О ДжеНиМе
«Что такое ДжеНиМа? Только всполох, только сочетание звука и тела – и в то же время активный лит. проект трех очёнь разных и очень близких авторов. Три женщины, три поэтических реки, три представления “о времени и о себе”. Три проекции. ДжеНиМа – это и Алексей Турбин, ушедший в литературу, и Родион Раскольников, отложивший топор. Тезиса, собственно, два – “худой мир лучше доброй ссоры” (отсюда пацифизм) и “слово не оружие, но совесть” (отсюда “тяжесть лиры”). Таким видит проект Джен. Как его видят Ника и Марина, как-нибудь расскажут они сами. Если захотят», – Евгения Джен Баранова.
«ДжеНиМа для меня – три ракурса женской ипостаси. Триада богинь – Артемида, Афродита и Афина, три Мойры – хранительницы и вершительницы судеб, три грозных сестры – Эвриала, Медуса и Сфено. Все разные – и слогом, и пониманием, и звучанием. И в то же время триада создаёт гармонию, безупречное равновесие. Ло-ли-та… Дже-ни-ма!», – Ника Батхен.
«Главное, чего я жду от нас – это не дать нам, в первую очередь (ну и тем, кто этого не хочет вместе с нами) превратиться в представителей депрессивно-захолустного региончика огромной страны, со свойственным таким углам ограниченным примитивно-патриотично-восторженно-мещанским мышлением и “творчеством”. В этом же дышать невозможно… Чувствую себя недобитым дворянчиком, гнилым интеллигентом и недорезанным декадентом. Да мы такие и есть, наследники Серебряного века», – Марина Матвеева.
НИКА БАТХЕН
БАЛЛАДА МАЯТНИКА
Королю ящериц
Когда время остановилось – стало мягким, как мёд, и сладким,
Все на свете колеса разом перестали кричать «вперёд»,
Самолеты в поля спустились словно птицы, большие птицы
Из бумаги тетрадной, тонкой, листик в клеточку, два штриха.
Дым заводов свернулся в нити, раскатился клубками шерсти,
Подбирай и вяжи дорогу, свитер, сказку, второй носок.
Зло заводов изгнило в домнах, у домов провалились крыши,
Люди в форме навек забыли – как стрелять и в кого стрелять.
Мы достали из банки деньги – горсти пёстрой цветной бумаги,
Подобрали четыре спички и сожгли золотой запас.
Мы не били автомобили, но из них проросла крапива.
Мы не пили, но опьянели, наши мели попутал хмель,
Наши рамы снесло штормами, наши думы сложили в трюмы,
Наши души спасутся сами, их не надо пасти, Отец!
Если время остановилось – значит, можно не торопиться,
Притвориться творцом и тварью, красной глиной, тугим снежком,
Ни на йоту не повториться – карамель, киноварь, корица,
Скоростная моя столица – сколько зим намотал мотор?
Сколько стоит стоять в подъезде, старой книгой стоять в подъезде,
Ветхой книгой на пыльной полке, никуда не спеша вовек?
Я раскрою тебя – страницу заложу неумелым пальцем
И прочту по строке, по букве – как сегодня тебя зовут?
Ангел-Смерти-уже-не будет, повелитель базарных блюзов,
King of lizards, мой подорожник – прилагаю, не дорожу.
Переплёт пропитался потом, правота обернулась прахом,
Счастье смирно стоит у двери, непременно ведущей в рай.
Вру и я – немотой, ненастьем. Я не Настенька, славно, сладко.
Точка кома. Рубец ответа. Дао да против ноты нет.
Если время остановилось, наши раны никто не вскроет,
Наши руки сплетёт весёлый, вездесущий лесной вьюнок,
Ты откроешь мою страницу и на имя приманишь имя.
– Кто там?
– Кто-то.
– Тип-топ?
…Тик-так.
ТРИЛИСТНИК
Был бы братом – насколько б гулялось проще
По квадратам улиц, сосновой роще,
По сухой хребтине Тепе-Оба,
Где глина голуба и груба.
Подбирала б камешки и дарила бы без стыда,
Говорила б – направо сады, стада,
А налево море и ничего
Кроме тени – контура твоего.
