Старенький «Фольксваген» выплыл из ночной темноты и затормозил на перекрёстке, несмотря на разрешающий сигнал светофора.
– Что происходит? – дрогнувшим голосом спросила спутница водителя.
– Я вижу то же, что и ты, – ответил мужчина, глядя на пару спортивных машин, перегородивших дорогу поперёк полос движения.
Он просигналил, и группа молодых ребят за автобарьером обратила на них своё внимание. Пара молодчиков отделилась от компании и подошла к «Фольксвагену», вопросительно покосившись на тонированное окно со стороны водителя. Стекло медленно опустилось, из окошка показалась лысеющая голова мужчины средних лет.
– Ребята, убрали бы свои тачки, – тихо сказал он, с опаской глядя на незнакомцев.
Молодые люди стояли не шелохнувшись, свирепое выражение лица одного из них напрягало и без того настороженного водителя. Заметив его страх, парень, не меняясь в лице, положил руку на крышу авто и, нагнувшись к окошку, произнёс спокойным голосом:
– Через пару минут разъедемся. Извините…
Водитель тем временем начал понимать, что происходит, и, приободрившись, спросил:
– Я не против того, чтобы подождать. Но раз такое дело, можно нам глянуть на заезд?
– Можно. Только никаких съёмок!
Водитель, подбрасывая на ладони ключи, вышел из авто вместе со своей спутницей и последовал за парнями.
С другой стороны перекрёстка картина зеркально отражалась: две машины перекрыли полосы движения, перед которыми стояли молодые люди в цветных куртках.
В нескольких сотнях метров от перекрёстка происходило самое интересное – за барьером из легковых авто гудели на старте два тюнингованных автомобиля. Красный «Митсубиси» ослепительно сверкнув дальним светом, смотрел на дорогу гипнотизирующим взглядом многочисленных светодиодов, окантовывавших передние фары; синий «Субару» с выразительными позолоченными дисками громко прогазовывал. Миниатюрная блондинка с флажком чёрно-белой расцветки в «шашечку» нетерпеливо прыгала на обочине.
Вот-вот будет дан старт.
Молодой человек за рулём «Митсубиси» внимательно следил за девушкой с флажком, приоткрывая заслонку дросселя. Его соперник, на «Субару», полный парень с чёрными, как смоль, волосами, спадавшими на лоб до самых бровей, прилепил жвачку на ободок руля, намереваясь вернуть её в рот после заезда.
Взметнулась вверх рука девушки, и едва флажок опустился к земле, оба автомобиля, взревев, сорвались с места.
«Митсубиси» получил преимущество за счёт высокой стартовой скорости. Когда он прошёл половину дистанции, его соперник сделал впрыск закиси азота и резко ускорившись, вырвался вперёд. Водитель «Митсубиси» не дрогнул, он точно рассчитал, когда следует включить нитро-двигатель, чтобы преодолеть дистанцию на максимальной скорости и на завершающем отрезке пути почти сравнялся с «Субару».
Фары летящих авто уже высвечивали финиш, но «Митсубиси» не видел лежащий на сверкающем полотне своей полосы камень и, наскочив на него, подлетел, точно с трамплина. Водитель судорожно крутил баранку руля, передние колёса беспомощно двигались в воздухе и не могли отвести авто от столкновения с деревом. Машина врезалась в могучий ствол. Смялся капот, лобовое стекло треснуло от деформации корпуса и разошлось мелкой сетью, в которой запутался крик водителя, вырвавшийся из его груди после удара об рулевую колонку.
Финиш «Субару» мало кто видел, победитель заезда уже никого не интересовал. Зрители спешно запрыгивали в авто и разъезжались. Через полминуты ночной перекрёсток полностью обезлюдел.
Несколько машин подъехали к месту аварии. Молодые люди боязливо заглядывали в салон разбитой машины. Бойкого вида парень, организатор заезда, шагнул к водителю представительного «Мерседеса» и, положив руку на его плечо, сказал:
– Через пять минут здесь будет шумно. Я на спортивной тачке – мне стрёмно оставаться. Ты у нас адвокат, скажешь: мимо проезжал, увидел аварию. Ну, ты сам лучше меня знаешь, что нужно говорить. К тебе не придерутся! Мало ли чего, парень дерево поцеловал…
Водитель «Мерседеса», совсем ещё юноша, одетый в костюм с иголочки, не возражал:
– Сваливайте быстрее, чтобы мне было меньше врать!
Ему не пришлось подгонять приятелей – взревев моторами, спортивные машины тут же покинули место аварии, растворившись в темноте ночных дорог.
***
Телефонный звонок разбудил супругов в три часа ночи. Глеб Викторович повернулся набок и, протянув руку к спальной тумбочке, нащупал телефонную трубку.
Жена открыла глаза и тревожно следила за мужем.
– Скоро будем, – сухо закончил разговор Глеб Викторович и, ударив телефоном о крышку тумбочки, резко поднялся с кровати.
Рванув дверцу платяного шкафа, он озарил спальню встроенной подсветкой и, громко щёлкая вешалками, отыскал брюки. Ныряя в чёрные штанины, он ударил металлической бляхой зеркало, ответившее звонким стуком.
– Что случилось? – сонным голосом спросила женщина, приподнявшись на локтях.
Муж молча застёгивал брюки, так, словно считал, что не может ответить ей, стоя в неподобающем виде.
Наконец защёлкнув ремень, он встретился взглядом с женой и произнёс:
– Собираемся, Рита! Алёша в больнице. Попал в аварию.
– Как? Глеб, как? – воскликнула женщина.
Муж продолжил спешно одеваться, бросая на неё длинные тени.
