Это памятные заметки о гениальном шахматисте, гроссмейстере Леониде Штейне. Имеющийся в литературе и интернете материал на разных языках о его жизни и творчестве хотелось дополнить личными впечатлениями от многочисленных встреч. Автор, по возможности, избегал чисто шахматных оценок, оставив это профессионалам.
***
В 1961 году в устоявшейся иерархии выдающихся мировых шахматных звезд, ранжированных обычно по силе финальной расстановкой мест на очередном чемпионате Советского Союза, произошло неожиданное возмущение. Малоизвестный широкой публике, львовский мастер Леонид Штейн, впервые участвовавший в соревновании столь высокого ранга, блистательно провел весь турнир, являвшийся одновременно зональным турниром для последующего отбора претендента на матч с чемпионом мира. Выиграв в последнем туре у одного из главных фаворитов, Бориса Спасского, поделив третье и четвертое места с Ефимом Геллером и пропустив вперед лишь Тиграна Петросяна и Виктора Корчного, Леонид получил гроссмейстерский балл и завоевал право участия в межзональном турнире. Успех сопровождался яркими победами над признанными лидерами: Тиграном Петросяном, Ефимом Геллером, Давидом Бронштейном. Атакующий стиль молодого мастера напоминал игру тогдашнего чемпиона мира Михаила Таля. На мировом шахматном небосклоне загорелась новая звезда.
В газете российских писателей «Литература и жизнь» появилась заметка о турнире, в которой предлагалось считать успех молодого мастера случайным и послать вместо него на межзональный турнир отставшего от него на очко Бориса Спасского. Международная шахматная федерация (ФИДЕ) проигнорировала однако мнение российских писателей.
Леонид Штейн
На межзональном турнире в Стокгольме, куда приехал Леонид Штейн, появился 18-летний американец Бобби Фишер. Тогда же состоялось и их знакомство. Вот как оно описано в [1]: «В свободное время Фишер часто играл блиц с советскими участниками. Предложив как-то сыграть блиц Ефиму Геллеру, он получил отказ. Геллер был не в духе после проигрыша турнирному аутсайдеру, колумбийскому мастеру Куэллару, и посоветовал Фишеру сыграть со Штейном. Предлагаю небольшую ставку — по десять крон, — сказал Фишер. — А чтоб уравнять наши шансы, могу предоставить Вам, мистер Штейн, фору: если вы наберёте хотя бы два очка из пяти партий, ставка ваша, — самоуверенно сказал Фишер. Штейн выиграл первые же 2 партии.»
В этом турнире, выигранном Фишером, Леонид занял шестое место, получив звание гроссмейстера и выполнив формальную норму для участия в турнире претендентов. Однако в силу правила ФИДЕ, допускавшего в восьмерку претендентов не более пяти представителей одной страны (Михаил Таль и Пауль Керес уже получили исключительное право участия), вместо него был приглашен следовавший за ним венгерский гроссмейстер Пал Бенко, выступавший в то время уже от США. Значительно позже, после серии аналогичных ущемлений Леонида, это правило будет из-за него отменено.
***
Будучи 'квалифицированным' шахматным любителем, подбиравшимся в детстве к первой категории под руководством мудрого и внимательного наставника и известного шахматного педагога Григория Абрамовича Подольного, я с удовольствием анализировал партии моего нового шахматного кумира, с увлечением обсуждая с друзьями взрывные победные комбинации Леонида Штейна. Мог ли я себе представить, что почти через год мы станем друзьями, и я буду свидетелем многих эпизодов его последующей яркой и короткой жизни.
Это произошло в октябре 1963 года в Сухуми, куда мы с сестрой приехали в дом отдыха, чтобы восстановить силы после смерти матери. Меня поместили в одну комнату с симпатичным молодым человеком, который представился как кандидат в мастера по шахматам из Киева. Его фамилия, кажется, была Книжник. Он рассказал мне, что незадолго до этого, в Сухуми прошел большой шахматный праздник, закончившийся на футбольном стадионе игрой в живые шахматы между Смысловым и Штейном. Увидев мой загоревшийся интерес к этой новости, он сказал: «Они уже, наверное, уехали».
Книжник знал Штейна лично по участию в украинских соревнованиях (к тому времени Штейн уже дважды становился чемпионом Украины), и я с интересом слушал его впечатления. Вечером мы пошли на прогулку по Сухуми. Было дождливо и пустынно, как обычно на приморских курортах после окончания сезона. Приближаясь к центру по центральной аллее, идущей вдоль моря, мы заметили силуэт одинокой мужской фигуры, любовавшейся, по-видимому, красивым закатом. Он повернулся и начал двигаться в нашем направлении. «А вот и Лёня Штейн, идемте, я Вас познакомлю», - сказал Книжник. Я не мог поверить своим глазам.
- Можно к вам присоединиться? - спросил Штейн
- Разумеется.
Леонид оказался живым и остроумным собеседником с приятными манерами и мягким, южным, слегка хрипловатым произношением. Во время затянувшейся прогулки я, по-видимому, дал полную волю своему интересу и за увлеченной беседой мы не заметили даже, как Книжник покинул нас. Лёня проводил меня до дома отдыха и на прощание предложил: «Знаете, я здесь гость Совета Министров Абхазии, и они поместили меня на их даче (кажется, это была в прошлом дача Сталина или Берии – В.Б.). Я там живу один. Давайте я завтра заеду за Вами на машине, и мы продолжим там наши беседы. Кстати, там есть замечательный бильярд, Вы играете?»
