Мистификация в искусстве — одна из самых привлекательных тем для разного уровня СМИ: от академических журналов до бульварной прессы. Мало какой читатель, хотя бы одним глазом, этак «по диагонали», не просмотрит такую тему. Да и диапазон таких публикаций, как и самих мистификаций, очень широк. От серьёзного анализа мистификации до уголовных деталей. Вероятно, нет такой области искусства и, вообще, творческой деятельности, где бы периодически не становилась главной новостью какая-либо мистификация. Будь то живопись, скульптура, предметы ювелирного искусства, археология, музыка…
В этой статье я хочу коснуться деталей одной из очень ярких мистификаций советского периода в музыкальном мире — «Симфонии №21 Д.Н. Овсянико-Куликовского», сочинённой М.Э. Гольдштейном. Попытаться «отделить зёрна от плевел», отделить реальные факты от вымышленных событий вокруг мистификации.
В русскоязычной музыкальной литературе Михаил Гольдштейн (1917–1989) занимает особое место. Талантливый музыкант и выдающийся мистификатор (родной брат прославленного скрипача Буси Гольдштейна). В середине XIX века произвело сенсацию открытие неизвестных работ Ивана Хандошкина, русского скрипача-виртуоза XVIII века, — Альтового концерта и «Чувствительной арии» для альта соло. Подлинный автор — Михаил Гольдштейн.
Михаил Эммануилович Гольдштейн
Результат его же творческого порыва — Симфония №21 Николая Овсянико-Куликовского — породил целый цикл восторженных публикаций, книг и диссертаций советских музыковедов. По единогласным оценкам мир узнал выдающегося украинского композитора начала XIX века.
Есть несколько вариантов версии о том, как зародилась идея написать симфонию с возрастом в полтора века. Вот так в одночасье — явить свету этакую старушку.
В 1947 году в СССР развернулась кампания борьбы с космополитизмом и преклонением перед Западом. В противовес превозносились русские первооткрыватели во всех областях науки и техники. «Безродные космополиты» — «враги народа» — обнаруживались везде. Обвиняемых в космополитизме увольняли с работы, преследования нередко заканчивались арестами. По сведениям И. Г. Эренбурга, были арестованы 217 писателей, 108 актеров, 87 художников, 19 музыкантов. «Безродными» по стечению обстоятельств (конечно, случайному) чаще других оказывались евреи. Страницы сатирического Крокодила и всех газет пестрели карикатурами людей с горбатыми носами и характерными фамилиями — всяких Абрамовичей, Гольдштейнов и т.п.
Многие знают, сколь капитальны были замки отделов кадров, закрывающиеся определённым пятым пунктом паспорта и любой советской анкеты (этакий волчий билет). Некоторые хранят ещё следы этих тягот на собственной шее. В то время М. Гольдштейн практически был без работы. Известно, что когда выхода нет, когда слёз не осталось, люди начинают смеяться. И надсмехаться… «Эх, хорошо в стране советской жить.»
Да, невзгоды личной судьбы музыканта «не титульной» национальности явились толчком для яркой мистификации. Вспомнились строки стихотворения Анны Ахматовой:
Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда… Сердитый окрик, дегтя запах свежий, Таинственная плесень на стене… И стих уже звучит, задорен, нежен, На радость вам и мне.
Об истории написания симфонии в тяжёлый для него жизненный период Михаил Гольдштейн рассказал в книге «Записки музыканта», изданной в Германии (1970, Possev-Verlag, V.Gorachek KG, Frankfurt/Main).
В условиях антисемитской вакханалии в ответ на критику украинских этюдов, написанных М. Гольдштейном, известный украинский историк и драматург В. Чаговец предложил выход из тяжёлого положения: напиши симфонию на украинские темы, а композитором пусть будет, скажем, помещик Овсянико-Куликовский. Он когда-то имел свой крепостной оркестр в Одессе и в 1810 году подарил его оперному театру. Гольдштейн писал:
«Чаговец настойчиво убеждал меня в необходимости такой мистификации. Вскоре я встретился в Одессе с композитором И. О. Дунаевским. Я рассказал о своем желании сочинить подделку. — Непременно! — обрадовался Дунаевский.