– Быстрей, я уже одет! – сказал он, метнувшись к тумбочке за телефоном. И вправду, жена смотрела на мужа и не верила, что ему оставалось только туфли обуть. Она бросилась одеваться, и вскоре догнала мужа, уже сидящего в своём внедорожнике, перед открывающимися воротами. Он распахнул дверцу с её стороны, и Рита запрыгнула в автомобиль, как пассажир в уходящий поезд. Мужчина хлебнул минеральной воды и принялся судорожно поправлять причёску, глядя в салонное зеркальце. Всклокоченные подушкой седые волосы не поддавались и, плеснув в сложенную лодочкой ладонь шипящей минералки, Глеб Викторович кое-как прилизал их. Газированная вода растеклась по его левому виску, собралась ртутно-круглыми каплями на идеально выглаженном, словно навощённом свитере, но он не обращал на это внимания. Сверля взглядом поднимающиеся ролеты гаража, он сунул бутылку устроившейся в кресле жене и небрежно бросил в свой рот подушечку жвачки, которую принялся яростно жевать.
Каждая секунда была дорога, и он с презрением игнорировал просьбу бортового компьютера пристегнуться ремнём. Но всё же, на перекрестке это сделал: ночью движение такое же рискованное, как на автобане, а уж после аварии сына, любая гипотетическая возможность дорожной катастрофы, воспринималась вполне вероятной.
В больнице дежурный врач сообщил, что сын в операционной и попросил их посидеть на рецепции в отделении интенсивной терапии.
Они погрузились на мягкий кожаный диван сливочного цвета между раскидистыми пальмами. Ну, прямо туристическая компания, а не больница, – язвительно заметил Глеб Викторович про себя. Он не мог усидеть на месте – несколько раз подскакивал, нетерпеливо стоял перед женой, глаза бегали по коридору.
– Какое счастье, что мы застрахованы в этой клинике, – сказала Рита, вдохновлённая многочисленными, как для этого времени суток, работниками больницы. Ей казалось, что такое количество медиков, словно непобедимая армия, при виде которой болезни и смерти должны бежать наутёк.
– Это всё, что мы могли сделать. Остальное не в наших руках, – ответил муж, шмыгнув носом.
– Мы должны сделать всё, что можем! Ведь это наш единственный сын, – с надрывом в голосе произнесла она.
Глеб Викторович склонил голову и плюхнулся на диван. Жена погладила мужа по голове и крепко сжала его кисть в своих ладонях.
Так они просидели до рассвета. Когда медсестра подошла к ним, Рите от страха услышать плохую новость чуть не сделалось дурно.
– Операция прошла успешно. Ваш сын переведён в палату отделения реанимации.
– Можно его увидеть? – спросила Рита.
– Пока нельзя. Он находиться в коме и ещё предстоит бороться за его жизнь.
Глеб Викторович поднялся и вплотную надвинулся на молодую женщину. Ему не нравилось, что в момент, когда судьба их сына оставалась неясной, с ним общается какая-то медсестра.
– Я хотел бы поговорить с доктором, – холодно произнёс он.
– Врачи сейчас на консилиуме, – сказала медсестра, отступив от мужчины на шаг.
– Мы не уйдём отсюда пока не увидим нашего сына и лечащего врача!
Медсестра, поджав губы, удалилась.
Они снова остались одни на диване – пили кофе и утешали друг друга. Ранним утром Глеб Викторович обзвонил подчинённых и дал указания. Спрятав телефон в карман, он тщетно пытался вспомнить, когда последний раз не выходил на работу.
Врач отделения интенсивной терапии в конце смены нашёл для них время.
– У него тяжёлое состояние, закрытая черепно-мозговая травма, переломы правой и левой ноги, сломаны пару рёбер, – перечислял он, по очереди заглядывая в глаза печальных родителей.
– Что хорошего? – спросил Глеб Викторович.
– Пока нельзя назвать его состояние стабильным, – неопределённо сказал медик.
Глеб Викторович закатил глаза к потолку:
– Вы даже не пытаетесь нас обнадёжить.
– Я могу дать вам результаты томографии и прокомментировать их, – предложил доктор.
Прежде чем Глеб Викторович ответил, жена оттеснила его, и, глядя в глаза доктора, взмолилась:
– Можно его увидеть? Пожалуйста, я хочу его увидеть!
Доктор отрицательно покачал головой.
– Ну, пожалуйста!
– Рита, не надо. Потом, – смущённо сказал муж.
– Только посмотреть на него?.. – повторила просьбу отчаянная мать.
Мужчина некоторое время колебался, глядя на них.
– Идёмте за мной, только, пожалуйста, там нужно вести себя очень тихо…
– Спасибо, – ответили они, последовав за ним.
Медсестра накинула им на плечи бирюзовые халаты, и супруги оказались в светлой комнатке. Возле окна, на железной койке, лежал Алёша. Во рту трубка аппарата искусственной вентиляции лёгких, приклеенная к щеке пластырем. Обритый череп был перевязан бинтами, отчего казалось, что на голове кружевной чепчик. Рите при взгляде на беспомощного сына вспомнилось, как он подвозил её прошлым летом. Веселый красивый юноша, поставив стакан колы в подставку, макнул расчёску в чёрную жидкость и пригладил волосы как стиляга. Включив классический рок-н-ролл, он играючи управлялся с машиной, обгоняя попутные авто и эффектно тормозя на светофорах. От этих воспоминаний на её глаза навернулись слезы.
– Травматическая кома, – сказал доктор. – Мы удалили ему гематому. Пока на искусственном дыхании.
– Каковы шансы? – спросил Глеб Викторович.
– Об этом я не могу говорить. Мы делаем всё, что можем. То, что он выжил в таком столкновении – уже чудо. Сейчас много зависит от него.
Мать бросилась на колени перед сыном, прикоснулась к его безвольной руке. Рыдая, она начала молить о его выздоровлении, рассказывая, как сильно его любит и что он для неё значит. У мужа ком подступил к горлу: за четверть века совместной жизни он ни разу не видел свою жену такой.
– Рита! Рита, не надо! Он тебя не слышит. Хватит, Рита! Рита… – смущённо повторял Глеб Викторович, взяв жену под локоть.
– Слышит! Они всё слышат в коме! – жалобно произнесла она.
Женщина подняла заплаканные глаза к потолку, словно душа сына, пребывая там, должна была подтвердить её слова.
Глебу Викторовичу было неудобно перед доктором, но тот держался абсолютно равнодушно. Видимо, привык к подобным сценам.