- Да, и очень люблю.
В то время я усиленно занимался механикой удара, готовя мою первую диссертацию, и познакомился с книгой знаменитого французского ученого Кориолиса – Математическая теория явлений биллиардной игры. Самой же игрой я увлекался с детства (школа пионерских лагерей и профсоюзных домов отдыха).
На следующий день мы продолжили наше знакомство вокруг великолепного бильярдного стола, сделанного для бывшего хозяина из каких-то специальных сортов дерева и с шарами из слоновой кости. Лёня оказался прекрасным бильярдистом, и мои шансы в 'пирамиде' (заказная игра специальным шаром по всем остальным шарам с номерами до 71 очка) были уравнены, когда он начал давать мне 15 очков вперед. Я показал интерпретацию некоторых сложных ударов на языке аналитической механики. Ему было все интересно.
Наши многочасовые биллиардные поединки в этот и несколько последующих дней, прерывавшиеся совместными поездками на его сеансы одновременной игры и последующими традиционными кавказскими застольями с организаторами, продолжались до Лёниного отъезда. Во всех сеансах я участвовал и проигрывал. Было совершенно невозможно противостоять его фантастическому видению любой позиции, тем более, что подходя к моему столу, мы обменивались репликами, и это невольно дополнительно концентрировало его внимание.
Нужно сказать, что в моем детском шахматном прошлом я имел опыт игры с гроссмейстерами в сеансах одновременной игры и даже переиграл однажды гроссмейстера Лилиенталя в специальном сеансе с часами с десятью участниками школы молодых шахматистов при Центральном шахматном клубе, арендовавшим в те времена помещение клуба завода «Красная швея». Однако противостоять Штейну у меня не было никаких шансов. Его мастерство было совершенно невероятным. В каждой позиции он открывал какие-то скрытые атакующие возможности. Представляя меня позднее своим шахматным коллегам, Лёня обычно добавлял: «Володя был тоже в прошлом шахматистом, но он вовремя бросил». Как он был прав!
Кстати, я узнал из воспоминаний о нем, что после демобилизации он собирался оставить профессиональные шахматы, но задержался, когда после отказа одного из участников он, ещё только кандидат в мастера спорта, получил приглашение на чемпионат Украины 1959 года, сумел занять там третье место и перевыполнить норму мастера спорта. Его начавшаяся было рабочая карьера не состоялась [2].
Мы расстались друзьями и обменялись координатами для будущих встреч.
Много позже я прочитал впечатление Анатолия Карпова о его первом знакомстве со Штейном [3]: «Мой наставник, Семен Фурман, представил меня знаменитому гроссмейстеру, когда они анализировали свою партию. Я с интересом смотрел, как они по-разному подходят к позиции: Фурман стремился давать обобщающие оценки, Штейн «выстреливал» пулеметные очереди вариантов... Талант у него был фантастический!»
***
Вскоре в газетах сообщили, что на состоявшемся в ноябре в Ленинграде 31-м шахматном чемпионате СССР Леонид Штейн получил звание чемпиона страны, выиграв дополнительный матч победителей у Бориса Спасского и Ратмира Холмова. На многие годы Лёня стал неудобным партнером для будущего чемпиона мира. Много позже он рассказал мне историю своей знаменитой победы над Спасским в 28-м чемпионате СССР 1961 года, о которой я писал в начале очерка. Вот как я запомнил ее в Лёнином изложении:
- Накануне партии я от волнения никак не мог заснуть. Где-то к полуночи, убедившись в полной бесполезности этой затеи, я вышел на улицу опустевшего города. У дверей гостиницы «Берлин» стоял швейцар. Я протянул ему 10 рублей и попросил достать мне бутылку водки. Он скрылся в дверях и через несколько минут принес мне бутылку, которую я, к его изумлению, выпил у него на глазах прямо из горлышка. Как я добрался до гостиницы - не помню, но когда я проснулся на следующий день, то обнаружил, что едва успеваю собраться на партию. Прибежав впопыхах к началу (обычно партии начинались в 17.00 - В.Б.) и сев играть, я был в состоянии полной отстраненности. Кто-то другой играл за меня, а я с интересом наблюдал за происходящим со стороны. Лишь когда я понял, что позиция стала выигранной, меня опять охватила нервная дрожь.
Должен сказать, что за все последующие годы нашего знакомства, я никогда не видел Лёню опьяневшим, хотя по молодости лет мы часто выпивали в различных приятных компаниях.
Во время наездов в Москву Лёня познакомил меня как-то с приехавшим из Риги Талем. Было очень интересно наблюдать вблизи эти «суперкомпьютеры», и я позволял себе иногда некоторые тесты. Кибернетика была в моде и компьютерная шахматная игра, как модель искусственного интеллекта, широко обсуждалась в научных кругах, что, по-видимому, и стимулировало меня ставить импровизированные 'эксперименты' с такими уникальными 'моделями'. Лёня посмеивался над моими опытами, но всегда охотно откликался.
