В этом году Василию Аксенову исполнилось бы 85. К сожалению, он не дожил до этой даты. Но его творчество остается востребованным и память о нем не угасает. Те из друзей, кто остался верен его заветам, духу его творчества, его свободомыслию, все чаще, перефразируя название его замечательной повести, признаются: жаль, что его нет сейчас с нами! В связи со знаменательной аксеновской датой вниманию читателей предлагается еще один текст из его американского архива. Это письмо Павла Васильевича Аксенова, отца писателя, написанное в трудную для сына минуту в его поддержку.
Дело в том, что, еще не завершив обучения в Ленинградском медицинском институте, Василий решил стать врачом на судах торгового флота, курсирующих по всему миру. Он надеялся таким способом хоть на время вырваться из советской обыденности, которая пусть и стала не столь мрачной, как до ХХ съезда партии и выступления на нем Никиты Хрущева с разоблачениями Сталина, но все же для стиляги и любителя джаза, каковым ощущал себя молодой Василий Аксенов, представлялась пресной и заскорузлой. Ему так хотелось повидать мир, подышать воздухом свободы!
Но родителям безоглядный романтизм юного сына представлялся губительным для врачебной карьеры и недальновидным.
Мать, Евгения Семеновна Гинзбург, писала по этому поводу возмущенные письма Василию. Вот отрывок одного из них:
«…твоей основной целью жизни на данном этапе является получение возможно большего числа развлечений при возможно меньшей затрате труда..
Что касается материала для литературных работ, то они лежат именно в гуще жизни, а не в окне путешественника. Именно на врачебном участке ты мог получить самый ценный материал для романа, повести, рассказа. «Записки русского путешественника» — жанр уже изжитый. «Фрегат Паллада» ты вряд ли напишешь<…>надо было, безусловно, ехать на участок, тем более, что места1 были очень приемлемые — в Эстонии и в Ленинградской области. Только там ты мог действительно стать врачом. Здесь же ты растеряешь даже то немногое, что приобрел в Институте»2.
Отец относился к затее сына тоже без восторга, он писал:
«Начинать надо не с этого. Прежде всего, ты должен решить вопрос: какое место в жизни ты должен занять, и какими средствами достигнуть этой цели. Все прочие вопросы следует решать с этих позиций. Я сто раз твердил тебе, что ты должен быть хорошим врачом. Ты должен научиться успешно бороться с болезнями и тем самым помогать людям строить хорошую жизнь. При этих условиях люди оценят тебя, твой труд и твои знания и ты будешь счастлив»3.
Но Василий по окончании института все-таки устроился врачом в порт, — он надеялся, что так легче будет оформиться на суда, идущие в загранплавание. Однако его надежды не оправдались: для сына бывших «врагов народа» появились непреодолимые сложности с выездной визой.
Вот тут отец, задетый за живое дискриминацией сына, которая была вызвана анкетными данными его недавно реабилитированных родителей, решил вступиться за Василия и написал ленинградскому партийному начальству приводимое ниже письмо. Василий должен был передать письмо по назначению.
У нас нет никаких сведений, сделал ли он это. Перечисление заслуг отца перед коммунистической партией вряд ли пришлось ему по душе: он уже был ориентирован на другие идейные ценности.
С устройством судовым врачом в загранплавание ничего не получиось, о чем Василий сообщил в одном из писем (письмо не датировано) матери: «В визе мне отказали. Наплели с три короба, что сейчас нет нужды в судовых врачах, что одна из причин — отсутствие жилплощади в Ленинграде и т.д. Думаю, что истинная причина все-таки совсем иного порядка. Я подал заявление об отчислении меня из системы Водздравотдела»4.
При всем при том письмо Павла Васильевича Аксенова дает бесценный биографический материал о нем самом и, в какой-то степени, о его сыне, будущем знаменитом писателе Василии Аксенове.
Секретарю Ленинградского обкома КПСС
От члена КПСС с 1918 года (партбилет
№07191104) Аксенова Павла Васильевича.
На партийном учете в Ленинском РК КПСС
гор. Казани.
Место работы— персональный пенсионер союзного значения.
Домашний адрес: гор. Казань, Дегтярная ул.
дом 20, кв.3
Уважаемый товарищ!