Супруги вернулись на диванчик рецепции, от которого проторили дорожку к кофейным автоматам. Глебу Викторовичу всё время звонили подчинённые, когда он выдавил из себя причину отсутствия – беспокоить перестали.
Днём приехали родственники жены, и она предложила мужу поехать домой отдохнуть.
– Я не уйду отсюда без тебя и сына! – попробовал отпираться он, но жена убедила его в необходимости сменять друг друга. Пребывание Алёши в коме может быть долгим, а когда он выйдет из неё – нужно чтобы рядом оказался кто-то из близких ему людей!
Домой Глеб Викторович ехал с непривычным ощущением, что его там никто не ждёт. Переступив порог, он понял, что совсем не хочет спать. Мозг был возбуждён и ясен. Он зашёл в комнату сына и сел на его кровать, разглядывая немного хаотичную обстановку комнаты подростка, так разительно отличавшуюся от патриархальной респектабельности царившей в доме.
Полстены от пола было заставлено коллекционными моделями гоночных автомобилей, которые сын собирал ещё с первого класса. Повсюду висели фотографии спортивных авто в аккуратных рамках. Фото любимой машины сына возвышалось на прикроватной тумбочке, оно было почти в два раза больше, чем его фотопортрет с любимой девушкой. Комната больше напоминала фан-клуб гоночной команды, чем комнату студента.
Глеб Викторович подошёл к письменному столу и разворошил стопку бумаг, состоявшую в основном из эскизов авто и тщательно прорисованных фрагментов аэрографии. Алёша неплохо рисовал – его музой была любимая машина.
Сын получил в подарок новый «Митсубиси» на восемнадцатилетие, редкому подростку так везёт. Но заводская комплектация машины не удовлетворяла его, и он принялся оснащать её дополнительными опциями: вносить ненужное и убирать то, без чего обычная городская машина не могла обойтись. Так авто лишилось задних сидений, получило новый отвес и спойлер. Сын изуродовал её аэрографией – длинные чёрные молнии исполосовали корпус автомобиля.
Ближе к вечеру, толком не поспав, Глеб Викторович вернулся в больницу. Жена общалась с девушкой Алёши. Красивая блондинка, сцепив на груди руки с длинными розовыми ногтями, глядела в глаза Риты и вежливо улыбалась, как при светской беседе, чувствовалась её отчужденность. Глеб Викторович, принимая во внимание то, что сын больше всего любил свою машину, не мог упрекнуть девушку в отсутствии горя на лице. Немного пообщавшись с женщинами, он отправил их и зашёл в палату сына.
Алёша всё так же лежал без сознания, – завернутый в бинты и окутанный трубочками, он походил на мумию. Глеба Викторовича взял озноб от давнишнего страха перед забальзамированными мертвецами. Он вспомнил, как из трупов, через маленькие надрезы, по одному доставали внутренние органы, а мозг, кусочками, выковыривали крючком, через ноздрю. Прогоняя навязчивый страх, он до боли прикусил губу. Нахлынут же мысли! Сын был живой, и он сделает всё, чтобы он жил!
Глеб Викторович наклонился к сыну и поцеловал холодный лоб. В этот момент он понял, что не может вспомнить, когда целовал его в последний раз. Наверное, когда тому было годика три…
Глянув на сына, он увидел на проколотой капельницей руке багровый ручеек уходящий к предплечью. До боли знакомый рисунок – Алёша сделал татуировку, повторявшую молнию на аэрографии авто. Вот она, любовь!
На рецепции, возле отделения интенсивной терапии, скопилось множество людей. Среди них выделялась сидевшая на краешке дивана заплаканная женщина, в таком же небрежно накинутом бирюзовом халате как у Глеба Викторовича. Встретившись с ней взглядом, он почувствовал в ней сестру по несчастью и присел рядом.
Вскоре они разговорились. У женщины мама наглоталась таблеток после недавней смерти мужа, и теперь, за каких-то несколько дней, она могла стать полной сиротой. Врачи промыли пострадавшую ото рта до ягодиц, но яд глубоко впитался в неё, и шансов практически не было. Глеб Викторович рассказывал про сына, про непонимание, росшее между ними.
– Он всегда получал то, что хотел, но иначе и не могло быть! Я всю жизнь много работал и всегда добивался поставленных целей. Не понимаю, в кого он пошёл. Я в юности совсем другим был. И вроде воспитывал его, но всё без толку. Всё отпущенное природой упрямство и целеустремленность он направил на размежевание со мной.
– А вы пытались понять его? – спросила женщина.
– Только это и делал.
– О чём же он мечтал? – попыталась озадачить собеседника женщина, но Глеб Викторович без запинки ответил:
– О машине своей чёртовой он мечтал! За него с какой стороны не возьмись – всё ей начиналось и заканчивалось.
Он покинул собеседницу, чтобы заглянуть к сыну, и потом ещё несколько раз ходил смотреть на него, неизменно в сопровождении санитарки, тенью следовавшей за ним. Сестра по несчастью была тронута его вниманием и тоже ходила в палату к своей матери. Так проходила их ночь.
Глеб Викторович засыпал на диванчике, ёрзая ногами из-за неудобного положения. Его собеседница предложила ему склонить голову ей на колени. Он был смущён и представлял, что подумает его обезумевшая жена, если, не выдержав домашнего заточения, прибежит ночью в больницу – и такое было вполне возможно. В засыпающем сознании голос произнёс, что не надо стесняться – горе объединило вас на короткое время, подобно тому, как судьба объединяет людей, приходящих на помощь друг другу. И сомнения пропали, или уснули. И он сам уснул. Уткнувшись седой головой в её мягкие колени.
А потом подошла медсестра и сообщила женщине скорбную весть о смерти её матери. И после этой вести о смерти коридор отделения интенсивной терапии странно оживился. Плакала потерявшая маму дочь, на бегу столкнулся с вышедшей из-за двери санитаркой куда-то спешащий медбрат. Глеб Викторович смотрел на происходящее так, словно разучился чувствовать реальность, и до конца не осознавая – находится ли он въяве или во сне, прошёл в палату сына и, коснувшись его руки, прошептал: «Только живи, пожалуйста. Я сделаю всё: отремонтирую твою машину или куплю новую. Не буду упрекать тебя в случившемся. Только живи, живи! Живи!».