В то время в ходу была теория о влиянии русской культуры на иностранную. Я вспомнил о помещике Овсянико-Куликовском. Это был дед известного русского литератора Дмитрия Николаевича Овсянико-Куликовского. Вспомнил рассказ Чаговца об этом помещике. Так симфония получила «отца». Моя гипотеза была принята безоговорочно. Никто не потребовал от меня подлинного манускрипта».
Книга воспоминаний, 1970 г.
Интерпретация автора лежит в основе большинства других публикаций, наделённых порой дополнительно разной степенью субъективных оценок и не всегда обоснованных фантазийных деталей.
Мне довелось слышать другой рассказ очень степенного музыканта и друга Михаила Гольдштейна о зарождении идеи. В узком кругу под звон бокалов полушёпотом шёл искренний обмен мнениями. За мельканием тем о космополитах и евреях (ещё не убийц в белых халатах, это через несколько лет) Миша решил написать опус, возможно, даже симфонию. Он стал перебирать варианты. Понравилась стилизация не сегодняшнего, не вчерашнего, а чего-нибудь посконно-народного этак на полтора–два века из прошлого. Как найти достойного будущего автора? Да что заморачиваться: в конце меню добротного ресторана витиеватая подпись шеф-повара — Овсянико-Куликовский. Замечательно: пусть из славной земли украинской. Имя найдено, стиль определился. В путь, за дело… (Через несколько десятилетий эта готовность вылилась бы в цитату: «Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!») Появилась почти получасовая симфония №21 g-moll для оркестра в 4 частях. Неизвестно ни первой симфонии Овсянико-Куликовского, ни 19, ни 20-ой. (Видится, что М. Гольдштейн выбрал номер не без игрового азарта: 21 — очко!).
Партитура была издана Музгизом в 1951 г. (Симфония № 21 (на открытие Одесского театра в 1809 г.) / Н. Д. Овсянико-Куликовский; ред. А. Г. Свечникова. Партитура. М.Л.: Гос. муз. изд-во, 1951, 79 с.). Обратим внимание, что уже при первом издании партитуры было обозначено время написания симфонии — на открытие Одесского театра в 1809 г. В предисловии «От редакции» (с. 3) указано, что «симфония впервые была исполнена в г. Киеве в 1949 году».
Мир падок на сенсации, особенно в условиях политизированного общества, на сенсации, в духе текущего момента. Получилось так, что симфония пробыла под спудом почти полтора века. И вдруг, освободившись от гнёта и пыли, восстала как птица Феникс, ворвалась в репертуар лучших советских оркестров. Появились исполнители и пресса, появилась и легенда об официальном авторе. Симфония была открытием украинского композитора. Это, как нельзя лучше, укладывалось в национальную политику того времени.
Известны многочисленные записи этого концерта, включая исполнение оркестром под управлением Евгения Мравинского. Симфонией дирижировали Натан Рахлин и Кирилл Кондрашин. Почти всё десятилетие 1950-х «Симфония Овсянико-Куликовского» была одним из самых исполняемых произведений. В Большой советской энциклопедии (БСЭ), в советских энциклопедических словарях появляются статьи о выдающемся композиторе Овсянико-Куликовском. Советские музыковеды-исследователи профессионально очертили роль симфонии Овсянико-Куликовского в развитии национальной украинской музыки — народность, сплавленная с симфонизмом, опережавшим время. Высокими словами определялась роль ещё недавно совсем неизвестного композитора и выдающегося мецената.
Дотошные журналисты и въедливые музыковеды стали искать материалы об украинском композиторе-самородке в архивах и требовать обнаруженные рукописи клавира. В итоге М. Гольдштейн в 1957 году признался в мистификации и официально представил перечень других произведений, написанных им под чужими именами. Разразился скандал, на фирме «Мелодия» уничтожали пластинки. Заключительным аккордом было исполнение камерным Квартетом имени Бородина произведений Александра Бородина из уже ставшего известным списка фальсификаций. В программе проходивших в то время зарубежных гастролей они продолжали числиться квартетами Бородина, но в зарубежной прессе появились статьи о прекрасном исполнении квартетов М. Гольдштейна.