Мое письмо результат необычных обстоятельств. Я пишу Вам о сыне, с которым встречался всего лишь два раза, после того, как нас разлучили, когда ему было 4 ½ года. Зовут его Аксенов Василий Павлович.
И так, начнем по порядку. Я и моя быв. жена Гинзбург Е.С. были арестованы в 1937 г. как «враги народа». После разгрома нашей квартиры, сына взяли в детский дом. Моей сестре удалось найти его в Костромском детском доме, вырастить и воспитать его. После кратковременного пребывания у мамы (в Магадане), где он окончил среднюю школу, мой сын поступил в Казанский Медицинский институт. В 1953 и 1954 гг. «бдительный» директор Казанского мединститута по соображениям биографического характера, дважды исключал моего сына из Мединститута. К счастью, оба раза, Министерство здравоохранения СССР отменяло приказ «бдительного» директора и восстанавливало моего сына в правах студента мединститута.
После второго исключения и восстановления мой сын возбудил ходатайство о переводе его в Ленинградский медицинский институт. Ходатайство было удовлетворено, и он сумел, проучившись 1954-1955 и 1955-1956 г.г., окончить Ленинградский Медицинский институт.
Таким образом, этот мальчик, вследствие того, что родители его были коммунисты, в возрасте 4,5 лет был изъят из семьи и водворен в Костромской детский дом, а затем в 1953 и 1954 г.г. дважды подвергался дискриминации со стороны бериевско-карьеристических элементов, стоящих тогда во главе Казанского медицинского института.
По окончании Ленинградского мединститута, летом 1956 года, мой сын был назначен в качестве судового врача в торговый флот дальнего плавания. Это решение состоялось в июле 1956 г. Теперь мы имеем ноябрь. В течение всех этих месяцев мой сын находится на временной работе в Ленинградском порту. В чем дело? Оказывается, его работа в качестве судового врача задерживается из-за отсутствия загранвизы. На вопросы, поставленные перед ним при оформлении в торговый флот, он ответил, что его родители коммунисты. Этот ответ был совершенно правильный. Но вот, недавно, он сообщил мне, что от него потребовали более подробных данных о его родителях. В этом письме он сообщил мне, что написал о своих родителях то, что ему было известно. Я не уверен, правильно ли он изобразил жизнь своих родителей, ибо он не знает этой жизни. На всякий случай сообщаю Вам краткие сведения о своем жизненном пути
Родился я в январе 1899г. в селе Покровском Ухоловского района Рязанской области. Родители мои были крестьяне середняки, примкнувшие к деревенской бедноте. В 1911 г. я начал зарабатывать хлеб свой насущный в качестве деревенского пастуха. На этом посту я пробыл 1911 и 1912 гг. Зимой в эти годы я работал в качестве поденщика у деревенского мельника и местного помещика. С весны 1913 по август 1914 года я работал помощником бродячего кустаря жестянщика из нашего села — Тишкина Ф.П. В августе 1914 г. я уехал в Москву и по 1916 г. работал там на разных работах (путевой рабочий на ст. Бирюлево Моск.-Ряз. Ж-д., рабочий красильно-аппретурной ф-ки Шустрова, рабочий холодильника «нрзб.» и Русско-Азиатского торгово-промышленного банка. В 1916 г. я приехал в родное село. Несколько месяцев работал там в качестве помощника волостного писаря, а после февральской революции 1917 г. стал членом земельного комитета. Еще до Великой октябрьской социалистической революции я принимал участие в конфискации дворянских поместий и организации управления ими. В 1918 г. при моем участии была создана организация РКП(б). Я был первым секретарем этой организации. Во время Лево-Эсеровского восстания в 1918 г. я был одним из организаторов и руководителей отряда, участвовавшего в подавлении Лево-Эсеровских восстаний в Сапожковском и Ряжском уездах Рязанской губернии. После этого, некоторое время работал в продотрядах и в Ряжском упродкоме, а затем учился в Рязанской Губернской Совпартшколе. После окончания этой школы в июне или июле 1919 г. Рязанским губкомом РКП(б) был командирован в Центральную школу Советско-партийной работы им.Свердлова в Москву. По окончания этой школы осенью 1919 г. я ушел добровольцем в Красную Армию. Участвовал в операциях под Каховкой и Перекопом на Врангелевском фронте. После ликвидации Врангеля, я как делегат 5-й всеукраинской конференции КП(б)У был мобилизован на партийную работу в Донбасс. Работал в Гришинском уездном комитете партии в качестве завагитпрома и секретаря уездного комитета с января 1921 по июнь 1922 г. С июня 1922 г. по сентябрь 1928 г. работал в качестве завагитпромом и члена бюро Рыбинского губкома (июль 1922-апрель 1923 г.), Орловского губкома (апрель 1923-сентябрь 1925 г.) и Н.Тагильского окружкома КПСС (сентябрь 1925-сентябрь 1928 г.).