Женщина исчезла, не простившись. Глеб Викторович представил себе тело её матери, накрытое простыней, и непроизвольно перекрестился.
Устроившись на диване, он спал и видел, как мчится на машине его сын, видел так же свою ночную собеседницу, она смеялась и держала за руку свою живую мать, а, может быть, его?
Проснулся он рано утром. Жена гладила его по голове.
Он вскочил, воскликнув:
– Как он?
– Всё так же, не бойся, дорогой. Я только что была у него.
Посидев с Ритой, он поехал домой. Приняв душ, скушал приготовленную женой еду, и снова уединился в комнате сына.
Раньше он избегал находиться в этом помещении, а теперь чувствовал себя здесь уютно. Казалось, что дух, находящегося в коме сына обитал не возле его тела, а здесь – среди моделек и эскизов спортивных машин. Внутри прозвучал голос ночной собеседницы: «понимал ли он сына?».
Хотел понять.
Где-то с год назад, они встретились в гараже. Глеб Викторович критически смотрел на очередные улучшения идеальной машины сына и попросился за руль.
«Только не выжимай больше второй передачи, а то в другом городе окажемся», – предупредил Алёша, и в этой шутке была доля истины.
Сын сидел на пассажирском сидении и ревниво следил за тем, как отец маневрирует на узкой дороге, между особняками соседей, и напрягался каждый раз, когда они переезжали очередной лежачий полицейский. Он бы отказал отцу, но был слишком зависим от него – выбора не было.
Вскоре, Глеб Викторович припарковал машину в укромном месте и обратился к сыну: «Алёша, нам надо серьёзно поговорить. Я вижу, что мы по-разному видим твоё будущее. Если бы твоё увлечение гонками было простым хобби и не мешало успевать во всём остальном – было бы прекрасно, и мы не говорили бы об этом. Но тебя ничего кроме гонок и твоей машины, к сожалению, не интересует. В такой ситуации я вижу один выход… Давай подойдём к этому практично: что тебе нужно, чтобы стать гонщиком? Чем я могу тебе помочь?».
Алёша терпеливо выслушивал отца, его лицо приняло страдальческое выражение. Мало того, что родители вопреки его желаниям делали из него юриста, так теперь отец решил вторгнуться в святую святых его души, чтобы помочь стать гонщиком.
«Папа, спасибо большое, – вежливо сказал тогда он. – Я, конечно, думал об этом. Но гонщик – это не тот, кто гоняет. Ты хочешь поговорить практично – давай!». Алёша принялся рассказывать о том, что в их стране автогонки не популярны, федерация слабая. Он, сказал, что нужно ехать за границу, но там попасть в хорошую команду нереально – места все заняты и расписаны на много лет вперёд. Начинать надо с нуля. Участвовать в самых простых гонках, поднимаясь от класса к классу; на каждый этап как минимум год, и то, только в том случае, если будет хороший результат, если нет – застрянет, как в болоте. И всё за свой счёт, спонсоры помогают только участникам престижных соревнований. Кроме непосредственных расходов на авто, ещё придется отчислять деньги за участие в заездах. «Если, – говорил Алёша, – такое устраивает – надо определиться со страной, снять там квартиру. Притом, что придётся кочевать из города в город, – подчеркнул юноша. – Парковки, страховки там на порядок дороже, особенно страховка за спортивное авто – и то вряд ли их вообще кто-то страхует. А каждый заезд – это потенциальные столкновения». Юноша не забыл упомянуть, о бытовых мелочах: «В Англии бокал пива стоит как у нас в супермаркете ящик – это конечно утрированный пример, ты знаешь, что я не пью и не собираюсь пить, но ты понимаешь… Даже при твоём искреннем желании, и твоих немалых возможностях, такое дорогостоящее предприятие можно не потянуть», – резюмировал Алёша.
Отец, поглаживая маленький спортивный руль, внимательно слушал сына и соглашался с приводимыми доводами. Все было логично, но всё же гложила мысль: сын понимает, что потерпит крах на соревнованиях. Там серьёзные спортсмены, знающие, что они делают и ради чего. А когда он не состоится как гонщик, ему придётся покончить с этой ерундой и взяться за ум. Куда как проще ездить на машине, прокачанной за счёт папы, и соревнуясь с такими же бездельниками, как он, побеждать тех из них, чьи родители не смогли дать достаточно денег.
«Если всё так бесперспективно, мне трудно тебя понять. Зачем ты тратишь время, деньги?» – спросил он сына. Алёша возмущенно ответил: «Потому, что я это люблю. Ты хочешь, чтобы я был практичен, ко всему относился так, чтобы извлечь пользу. Но как можно практично относиться к любви? А если от неё нет пользы – отказаться что ли от неё?!»
Алёша апеллировал к ценностям, которые Глеб Викторович не то что не разделял, но хорошо знал, что за ними стоит. «Я тебе объясню, как можно практично относиться к любви, – наставительным тоном сказал он сыну. – Девушка, которую ты любишь – рано или поздно будет требовать заботы. Чтобы заботится о ней, тебе нужны будут деньги. То же самое с детьми. В идеальном варианте ты должен любить родителей и когда-нибудь они будут рассчитывать на твою заботу – но об этом мы с мамой даже не мечтаем! – Глеб Викторович поднял вверх руку, чтобы погасить возникшие возражения сына. – Даже твоя машина, которую ты любишь больше всех, вместе взятых – тоже требует заботы: её надо заправлять, ремонтировать. На какие шиши? Представь, что меня нет и денег, которые ты получаешь от меня, тоже нет, и поймёшь, что “огонек твоей любви” будет гореть не от твоего пылающего сердца, а от плодов твоей практической работы. Всё просто до того, что я не верю, будто ты этого не понимаешь! Ведь ты мой сын!».
Алёша, выслушав отца, сказал: «Папа, ты практичен, как деревенский мужик – познал примитивную науку выживания и всё меряешь на мешки картошки. В жизни есть другие недоступные тебе измерения, например адреналин».
Адреналин.
