О ДжеНиМе
«Что такое ДжеНиМа? Только всполох, только сочетание звука и тела – и в то же время активный лит. проект трех очёнь разных и очень близких авторов. Три женщины, три поэтических реки, три представления “о времени и о себе”. Три проекции. ДжеНиМа – это и Алексей Турбин, ушедший в литературу, и Родион Раскольников, отложивший топор. Тезиса, собственно, два – “худой мир лучше доброй ссоры” (отсюда пацифизм) и “слово не оружие, но совесть” (отсюда “тяжесть лиры”). Таким видит проект Джен. Как его видят Ника и Марина, как-нибудь расскажут они сами. Если захотят», – Евгения Джен Баранова.
«ДжеНиМа для меня – три ракурса женской ипостаси. Триада богинь – Артемида, Афродита и Афина, три Мойры – хранительницы и вершительницы судеб, три грозных сестры – Эвриала, Медуса и Сфено. Все разные – и слогом, и пониманием, и звучанием. И в то же время триада создаёт гармонию, безупречное равновесие. Ло-ли-та… Дже-ни-ма!», – Ника Батхен.
«Главное, чего я жду от нас – это не дать нам, в первую очередь (ну и тем, кто этого не хочет вместе с нами) превратиться в представителей депрессивно-захолустного региончика огромной страны, со свойственным таким углам ограниченным примитивно-патриотично-восторженно-мещанским мышлением и “творчеством”. В этом же дышать невозможно… Чувствую себя недобитым дворянчиком, гнилым интеллигентом и недорезанным декадентом. Да мы такие и есть, наследники Серебряного века», – Марина Матвеева.
ЕВГЕНИЯ ДЖЕН БАРАНОВА
***
И вот пришла поэзия, стоит
в дверях /в сенях/на самоваре бабой.
И тянет вверх, и тянет говорить,
но горло перехватывает как бы.
И блеск от слов, точнее, гарь горнил,
доспехов блеск, восторг оруженосцев.
И вот пришла поэзия – гони!
Или отдай, но только не потворствуй.
За каждый вымпел, каждый огонёк,
за каждый поэтический окурок,
придётся отвечать, мой королёк,
придётся умирать на партитурах.
Иначе жизнь – бессонная петля.
Ишь, как душа под панцирем клокочет.
И вот пришла поэзия. Ныряй.
Не оставляй свободы многоточьям.
***
Играл дурак на скрипочке –
рождались облака.
Мелодией несбыточной,
неслышимой пока.
Сквозь клетки, брусья, камеры,
сквозь клеточки тепла.
Никто не знал заранее,
где музыка жила.
Со скоростью улиточной,
в развалинах колонн,
играл дурак на скрипочке
под зрелое merlot.
Резвилась песня кречетом –
не смели обкорнать.
Играл дурак до вечера.
Закончилась война.
КУКУРУЗА
Горячий запах кукурузы
и снеговик на Рождество…
А интересно, знал ли Рузвельт,
что в Ялте улица – его?
А интересно, знала я ли –
или предчувствовала всласть –
что жизнь по нотам разыграет,
потом шарманщику продаст.
Что засыпать в обвисшем кресле –
привычка взрослых, как и спирт.
Что кукурузный запах честный
не так уж в горле шелестит.
Что строчки, нежные когда-то,
из лап не выпустят живой…
Горячий запах. Снег из ваты.
Лошадка с красной головой.
МУНК
ни слова ни любви не говори
налим в сети и яблоко в налив
ни жестом ни движением спины
ни способом заслуженно иным
не надо ни поэзии ни По
ни господа в тельняшке самого
оставь меня пустынной дождевой
оставь меня не встреченной тобой
игрушки спят убийцы доктора
из рыбы спит изъятая икра
и сердце спит на дребезгах помех
спокойной смерти каждому из всех
ЖИЛИ-БЫЛИ
Мы жили тихо, тихо так,
что облака ходили цугом.
И солнца огненный кентавр
слегка завидовал подпруге.
Мы жили тихо, как сверчки,
как нерпа в недрах межсезонья.
Нас не преследовал манчкин,
и не выдумывал Светоний.