Очень интересно выглядит информация о симфонии в публикации очень известного дрезденского издательства Сикорского (Cikorski): Симфония №21 Николая Овсянико-Куликовского, Композитор Михаил Гольдштейн (Composer: Goldstein, Michail, Sinfonie Nr. 21 von Nikolai Owsjanikow-Kulikowski).
Особо высокий уровень мистификаций отличает то, что даже специалисты не верят в подделку, что мистификатора не обвиняют в обмане, а он сам доказывает специалистам, что лично он является автором мистификации. Сам на себя пишет «донос»… В истории со сменой автора Симфонии №21 с Овсянико-Куликовского на Гольдштейна композитору ХХ века потребовалось показать в рукописной партитуре наклейки, учитывающие, например, возможности духовых инструментов, существовавших в 18-19 веках, вместо скрытого наклейками первоначального текста для современных аналогичных инструментов.
Нельзя не отметить диаметрально противоположные интонации оценок симфонии — при её обретении музыкальным миром в начале 50-х и после выяснения имени подлинного автора — от патетики до ёрничанья. Относительно музыкальной составляющей мистификации — история всё расставила по местам. Была создана яркая стилизация, достойная своей концертной судьбы.
М. Гольдштейн в воспоминаниях пишет: «Одно время эту симфонию считали гениальным произведением, подлинной сокровищницей классики, высоким образцом симфонизма. Но когда выяснилось, что Овсянико-Куликовский ее вовсе не сочинил, тогда она перестала быть гениальной.»
Памятник М. Гольдштейну в Германии
Мистификации бывают интересны всеми стадиями своего существования — от появления до деталей выяснения «послевкусия», когда природа такого феномена становится уже в основном известна. Это позволило мне счесть целесообразным через три четверти века после появления симфонии обратиться к выяснению некоторых деталей. Где стыки вымысла и давно ушедшей действительности? Если придумана симфония с далёкой предысторией, почему не может быть столь же порождённый вымыслом автор, крепостной оркестр, передача его Одесскому театру и (как вишенка на торте) замыкающее историю мистификации исполнение этим оркестром симфонии на открытии театра? Воспоминания, написанные через два десятилетия после событий, как главная основа версий, а также сбивчивый набор сведений о помещике-композиторе порождают эти не музыкальные вопросы, прояснение которых важно для понимания истоков мистификации. Можно ли на эти вопросы найти прямые или косвенные документированные ответы?
Мистификации в одной области (в данном случае — музыки) зачастую сопровождаются особой «оправой» — целым букетом вымыслов и почти цирковой буффонады относительно биографии «автора» и условий его незаурядной жизни. Попытаемся по частям разобраться в составляющих легенды о симфонии Овсянико-Куликовского. При этом авторство М. Гольдштейна давно стало аксиоматичным и поэтому, на наш взгляд, дополнительного обсуждения не требует.
Николай Овсянико-Куликовский появился как чёрт из табакерки, неожиданно и непреложно. С готовой судьбой и букетом достоинств. Это позволяет усомниться в достоверности всего или по крайней мере части провозглашённых событий и обстоятельств, окружающих мистификацию. Обращает на себя внимание, что до появления Симфонии №21 никакой информации об ярком, незаурядном во многих отношениях человеке не было известно. Когда в 1846 году Овсянико-Куликовского не стало, ни одна из российских газет не упомянула об этой утрате.
По получившим широкое распространение в 1950-х годах исследованиям Николай Овсянико-Куликовский был крупным помещиком. В одном из своих имений он держал крепостной оркестр. В 1809 году помещик подарил свой оркестр (и крепостных, и музыкальные инструменты) Одесскому театру — к моменту завершения строительства здания городского театра.