Тень бежит по скалам, летит в обрыв,
Крылья-руки чёрные не раскрыв,
У неё, болезной, кругом родня,
А у меня?
Был бы мужем – насколько б дышалось легче.
Не пройдёшь путями – айда на плечи,
Я тебе стена, я тебе спина –
На!
Напекла б лепешек, кормила б сытно
Родила бы сына – и снова сына,
Посадила б яблоню вместо дочки
И ни строчки.
Даже тебе – ни строчки.
Был бы милым – был бы моим навеки…
Посадила б в клетку, чтоб пел на ветке,
Подсыпала бы проса, ставила бы вопросы,
Просыпалась – розой.
Слушала бы устало,
Что там птичка милая насвистала?
Каждый создан свободным, весёлым, разным?
Эх… и клюв перепачканный в чём-то красном…
Погоди! Побойся! К чертям поверья!!!
В клетке остались перья.
БАЛЛАДА БЛИЗОСТИ
…всякое животное после совокупления печально…
(с) латинская поговорка
В маленькой смерти – обещание стать большой.
Предощущение вдоха, оборванного на «до»,
Невыносимая острота абсолютного одиночества.
Вот оно, близкое, бьётся, манит, дрожит,
Визжит неистово, жарким сочится потом,
А потом пропадает.
Ни капли лжи.
Ощущаешь себя фантастическим идиотом,
Глядя в слепо зажмуренные глаза,
Гладя немое, чужое тело –
Птичка вспорхнула и улетела – динь!
Остаёшься совсем один
С этим нелепым со-чувствием, глупой нежностью
К зябкой гусиной коже, пуговице соска,
С неизбежностью взрыва.
Соскальзывая в небытие,
Забываешь имя её.
Забываешь, как от улыбки светлело в комнате,
Как она оттирала с пальцев следы от копоти
И опять ненасытно тянулась к свече рукой,
Как писала: я есмь и никогда не стану другой.
Сколько дней вы вязали тугие сети,
Прорастали друг в друга, трындели про всё на свете,
Запоминали: без сахара, ляжет с краю,
К ней восемнадцатый, а от меня вторая.
Любит Ван Гога, слушает «Rolling Stones»,
Стонет как кошка, кажется, верит в Бога
Или Господь в неё, в бабочку Лао Цзы…
Пахнет озоном. Гаснет раскат грозы.
Там, за холмами море крушит скалу,
Угли истлели и перешли в золу,
Золотом светят водоросли в камнях,
Спящие дети снова зовут меня…
Ты возвращайся. Скоком через обрыв.
Вот она рядом – смотрит, глаза раскрыв,
Чёрные точки в зелени колдовства,
Всё – больше не вдова, не королева льдин.
И ты не один.
НЕВОЗВРАТНАЯ БАЛЛАДА
…Скажи, когда в последний раз встречал Джиневру?
(с) Тикки Шельен
Видишь, яблоки в нашем саду поцелованы змеем.
Мы открыли ворота стыду, а признаться не смеем.
Мы оделись в листву и украсили кудри венками,
Мы спешим к рождеству, упоенно танцуем с волками.
Злое сердце в огонь – вдруг господь приготовил другое.
Из раскрытых окон выпадает бесхозное горе.
Просто некому петь грибоедовский вальс отрицая,
Переломана плеть и луна покачнулась, мерцая.
И собор голубой. Время властно соперничать, только
Гарнизонной трубой поперхнулась задорная полька.
Племя, руки разжав, разлетелось по весям и странам.
Ланс ещё моложав, Арт угробил глаза за экраном.
…Увидать ли в толпе – белый клеш, серебристые пряди,
Кто подобен тебе? Ленинград в подвенечном наряде.
Пара яблок в компот, пара песен на краешке крыши.
Мы двухтысячный год обязательно встретим в Париже!
Мчись, кораблик, вдогон от Ротонды до шумной Казани.
Пусть _её_ телефон не молчит, а окажется занят.
Пусть пахнёт табаком, хлебной коркой, лавандовой пылью.
Мы уйдём босиком, но оставим на паперти крылья.