Запомнился один из вечеров состоявшегося в Доме композиторов зонального турнира. В два круга соревновались: Бронштейн, Геллер, Корчной, Спасский, Суэтин, Холмов и Штейн. Таль в этом турнире не участвовал, поскольку, как бывший чемпион мира, был сразу допущен в межзональный турнир. Приехав на турнир после работы, где-то часам к восьми, я встретил его при входе в зал – он кого-то встречал. У меня в руках была купленная по дороге на книжном развале новая книга рассказов Юрия Казакова. «Что за книга?» - с интересом спросил Миша. Я показал. Последовал эмоциональный комментарий, из которого мне стало ясно, что Таль уже знал текст в деталях (Лёня тоже буквально проглатывал книги и помнил при этом все подробности).
Весь вечер я наблюдал, как Таль живо общался с десятками приходящих знакомых в различных местах зала. Казалось, он знал всю Москву и, говорят, что это было действительно так. Среди его собеседников я заметил популярного актера Н.Рыбникова, известного югославского шахматного журналиста Д.Белицу – автора книги, написанной совместно с Фишером, московских журналистов и телекомментаторов и многих других. Таль был интересен всем, и все были интересны ему.
А на сцене продолжались поединки, на которые казалось он, занятый постоянными разговорами, не обращал никакого внимания. После окончания тура, Лёня пригласил меня поужинать вместе в ресторане дома композиторов. Таль и подъехавшая к нему актриса одного из московских театров (догадываюсь кто, но боюсь ошибиться за давностью лет – В.Б) присоединились к нашему столу. По другую сторону от Таля расположился Белица, договорившийся с Мишей о комментариях для какого-то международного издания. За соседними столиками сидели другие участники турнира. Таль развлекал всех сидящих за столом потоком остроумия, припоминая и весело обыгрывая различные интересные истории. По мастерству изложения их можно было бы квалифицировать как импровизированный яркий концерт одного актера, где текст и роль создавались на глазах у зрителей. В те мгновения, когда Белица заканчивал записывать очередной пассаж, Миша, почти не прерываясь, выдавал ему новую порцию комментариев, которую тот старательно и увлеченно записывал, явно возбужденный уникальной возможностью и оригинальностью Мишиных находок.
Неожиданно, с одного из соседних столиков, кто-то из гроссмейстеров спросил: «Миша, а Вы смотрели вариант с ходом ... (называется ход без указания позиции)?» Почти не задумываясь, Таль выстреливает в том направлении ответный вариант. Он, конечно, понял мгновенно, где этот ход требовал специального рассмотрения. Между столами начинается быстрый словесный обмен многоходовыми вариантами анализа. В паузах между разыгрыванием шахматных вариантов остальные роли продолжаются: Белица получает свои порции текста, мы - остроумные реплики. В это действие вклинивается кто-то еще из гроссмейстеров с третьего стола со своим вопросом по поводу другой позиции, и Таль начинает уже анализировать две разные партии одновременно. Поразительно, как эти непримиримые соперники были готовы увлеченно обсуждать совместно позиции в поисках шахматных истин! И все это после пяти часов напряженной игры.
Все происходящее у меня перед глазами кажется со стороны неправдоподобным. Когда он все это успел проанализировать, он же почти не смотрел на сцену, да и откуда у мозга такие резервы! «Наверное, это уже предел человеческих возможностей,- подумал я, - сейчас проверю». Как только в 'спектакле' наступила небольшая пауза, я обратился к Талю: «Миша, Вы можете решить симпатичную задачку?»
- Какую?
В глазах Таля зажегся интерес, отступать мне было некуда, и я выбрал задачку, близкую к шахматной теме. Я сформулировал условия: игрался шахматный турнир из восьми участников. Известно, что участник, занявший второе место, набрал столько же очков сколько в сумме четверо последних. Как сыграли третий с пятым? Не задумываясь, Миша начал вслух прокладывать логический и однозначный путь к правильному решению и быстро получив его, продолжил 'спектакль' во всех направлениях. У этого мозга еще были резервы!
Один мой знакомый из Риги рассказывал мне, что когда он учился в школе, к ним, старшеклассникам, учителя приводили маленького Таля из четвертого класса и он проводил политинформации. Подростки слушали малыша с таким огромным интересом, которого никогда не удавалось достичь учителям.
Не профессионалам не дано возможности полностью оценить могущество этих уникальных 'суперкомпьютеров'. Можно ли себе представить более результативную селекцию талантов, когда из многих десятков миллионов, играющих в шахматы, правила которых доступны каждому, на вершину пирамиды восходит десяток наилучших. И это превосходство каждый из них доказал в постоянных личных многочасовых интеллектуальных схватках с аналогичными талантами и на глазах у многочисленных высококвалифицированных зрителей.
Некоторые ответы Штейна на мои наивные вопросы по этому поводу запомнились:
- Лёня, как мог Алехин играть одновременно вслепую с двадцатью мастерами и выигрывать?
- Это просто техника, я это тоже умею.
Действительно, наблюдая за его подготовкой к турнирным партиям, я никогда не замечал, чтобы ему нужны были шахматные фигуры. Иногда он листал какую-то шахматную литературу, но весь анализ делался в уме и часто на ходу. Если же кто-то из гроссмейстеров анализировал с ним партии за доской, то постороннему неискушенному наблюдателю оставалось только видение мелькающих рук. Многие возникающие при этом позиции просчитывались до конца в уме и, естественно, на доске не разыгрывались.
