Константин Георгиевич Григорьев (1932-2005) был специалистом по вычислительным методам оптимального управления.
Он родился 30 сентября 1932 г. в селе Казулино Издешковского района Смоленской области.
Его отец, Георгий Георгиевич Григорьев и его мать, Ольга Васильевна, были учителями математики. Во время Великой Отечественной войны отец сражался в партизанском отряде. Семья во время оккупации хлебнула лиха. После войны отец хотел пойти учиться дальше, но его послали в г. Козельск восстанавливать педучилище. Потом назначили директором школы. Получив через много лет площадь в Москве, Константин Георгиевич вызвал отца и мать в столицу. Георгий Георгиевич преподавал математику в колмогоровском интернате.
Константин Георгиевич в 1950 году с серебряной медалью окончил школу, где директором был его отец, и поступил на мехмат МГУ на отделение механики. На выбор высшего учебного заведения оказала влияние профессия отца и матери. Потом и сестра, и брат Григорьева также окончили мехмат.
На мехмате Константин Георгиевич учился в спецгруппе. Он любил свой курс и дружил со многими сокурсниками. И его любили на курсе: мне очень тепло говорили о Косте Григорьеве «лидеры курса» (как я их называю) самые приметные его сокурсники – В. Алексеев, Н. Бахвалов, В. Егоров, О. Лупанов. Учился Григорьев на хорошо и отлично. Научным руководителем его дипломной работы был Леонид Иванович Седов; впоследствии Григорьев был в заочной аспирантуре у Седова.
После окончания университета Григорьев был распределен в НИИТП, бывший Р-НИИ, «Ракетный» НИИ. Руководителем отдела был Георгий Иванович Петров. В 1960 году на работе возник производственный конфликт между молодыми сотрудниками этого института и научным руководителем. Молодые коллеги договорились, что начнет обсуждение Григорьев, а потом остальные его поддержат. А «остальные» промолчали, и «зачинщик» вынужден был уйти.
К.Г. Григорьев перешел во вновь образованный институт НИИГРАФИТ на должность руководителя группы лабораторий №10. В 1961 году он перешел в ЦАГИ к Владимиру Михайловичу Мясищеву на должность ведущего конструктора по расчетам, затем – ведущего конструктора особо сложных объектов авиационной и космической техники.
Константин Георгиевич мечтал вернуться на мех-мат. Для этого надо было защитить диссертацию. Он начал сотрудничать с В. Ф. Кротовым, в семинаре которого участвовал уже несколько лет. Вскоре наметилась тема диссертации. В 1971 году Константин Георгиевич перешел на преподавательскую работу в МАТИ – Московский авиационно-технологический институт имени К. Э. Циолковского. Выбор МАТИ был связан с тем, что В.Ф. Кротов заведовал там кафедрой высшей математики.
Вадим Федорович Кротов – ровесник Григорьева. Он не получил университетского образования, кончал МВТУ. Он был человеком, про которого говорят: «харизматическая личность». Его кандидатская диссертация, диссертация совсем молодого человека инженерной профессии, защищенная в 1961 году и посвященная математике, стала широко известна в научных и особенно инженерно-научных кругах. В ней он развил новый подход к теории достаточных условий экстремума, получивший название «принципа оптимальности Кротова». На семинаре Кротова Григорьев познакомился с И.В. Иословичем, выпускником мехмата, который в шестидесятые годы занимался проблемами стабилизации спутников. Знакомство перешло в тесную дружбу и сотрудничество.
К.Г. Григорьев по работе был связан с космической тематикой. Его диссертация «Синтез оптимальных управлений в задаче стабилизации космических летательных аппаратов» была посвящена очень актуальной в ту пору тематике – управлению космическими аппаратами. Работа находилась тогда на острие интересов многих исследователей. В библиографии свыше семидесяти названий статей и книг, изданных, в основном, в течение последних полутора десятков лет. Назову некоторые термины и имена, которые я постоянно слышал от К.Г. при наших обсуждениях: метод Крылова–Черноусько, метод кратных максимумов Гурмана и, конечно же, принцип оптимальности Кротова.
Диссертация К.Г. Григорьева была представлена к защите в Институт Механики МГУ, и успешно защищена в 1975 году. Об этом периоде очень хорошо рассказано в воспоминаниях о Константине Георгиевиче его друга И.В. Иословича, публикуемых ниже.