Глеб Викторович буквально взбесился, услышав это, и крикнул: «Я езжу по жизни! Моя дорога –жизнь! Она даёт мне адреналин! А ты – бездельник хренов!».
Последовавшие возражения сына потонули в рёве мотора. «Я покажу тебе адреналин! – кричал Глеб Викторович, на скорости наезжая на лежачие полицейские. Сын кусал губу, слыша, как стучит отвес об асфальт, от напряжения у него пошла носом кровь. Теперь, вспоминая ту ссору, Глеб Викторович жалел о своей несдержанности, действительно есть другие измерения – жизнь сына. Но и он в том споре был прав – у него есть всё, чтобы сберечь жизнь ребенка. Алёша выкарабкается!
На работе компаньон Глеба Викторовича поинтересовался здоровьем его сына и удивился обстоятельствам аварии. Все, кто знал Алёшу, говорили, что он хороший водитель. С чего это вдруг – на пустой дороге и в дерево?
Вечером Глеб Викторович приехал в больницу. Жена сидела в окружении своих родственниц – шумных пожилых женщин, которых он недолюбливал, и, глядя на них, подумал: «сидят, как плакальщицы на похоронах», и тут же укорил себя за кощунственные мысли.
– Ему установили питание, провели магнитно-резонансную томографию – нашли гематому. Будут ещё раз оперировать, – сообщила жена.
В этот раз, Глеб Викторович, привыкший к диванчику рецепции, сразу заснул. Ему снилась операция – спины врачей склонились над телом пациента, он не видел его, но чувствовал любовь к нему и понимал, что на операционном столе его сын. Днём Глеб Викторович вернулся в больницу и вместе с женой они снова, как в первый день, вместе ждали, вместе боялись, вместе надеялись, поочерёдно ходили за кофе и подбадривали друг друга. Врачи просверлили отверстие в черепной коробке их сына и удалили гематому.
Алёша лежал в своей палате, точно божество, на жизнь которого работала целая больница. Аппарат искусственной вентиляции легких, словно духовой инструмент из оркестра, громко и торжественно вдыхал в него воздух, и через пару дней божество пробудилось.
– Он открыл глаза! – крикнула жена в телефонную трубку и Глеб Викторович, всё бросив, примчался в больницу.
Они стояли перед сыном. Полуживой юноша отрешённо смотрел на них.
– Ты нас узнаёшь? – спросила Рита.
Алёша утвердительно закрыл глаза.
– Ты узнаёшь папу? – спросила она.
Юноша снова закрыл глаза.
Рита бросилась к своему ребёнку и сквозь слёзы начала с ним сюсюкать. Глеб Викторович уединился в коридоре с врачом.
– Пока рано отключать искусственное дыхание – он ещё не полностью вышел из угнетённого состояния, – сказал врач.
– Что будет дальше? – спросил Глеб Викторович.
– Дальше придется побороться. Многое зависит от него, насколько сильно он хочет жить. Вы тоже можете помочь ему.
– Мы сделаем всё, что в наших силах.
– Сделайте так, чтоб он хотел жить, – сказал доктор.
Глеб Викторович вернулся домой к полуночи; жена после того, как Алёша открыл глаза, решила не покидать сына.
Дома, соскочив с подножки внедорожника, Глеб Викторович посмотрел на пустующую половину гаража, где на полу было написано: «Митсубиси». Увидев год назад эту надпись, он отругал сына. Сейчас об этом жалел.
Придя в сознание, Алёша подарил родителям надежду на скорое выздоровление, но следующий день не принёс улучшений. Напротив, им становилось страшно каждый раз, когда он засыпал – казалось, что слишком много сил он отдаёт на то, чтобы в очередной раз всего лишь открыть глаза.
– Никогда не задумывалась раньше, как это легко: открыть глаза, – сказала Рита мужу, проснувшись в кресле на рецепции отделения интенсивной терапии.
– Я принёс тебе кофе, – сказал он, протягивая картонный стаканчик, от которого шёл лёгкий дымок.
Пролетело несколько неотличимых друг от друга дней, потом сын перешёл на самостоятельное дыхание и заговорил.
– Как дома? – спросил он отца.
– Всё нормально. Тебя только не хватает, – ответил тот, натянуто улыбнувшись.
– Не знаю, как это произошло, я, словно взлетел и не мог управлять машиной, – выдавил сын. – Как в самом страшном сне – крутишь руль, а он тебе не подчиняется… Кстати, что с машиной? Где она? Сильно пострадала?
– Чёрт с ней, с машиной! На штрафплощадке она. Главное, чтобы ты поправился.
Сын нахмурился.
– Я, наверное, не скоро сяду за руль, если вообще сяду.
– Всё будет хорошо. Я заберу машину и отвезу в автосервис, – сказал Глеб Викторович.
– Правда? – сын с недоверием посмотрел на отца.
– Прямо сегодня это сделаю, – заверил тот.
Покинув больницу, Глеб Викторович поехал на штрафплощадку. Всеми забытое авто стояло за забором из переплетённых металлических прутьев – капот гармошкой, разбитое лобовое стекло, спущенные передние колеса, деформированные двери. Работы непочатый край.
Машину поначалу не хотели отдавать, но помогли старые связи. Глеб Викторович вызвал эвакуатор, который перевёз её в ремонтную мастерскую при фирменном автосалоне.
– В ремонте твоя машина, уже оценивают предстоящую работу, – поспешил обрадовать он сына поздним вечером, усаживаясь перед койкой.
Алёша широко улыбнулся.
– Это прекрасная новость. Я чувствую, что мне стало лучше, – почти бодро ответил он.
– Но только обещай мне одну вещь! – строго сказал отец.
– Какую?
– Не ездить на ней со скоростью больше шестидесяти километров.
Кровать тихонько, но заметно задрожала – сын не смог сдержать подступивший смех:
– Я не могу тебе этого обещать, – сквозь смех сказал Алёша. – Потому, что не собираюсь умирать и надеюсь выжить…
Директор автосервиса к полудню принял Глеба Викторовича в своём кабинете и представил счёт на круглую сумму, равную трети первоначальной стоимости машины.