В другой раз я спросил:
- Лёня, можно сравнить талант Таля с талантом Пола Морфи (легендарный американский шахматист 1837-1884 – В.Б.)?
- Ну что ты. Миша - это талант гораздо большей величины.
Лёня всегда с большим и искренним уважением отзывался обо всех своих соперниках. В нем была какая-то деликатная манера общения с людьми, неподдельный интерес и естественность. Не склонный к внешним эмоциям, он как-то неожиданно сказал мне взволнованно: «Ты знаешь, Петросян иногда делает в начале партии какой-то совершенно малозначительный ход и, вдруг, в конце это расположение оказывается решающим!»
В пятитомнике Гарри Каспарова «Мои великие предшественники» [4] я прочитал, что после поражения Спасского в первом матче с Петросяном, Ботвинник, проигравший Петросяну мировой титул за три года до этого, спросил: «А Вы его ходы угадывали, Борис Васильевич?»
- Нет, не всегда,- ответил Спасский.
- Я тоже не угадывал,- признался Ботвинник.
Как-то, когда я восхищался какой-то его очередной блестящей комбинацией, сравнивая ее с головокружительной игрой раннего Таля, Леня заметил: «Мне не повезло, что Миша пришел раньше меня».
А вот, мнение Гарри Каспарова [5]. «Штейна не зря называли тогда 'вторым Талем'. Я бы добавил к ним еще Спасского. Эта троица вышла за рамки ботвинниковско-смысловской гармонии, расширив границы понимания игры, изменив наши представления о соотношении материала и качества позиции, о положениях с нарушенным материальным и стратегическим равновесием – и создала почву для появления современных сверхдинамичных шахмат. Резко продвинул их развитие и Фишер. Но, образно говоря, если оружием Фишера была удавка и дубина, то эти три мушкетера виртуозно фехтовали на шпагах, метали кинжалы и стреляли из арбалетов. У них главную роль играла интуиция! Фишер чтил правила, они – исключения, парадоксы».
***
После возвращения Леонида из различных интересных поездок приходилось предпринимать усилия, чтобы вытягивать из него впечатления, многие из которых могли бы считаться историческими, хотя бы по именам участников.
В 1964 году в Тель-Авиве состоялась шахматная олимпиада. Отобрать советскую шахматную команду для поездки в Израиль было, по-видимому, не простой кадровой проблемой для спорткомитета. Исключения (по анкетным данным) были сделаны только для двоих: экс-чемпиона мира М.Ботвинника и чемпиона СССР Л.Штейна. Остальные именитые участники советской команды: Т.Петросян, В.Смыслов, П.Керес и Б.Спасский имели 'правильные' анкеты. Команда блестяще выиграла Олимпиаду, и мы с нетерпением ожидали Лёниного возвращения.
- Ну что же это за страна? – был наш первый вопрос.
- Ну как вам описать, представьте себе, что даже проститутки – еврейки, - лаконично сформулировал Леня.
Он рассказал, что на торжественном приеме по окончании Олимпиады к нему с Ботвинником подошел Бен Гурион. Он спросил их по-русски, знают ли они иврит, и в то время как Лёня пытался ему что-то ответить на идиш, махнув рукой добавил: «А, впрочем, все теперь здесь говорят по-русски».
В последующие годы Леонид выигрывает также 33-й (1965) и 34-й (1966) шахматные чемпионаты СССР, получив опять право играть в межзональном турнире. Вот как комментирует Каспаров этот его период [6]: «Думаю, в 1965 году Штейн был единственным, кто мог составить серьезную конкуренцию Спасскому. Вскоре он с блеском доказал, что является одним из сильнейших шахматистов планеты: прекрасно выступил на двух Всемирных олимпиадах (1964, 1966), одолел черными Ботвинника в командном чемпионате профсоюзов (1965), выиграл еще два подряд чемпионата страны(1965, 1966) и грандиозный турнир в Москве (1967), обогнав действующего, будущего и двух бывших чемпионов мира!» О последнем турнире я еще расскажу ниже особо.
На Олимпиаде 1966 года в Гаване, проходившей под личным председательством Фиделя Кастро, советская команда-победительница состояла из Петросяна, Спасского, Таля, Штейна, Корчного и Полугаевского. Американскую команду возглавлял Бобби Фишер. После окончания олимпиады, по предложению Фиделя Кастро, жители Гаваны вышли на центральные улицы с шахматными досками для встречи с участниками олимпиады в сеансах одновременной игры. Они были разделены на группы по двадцать человек. Первую двадцатку, игравшую против чемпиона мира Тиграна Петросяна, возглавил сам Фидель Кастро. Чемпион СССР Леонид Штейн обслуживал следующую двадцатку. Во главе ее сидел Рауль Кастро. Выиграв свои 19 партий, Петросян дипломатично предложил Фиделю ничью. Не искушенный в политике Леонид выиграл все партии. «Что Вы наделали, зачем Вы выиграли у Рауля?!»,- зашептал подбежавший к нему советник советского посольства. «Но Вы же не дали мне никаких четких инструкций», - парировал Леонид. Советник был явно смущен таким упущением в своей работе.
