1. Расскажите, что стало причиной Вашего прихода в литературу? Какими были первые опыты?
Стихи я начал писать лет в четырнадцать, поскольку возникла необходимость самовыражения. Я все чаще углублялся в историю создания образов, старался докопаться до первоисточников и, наконец, выразить в строчках пережитое чувство. В библиотеке стал выбирать книги поэтические. «Евгения Онегина» прочел в каникулы, руководствуясь списком литературы на лето. Вел дневник, что придавало жизни особый смысл.
2. Кого можете назвать своими литературными учителями?
Пушкин и Лермонтов произвели на меня сильное впечатление в юности. Двухтомник Александра Сергеевича, зеленая и желтая книги в тканевом переплете, был зачитан мною до дыр. Там был «Евгений Онегин» с акварельными иллюстрациями Кузьмина, «Калмычка» со строчкой «…Ты шелком не сжимаешь ног…».
И Лермонтов с его «Демоном» и иллюстрациями Врубеля (в тонюсенькой книжечке)...
3. В каких жанрах Вы пробовали себя?
Про стихи. Когда я почувствовал необходимость расширить свой арсенал поэтических фигур, под руку попал учебник для вузов Гаспарова «Русские стихи 1890–1925 годов в комментариях». Эту книжку я проштудировал от корки до корки. Пробовал свои силы в поэзии, используя разные размеры стихосложения. Сонет оставил большое впечатление как возможность влияния на содержание через форму. Это отразилось в моем творчестве.
В прозе на сегодня представляю на суд читателя короткие рассказы на документальной основе. Это опыты краеведения родной стороны.
4. Как бы Вы могли обозначить сферу своих литературных интересов?
Подход здесь классический. Интересна жизнь людей, живших и живущих вокруг тебя, со своими заботами, мечтами, делами, свершениями. Пусть эти свершения и микроскопические по меркам страны (или даже района), но ведь каждый день любого человека наполнен ими, они не только придают людям силы, но и ведут их вперед. Тут есть место и для личных открытий. Послушаешь рассказы близких, представишь себе, что пришлось пережить твоим дедам и бабкам, маме с папой и родственникам, — и пытаешься свои впечатления как-то выразить в художественном слове. Много чего расскажут: и про затопление города Мологи, и про Великую Отечественную войну, и про работу в три смены. Были у наших предков и молодость, и любовь, и танцы под гармошку. Отец мой, кстати, неплохо играл на ней до самых последних лет своей жизни. А мама била чечетку каблуками, как это умели деревенские девчонки.
5. Какого автора, на Ваш взгляд, следует изъять из школьной программы, а какого — включить в нее?
Хотел было сказать, что в школьную программу надо вернуть Сурикова с его бессмертным стихом «Вот моя деревня…». Да подсказывают, что он там уже есть.
6. Есть ли такой писатель, к творчеству которого Ваше отношение изменилось с годами кардинальным образом?
Кардинальным образом отношение не изменилось. Возникли некоторые поправки. Очень «вырос» внутри меня Лев Толстой. Он «оброс мясом» мною недавно перечитанных романов «Анна Каренина» и «Война и мир». Во второе произведение я неспешно вникаю до сих пор. Поражает громадность того мира, который канул в Лету. Как это всё могло пропасть, такая-то махина? Пока те люди жили, весь их уклад, наверно, казался им вечным. Их отношения друг с другом, их понимание своего места на Земле — всё это так созвучно нам и вместе с тем так далеко от наших сегодняшних представлений о мире. И намного выше их...
7. Каковы Ваши предпочтения в других видах искусства (кино, музыка, живопись…)?
Люблю ездить в Третьяковку. Нравится там бродить, вглядываться в образы известных полотен. В нашей семье это называется «снова бегать за папой по залам». Люблю побыть наедине с шедеврами русской живописи и вдруг открыть для себя ранее незамеченную вещь. Такую, например, как «Последний кабак у заставы» работы Перова.
Всё большее место в душе занимают советские песни. Люблю Магомаева с его «Мы на чертовом крутились колесе…» и «Королевой красоты». Да и вся эстрада того времени, с ансамблями «Самоцветы», «Лейся, песня», «Пламя», лежит культурным пластом в моей душе.
И «Белое солнце пустыни», и кино про Анискина, и фильмы Гайдая с участием Никулина, Вицина и Моргунова могу смотреть бесконечно. В юности «Солярис» Тарковского видел раз десять. Впечатление от прочтения произведения Симонова «Двадцать дней без войны» абсолютно совпало с ощущением от фильма Германа. В молодости поразила Анита Экберг в «Сладкой жизни» Феллини и фильм «Красная жара» со Шварценеггером. А совсем недавно мог непрерывно смотреть фильмы Балабанова «Брат», «Брат-2» и «Жмурки».
8. Вы считаете литературу хобби или делом своей жизни?
Литература — это крест. Каждый пишущий несет его как может. В сердцевине литературы лежит страдание. Без него всё написанное — лишь беллетристика.
9. Что считаете непременным условием настоящего творчества?
Написанное надо пережить.
10. Что кажется Вам неприемлемым в художественном творчестве?
Творчеству чужды абсолютный натурализм и полная калька действительности. Художественность должна присутствовать.
11. Расскажите читателям «Паруса» какой-нибудь эпизод своей творческой биографии, который можно назвать значительным или о котором никто не знает.
Однажды, в мои молодые годы, мэтр литературы, старший товарищ, критически отнесся к моим творениям, при этом сказав, однако, что это — стихи. Такой отзыв дал мне силы двигаться дальше.
12. Каким Вам видится идеальный литературный критик?
Это человек «подкованный» по части литературы, знающий историю искусства и умеющий сделать анализ литературного произведения, не оскорбляя при этом автора.
13. Каким Вам видится будущее русской литературы?
Возвращение к истокам, к тому, что лежит в основе русской литературы. Без понимания того, что «все мы вышли из гоголевской шинели», невозможно делать литературу современную.
14. Есть ли у Вас рекомендации для молодых студентов-филологов?
Как можно больше читайте классиков русской литературы. Учите наизусть Пушкина.
15. Каковы Ваши пожелания читателям «Паруса»?
Читайте и наслаждайтесь. Ищите и находите трогающие Вашу душу литературные произведения на страницах журнала «Парус»!