– Естественно, это не считая аэрографии и нитродвигателя, – осторожно сказал директор.
Кресло скрипнуло под его посетителем, лицо Глеба Викторовича покраснело, он положил руки на стол, наклонившись к директору:
– Что в этом естественного? А как же страховка?
– В вашу машину внесены конструкторские изменения. Все гарантии на неё не распространяются. Страховка не действует.
Глеб Викторович от злости ударил кулаком по столу.
– Я не знал, что там стоит нитродвигатель… Сколько он будет стоить?
Директор автосервиса с деланным удивлением посмотрел на него.
– Я не могу сейчас точно сказать. Мы не занимаемся их установкой. Мы можем вызвать специалиста со стороны или лучше, если вы найдёте своего. Но опять же – гарантий после этого специалиста не будет.
Получив такой ответ, Глеб Викторович, поехал в страховую компанию, но там упёрлись в то, что машина была переделана и никакие доводы на них не действовали. Связавшись с друзьями сына, он отвёз машину в тот автосервис, где её тюнинговали. Это была полулегальная на вид контора, в депрессивном районе города, глядя на ремонтные боксы казалось, что в них выращивают марихуану, а мастера походили на бандитов, что поджидают своих жертв в подворотнях, но зато все хвалили их золотые руки.
Столько забот выпало Глебу Викторовичу из-за разбитого вдребезги авто, он был не рад, что занялся восстановлением автомобиля. Про себя он считал, что место этой разбитой тачке на помойке, пожалуй, впервые в жизни он делал то, что считал неправильным. Единственный аргумент – от этих «неправильных» действий Алёша заметно воспрянул духом. Ещё недавно он с трудом открывал глаза и был не в силах говорить, а, узнав, что машина в ремонте, смог даже рассмеяться в ответ на шутку.
Едва Алёша пришел в сознание, вторая волна посетителей потянулась к нему. Врачи разрешали посещения только близким родственникам, и Рита решала, кому можно посетить его, а от кого просто готова была передать Алёше привет. Плотный молодой человек с чёрными волосами, закрывавшими лоб, тот самый с которым соревновался Алёша, оказался настойчив, и Рита рискнула провести его. Увидев выражение лица сына, она пожалела об этом, но тот сказал, что всё нормально и попросил маму выйти.
Холодная волна накрыла тело юноши; иногда ему хотелось думать, что роковая гонка была всего лишь сном.
– Как дела? Слышал, что ты время здесь не теряешь, предки уже ремонтируют твою тачку… – сказал посетитель, усаживаясь на стул перед койкой Алёши.
– Переделывают, чтобы я быстрей ездил, – ответил юноша, пытаясь пошутить.
Недавний соперник критически оглядел пациента реанимации и, хлопнув по коленям, рассмеялся так, что эхо прошло в коридоре, и сказал:
– Переделывают с управлением для инвалида?
Алёша усмехнулся, хотя шутка была чересчур грубой. А гость поинтересовался его самочувствием.
– Подожди, жиртрест, скоро выпишусь – повторим заезд. Я тебя даже на инвалидной тарантачке сделаю! – Алёша бодрился, когда приходили друзья и приятели одногодки – он не хотел выглядеть при них слабым. Гость снова критически оглядел лежащего на койке пациента реанимации.
– Конечно, повторим! Но согласись, в этом заезде я тебя хорошо сделал! Как Бог – черепашку.
Алёша бессильно сжал зубы, ему хотелось послать его подальше.
– Я просто не доехал до финиша, – ответил он.
– Ты не доехал, а я доехал, – сказал парень и выразительно посмотрел на него.
Повисла пауза. Гость оглянулся на дверь, потом снова посмотрел на Алёшу и, подбирая слова, упёрся взглядом в пол.
– Короче, такое дело… Ты не доехал до финиша, значит, я победил.
Юноша сжал руками простынь, и замер, ожидая, что дальше скажет или не скажет его недавний соперник. Мысленно поменявшись с ним местами, он понял, что никогда бы не сказал, то, что произнёс недавний соперник:
– Мне нужны сейчас деньги.
Алёша всё ещё находился на грани жизни и смерти, и его покоробила такая суетливая меркантильность. Но конечно то, что он в подобной ситуации не позволил бы себе так поступить, не являлось аргументом. Соперник, победивший в заезде, имел право получить свой приз.
– Я выпишусь и заплачу тебе.
Полный молодой человек сразу после аварии не то, что не рассчитывал получить деньги, он боялся, как бы не было серьезных последствий. Но теперь опасность миновала, проигравший соперник был жив, и возможность получить деньги стала слишком реальной, чтобы от неё отказываться.
– Мне деньги нужны сейчас. Действительно, нужны, иначе я бы не беспокоил тебя здесь. Ты же уже ремонтируешь тачку – там денег на порядок больше. Отдай мою штуку, и забудем об этом.
Молодой человек вышел из палаты и попросил маму Алёши зайти к сыну.
Рита склонилась над отпрыском. Ему хотелось всё растолковать ей, что-то придумать, чтобы красиво соврать, но силы оставляли его и он просто сказал:
– Дай тысячу долларов этому парню. Я у него одалживал. Потом объясню.
Мама боялась спорить – как бы не стало Алёше плохо от этого, и договорилась, что рассчитается за его долг. Вечером, вытирая слёзы, она пожаловалась мужу.
– Я с ним поговорю, – сказал он. – Когда это всё минет, у нас будет крепкий мужской разговор.
На работе, утром следующего дня, компаньон озадачил невыспавшегося Глеба Викторовича:
– Поговаривают, что не всё чисто было с аварией. Якобы там был заезд уличных гонщиков на деньги.
– Кто говорит?
– Люди говорят. Напрямую из якобы участников никто не признаётся, всё через десятых знакомых.
В обеденный перерыв Глеб Викторович поехал в авторемонтную мастерскую. Его не водили по кабинетам, механик прямо во дворе озвучил сумму:
– Ремонт обойдется в семь тысяч. Это без аэрографии, вы её себе потом сами сделаете. Но с отвесом, заменой диска, с установкой нитрооксидной системы.