В 1928 г. был переведен в Казань, где работал на следующих работах: сентябрь 1928-сентябрь 1930 г. секретарь Кировского РК КПСС; октябрь 1930-октябрь 1935 г. председатель Татарского Совета профсоюзов и октябрь 1935-апрель 1937 г. председателем Казанского Горисполкома депутатов трудящихся. Все годы пребывания в Казани состоял членом бюро Татобкома КПСС; с 1931 г. — членом президиума Татцика; с 1932 г. — членом ВЦСПС; с 1931 по 1937 г. членом ЦИК СССР и ВЦИК.
За всю свою революционную деятельность я был участником многих местных, Всероссийских и Всесоюзных партийных конференций и съездов, съездов советов и профсоюзов.
В 1937 году я был арестован, обвинен в принадлежности к право-троцкистской организации и вредительстве, а затем, приговорен к расстрелу, замененному 15 годами ИТЛ. В 1952 г. по окончании срока пребывания в лагере, я был отправлен в бессрочную ссылку в Красноярский край. По предложению ЦК КПСС, Верховная прокуратура СССР в 1955 г. пересмотрела мое дело, а 25 января 1956 г. Верховный суд СССР полностью реабилитировал меня. 4 апреля 1956 г. я был восстановлен в рядах КПСС с прежним партийным стажем (с 1918 г. — без перерыва).
В данное время я пока нигде не работаю. Получаю персональную пенсию союзного значения. Как только подкреплю свои силы, я снова намерен вернуться к активной работе.
Мать моего сына, моя бывшая жена Гинзбург Евгения Соломоновна родилась в 1904 г. С детских лет она проживала в Казани. Здесь она училась, занималась научно-педагогической работой в Педагогическом институте и Казанском университете (доцент университета по истории партии и ленинизму), работала в республиканской газете «Советская Татария» и Союзе советских писателей Татарии. В партию она вступила в 1930 г. или в 1932 г. (точно не помню). В 1937 г. она была репрессирована и по обвинению в троцкистской деятельности приговорена к 10 годам тюремного заключения. В 1939 г. она была переведена на лагерное положение и отправлена на Колыму. По окончании срока наказания в 1947 г. она осталась на Колыме в гор. Магадане на работе по вольному найму5. В 1949 или 1950 г. она была перечислена в разряд ссыльных поселенцев и оставлена в Магадане. В июне 1955 г. Главная военная прокуратура СССР пересмотрела ее дело, а в июле 1955 г.6 Военная коллегия Верховного Суда СССР полностью ее реабилитировала. 29 июля 1955, КПР при ЦК КПСС восстановила ее в рядах КПСС.
В силу весьма сложных условий нашей жизни за последние 19 лет, нам не удалось восстановить совместную семейную жизнь. Гинзбург осталась в Магадане и работает там на педагогической работе.
Из всего сказанного вытекает, что нашему сыну не приходится краснеть за своих родителей и биографии его родителей не могут служить препятствием для какой бы то ни было его работы, в каких бы то ни было условиях.
Назначение в торговый флот дальнего плавания мой сын рассматривал в плане реабилитации его родителей. Сама по себе работа в качестве судового врача не является заманчивой, но он видел в этом символ гражданского доверия, символ того, что теперь его жизнь не будет омрачена кошмарами прошлого, что он, наконец-то, может чувствовать себя полноценным гражданином Советского Союза, равным среди равных.
Но эти радости, как видно из его письма, были преждевременными. Изучение его анкеты показывает, что перед ним снова встают кошмарные призраки прошлого его родителей.
