«День, когда ты ничего не унес, пропал даром.
Было стыдно смотреть охраннику в глаза».
(Советский фольклор эпохи Хрущева).
-
Ночные испытания
Шел 1954 год. Послевоенный бум газификации постепенно спадал: в министерстве поняли, что гораздо выгодней взимать постоянную среднюю оплату за расход газа, чем клепать миллионы счетчиков, стоимость которых намного превышала тогдашние тарифы. Интересная деталь: в каждом счетчике использовалась шкурка молодого козленка. Где набрать миллионы козлят? Сколько лет работы может выдержать такая шкурка? Производство бытовых счетчиков прекратилось, и на заводе начались простои. Нужна была другая продукция.
Пришла на помощь армия. В конце длинного коридора, за оббитой дермантином дверью разместился таинственный «Первый отдел». Появились военпреды, стал жестче контроль. Но продукция оставалась открытой. Мечтая о более престижных заказах, директор месяцами пропадал в Москве и стал неузнаваем, когда первый такой заказ поступил на завод. Территорию обнесли двойной оградой: снаружи увенчанная колючей проволокой кирпичная стена, внутри металлическая сетка, между ними выложенная кирпичом дорожка для свирепых сторожевых овчарок. Сверхсекретным прибором оказался самый обыкновенный коммутатор, которым запускали (тогда еще с американских «Студебеккеров») реактивные снаряды — «Катюши». Собирали их в закрытом участке. Персонал долго проверяли. Получившие «допуск» ходили гордые и довольные. Оскорбленное достоинство читалось на лицах недопущенных. Появился инженер из Москвы и работа началась. У двери секретного участка стоял вохровец. Вход только по пропускам со специальной печатью-символом. Ночью участок охранял задыхающийся от клокочущей злобы пес. Цепь защелкивали на приваренной к железной двери скобе, а утром собаковод забирал пса в собачник. В конце каждого месяца запломбированные зеленые ящики грузили в закрытую машину и увозили куда надо.
Через несколько месяцев любопытство улеглось. К престижному участку привыкли. «Недопущенные» успокоились, «допущенные» перестали задирать нос и клепали потихоньку свои переключатели, а в конце каждого месяца еще и успевали помочь рабочим открытых цехов.
Но однажды круглое лицо директора засияло снова: от Министерства обороны получен грандиозный заказ. Переключатели такие же, но не для «Студебеккеров», а для баржи со многими сотнями пусковых установок. Залп такой баржи мог накрыть целый город. Где, на берегах, какой страны раскинулся этот город? Теперь работа в секретном участке закипела по-настоящему. Работали без выходных, днем и ночью и закончили сборку точно к намеченному сроку. Осталось только испытать собранные блоки переключателей. Вместо реактивных снарядов к каждому подключали по 17 пиропатронов, которые при получении импульса сгорали, издавая негромкий хлопок. Испытания решили провести ночью в бетонном заводском гараже: пиропатронов тысячи и мощный залп не должен быть слышен за пределами завода. Автомобили из гаража заранее вывели. Директор, представитель из Москвы, военпреды, парторг (как же без него — вдохновителя и организатора!), главный конструктор, начальник охраны и в полном составе «чекисты» Первого отдела остались после работы на заводе. Вечером, когда заводская территория опустела, блоки коммутаторов подсоединили к заранее смонтированным в гараже пиропатронам и аккумуляторам и через катушки — к пультам дистанциионного управления. Опустевший участок заперли на полупудовый амбарный замок, скважину закрыли контрольной бумажкой с печатью и подписью начальника Первого отдела, к двери пристегнули самого злобного пса. Главный собаковод стегнул его на прощанье плеткой. Пес, зарычал, захлебнувшись от ярости и, натянув звенящую цепь, встал на задние лапы
— А чтоб не ленился, падло! — сказал собаковод, и гордо присоединился к высокому начальству. В два часа ночи началась проверка. Затрещали пиропатроны, подсвеченный зеленоватым пламенем вспышек густой белый дым повалил из-под дверей гаража и заставил собравшихся отойти подальше. Через несколько минут наступила тишина. Вентиляторы разогнали едкое облако, в гараж вошли военпреды и контролеры, за ними остальные. Система сработала отлично: пиропатроны сгорели все до единого. Рабочие отсоединили и смотали провода, уложили коммутаторы в картонные коробки, погрузили на электрокары и повезли на участок, куда уже направились начальник Первого отдела, его верные «чекисты» и бравый собаковод. Довольное начальство не спеша последовало за ними — на участке ждали обильно накрытые столы.