Установка нитрооксидной системы, из-за которой в большей мере пропала гарантия на машину, не воодушевляла Глеба Викторовича.
– А сколько будет стоить ремонт без нитро?
– Всего на тысячу дешевле.
– Давайте без него!
– Это не так дорого, – сказал механик, с удивлением глядя на клиента. – Мы поставим хорошую систему с коваными спортивными поршнями, электробензонасосом высокой производительности. Отладим всё как надо. Ваш сын, конечно, может и потом его поставить, но лучше сделать сразу. Вы раньше сталкивались с нитродвигателями? Знаете, что это такое?
– Нет, – сквозь зубы процедил Глеб Викторович, ему было стыдно сознаваться, что он в чём-то не разбирается.
– Эта система позволяет получить на двигателе дополнительную прибавку мощности. Нитрооксид азота двухкомпанентен – он состоит из азота и кислорода. Кислорода в закиси азота в два раза больше чем в воздухе. К тому же во время распыления закись азота существенно снижает температуру воздуха, увеличивая его плотность.
– Хорошо, я понял, – махнул рукой Глеб Викторович. – Давайте так – я съезжу за деньгами, а вы пока не трогайте её…
– А мы в кредит не ремонтируем, – вежливо «успокоил» его механик, пристально глядя на клиента, так словно раздумывал, давать ли тому денег в долг.
Коллеги механика, вышедшие покурить, смеялись в спину удаляющегося мужчины. Но Глеб Викторович хоть и слышал их – не обращал внимания. Сумма за ремонт машины набежала не малая. Алёша по ежедневным мелочам тратил на неё не меньше. Но откуда у Алеши были деньги? Он достаточно получал на карманные расходы; этот шалопай, как и множество его сокурсников, окончив свой университет, не сразу столько зарабатывать начнут. Алёша тратил родительские деньги, ни в чём себе не отказывая, и едва ли мог накопить сумму на серьёзный тюнинг машины. Где же он их брал? Зарабатывал на гонках? Клянчил у доброй мамы?
Нужно серьезно поговорить с Ритой! – отмечал про себя Глеб Викторович, барабаня пальцами по рулю и глядя на красный глаз светофора.
Он с трудом припарковал машину перед главным корпусом университета. Сторонясь идущих навстречу молодых людей, вошёл в здание и, подойдя к лифту, глянул на часы в холле. Ещё не так поздно – руководство должно быть. На пятом этаже он, бегло оглядевшись, узнал раскидистый фикус возле панорамного окна. За три года здесь мало что изменилось. Впрочем, как и у него в семье, за исключением последней недели, которая могла поменять всю привычную жизнь.
– Здравствуйте, я отец Алёши Степанова, – сообщил он молоденькой секретарше, входя в приёмную деканата.
Девушка, оторвавшись от монитора, удивлённо смотрела на солидного седовласого мужчину. Он подошёл к ней и положил руку на столешницу.
– Мой сын в реанимации. Может быть, сокурсники вам сообщали, но я решил сделать это лично.
Девушка растеряно моргнула.
– У нас такого студента нет.
– Он должен быть на третьем курсе, – уточнил Глеб Викторович.
– Алёша Степанов, – растягивая буквы, произнесла секретарь, её глаза скользили по строчкам списков, раскрывавшихся на мониторе. – Такого студента нет.
– Ну, как? Может, он перевёлся на другой факультет? Глупость, конечно…
– Извините, я не могу сказать вам больше. Мы не предоставляем такую информацию, – решительно ответила девушка.
– Я действительно его отец! – сказал Глеб Викторович, положив перед секретарем своё водительское удостоверение.
– Этот документ не удостоверяет ваших родственных отношений, – сказала девушка, язвительно улыбнувшись.
– Да, конечно. С этим было бы глупо спорить, – ответил он, забирая свой документ.
Глебу Викторовичу было унизительно упрашивать секретаря. В конце концов – не такая проблема будет узнать, как обстоит дело с учёбой Алёши. Кивнув, он попрощался, застыл в дверях и резко повернулся. В руке у него был бумажник.
– Нет, даже не пытайтесь, – сказала девушка, глядя на мужчину, шедшего на неё с решительным видом.
Он взмахнул перед ней купюрой. Секретарь отвела глаза.
– Пожалуйста… – попросил он и посмотрел на массивную дверь. – Надеюсь, декан у себя?
– Его не стоит беспокоить по такому поводу, – сказала девушка и прибавила вполголоса: – Алёша Степанов отчислен. Полтора года назад.
Их взгляды встретились, и он понял, что девушка говорит правду. Тем более, это был ответ, который он, по правде говоря, ожидал услышать, собираясь сюда.
Он об этом догадывался и теперь получил подтверждение: сын два года брал у него деньги, чтобы оплатить учебу, а на самом деле тратил полученные деньги на машину.
И на что он только надеялся? Машина отняла у него совесть, способность здраво рассуждать.
– Алло, Рита! Как вы там? – спросил он жену, отъезжая от университета.
– Всё в порядке, ему заметно лучше. Ты скоро?
– Заеду домой за деньгами, хочу закрыть вопрос с починкой авто. Потом в больницу – нам надо с тобой поговорить насчёт Алеши.
– Он спрашивал про машину. Очень волнуется из-за неё. Что с ней? – торопливо спросила жена.
– С машиной всё хорошо, – скривившись, сказал он. – Пусть больше не думает о ней. Так и скажи ему.
Глеб Викторович, не заезжая домой, отправился в ремонтную мастерскую. Паркуясь, он в зеркале заднего вида увидел машину Алёши. Увидел в ней не столько автомобиль, сколько источник зла, всех бед обрушившихся на их благополучную семью.
Работники автосервиса, собравшиеся на перекур, заприметили клиента и повернулись к мужчине, ожидая, что тот подойдет к ним, но он шёл к машине. Шёл решительно, словно к человеку, которого хотел запугать.
Он остановился перед мятым капотом и дотронулся до покорёженного железа. На подушечках пальцев капельками крови остались кусочки автомобильной краски.