Разумеется, я понимаю, что при отборе контингента в торговый флот дальнего плавания, должна проявляться высокая степень строгости и осторожности. Но нельзя относить к числу отрицательных качеств моего сына то, что родители его, будучи коммунистами, в течение многих лет отбывали наказание вследствие контрреволюционного произвола бериевской банды провокаторов. Мой сын, при живых родителях, рос как круглый сирота. Были периоды, когда он о своем отце вообще не имел никаких сведений и считал его погибшим. Случилось так, что трагедия родителей стала и его трагедией не только в семейном плане, но и в его отношениях с советским обществом.
Не достаточно ли всего этого для юноши? Не пора ли, наконец, и в этом вопросе восстановить справедливость, о которой говорили на ХХ съезде КПСС? Не достаточно ли травмировать психику советского юноши, сына коммунистов, только что окончившего институт? Зачем портить ему жизнь? Зачем озлоблять его неуклюжими приемами?
После возвращения из ссылки я видел своего сына дважды. Я беседовал с ним на многие темы. У меня создалось о нем впечатление, что это умный, культурный и советски настроенный человек. Я не сомневаюсь в том, что где бы он ни был, он не посрамит звания советского гражданина.
Я прошу Вас, поручите понимающему и чуткому товарищу побеседовать с моим сыном, ознакомиться с его данными и дать необходимые рекомендации компетентным органам.
Суть вопроса заключается не в том, будет или не будет он работать в торговом флоте дальнего плавания. Суть дела заключается в том, будет нанесен еще один политический и моральный удар по его сознанию и чувствам или можно избежать этого удара. Вся моя просьба сводится к тому, чтобы избежать ненужного удара. Если почему-либо нецелесообразно посылать его в торговый флот дальнего плавания (особенно, учитывая настоящую международную ситуацию), разрешите вопрос о его работе таким образом, чтобы не ущемлять его гражданское и человеческое достоинство.
А вообще-то мне кажется, что такие люди, как мой сын, в нынешней сложной обстановке очень нужны и их следует не отталкивать, а привлекать, поощрять, оказывать им доверие.
С коммунистическим приветом Аксенов
14.XI.56
P.S. Я сейчас основательно болен и не имею ни сил, ни других возможностей, чтобы привести в порядок данное письмо и переписать его. Посылаю его в том виде, как оно есть. Надеюсь, Вы не поставите мне в вину этой неряшливости.
Аксенов
Публикация, предисловие и примечания Виктора Есипова
ИЗ АРХИВА ВАСИЛИЯ АКСЕНОВА
Последнее десятилетие значительная часть наших сограждан испытывает ностальгию по советским временам. Уж так там все было хорошо и прекрасно, и гуманно, и нравственно! Эти ностальгирующие господа или не жили при советской власти и пользуются недобросовестными рассказами старших товарищей, или сознательно пытаются ввести в заблуждение тех, кто ничего не знает об истории своей страны. Некоторые из таких господ сочиняют байки о том, что цены якобы в Советском Союзе постоянно снижались, водка была более крепкой, а огуречный рассол вкуснее. И еды было — завались! Словно забыли анекдоты армянского радио, например, такой.
Вопрос:
— Что это такое: длинное, зеленое и колбасой пахнет?
Ответ:
— Это поезд из Москвы с гостями столицы, закупившими продукты.
Анекдот этот возник уже ближе к краху советской системы. А вот в середине пятидесятых годов, в начале хрущевской оттепели, как было?
Об этом можно составить некоторое представление, прочитав письмо, адресованное молодому специалисту, выпускнику Ленинградского медицинского института Василию Аксенову. Оно написано его безвестным ныне другом юности по имени Сашка. Письмо это –поистине документ эпохи. Многие годы оно хранилось в американском архиве знаменитого писателя.
28.9.56
Горячо приветствую тебя, Василий Павлович!
Я приехал 29-го, но лишь на днях узнал твой адрес от дяди Паши[1].
Васька, если бы ты знал, как я жалею, что не сумел тебя застать. Ведь мне так хотелось тебя увидеть! Все виноват мой комсомольский патриотизм! Что ж было делать? Ведь ты понимаешь сам!
Но я думаю, что все-таки тебя увижу. Может быть даже на будущий год.