И в этой тихости была
такая преданность предметам!
Мы жили тихо, как Тува,
как Ладога, как нанометр.
Курлы-курлы! Лишь журавли
вбивали клинья для полёта…
Мы жили тихо, как могли.
Как завещал нам некий Гёте.
ГРАВИЙ
Надо быть просто сильнее прочего.
Надобно быть сильней.
Видишь, как неба язык ворочает
залежи из камней.
Гулко взлетают под солнцем камешки,
брюхо им жгут лучи.
Надо быть сильным, как «Три товарища».
Сказано лгать – молчи.
Сказано – славить. Куда – неведомо.
Прячься-молчи-реви.
Литература различных методов
строится на крови.
Думал, эпоха со вздохом маминым
держит тебя под сгиб?
Будь терпеливым, упрямым гравием,
но никогда не лги.
АЙСЕДОРА
Мир устроен очень мудро.
Ночь всегда линяет в утро.
Танцовщице снится паровоз.
И взлетает Айседора,
словно шар, цветной и полый,
словно шарф по лестнице колёс.
Разметались строчки – тени.
Пьёт с провидцем Провиденье.
Из Кореи тянет в Кореиз.
Я любила. Это слишком.
Каждый маменькин парнишка
подтвердит, что love теряет is.
Нравственный закон снаружи
вряд ли будет обнаружен.
Кантом вышивает Фейербах.
Министерство горькой правды
превращает стадо в равных.
Осторожней в мыслях и словах.
Впрочем, стоит ли об этом?..
Мы расстались светлым летом.
Ранней/поздней осенью/весной.
Мир устроен очень чётко,
потому пошлю всё к чёрту
и уйду на цыпочках в прибой.
И ЧЁРНЫМ ХОДОМ В БУДУЩЕЕ ВЫШЛИ
Ни чёрным, ни белым, ни цветом льняным,
ни ходом кротовьим, ни ходом прямым,
ни ходиков скрипом, ни плачем дверей
не впустит нас будущность в скрытую дверь.
Ожог на ресницах – послушный ожог.
Из песенки вырос пустой колосок.
Из впадин оконных ушли леденцы,
и пряничный домик оденется в цинк.
Мой призрачный мальчик, ты помнишь слушок,
как будто Айвенго убит Плохишом,
как будто война не имеет лица,
как будто в сугробе звенит стрекоза.
А ты говорил – о тебе говорить –
мы вместе так долго, что можно убить.
Но я не убийца, а ты не поэт,
и в нашем тоннеле лишь газовый свет.
Ни чёрного входа, ни выхода нет.
РЫБНОЕ МЕСТО
Цареубийцей вырвался закат
(бежал по бухте, отражаясь в иле).
Вся Балаклава – стянутый канат,
который незаметно отпустили –
расширилась, слегла, изнемогла
под взглядом нарождающейся ночи.
Сливалась с небом алая игла –
и был союз до жалости непрочен.
Лишь генуэзцам грезился луфарь,
но не Лифарь, а, связанная кротко,
морская тварь – обеденный словарь,
случайная подруга сковородки.
Литой Куприн – зелёный, золотой –
молчит в причал на ржавчине понтонной.
Шаланды с мягкотелой мелюзгой
давно не приводили листригоны.
Над Чембало гортанный говор стих,
от итальянцев мало что осталось…
И лишь на нас, счастливых и живых,
задумчиво поглядывала старость.
***
Подержи меня за руку. – Пол трещит –
Поищи мне солдатиков или пчёл.
В моём горле растет календарь-самшит
и рифмованно дышит в твоё плечо.
Коктебельская морось, вино и плов,
пережитого лета слепой навар.
Подержи меня за руку.
Лишь любовь
сохраняет
авторские права.
Как наивно звучит!
Так лиане лжёт
постаревший в радости кипарис.
Всё проходит/в прошлом/ прошло /пройдёт –
для чего торопить тишину кулис?
Так готовь же алтарь, заноси кинжал,
доставай ягненка из рукава.
Ты держал меня за руку! так держал!
Показалось даже, что я жива.