Увидев растерянные физиономии свиты, директор сразу понял: что-то случилось. Электрокары стояли неразгруженными у входа, вокруг столпились рабочие. Пса не было. Цепь и ошейник сиротливо висели на двери. Собачий начальник вытирал взмокший от страха лоб, глаза его блудливо бегали. Главный чекист Онищенко сурово отчитывал собаковода, но и сам выглядел не лучше. Замок оказался в порядке, контрольная бумажка не тронута, на участке следов вражеского проникновения не обнаружилось. Не обнаружились также следы проникновения «дружеского»: нераскупоренные бутылки оставались на своих местах все до единой. Проверили на проходной и в собачнике — никаких результатов: охранник доложил, что никто с завода не выходил. Выглядел он, правда, сонным, но в суматохе этому значения не придали. Привели другую собаку, но взять след она не смогла — сторожевых этому не обучали, да и затоптали в панике все вокруг перепуганные начальники. На другой день чекистов, собаковода, охранников по одному вызвали в Первый отдел, где каждого под расписку ознакомили с персональным (под грифом «секретно») выговором — не любит начальство огласки. Но разве можно утаить такое событие? Весь завод потихоньку посмеивался. Схлопотавшие ходили с кислыми физиономиями, парторг изображал на своем лице трагическое недоумение, военпреды иронически улыбались.
Прошла неделя. Неприятный инцидент потускнел и отодвинулся. Еще через две недели, когда подошло время получки о нем почти забыли. За своевременную поставку коммутаторов к зарплате добавилась солидная премия. Обмывать ее начали еще на заводе припасенным заранее спиртом и, как обычно, решили продолжить вне служебной территории. Пивных возле завода было две — по одной справа и слева от проходной. Начали с ближней — правой, в которой и собралась группа награжденных. Праздничное настроение постепенно поднималось, но до выяснения отношений дело не дошло, ограничившись классикой типа «ты меня уважаешь?». Оказалось, что все друг друга взаимно уважают, и по этому случаю было единогласно решено перейти во вторую пивную, где пиво не так бессовестно разбавляли. Компания дружно двинулась мимо заводской проходной влево. За стеклом виднелась зеленая фуражка дремлющего охранника. Сборщик Иващенко подошел к окошку, вложил в рот сложенные в кольцо большой и указательный пальцы и по-разбойничьи свистнул прямо над ухом спящего. Перепуганный охранник очумело вздрогнул, вскочил и приподнял съехавшую на лоб фуражку.
— Эй, товарищ, не спать на посту, а то самого уведут, как ту собаку! — строго отчеканил Иващенко и, надув щеки, величественно удалился. Охранник злобно выругался и забормотал что-то, но слова его потонули в громком хохоте.
— Вот вы смеетесь, а есть такие люди, что любую собаку уведут. — заговорил молчавший до сих пор Коляда. — Он только губами чмокнет или моргнет, так самая злая собака за ним на край света побежит.
— Где это ты слышал? — спросил Иващенко
— Истопник говорил.
— Какой такой истопник?
— Какой, какой — наш, заводской из котельной, Васька Мельник, который в Буче живет.
— А с чего это вдруг он тебе говорил?
— Да не мне он говорил, а с охранником спорил на поллитру, что любую собаку уведет. Вот здесь, в пивной после получки мы с ними на троих бутылку взяли.
— А кто охранник?
— Коваленко Иван. Тоже из Бучи.
— Давно это было?
— Давно. Я и позабыл совсем про тот спор. В прошлом году еще.
— А ты, дурак, и поверил?
Вид у Коляды стал растерянный. Он, казалось, сам теперь сомневался в правдивости сказанного. Но на пороге переполненной пивной интересный этот разговор прервался, поскольку надо было пробиваться к прилавку, за которым энергично орудовала массивная тетя Клава. Продолжение последовало в понедельник: субботнее возлияние не помешало кому-то (пожелавшему остаться неизвестным) сообщить об услышанном куда следует.
— А что, если проверить? — сказал своему заместителю начальник Первого отдела. — Всякое бывает. Может, и правду говорят. Давай, вызови мне этого Мельника и собаковода.