Глеб Викторович медленно обошёл вокруг авто, оценивающе разглядывая его. Он заметил, что обивка сидений совпадала с алыми тонами, так любимыми сыном в одежде. Прикоснулся к искривлённой молнии на крыле машины, тут же одернув руку так, словно дотронулся до татуированной руки незнакомого человека. Дерзко-вздернутый спойлер на багажнике авто ни капельки не пострадал и выглядел так, словно в любую секунду был готов поднять разогнавшуюся машину к звёздам.
Враг был одновременно и величественным, и беззащитным. Именно враг! Глеб Викторович не любил двусмысленностей, и всегда стремился обозначить для себя главное. Эта машина отняла у них сына, поработила глупого юношу, сделав своим придатком, удовлетворяющим её потребности. В связке: машина-водитель, хозяином должен был быть человек, но хозяйкой стала машина. Когда любовь вмешивается в отношения, всё идёт наперекосяк и становится с ног на голову! Машина влияла на сына Глеба Викторовича, на которого он, немало добившийся в жизни, не мог повлиять.
Но власть машины на него не распространялась. Пускай он знал, сколько она стоила – он вместе с тем знал другую цену. Этой ценой кроме тех, тайком выкинутых на машину денег, был их сын!
Подойдя к окрашенному в яркий красный цвет стенду со средствами противопожарной безопасности, он, не удосужив взглядом курящих мужчин, выдернул багор и, взвесив его в руке, вернулся к машине.
Размахнувшись, он ударил по лобовому стеклу. Звенящие осколки влетели в салон. Прицелившись, он ловко срубил боковое зеркальце и ногой отфутболил его в сторону. Передние фары авто возмутительно уцелели после сокрушительной аварии и нагло глядели на него ободками светодиодов. Глеб Викторович принялся долбить и сверлить ближайшую к себе фару, словно хотел сделать прорубь во льду. Разобравшись с передними фарами, он повыбивал стопы и задние поворотники, со всей силы ударил по вздёрнутому спойлеру, забрался на покорёженный багажник и обрушил удары на крышу.
Кто-то из собравшихся рабочих присвистнул, предложил вмешаться, но его одёрнули, и в воздухе прозвучала фраза: «Нам больше работы будет!».
Но человек с багром не собирался предоставлять кому-то работу. До изнеможения он рубил авто, хлопковая рубашка затрещала под мышечными сгибами, ворот удавкой сомкнулся вокруг покрасневшей и вздувшейся шеи, левой рукой он яростно дернул кончик накрахмаленного воротника, оторвав две пуговицы. Машина должна пить бензин, а не кровь – изрядно обессилевший мужчина, вытирая блестящие капли пота со лба, вернулся к своему джипу и открыл дверь багажного отделения. В салоне разрывался мобильный телефон, но внешнего мира для Глеба Викторовича в тот момент не существовало. Переложив теннисные ракетки в сторону, он под целлофаном нащупал небольшую канистру с запасом бензина.
Рабочие недоверчиво смотрели, как солидный мужчина обливает бензином спортивную машину.
Зажигалка вспыхнула в руке Глеба Викторовича. Он поднёс пылающий язычок к корпусу автомобиля и огонь за несколько секунд охватил машину.
Резко махнув рукой, он выразительно плюнул, и, с чувством выполненного долга, направился к своему авто.
Механик мастерской шёл ему навстречу. Глеб Викторович, сбавив шаг, жестом остановил мужчину, достал из кармана пиджака визитку и бросил в его сторону. Лёгкий кусочек картона, завертевшись в воздухе, не долетел до адресата и упал между мужчинами.
– Я всё улажу с вашим боссом! Сейчас у меня нет времени!
Глеб Викторович сел за руль и завёл машину. Тревожно зазвонил оставленный на приборной панели мобильный телефон. Тяжело дыша открытым ртом, мужчина смотрел в зеркальце заднего вида, где вились клубы дыма, багровел огонь и не мог различить в этих чёрных клубах машину сына. Автомобиль Глеба Викторовича заглох, но он не заметил этого. Зато заметил в дымовой завесе проступающие контуры человеческой фигуры.
На миг он похолодел, подумав о том, что в машине или под ней каким-то образом оказался человек. Но откуда он там взялся?!
Глядя на фигуру, он узнал в этом поедаемом огнём человеке своего сына! Опухшее лицо юноши почернело от ссадин и копоти, правый глаз отсутствовал – на его месте зиял уходящий в голову алый конус, словно тесаком выковыряли, правое ухо срезано, языки огня, впившись в спину, развивались за плечами, словно плащ на ветру.
Единственным подбитым глазом он укоризненно смотрел на отца и шевелил кровоточащими губами. Глеб Викторович не сводил с него глаз, игнорируя вновь зазвонивший телефон. Когда лицо юноши скрылось в поволоке серого дыма, его отец глянул на дисплей и увидел, что до него пытается дозвониться жена.
Он взял смолкнувший телефон и обнаружил пять пропущенных вызовов от Риты!
Имя жены снова высветилось на голубом дисплее. Она никогда не была настойчива в таких случаях, значит, что-то произошло… Глеб Викторович предполагал самое худшее, ему так и виделась она, лежащая на бездыханной груди сына, ему так и слышался её душераздирающий крик: «Глеб, наш сын!».
Он не заслуживал услышать это, и она не заслуживала. Алёша должен был жить!
Когда он пообещал лежащему в коме сыну отремонтировать машину – юноша пришёл в себя, когда он забрал её со штрафплощадки и сделал первые шаги к починке – Алёше стало заметно лучше.
Как же он мог её уничтожить?
Непростительная ошибка!
Глеб Викторович почувствовал себя физически и душевно опустошённым. Он не хотел верить в случившееся, он понимал, что такого не может быть, но лицо полыхающего сына стояло перед глазами. Собрав волю в кулак, мужчина через мгновение вылетел из своего авто, вытащил огнетушитель и побежал к костру. Задыхаясь от гари, он ходил вокруг охваченной огнём машины и заливал пену в корпус. Он отбросил в сторону выработанный огнетушитель и побежал к противопожарному щиту. На глазах изумлённых людей он тушил костёр, который всё больше походил на пепелище.
Он тушил огонь, надеясь исправить свою ошибку.
