«Да наши предки Рим спасли!»
«Все так, да вы что сделали такое?»
«Мы? Ничего!» — «Так что ж и доброго в вас есть?
Оставьте предков вы в покое:
Им поделом была и честь;
А вы, друзья, лишь годны на жаркое».
И.А. Крылов
О Боже, как они похожи… хотя сами большей частью об этом не догадываются. Не коварно от кого-то скрывают, нет, они это старательно скрывают от самих себя. Вот Моше Гафни из партии «Знамя Торы» догадался — так сразу прилюдно и объявил на междусобойчике в ну очень миролюбивой газете «Гаарец»: «Мы с вами одной крови». Подозреваю, что харедимная публика вряд ли с ним согласится, а я вот — согласна. Хотя любят они друг друга как собака палку, и где только могут друг другу пакостят от души, но это как раз вот именно не от различия, а от сходства.
Все мы, так или иначе, склонны отстаивать свои взгляды и, принимая решения, считаем их верными, но мир меняется. То, что вчера было правильно, может сегодня оказаться ошибкой, одно и то же действие в разных обстоятельствах имеет разный результат. Не зря известна во всех народах сказка про дурачка, что плачет на свадьбе и пляшет на похоронах. Тот, кто принципиально не желает наладить «обратную связь», своевременно скорректировать свою позицию, почитая ее единоспасающей для всех времен и народов, окажется в итоге нежизнеспособным, ибо, как сказано в нашей древней книге, претензия на полное, исчерпывающее «знание добра и зла» никогда еще смертных до добра не доводила.
Именно с этим те и другие категорически не согласны. Те и другие верят — нет, не притворяются, а в самом деле твердо убеждены — что им удалось то, на чем погорели Адам и Ева, они успешно и безнаказанно «познали добро и зло», и потому всякий, не исповедующий их догмы и не принимающий со смирением их господства, есть преступник и враг рода людского…
* * *
В не столь уж далекие времена предки нынешних ультраортодоксов жили себе где-нибудь в Галиции или на Волыни, учили и/или учились в колелях, которые даже если содержались на пожертвования каких-то посторонних меценатов, находились все равно в тех же местечках, где жили их родственники и знакомые, и воленс-неволенс сталкивались они с проблемами реальной жизни. Только у того, кто разводит кур, мог возникнуть известный галахический вопрос насчет кашерности яйца, снесенного в субботу. Так оно продолжалось, пока не начали колели перебираться в Эрец-Израэль. Всем известно, что жизнь в Эрец-Израэль для еврея — мицва, т.е. религиозный долг. Но не все задумываются над тем, что в таком случае понимать под «жизнью».
В Иерусалиме и окрестностях есть множество монастырей различных христианских деноминаций. Иные монахи проводят в них долгие годы — молятся, обслуживают паломников, торгуют сувенирами, некоторые успешно занимаются наукой, но в Израиле они только обитают, живут — делами и заботами единоверцев своих стран, откуда приезжают взрослыми, сформировавшимися людьми и куда возвращаются немощными стариками. Есть среди местных жителей потомственные христиане, из которых в значительной степени вербуется для монастырей обслуга, но послушник «из местных»— редчайшее исключение. Религиозный долг монахов — вовсе не жить в «Святой Земле», а исполнять тут некоторые функции, что и совершают они в меру премудрости и разумения. У евреев же все иначе, они не монахи, у них рождаются дети.
Евреи-сефарды в Иерусалиме в то время действительно жили, исполняя заповедь, т.е. укоренялись, зарабатывали на пропитание, в силу чего неизбежно контактировали с окружающими, вписывались в экономику, и подрастающее поколение становилось уже вполне «местным». А вот первые ашкеназы (т.н. «старый ешув), переселявшиеся колелями, продолжали, подобно монахам, жить как в Галиции или на Волыни, сохраняя тамошнюю культуру, взгляды, тамошний круг подлежащих решению проблем. Большинство ашкеназов из «нового ешува» жили уже иначе, но нас сейчас интересует именно эта категория. Их дети уже не были жителями местечек черты оседлости, ибо окружающая среда была совсем другой, но и «местными» тоже не стали, ибо существование на пожертвования уберегало от усилий, связанных с нелегким вхождением в новую среду. И они стали вариться в собственном соку. Мицва о жизни в Эрец Израэль была выхолощена, сведена к чистой географии и дополнена христианской монашеской традицией «предстательства» — молитвы за тех, кто посылал пожертвования из волынско-галицийских местечек.