Истопника не работе не оказалось — после трехсменной работы ему полагалось три выходных. В тот же день на директорской машине команда выехала в Бучу. Шофер быстро нашел дом Мельника и посланники вошли во двор. Первое, что они увидели, был хорошо знакомый пес. Он грозно зарычал, но вдруг узнал своего хозяина, жалко заскулил и пополз, извиваясь, ему навстречу. Сам Васька, обняв бочонок с капустой, выглянул из сарая и растерянно застыл на пороге…
Вот, что выяснилось на допросе: спор с охранником действительно имел место. Исполнение все откладывали, пока не дождались удобного случая — предстоящего ночного испытания. Закончив под утро смену, истопник направился к закрытому участку, как раз в тот момент, когда затрещали пиропатроны. Увидев его, пес, на которого даже смотреть страшно, вдруг припал головой к передним лапам и, возбужденно повизгивая, застучал хвостом по асфальту. Но Мельник фамильярности не допускал и, расстегнув ошейник, несильно стукнул пса по носу цепью. Пес нервно зевнул и замер, словно впал в кому, тело его расслабилось и безвольно застыло в ожидании. Мельник и вправду знал, как обращаться с таким чудовищем. Он чмокнул уголком рта, и пес послушно пошел за ним к воротам, как гаммельнские дети за крысоловом. Там Мельник набросил на колючую проволоку телогрейку, поднял сорокакилограммового пса и взгромоздил его на ворота. Пес бесшумно спрыгнул, а Мельник стянул с проволоки свою телогрейку, вышел через проходную, не разбудив храпевшего охранника (его даже стрельба не потревожила!), и огляделся. Улица была пуста. Пес преданно ждал у ворот. Вместе подошли они к остановке и на утреннем трамвае успели к первой пригородной электричке. Через три дня Мельник вышел на работу, а еще через день получил бутылку, которую вместе с проигравшим пари охранником в тот же вечер и распили. Пришлось, правда, добавить еще одну. Поначалу начальство отказывалось верить услышанному. Не помогли и обнаруженные на проволоке клочья ваты из разодранной телогрейки. Больше трех недель провисели они — проверить ворота заводские Шерлок Холмсы не додумались. Еще несколько дней разыскивали свидетелей: водителя и кондуктора трамвая, вокзального контролера. Поверили Мельнику только, когда свидетели подтвердили, что видели в то утро его и пса. Поразмыслив, начальство решило не позориться и дело не раздувать. Виновникам предложили уволиться «по собственному желанию».
— С таким талантом тебе не в котельной, как медведь, спать, а в цирк идти дрессировщиком, — сказал на прощанье Мельнику главный чекист Онищенко и, помолчав секунду, добавил совсем другим тоном: — Может, пса себе заберешь?
— Та навищо вин мени такий? — нагло ответил Мельник. — Хиба ж вы нэ бачитэ, що вин вжэ нэ собака, а тряпка. Йому зараз дорога тильки до гицэля. На мыло.
— А ты еще и хорошая сволочь. Ладно, иди, — сказал Онищенко. Любил собак начальник Первого отдела. С охранником Коваленко разговор был короче:
— Запомни на всю жизнь — ты у нас на заметке, сунешься опять на режимный завод — оттуда тебе дорога прямо в лагерь. От нас не спрячешься. Понял?
— Понял, как не понять, товарищ начальник, — часто моргая от страха, ответил охранник.
— Понял, вот и хорошо. Будь здоров и скажи спасибо, что легко отделался.
Чтоб меньше было шума второго охранника — того, что спал на проходной, просто уволили, но не сразу — через неделю, когда он уже успокоился и думал, что все обошлось. А пса пришлось списать — прав был Мельник: главный собачник так отделал несчастного плеткой, что для службы он больше не годился.
-
Писсуар
Заместитель министра Агафонов знал производство отлично — начинал он свою карьеру как простой заводской технолог и прошел все этапы сначала до главного технолога завода, а потом продвигался выше уже в министерстве. Проработав 30 лет в промышленности, он ничего не забыл, и обмануть его обычной показухой было невозможно. То, что удавалось всучить военным, партийным и всяким другим шишкам, Агафонову даже не пытались показать. Он безошибочно определял способность предприятия выполнить ту или иную задачу. Как заводская администрация содержит сортиры, — считал Агафонов, — так она и работает. Этот принцип оказался настолько точным, что начинал замминистра свои визиты именно с посещения заводских туалетов. Если они соответствовали критериям, Агафонов приступал к осмотру завода, если нет — без объяснений разворачивался и во главе своей свиты покидал завод.