Мой патриотизм кончился, теперь можно поговорить откровенно. Съездил хорошо — получил, конечно, много впечатлений! Все-таки (хоть и мимолетно) взглянул на Свердловск, Омск, Курган, Тюмень, Шадринск, Кустанай, Павлодар и вообще кое-что увидел.
Представления о целине[2], существовавшие раньше, лопнули, как мыльный пузырь. К тому же нам, собственно, и не пришлось увидеть настоящей целины — она сломана довольно давно — в 29 году (я говорю о нашем выдающемся совхозе). Единственное его достоинство — это его интернациональность. В нем живут 18 или 20 национальностей: немцы, румыны, чечены, ингуши, китайцы (и из Китая), украинцы, казахи и т. п. (и русские!)
Из всего этого сброда наиболее выдающимися являются чечены. Это страшно мерзкий народец! Народ, у которого строго соблюдаются монархические устои, кровная месть, калым. Если кто-либо женится на чеченке, а это возможно только в тайне от родителей, то их начинают искать 5-10 лет до тех пор, пока не найдут, и этот бедный обязательно оказывается зарезанным. Живут они там как боги. У всех машины, мотоциклы (это про чеченов), причем работают они или завскладами, или охранниками.
А русские и там «живут». Жизнь очень дорогая. Да и заработать негде. Работа там сезонная, да и то зарабатывают лишь механизаторы и шоферы! Прожить там семейному человеку без дома и хозяйства просто невозможно. Причем, руководство совхоза абсолютно бесхозяйственно и безграмотно. В основном там заправляют практики. Людей с высшим образованием очень мало.
Среди населения страшно развита пьянка. Пьют абсолютно всё, начиная с водки и кончая зубной пастой и пудрой. Для меня последнее было новостью!
О нравственности вообще говорить не приходится! Девчонки в 14 лет выходят замуж! Почти у всех девушек имеются дети, не имеющие отцов.
Интересно, с нами работали шоферы-солдаты. Так вот старший лейтенант, их главный, нам рассказывал, что в прошлом году (они ездят на целину каждый год) после них осталось 96 вдовых матерей! В этом году ожидается то же.
Даже наши чувихи блядовали всю дорогу с солдатами. Куда уж еще!
Работали, Васька, прилично. Варили асфальт, грузили бревна, доски, разгружали цемент, кокс и комбикорма. Работа была весьма трудоемкая. Каждый день через руки проходило тонн по 8-10. Работали не меньше 12 часов, а некоторые дни по 14-16.
Работал я и на сушилке. Непосредственно на уборке урожая я работал только один день — копнильщиком на комбайне.
Первое время играли немного в волейбол. Потом не хватало времени, да и уставали порядочно. Последние дни уж и не чаяли, как бы поскорей выбраться оттуда.
Короче говоря, жить там я бы не согласился ни за какие деньги. Это каторга для городских. Все-таки, как ни говори, такие места лучше осваиваются деревенскими.
Людям, привыкшим к цивилизации, трудно жить в темноте и отказаться от неё[3]. Не так ли? Мне кажется, что именно так.
Ну, ладно, а то я могу так до чего-нибудь договориться. Основное то, что я вернулся оттуда целым. На остальное — наплевать!
Васька, как дела у тебя? Напиши. Я ведь толком ничего не знаю! Очень тебя прошу. Да, чуть не забыл! А это свинство.
Поздравляю тебя с окончанием[4]! Желаю всего самого лучшего!
Пока все. Буду с нетерпением ждать ответа. Привет от всех.
Крепко жму руку и целую (если бритый)
Сашка
P.S.
Как дела с визой[5]?
Публикация, вступительная заметка и примечания Виктора Есипова
[1] Павел Васильевич Аксенов – отец писателя.
[2] В хрущевскую оттепель началось освоение целинных земель, и студентов всех вузов на время летних каникул направляли на помощь во вновь созданные хозяйства.
[3] Имеется в виду «отказаться от цивилизации».
[4] С окончанием института.
[5] Василий Аксенов был одержим в то время идеей устроиться врачом в торговый флот, чтобы повидать мир. Но ему не открыли выездной визы из-за того, что родители (и отец, и мать) были репрессированы в 1937 году. Несмотря на их полную реабилитацию и восстановление в партии после ХХ партийного съезда, они продолжали оставаться для спецорганов неблагонадежными гражданами.