КРЫМСКИЙ АНГЕЛ
Крымский ангел не носит сандалий,
Он космат, неопрятен и бос.
Что ему до заморских Италий,
До вишнёвых и розовых рос?
Он хипу посылает попутку,
На базарчике бьёт по рукам,
Выпускает из ящика утку,
Подсыпает рублей дуракам.
Починяет обувку на пляже,
Залихватски готовит самсу,
С некрасивыми тётками пляшет,
Малышей провожает в лесу.
Подгоняет коней и моторки,
Дельтаплан поднимает в поток,
Сторожит виноград на пригорке,
Собирает лаванду в платок.
Помогает усталой татарке
Побыстрей распродать бастурму…
Он готовит и прячет подарки
Всем, кто встретится летом в Крыму.
И тебе, мой случайный попутчик,
Сувенир для души берегут.
Присмотрись к перепутьям получше,
Поищи на другом берегу.
МЕЙДЕЛЕ
Еврейские девочки, ставшие старыми,
Сидящие парами, парками, барами,
С облезлыми Барби и детскими рюшами
На розовых блузках, с бананами, грушами,
Обоймой бутылочек, мятой салфеткою,
С конфеткой, котлеткой и чьей-нибудь деткою
В коляске у школы…
Предчувствие осени –
Как будто на холод монетою бросили,
Как будто у возраста деноминация,
Как шепчут в трамвае «ух, хитрая нация»,
Как светит фонарик у бабушки в садике,
Как с братом полночи играем в солдатики,
Как папа… не помню, не надо, не спрашивай!
Он просто ушёл из созвездия нашего.
И трубка его не утратила запаха.
И старый приёмник – орудие Запада –
Всё ловит заманчивый голос Америки.
И мама на кухне в нелепой истерике
Печёт пироги и блины подгорелые.
Билет театральный под лестницей белою,
Лицо на снегу – аргумент фотографики.
Тот вечер растаял снежинкою в трафике
Мятущихся дней – для девчонки достаточно.
Вчера было вьюжно, сегодня осадочно.
Подруги – в Стамбуле, в Берлине, в провинции,
Ребята из класса не выросли принцами,
И Пушкин не читан с роддома, наверное,
И сказка сложилась совсем беспримерная:
Какой-то герой, чей-то замок трёхкомнатный.
Желтеет альбом, ни рисунком не тронутый.
У матери тик и язык заплетается.
Непризнанный волк по дорогам скитается.
Забыты цитаты, клинки оклеветаны.
Лишь почта с экрана мигает приветами…
Шуршащее «Шма» и свеча с подоконника
И ливневым залпом – письмо для полковника.
Еврейская девочка, мама рассердится!!!
Ты – раскрываешь – сердце.
СОЛНЕЧНЫЙ БЛЮЗ
Стопом до рассвета по заброшенной трассе
Не волнуйся, детка, все будет прекрасно!
Ангелы кюветов нам устроят парад –
По дороге к солнцу не бывает преград.
Падай без оглядки, полагайся на случай,
Изучай законы кочевого жилья.
Посмотри на небо, ты видишь, где тучи?
Там я.
Повернёшь направо – не получишь ни царства.
Повернёшь налево – нам придётся расстаться.
Навсегда, навеки, до свиданья, пора –
Двигай точку сборки и меняй номера.
Ты могла бы взглядом останавливать войны,
Но боишься грязи, мудаков и жулья.
Посмотри на море, ты видишь, где волны?
Там я.
Стоимость свободы остается за кадром,
Это не дороже, чем кафе и кун-фу.
Купишь на вокзале проездной, до заката
Будешь каждый вечер выбираться в Уфу.
Знаю, что прощаться тяжелей, чем проститься.
На дороге к солнцу не нужна колея.
Посмотри на дерево, видишь, где птицы?
Там я.
Модные страстишки от Версаче и Прада
Выкини с балкона и бензином полей.
Будь хорошей, детка, расскажи себе правду,
Будь императрицей для своих королей.
Встанешь на рассвете, позабудешь одеться,
Позабудешь время суеты и вранья.
Посмотри-ка в зеркало, видишь, где сердце?
Там я