— Что можно требовать от руководителя, который даже сортир не в состоянии содержать в порядке? — говорил он. Дату предстоящего визита обычно держали в секрете — замминистра любил нагрянуть врасплох. Не всегда это удавалось — все отрасли, заводы, объединения, тресты, как и само министерство, имели свои неофициальные секретные службы, все шпионили друг за другом. И не раз, предупрежденный таким образом, директор слетал только за то, что кроме специально выдраенных сортиров не мог показать ничего путного.
Министерство планировало освоение сложных электронных комплексов и многие предприятия рассчитывали получить чрезвычайно престижные заказы. Завод к тому времени стал совсем другим. Не осталось следов от газовых счетчиков, давно забыты коммутаторы для «Катюш», выросли новые корпуса, персонал увеличился раз в десять и к производству новой техники завод был готов. Но когда стало известно о предстоящем визите высокого начальства, решили, что все-таки стоит подготовиться. Начали, конечно, с туалетов: сменили унитазы и писсуары, полы выложили цветной керамикой, стены — белой. Установили новые умывальники, над ними вмонтировали большие зеркала. На стенах в хромированных цилиндрах последнее слово сортирной техники — освежители воздуха, на потолках — вытяжные вентиляторы. Не хватало только туалетной бумаги, но такой роскоши тогда еще не знали. В итоге туалеты засверкали так, что пришлось потратиться и на ремонт производственных помещений — слишком большой контраст. Работа велась под контролем главного инженера, каждый вечер он лично проверял сделанное за день. Лучше всех выглядел выпускной цех. Но его не нужно было специально готовить: гордость завода, он уже несколько лет сверкал чистотой, интерьеры участков функционально и отчасти эстетически продуманы, коллектив следил за порядком на рабочих местах, и все это наложило соответствующий отпечаток и на внешний вид персонала. Размещался цех на третьем этаже, вход по пропускам. Для начальства и высокопоставленных посетителей был еще и специальный лифт, у которого за столиком с телефоном дежурил вахтер. Напротив лифта дверь в мужской туалет. За дверью справа сиял девственно белый немецкий писсуар.
День посещения высокого начальства — утром в понедельник — директору сообщил за сутки шпион из министерства.
— Ну, что, пройдемся, проверим в последний раз, — предложил директор.
— Да что там еще проверять? — неохотно поднявшись с кресла, проворчал главный.
Завод был пуст — суббота. Лишь охранники оставались на своих постах. Бегло осмотрев инструментальный, прессоштамповочный и механический цеха директор, главный инженер и начальник охраны вошли в лифт и поднялись на третий этаж. Охранник вскочил со стула и вытянулся.
— Сиди, сиди, — добродушно сказал директор.
Приоткрыв дверь, он бегло осмотрел сияющий кафелем и хромом туалет, вошел, проверил краны в умывальниках, по очереди спустил в трех унитазах воду и довольный направился обратно. Он уже возвращался, но боковым зрением почувствовал — что-то неладно и повернул голову: вместо сияющего немецкого писсуара темнел неприкрытый кафелем бетон, из которого сиротливо торчали ржавая арматура и железная труба.
Перепуганный охранник ничего путного объяснить не мог.
— Как я заступил на смену, в туалет еще не заходил, — заикаясь от страха, повторял он снова и снова.
— Ну, видал? А еще не хотел проверять, — чуть отвернувшись, сказал директор и, резко сменив тон, отчеканил: — Пока «чекисты» разберутся, вызывай снабженцев, строителей и передай: если завтра к утру писсуар не будет стоять на месте, пусть пеняют на себя.
К утру в воскресенье не только писсуар стоял на месте, но был обнаружен и доставлен виновник происшествия: охранник, дежуривший накануне в ночную смену, выдрал злополучный писсуар с мясом и увез домой.
— Зачем ты его взял?
— А огирки в нёму солыты, — смущенно потупившись, ответил преступник.
Его исключили из партии и уволили.
Роскошно отделанные туалеты поначалу показались подозрительными, но продолжив осмотр, Агафонов убедился, что завод выглядит достойно. Вскоре начальство вызвали в Москву для ознакомления с новой продукцией.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer9-mshechtman/