На заключительном банкете, который Фидель Кастро устроил в честь участников олимпиады, произошел гораздо более 'серьезный' инцидент. В разгар всеобщего веселья, Фишер подошел к Штейну и предложил ему сыграть матч: чемпион США против чемпиона СССР. Леонид охотно согласился. Присутствовавшие на банкете представители прессы, информировали Фиделя об этом историческом соглашении. Фидель Кастро предложил играть матч на Кубе, и на следующий день новость стала мировой шахматной сенсацией.
По возвращении в Москву, Штейн был тотчас вызван к высшему спортивному руководству. Ему было указано на грубую политическую ошибку и предложено написать об отказе от матча под благовидным предлогом. Если он этого не сделает, ему пригрозили забыть про все его заслуги. Леонид очень тяжело переживал это унижение. Мужественный и благородный рыцарь, он был готов сражаться с любым достойным противником. Думаю, что эта история не прошла бесследно для его здоровья. Шахматный мир лишился одного из интереснейших событий. К счастью, это не помешало взаимному дружескому расположению этих двух шахматных гигантов.
***
В 1967 году в стране готовились торжественно праздновать полувековой юбилей Октябрьской революции. Мировое доминирование советской шахматной школы было общепризнанным достижением и его собирались продемонстрировать с новой силой. В Москве готовился грандиозный супертурнир с участием чемпиона мира Т.Петросяна, двух экс-чемпионов мира: В.Смыслова и М.Таля, выдающихся и активно играющих шахматных корифеев: П.Кереса, Д.Бронштейна, Е.Геллера, М.Найдорфа, главных претендентов на мировой титул: Б.Спасского, Л.Штейна, Л.Портиша и ярких шахматных звезд из стран восточной Европы. Всего 18 гроссмейстеров. Праздник мог быть испорчен участием Р.Фишера, поэтому он приглашен не был.
Турнир начался 21 мая в Центральном Доме Советской Армии. Уже к середине турнира Штейн захватил лидерство, одержав три победы подряд над Филипом, Глигоричем и Кересом в 10-м, 11-м и 12-м турах. Интересно, что эти победы совпали по времени с победоносными действиями израильской армии в шестидневной войне. Мы с огромным интересом следили за информацией о событиях с Ближнего Востока. Героизм и военное искусство малочисленной израильской армии вызывали уважение даже у многих тех наших сограждан, кто не особенно симпатизировал 'сионистскому государству'. В Москве стояла замечательная погода. Мы прогуливались обычно после очередного тура по московским улицам. Иногда Лёню узнавали прохожие, подходили, пожимали руку, желали успехов. Москвичи питали к шахматам и Леониду Штейну огромный интерес.
Лёня смеясь рассказывал, что под влиянием ближневосточных событий, легендарный Найдорф, представлявший Аргентину и имевший, как известно, еврейско-польское происхождение, завидев его в другом конце коридора гостиницы «Пекин», где располагались участники, кричал через весь пролет с характерным акцентом: «Штейн, Вы - еврей? Не задавайтесь!». (По Москве ходили слухи, по-видимому, имевшие достаточно оснований, что многие номера в «Пекине» принадлежат КГБ. Подходящее место для 'сионистских' демонстраций!)
В 14-м туре Леонид Штейн играл с Ефимом Геллером. Каждая встреча между ними была знаменательной для обоих. Задолго до турнира, я как-то спросил Лёню, как ему удалось научиться так здорово играть. Ответ был неожиданным: «Ты знаешь, я всегда следил как играет Фимка и этого было достаточно.» Геллера считали шахматной энциклопедией и соревнование 'наставника и ученика', по-видимому, постоянно присутствовало в их поединках. Ко времени Московского турнира спортивные достижения Штейна были соразмеримы с успехами Геллера, достигнутыми им за многолетнюю блестящую карьеру, однако Лёне, я думаю, хотелось доказать свое превосходство в личном поединке. Геллер оставался для него неудобным партнером. Штейн блестяще провел всю партию, однако доиграть ее не успел и партия была отложена.
- Тебе надо ее анализировать?- спросил я по окончании.
- Нет, позиция выигрывается во всех вариантах.
В следующем туре, играя черными, Лёня сделал важную ничью с Петросяном, укрепив свое положение лидера. Затем наступил день доигрывания партии с Геллером. Геллер начал стремительно делать свои ходы. Желая убедить Геллера в безнадежности сопротивления, Лёня отвечал в такой же быстрой манере. И вдруг произошел психологический сбой: машинально переставляя в темпе фигуры, Лёня нарушил порядок победной последовательности ходов, и позиция стала ничейной. Геллер ехидно засмеялся. Лёня был в отчаянии. Он попался как мальчишка. Усмешку Геллера (а не потерянные пол очка!) он долго не мог забыть.
Следующий день был выходным, после которого должна была последовать предпоследняя партия с немецким гроссмейстером Ульманом. Лёня приехал ко мне домой, в недавно приобретенную кооперативную квартиру в Давыдково, и я повел его гулять в район знаменитой сталинской дачи, стараясь отвлечь от неприятного осадка после доигрывания. Прекрасная погода, лес, история – все настраивало на отдых и релаксацию. В разгаре моих экскурсов в историю сталинизма около 3-х метрового глухого забора вокруг дачи - я заметил, что у Лёни сжимаются кулаки. Неожиданно я услышал: «Жаль, что я сегодня не могу играть с Ульманом». Неутомимый боец жаждал самоутверждения за досадный промах с Геллером.