Константин Георгиевич решил осуществить свою мечту – вернуться в родной Университет.
Году в 1978 ко мне подошел Владимир Михайлович Алексеев. В руках он держал листок бумаги. Это было заявление на имя декана от его сокурсника Кости Григорьева с просьбой зачислить его на нашу кафедру.
Положение дел у нас в то время было тяжелым: наша кафедра – Общих проблем управления (коротко ОПУ) – была на птичьих правах. Все ждали, что нас скоро разгонят. Не было Петровского, который организовал кафедру, умер Сергей Васильевич Фомин, на которого Петровский хотел возложить обязанности заведующего кафедрой. Ни Володя Алексеев, ни я не занимали никаких официальных постов. Но как-то сложилось так, что начальство предпочитало иметь дело со мной. Володя считал, что его подпись может все испортить – он был на плохом счету у партбюро и боялся своей подписью навредить делу. Я подписал бумагу.
Вскоре мы с Константином Георгиевичем познакомились. Я спросил его о том, чем он занимается. Оказалось, что численными методами оптимизации, а как раз этого у нас на кафедре недоставало.
Но «дело» его никак не двигалось. Наступил 1980 год. Сменился декан, вместо Алексея Ивановича Кострикина деканом стал Олег Борисович Лупанов. В конце года скончался Владимир Михайлович Алексеев, и тем самым оборвалась нить, которая связывала меня с Константином Георгиевичем. Но, несколько неожиданно для нас всех, все кончилось в пользу Константина Георгиевича. Надо поклониться памяти Олега Борисовича Лупанова: без его деятельного участия это событие не произошло бы.
В 1982 году К.Г. Григорьев стал членом нашей кафедры. Он стал читать лекции и вести упражнения по курсу «Вариационное исчисление и оптимальное управление» на спецпотоке, читать специальный курс и вести спецсеминар по численным методам решения задач оптимального управления, руководить курсовыми и дипломными работами. Очень много сил он отдал разработке практикума по численным методам в задачах оптимального управления. Тесные научные и творческие контакты у него образовались с коллегами из отделения механики.
У Константина Георгиевича была замечательная и редкая, особенно в нашей среде, черта: он был участливым человеком, умевшим проявлять действенную заботу о людях. Он заметил, что со мной что-то происходит. На вопрос: «Как дела?» я обычно отвечаю «Xорошо» или шуткой. Но Константин Георгиевич безо всякой моей просьбы к нему, предложил мне обратиться к врачам и настоял на том, чтобы я пошел на прием к его супруге, Галине Алексеевне, замечательному врачу, профессору, доктору медицинских наук. В итоге я лечился в больнице на Пироговке, и мне полегчало. (Такая же деятельная участливость по отношению к коллегам была свойственна только Гельфанду).
Возвращаясь из своих родных мест Константин Георгиевич привозил мед и говорил, что этот мед будет для меня целительным. Вспоминается и многое другое. Благодарность его памяти за эту участливость я сохраню навсегда.
Мы много разговаривали, говорили откровенно, но – так мы устроены – откровенно не до конца. Мы были разными людьми и инстинктивно боялись втянуться в спор. И еще в одном мы отличались. Я городской человек, проживший жизнь в окружении не то, чтобы благополучных, но все же не бедствующих людей. И когда, отправляясь куда-то, я вижу пустую, брошенную, заросшую бурьяном землю и разоренные деревни, я испытываю горечь, но не страдание, которое было уделом Константина Григорьевича. Ибо у меня в этих разоренных краях нет родных, а у него они были.
Константин Георгиевич был замечательным человеком, мужем, отцом, учителем, другом. Он вырастил учеников в области космической навигации, один из них – Максим Петрович Заплетин – был увенчан в 2010 году высокой международной премией.
Я навсегда сохраню добрую и благодарную память о нем.
В.М. Тихомиров
Приложение
О моем друге и соавторе Константине Георгиевиче Григорьеве
С Костей (Константином Георгиевичем) Григорьевым я познакомился в 1963 году на семинаре Вадима Федоровича Кротова в МАИ. Началось с того, что я услышал доклад Кротова на семинаре Понтрягина в математическом институте АН СССР. Очень увлекательно он рассказывал о всюду разрывных решениях вариационных задач. Зал был плотно набит. Мы быстро подружились. Он мне рассказал, что читает курс лекций в МАИ по своим новым результатам. Туда ходило много аспирантов, людей из разных «ящиков», в том числе, офицеры из академии им. Жуковского и сотрудники ЦАГИ. Я представил свои резоны начальству лаборатории в нашем ящике, что это уникальная возможность освоить новую перспективную теорию, но мне холодно ответили классической административной формулой: «Нет, тебе не надо.» Ну что же, я и без лекций прочел статьи Кротова и увидел, что их можно применить в моих задачах.