У христиан на почве «предстательства» выросла, в частности, знаменитая торговля индульгенциями, поскольку недостаток благочестия (а то и простой порядочности) у одних можно как бы возместить за счет избытка оного же у других. У населения наших колелей возникло и усиленно культивируется представление о себе как «центре кристаллизации», «несущем каркасе» еврейской жизни от Адама до наших дней. Их предки в самом деле были центром культуры и общественности своего местечка, залогом галахической разработки возникающих у него проблем, источником единства и сплоченности в нелегких условиях диаспоры. Но в Иерусалиме они быстро стали генералами без армии — галаху развивать могут лишь в рамках своего образа жизни, радикально отличной от жизни простого еврея. Реальность выталкивает их, естественно возникает стремление защититься, отгородиться от нее, порождающее уродцев вроде известного лозунга «תהלים נגד טילים» — «Псалмы против ракет».
Против ракет псалмы помогают плохо. К счастью, есть в Израиле немало людей, что и псалмы читать умеют, и ракеты сбивать, и изобретать стартапы. Но эти люди — не из тех колелей. У них свои равы (такие, например, как рав Хаим Саббато, отставной танкист и автор известной книги про войну Судного Дня, в русском переводе «Выверить прицел«), свои ешивы, где разрабатывают галаху для нужд реальной повседневной жизни. Именно эти люди все активнее продвигаются в центр общества, сплачивают его вокруг себя, создают его культуру. Они — не балласт: сами зарабатывают на себя и свои семьи, сами и защищают страну, не отсиживаясь за чужой спиной, а главное — на собственном опыте познают проблемы и заботы простых людей, слышат их вопросы и ищут на них ответы. Это и только это, а не черный лапсердак и не вязаная кипа (хотя могут они носить и то, и другое), делает их хранителями традиций и центром кристаллизации народной жизни. Такие в Израиле есть, но… вас там не стояло.
* * *
Во времена еще менее далекие происходила в Европе и окрестностях интенсивная ассимиляция. Роль ее в нашей истории неоднозначна: с одной стороны, связанные с ней надежды на усиление равноправия и ослабление юдофобии определенно не оправдались, с другой — она существенно расширила круг доступных нам профессий и источников дохода, создавая объективные предпосылки будущего независимого существования. Близкие контакты с «почвенными нациями» Восточной Европы, интенсивно развивавшими тогда свои национальные идеологии, определенно повлияли на зарождавшийся сионизм, да не меньше повлияли на него и идеологии социальные.
Разумеется, чтобы успешно создавать собственное государство, необходимо учиться у тех, у кого оно давно уже есть. Да, и мы тоже можем не хуже других сражаться на поле боя, сидеть на студенческой скамье, дебатировать в парламенте и даже бороться за права трудящихся. В те времена учиться у европейцев означало учиться побеждать, они были в мире «самыми-самыми», и подражать, естественно, следовало только им. И потому наследники первопроходцев — гордые сабры — учились жить в Израиле как в Европе. По образу и подобию ее устраивали гимназии и университеты, банки и профсоюзы, и даже знаменитые киббуцы пусть не имели в Европе аналогов, зато соответствовали давней европейской мечте.
Но годы шли, и Европа менялась, причем, прямо скажем, не в лучшую сторону. Дети и внуки отцов-основателей не то чтобы не замечали этих перемен, напротив — они замечали, и… им было очень стыдно, что условия нашей жизни никак не позволяют за ними поспевать. Ну ладно, «парады гордости» с грехом пополам наладить удается, а вот гендерное воспитание с третьего класса — никак, ибо несознательные родители тут же норовят своих отпрысков в религиозные школы перевести. Еще труднее внедрить в широкие массы европейский комплекс вины перед «Третьим миром», широко представленным у нас арабами. Никак не заставишь этих бездушных скотов посочувствовать страданиям, вызванным несбыточностью окончательного решения еврейского вопроса. В Европе вооруженные силы, считай, уже самоликвидировались, а у нас вопиющее отставание. Нет, лично откосить при надлежащих связях не так уж сложно, но вот сделать этот финт в обществе престижным, передавать пачками штабные документы «борцам за мир», не получая за это плевков со всех углов, осудить солдата за то, что врага убил, не заработав клейма предателей…
Не стоит принимать всерьез рассуждения наследников первопроходцев о том, как важно для нас сотрудничество с Европой с точки зрения экономики, науки, да и вооружения… Во-первых, потому что, используя аргументы, вроде бы, серьезные, сами они их всерьез никогда не принимают. Вспомните хотя бы их агитацию за возврат территорий: «Вот ужо задавят нас арабы демографией и ликвидируют еврейское государство!» — а в параллель сами же с восторгом свозили автобусами с египетской границы в Тель-Авив незаконных африканских мигрантов, не задумываясь о демографических потенциях этих последних.