На следующий день произошла разрядка. Лёня разгромил Ульмана в 23 хода. Почти невероятный результат в гроссмейстерских поединках! Партия получила специальный приз жюри. (Кстати, в межзональном турнире в Стокгольме в 1962 году, Штейн победил талантливого венгерского гроссмейстера Портиша в 21 ход!)
Оторвавшись от своих четырех преследователей, включавших обоих экс-чемпионов мира, на целое очко, Штейн теоретически обеспечил себе победу в турнире уже накануне последнего тура. Сделав в последнем туре быструю ничью с Бронштейном, Леонид стал победителем в этом историческом соревновании шахматных гигантов.
Нашей радости не было предела и в компании двух моих друзей мы отправились в ресторан праздновать великую победу. Могли ли мы предположить, что настоящее испытание для чемпиона только начинается. Но это уже были не шахматные игры.
***
Московские рестораны закрывались в те годы в 11 часов вечера, поэтому вооружившись после закрытия ресторана дополнительным запасом винных бутылок, мы поехали ко мне в Давыдково. Празднование продолжалось всю ночь, и когда уже все вино было выпито, мне пришла в голову (видно не вполне трезвую?!) идея нового испытания для чемпиона. Я предложил Лёне доказать своим друзьям его подлинную силу в шахматной игре, не допускавшей предварительной подготовки. Он будет играть блиц-партии белыми с действующим перворазрядником и нашим общим другом – талантливым математиком, Борей Гинзбургом, на следующих условиях: две минуты для гроссмейстера против пяти для Бориса, притом, что победа гроссмейстера должна завершиться матом черному королю только на заранее предписанном поле. Для дальнейшего усложнения гроссмейстерской задачи, были выбраны поле е2 в первой партии и е3 во второй (то есть на противоположной стороне доски от первоначального расположения черного короля и для его большего маневра не на краю). Лёня охотно согласился на матч.
Немногочисленные зрители (двое) с нетерпением ожидали захватывающего зрелища. И оно осуществилось. В первой партии, Леонид, играя в бешенном темпе, быстро завладел преимуществом и, добившись избыточного материала, погнал неприятельского короля на предписанное поле. Борис отчаянно сопротивлялся, желая любыми средствами избежать своим королем матового поля, и Штейн не успел по времени поставить мат в нужном месте. Во второй партии гроссмейстер выполнил за две минуты все условия. Жаль, что это чудесное испытание имело так мало зрителей!
К утру компания разошлась, и мы договорились встретиться с Лёней вечером на торжественном закрытии. Я улегся спать после всех перипетий этого памятного дня, предвкушая удовольствие предстоящего чествования. Сквозь сон меня начал преследовать какой-то настойчивый трезвон. После бесполезной борьбы с навязчивой помехой, я вдруг понял, что звук происходил от моего дверного звонка. Окончательно проснувшись и посмотрев на часы, я обнаружил, что уже около десяти утра. Я побежал открывать дверь. В дверях стоял Леонид, бледный как полотно.
Лёня рассказал мне, что в 9 часов его разбудил телефонным звонком в гостиницу «Пекин» корреспондент газеты «Известия», с которым он был шапочно знаком. Журналист(?!) сообщил, что составлено письмо в газету видных представителей советской интеллигенции, осуждающее израильскую агрессию, и Лёне предложено подписать его. Почувствовав Лёнино замешательство, он постарался смягчить дело, заявив, что текст написан очень прилично, так что Ойстрах и Эренбург его уже подписали.
Зная немного московскую атмосферу того времени, я объяснил Лёне, что это обман. Ойстрах действительно подписывал многие письма, но Эренбург, как я считал, такого письма подписать не мог после недавней серии его открытых выступлений даже по радио по поводу антисемитизма.
У меня забрезжила некоторая идея: «А Ботвинника он упоминал?»
- Михаил Моисеевич с ними даже не стал бы разговаривать на эту тему.
- Отлично, - по наивности предложил я. - Скажи, что ты слишком молод, чтобы выступать от имени всех советских шахматистов.
- Это не те люди, с которыми можно вести переговоры,- горько усмехнулся Леонид. - Он сказал, что принесет письмо на закрытие.
- Зачем я выиграл этот турнир! – с досадой воскликнул он. У меня запершило в горле. Передо мной сидел обескураженный человек, добившийся вчера мирового шахматного триумфа исторической значимости. После затянувшейся паузы я почувствовал в его голосе решимость: «Сделаем так. После завершения торжественного закрытия, жди меня напротив с такси».
Вечером, удерживая такси у Театра Советской Армии, расположенного напротив Центрального Дома Советской Армии, где происходило торжественное закрытие турнира, я увидел бегущего к нашей машине Леонида, запихивающего на ходу в карман какие-то награды.
- Ну что, он пришел?
- Да, я сидел на сцене, а он устроился в первом ряду, рассчитывая подойти после торжественной части. Как только все речи были сказаны и награды вручены, он двинулся к сцене, а я удалился как бы в туалет и сбежал. Теперь он будет дожидаться утра, чтобы выяснить у начальства, что делать дальше. А я рано утром уеду домой, в Киев.