У Кротова был семинар в МАИ, он начинался часов в 6 вечера, я мог ходить туда после работы. Там было очень интересно, каждый доклад был событием.
Я вспоминаю эту атмосферу общего энтузиазма. Все были очень молоды, космическая программа была в самом разгаре, все делалось у нас на глазах.
Костя Григорьев был заметной фигурой на этом семинаре. Он был старше меня лет на восемь, учился в свое время на мехмате с Севой Егоровым и Володей Алексеевым. В это время он работал в Московском отделении ЦАГИ. Что в Косте подкупало - это восторженный интерес к науке. Это даже как-то было удивительно, учитывая его уже немаленький жизненный опыт. Мне как-то сразу стало ясно, что он очень хороший человек. Он всегда старался помочь всем вокруг, если был в силах и видел проблему, даже если к нему не обращались. Помочь – это не всегда требует сверхъестественных усилий, это прежде всего значит хотеть и смотреть вокруг. Боюсь, что теперь это стало совсем не типичным. Костин отец, так же, как и мой, был школьным учителем математики. Костина жена – врач, как мой дедушка. Какие-то его старые родственники продолжали жить в деревне под Смоленском, и Костя каждый год ездил им помогать. Несмотря на восемь лет разницы в возрасте, мы с ним быстро подружились и часто обсуждали новые результаты, которые появлялись на семинаре. Вообще, как это бывает на хороших семинарах, все чувствовали себя как члены одной семьи. Казалось, так будет всегда, но все хорошее, как известно, кончается. Кротов ушел в МАТИ, потом в МЭСИ, потом в ИПУ, но это уже другая история, как говорят в сериалах.
Примерно в начале 1970 года Костя попросил меня стать его научным руководителем. Мы напечатали несколько статей об оптимальном управлении вращением твердого тела около центра масс. Как правило, Костя вечером приезжал ко мне на Артековскую улицу, мы обсуждали очередную проблему, сидя на кухне. Намечали путь решения, потом Костя делал все вычисления и писал все тексты, а я их правил. Он никогда не боялся большого объема работы, даже если перспективы успеха были проблематичны. Иногда Костя сам ставил задачу и показывал мне уже готовый результат. Теперь я думаю, что надо было из этих статей составить монографию, чтобы они были более известны. К сожалению, в Американском математическом обществе не нашлось грамотного специалиста, который бы организовал реферирование журнала «Космические исследования». Какие-то второстепенные функционеры решили, что этого делать не нужно. В результате целый пласт очень ценных статей Лидова, Белецкого, Энеева, Сарычева и других остался вне базы данных по математике. Туда же не попала важная часть Костиных статей. К осени 1975 года диссертация была готова и представлена в Институт Механики МГУ. Защита прошла с большим успехом, и вскоре Костя перешел работать на кафедру Общих проблем управления в МГУ. Это было его давней мечтой.
Мы продолжали работать вместе и потом. Конечно, он что-то почерпнул из общения со мной, но мне кажется, я научился у него еще больше – самым разным вещам в отношении понимания жизни и людей. Это было очень ценно, ведь, как известно, жизненный опыт не держит общественную школу, а только дает частные уроки.
Кстати, Костя никогда ни о ком не отзывался плохо. Если у него случались конфликты, я узнавал об этом только стороной. Наоборот, если кто-нибудь ему помогал, он всегда об этом рассказывал с благодарностью. Сам он помог очень многим, самые разные люди мне об этом рассказывали уже после его смерти.
Костя и его жена, прекрасный врач Галина Алексеевна, мне очень помогли, когда серьезно заболел мой отец. В это время я обращался ко всем, кого знал, но помог именно Костя. Вообще, Костю любила вся моя семья и, когда он у нас появлялся, то обычно первым делом вместе с нашим ребенком исполнял на два голоса песню «Поливальная машина». Такая была традиция, которая всем доставляла массу удовольствия. Песня состояла только из этих двух слов и исполнялась в разных тональностях.
Мне его очень не хватает.