А во-вторых, потому что сегодня любимая их Европа одновременно закупает наши полицейские технологии и осуждает нас за то, что мы их применяем. Какая из тенденций победит, пока не видно (хотя я лично склоняюсь к мысли, что по мере роста влияния арабомусульманского электората в конце концов перевесит осуждение), но так или иначе решать они будут в соответствии со своими интересами (как сами их понимают), а не с нашими неуклюжими попытками навязаться в родню.
К счастью, есть в Израиле немало людей, способных предложить Европе нормальное сотрудничество на коммерческой основе, покуда она в нем заинтересована, и одновременно находить альтернативные рынки сбыта для нашей продукции, которая не хуже европейской. Они не заискивают, не пожирают глазами провинциалов манеры столичных господ, они играют на равных, и партнеры волей-неволей вынуждены хотя бы в момент сделки своей юдофобии воли не давать. В отличие от всяческих право(лево)защитных шабашей, гуманитарных факультетов и гей-парадов добрых европейцев, где по традиции евреям места нет. Реальность отторгает «европейских израильтян», и стремление отгородиться от нее порождает совсем уже шизофренические организации типа «Шоврим штика«.
* * *
Итак, оба вышеописанных социума исчерпали себя, оказавшись неспособными к эволюции, к выживанию в меняющейся среде обитания. Они не могут усваивать информацию, поступающую извне, и перерабатывать ее, принимая осуществимые решения, хотя какое-то время еще просуществуют в качестве паразитарных образований, обуславливая и поддерживая друг друга.
Да-да, я не оговорилась, они друг друга ненавидят, готовы без сахара съесть, и, тем не менее, политика каждого объективно продлевает жизнь другого. Традиционный киббуцный социализм — перераспределение доходов от работающих к тунеядцам — обеспечивает бесперебойный рост электората харедим, а абсурдные требования харедим увеличивают электорат «наследников»-атеистов в (тщетной) надежде на отмену бессмысленных ограничений.
Те и другие жаждут власти, и если удается каким-то боком дорваться до нее, совершают, как правило, нечто либо не очень осмысленное, либо очень опасное. В лучшем случае потери общества измеряются миллиардами шекелей, в худшем — тысячами человеческих жизней. Характерный пример — их отношение к учреждению, без которого Израиль до вечера не доживет — к армии.
Конечно, они это объясняют каждый — на свой манер. Харедим утверждают, что псалмы куда более сильное средство против ракет, чем какие-то там железки, а «европейцы» больше налегают на ущерб, каковой нанесет их возвышенной благородной душе подчинение грубому ундеру и неделикатное обращение с противником. Но есть еще одно обстоятельство, которое они не то чтобы замалчивают, а, скорее всего, в явном виде и не осознают.
— Удивительное дело. Не только перед лицом твоей каторжной доли, но по отношению ко всей предшествующей жизни тридцатых годов, даже на воле, даже в благополучии университетской деятельности, книг, денег, удобств, война явилась очистительной бурею, струей свежего воздуха, веянием избавления. <…>
…надо было всеми средствами устрашения отучить людей судить и думать и принудить их видеть несуществующее и доказывать обратное очевидности. <…>
И когда разгорелась война, ее реальные ужасы, реальная опасность и угроза реальной смерти были благом по сравнению с бесчеловечным владычеством выдумки, и несли облегчение, потому что ограничивали колдовскую силу мертвой буквы. («Доктор Живаго»).
Человек, прошедший войну (а израильская армия — армия воюющая) — становится куда более самостоятельным и свободным. Не то чтобы он непременно отрицал привычные догмы (хотя и такое случается) — гораздо чаще он их перетолковывает незаметно для самого себя. Тот, кто перед атакой писал «считайте меня коммунистом», не так понимал коммунизм, как номенклатурный работник или восторженный студент. Тот, кто под огнем начинал молиться, не так молился, как в безопасном колеле. Опыт лобового столкновения с очень страшной реальностью, которая не стыкуется с тем, чему учили, либо сломает человека, либо заставит его отбросить если не догму, то, как минимум, догматизм.
Война 1812 года привела победителей на Сенатскую площадь, и по завершении Второй мировой Сталина отнюдь не радовало явление, которое так понравилось Пастернаку. Он принимал свои меры, одной из которых была, кстати сказать, интенсификация государственного антисемитизма. Конечно, возможностей у наших героев поменее, чем у Иосифа Виссарионовича, но они стараются. «Аристократы» справки клепают липовые или прямым делением размножают секретарско-кульпросветско-пропагандистские должности для «вояк», что врага видят только в телевизоре, «самодостаточные» харедим шины жгут и морду бьют на улице подвернувшимся солдатам.
Свободные люди, способные к восприятию реальности и самостоятельному построению «обратной связи», ни тем, ни другим сто лет не нужны, какую бы ни подводили они под это теоретическую базу, что, впрочем, вполне логично — они ведь таким людям тоже без надобности.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2017-nomer8-9-grajfer/