Так закончилось одно из выдающихся шахматных событий ХХ века, подтвердившее грандиозное влияние Октябрьской революции на развитие мирового шахматного движения. Письмо в «Известиях» так и не появилось.
Мне захотелось рассказать все эти подробности, после того, как я нашел в интернете следующую короткую заметку Виктора Корчного об этом событии [1], о котором он, по-видимому, знал понаслышке: «В 1967 году Леонид выиграл турнир, посвященный 50-летию Советской власти. Тогда это был заметный успех. И к нему пришли, видимо, из некоторых органов с предложением подписать обращение против израильских агрессоров, развязавших войну на Ближнем Востоке. Он этого не сделал. Сейчас можно сказать: ха-ха. Но в то время это был мужественный гражданский поступок. Он был одним из немногих, позволивших себе выступить против системы. Я-то знаю, что это значит» Корчной это знал хорошо!
Как писал примерно в те времена Евгений Евтушенко:
«О, вспомнят с чувством горького стыда
Потомки наши, расправляясь с мерзостью,
То время очень странное, когда
Простую честность называли смелостью!»
***
Но, шахматная жизнь продолжалась. В 1968 году Л.Штейн должен был разыграть путевку претендента с С.Решевским и В.Гортом и отправился в США. Соревнование организовала Жаклин Пятигорски, жена выдающегося виолончелиста Григория Пятигорского. Жаклин происходила из французской ветви семьи банкиров Ротшильдов и, в свое время, имела очень высокий рейтинг среди американских женщин-шахматисток. В последующие годы она спонсировала многие шахматные соревнования в США, среди которых наиболее известными были кубки Пятигорского, названные в честь ее всемирно известного мужа. Пятигорские очень гостеприимно встретили Леонида и поселили в своем доме в Калифорнии. Сидя как-то в гостиной, Григорий Пятигорский рассказал Лёне о своем побеге из Советской России в возрасте 18 лет вместе с виолончелью. (Эту драматическую историю можно прочитать в интернете). К тому времени он уже был концертмейстером виолончелей в оркестре Большого театра.
Временами с Пятигорским приходили музицировать его друзья: Яша Хейфец и Артур Рубинштейн. Эти имена захватывали дух, и мы требовали от Лёни всяких подробностей. «Не того послали»,- шутил он, будучи довольно далеким от классической музыки.
При посещении Диснейленда, сопровождавший его переводчик рассказал ему следующее. Во время визита Хрущева в Калифорнию его назначили сопровождать советскую делегацию. Увидев типичную еврейскую физиономию, Хрущев поделился со своим окружением антисемитским комментарием. Молодой человек сообщил об этом представителю еврейской общины, а тот, в свою очередь, губернатору Калифорнии. Хрущеву было предложено в 24 часа покинуть Калифорнию. В советских газетах, широко освещавших визит, упоминался эпизод с неожиданным отъездом Хрущева из Калифорнии, мотивированным, как писалось, невозможностью для губернатора обеспечить безопасность пребывания Хрущева в Калифорнии. Газеты возмущались разгулом бандитизма в Америке, даже не подконтрольного властям. (Справедливости ради, следует напомнить, что к концу своей жизни Хрущев, как известно, подружился с художником Борисом Иосифовичем Жутовским и скульптором Эрнестом Иосифовичем Неизвестным, раскритикованными им на печально знаменитой выставке «Новая реальность» в 1962 году в Манеже. Эрнст Неизвестный создал надгробный памятник Никите Сергеевичу Хрущеву).
Само соревнование не оставило заметного следа. Все участники набрали равное количество очков и по таблице коэффициентов претендентом был назначен Решевский.
***
«Началом нового взлета Леонида Штейна, - пишет Каспаров [7],- стал супертурнир подобный турниру 1967 года - мемориал Алехина (Москва, 1971). За пять туров до финиша он уверенно возглавлял гонку и только в последнем туре его нагнал Карпов».
Это был еще один триумф, ведь победители опередили чемпиона мира Спасского, трех экс-чемпионов мира: Петросяна, Смыслова и Таля и многих других корифеев!
Участники мемориала жили в гостинице «Ленинградская», и Лёня рассказал мне занятную историю, связанную с его армейским прошлым. Будучи в молодости призванным в армию, он стал сначала вице-чемпионом (проиграв матч А.Лутикову – тоже будущему гроссмейстеру), а затем в 1955 году - чемпионом Советской армии. Его перевели в спортроту под Москвой, и его главными 'военными' обязанностями были игра в шахматы за армейский клуб и обязательное ношение военной формы рядового по званию.
После смерти Сталина власти страны начали налаживать контакты с Западом, и для приема ожидавшихся представителей крупного бизнеса на экономическом совещании в Москве была сооружена гостиница «Ленинградская», которая своей роскошью должна была поражать гостей. По окончании совещания, многие номера, особенно класса люкс, пустовали. Зайдя как-то в шахматный клуб за направлением в гостиницу (по-видимому, в конце финансового года - В.Б.), Леонид получил распределение в один из таких номеров. Номер действительно производил впечатление. В гостиной стоял даже концертный рояль. Напротив по коридору, в обычных номерах, поселили двух генералов. Видя солдата, регулярно выходящего из номера люкс, генералы, по-видимому, терялись в догадках о возможной подготовке к появлению какого-то высшего военного начальства. Свое любопытство они не могли скрыть, пытаясь каждый раз заглянуть в открываемую Лёней дверь.
