианской страны стал Менелик Второй, умело маневрировавший между колониальными державами и энергично скупавший у них огнестрельное оружие и боеприпасы. Это помогло ему разгромить итальянцев в битве при Адова (1896), когда те попытались превратить его империю в свою колонию.[xliii]
Поражение не обескуражило Италию. В 1911 году она отвоевала у Оттоманской империи Триполитанию и Киренаику. Преодолевая вооружённое сопротивление мусульманских племён, она, в конце концов, превратила всю Ливию в свою колонию. Под властью Муссолини она возобновила атаку на Эфиопию и завоевала её в 1936 году невзирая на протесты Лиги Наций.[xliv]
Первая треть 20-го века характеризовалась переменами, сильно ослабившими интерес европейских держав к колониальной экспансии. С одной стороны, в мире нарастал хор голосов, осуждавших с моральных и религиозных позиций угнетение отсталых народов. Колониальные владения переставали быть фактором престижа, наоборот клеймились как несправедливость и жестокость. США, как было описано в Главе II-4, даже затеяли войну с Испанией под девизом освобождения её колоний. В Англии тоже либерально-гуманные настроения превращались в реальную политическую силу.
С другой стороны, индустриализация приводила к необычайному повышению эффективности сельского хозяйства. В Европе и США трактора, комбайны, сенокосилки, механические молотилки позволяли десятку работников обрабатывать поля, на которых раньше приходилось трудиться сотням. Население большинства колоний, находившееся на земледельческой или даже скотоводческой стадии, не могло конкурировать с фермерами индустриального мира, не могло произвести продукцию, стоимость которой хотя бы покрывала расходы на колониальную администрацию. Колониализм переставал быть выгодным и после Второй мировой войны начал стремительно исчезать из мировой политики.
Оставался, правда, ещё человеческий фактор. Белые поселенцы, связавшие свою судьбу с колониями, занимавшие в них престижные позиции в верхних слоях, вдруг оказывались лицом к лицу с враждебным большинством туземцев, переставших признавать власть белого человека. В нескольких странах белое меньшинство попыталось восстать против своих правительств, когда те объявили о предоставлении независимости своим владениям. В Алжире, Родезии, Индокитае военное противоборство растянулось на несколько лет. Но, в конце концов, белым пришлось смириться с исторической неизбежностью.
Хаос и гражданские войны, начавшиеся в бывших колониях после ухода «угнетателей», превращали многие города и посёлки в дымящиеся развалины, заваленные трупами. Одно только отделение Индии от Пакистана сопровождалось массовыми убийствами, исчислямыми семизначными числами. Кровопролитие в Азии и Африке продолжается и сегодня и будет тянуться ещё очень долго. Но, конечно, закоренелый «гуманист» объявит и эти жертвы «проклятым наследием колониализма». Признать его цивилизаторскую роль в истории он не согласится никогда.
Примечания:
[i] Durant, Will. The Reformation. A History of Civilization, Part VI (New York: Simon & Schuster, 1957), p. 262.
[ii] Ibid., p. 264.
[iii] Ibid., p. 194.
[iv] Ibid., p. 195.
[v] Ibid.
[vi] Bennett, Norman R. Africa and Europe. From Roman Times to the Present (New York: Africana Publishing Co., 1975), p. 100.
[vii] Durant, op. cit., p. 262.
[viii] Ibid., p. 265
[ix] Fuentes, Carlos. The Buried Mirror. Reflection of Spain and the New World. New York: Houghton Mifflin Co., 1992. p. 114.
[x] Ibid
[xi] Ibid., p. 130
[xii] Ibid., p. 126
[xiii] Durant, Will. The Age of Reason Begins. A History of Civilization, Part VII (New York: Simon & Schuster, 1961), p. 477.
[xiv] Ibid., p. 589
[xv] Ibid., p. 477.
[xvi] Ibid.
[xvii] Bennett, op. cit., p. 52.
[xviii] Ibid., p. 53.
[xix] Durant-7, op. cit., p. 590.
[xx] Bennett, op. cit., p. 72.
[xxi] Ibid., p. 125, 137.
[xxii] Churchill, Winston S., arranged by Commager, Henry Steele. History of the English Speaking Peoples (New York: Barnes & Noble, 1994), р. 215.
[xxiii] Sears, Stephen W. (editor). History of the British Empire (New York: Heritage Publishers Co., 1973), р. 44.
[xxiv] Churchill, op. cit., p. 284.
[xxv] Ibid.
[xxvi] Sears, op. cit., p. 150.
[xxvii] Ibid., p. 155.
[xxviii] Ibid., p. 160.
[xxix] Ibid., p. 163.
[xxx] Ibid.
[xxxi] Ibid., p. 167.
[xxxii] Ibid., p. 142.
[xxxiii] Ibid., p. 144.
[xxxiv] Ibid.
[xxxv] Ibid.
[xxxvi] Bennett, op. cit., p. 143.
[xxxvii] Churchill, op. cit., 434.
[xxxviii] Rostow, Walt W. The Stages of Economic Growth (Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1960), p. 147.
[xxxix] Plutarch. The Lives of the Noble Grecians and Romans (New York: The Modern Library, 1964), p.790.
[xl] Oliver, Roland and Atmore, Anthony. Africa Since 1800 (Cambridge: University Press, 1972), p. 109.
[xli] Ibid.
[xlii] Ibid., p. 111.
[xliii] Ibid., p. 93.
[xliv] Ibid., p. 185
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer8-efimov/