В интернете есть фотография тех времен: молоденький солдатик еврейского вида сидит в первом ряду в окружении большой группы офицеров различных рангов [8]. В заднем ряду, тоже в солдатской форме, Анатолий Лутиков. Уникальный снимок во всей истории российской армии. Эта необычная военная команда явно владела высшим тактическим мастерством!
***
Где-то в начале 70-х в наш академический институт приехал с лекцией Ботвинник. Он рассказывал о своих работах над шахматными компьютерными программами. После лекции завязалась непринужденная беседа. Кто-то из сотрудников спросил: «Михаил Моисеевич, кто будет, по Вашему мнению, следующим чемпионом мира?»
- Штейн,- не задумываясь ответил Ботвинник.
- Но ведь у него есть пробелы в теоретической подготовке, - возразил кто-то.
- Вы представляете, какой же это талант, если при этих пробелах он так великолепно играет,- парировал Ботвинник.
К тому времени Штейн имел положительный счет со Спасским(+3-2=9), Талем (+2-1=14), Кересом (+2=6), Полугаевским (+3-2=3) и равный с Ботвинником (+1-1=2), Смысловым (+1-1=8) и Петросяном (+1-1=8) (Данные заимствованы из цитированной книги Каспарова, стр. 279; + означает победу, - поражение, = ничью - В.Б). Позади были призы и победы во многих значительных международных турнирах.
***
В начале июля 1973 года я вернулся из командировки. Неожиданно мне на работу позвонил приятель, Соломон Кипнис, сотрудник журнала «Наука и жизнь». Он вел по совместительству и шахматный отдел в журнале, и я как-то познакомил его с Лёней. Новость, которую он сообщил, была ошеломляющей. Нашего друга не стало.
В упоминавшейся несколько раз книге Гарри Каспарова «Мои великие предшественники» очерк о Леониде Штейне назван «Сгоревшая звезда». Вот его последние пассажи [9]: «В начале июля 73-го Штейн должен был вылететь с коллегами на командный чемпионат Европы, а затем и на международный турнир в Бразилию (ему уже были сделаны необходимые прививки). Но команда так и не дождалась его в аэропорту: у гроссмейстера отказало сердце. Штейну не было еще и 39 лет. Его внезапная смерть ошеломила шахматистов. Даже пропавший из поля зрения чемпион мира Фишер прислал в Москву телеграмму: «Я потрясен безвременной кончиной Леонида Штейна – блестящего гроссмейстера и хорошего друга. Выражаю сочувствие его семье и шахматному сообществу»».
Навсегда остались в шахматном наследии незабываемые партии великого шахматного романтика. Многие завершающие атаки в них выглядят как искусно придуманные композиции, восхищая все новые поколения любителей вечной игры. Опубликованы книги о Леониде Штейне [10, 11]. Английская книга, написанная популярным гроссмейстером Раймондом Кином (англоязычные читатели до сих пор следят за его постоянными колонками в газетах «The Times» и «The Sunday Times», журнале «The Spectator» -В.Б.) , называется характерно: «Леонид Штейн-мастер атак».
Источники:
1. Штейн, Леонид Захарович. Википедия.
2. А.Берлин. Шахматный шестидесятник.
http://www.belisrael.info/content/index.php?option=com_content&view=article&id=230:l-shteyn&catid=99:sudbi-velikih-i-inter-ludey&Itemid=167
3. Гарри Каспаров. Мои великие предвественники. Т. 3. От Петросяна до Спасского. Рипол Классик, Москва, 2005, Сгоревшая звезда, стр. 272.
4. Гарри Каспаров. Мои великие предвественники. Т. 3. От Петросяна до Спасского. Рипол Классик, Москва, 2005, На стыке эпох, стр. 4.
5. Гарри Каспаров. Мои великие предвественники. Т. 3. От Петросяна до Спасского. Рипол Классик, Москва, 2005, Сгоревшая звезда, стр. 246.
6. Гарри Каспаров. Мои великие предвественники. Т. 3. От Петросяна до Спасского. Рипол Классик, Москва, 2005, Сгоревшая звезда, стр. 262.
7. Гарри Каспаров. Мои великие предвественники. Т. 3. От Петросяна до Спасского. Рипол Классик, Москва, 2005, Сгоревшая звезда, стр. 276.
8. А. Михальчишин. Леонид Штейн. Молодые годы. http://www.chesspro.ru/_events/2009/stein.html
9. Гарри Каспаров. Мои великие предвественники. Т. 3. От Петросяна до Спасского. Рипол Классик, Москва, 2005, Сгоревшая звезда, стр. 282.
10. Э. Е Гуфельд., Е. М. Лазарев, Леонид Штейн. Москва: Физкультура и спорт, 1980. — 240 с.: ил. — (Выдающиеся шахматисты мира).
11. R. Keene. Leonid Stein: Master of Attacks. Hale, 1976, 159 pp.
Loughborough, United Kingdom