Легенда о выдающемся украинском народном композиторе давно приказала долго жить. Известно, что после каждого разгребания завалов остаются ошмётки. Был великий украинский композитор, автор трудно исчислимого количества симфоний… Пузырь лопнул. А что стало на этом месте: что не унеслось потоком воздуха, что зацепилось за некогда ничего и никому не говорившее имя? Не на пути ли в тот же мир легенды о меценате, любителе музыки, добром помещике-дворянине? Чудится мне, что не безосновательно сомнение в происхождении первого оркестра Одесского театра. Уж не было ли это довеском для большей убедительности достоинств музыканта-симфониста, созданного нашими современниками? Можно ли установить отличия личности Николая Овсянико-Куликовского от Козьмы Пруткова или Гийома дю Вентре? «А был ли мальчик?..» Но при этом возникает и проблема: как вместе с водой не выплеснуть и ребёнка?..
В попытке найти реальную картину вместо сочинённого советскими музыковедами в 1950-х годах портрета украинского композитора, попытаемся искать информацию в более старых источниках. Основное требование: источники должны предшествовать времени обретения Симфонии №21, с появления которой началась мифологизация портрета российского помещика. Первый шаг — обращение к доброму предреволюционному Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона. Фамилия Овсянико-Куликовского есть в этом справочнике. Но это не искомый нами помещик Николай Дмитриевич, а Дмитрий Николаевич — известный учёный-гуманитарий, почётный член ряда академий. Человек не посторонний для нашего адресата. По разным советским источникам он приходится Николаю Овсянико-Куликовскому внуком (по некоторым источникам — ошибочно — сыном).
Фамилию Овсянико-Куликовских удалось найти в родословном Списке дворян Таврической губернии, который вёлся с 1785 года (источник РГИА, ф. 1343, оп. 16-34). Овсянико-Куликовские входят также в Список владельцев помещичьих имений в 100 душ и выше (источник: «Приложения к трудам редакционных комиссий, для составления положений о крестьянах выходящих из крепостной зависимости. Сведения о помещичьих имениях». Том 6. Санкт-Петербург, 1860 г.). Отметим, что в разных документах имеются варианты написания фамилии: Овсянико-Куликовские и Овсяненко-Куликовские.
Внимательное штудирование источников позволяет нарисовать фрагмент родословного древа семьи Овсянико-Куликовских (в источниках по датам жизни имеются расхождения).
Родословное древо семьи Овсянико-Куликовских
В этой четырех поколенной выборке наиболее известны учёный Дмитрий Овсянико-Куликовский, внук Н.Д., и жена помещика — Варвара Калагеорги с очень яркой родословной. Вспомнился советский анекдот, когда гаишник, увидев за рулем Брежнева, мучается вопросом: Кто же едет в лимузине, если шофёром у него Брежнев? Так кем же должен был быть Овсянико-Куликовский, если женой его была потомок самых известных родов России, восходящих к Екатерине II и Потёмкину…
Венчание Николая Овсянико-Куликовского и Варвары Калагеорги было в херсонской Успенской купеческой церкви: «18 мая 1813 года обвенчаны коллежский секретарь Николай Дмитриевич Куликовский и девица Варвара дочь вице-губернатора статского советника и кавалера Ивана Христофоровича Калагеоргия. По свидетельству Херсонской казенной палаты советника Петра Прасулова и корнета Игната Зорина.» (ДАОО 37-3-163 л. 55 об. МК г. Херсон).
Семья Овсянико-Куликовских известна была основанием Каховки и обширными землевладениями на Левобережье Херсонщины. Д.Н. Овсянико-Куликовский писал в своих воспоминаниях о продаже Каховки из-за долгов его отцом (сыном нашего «автора»).
Все эти факты однозначно свидетельствуют, что Николай Дмитриевич Овсянико-Куликовский реально жил. Был ли он любителем музыки, создал ли он профессионального уровня крепостной оркестр, сделал ли он широкий подарок только что родившемуся Одесскому театру — всё остаётся на уровне догадок, предположений и сомнений. В списке российских домашних театров тех лет театр Николая Овсянико-Куликовского не значится. Ни в одном из источников по истории Одесского театра нет упоминаний о дарении ему оркестра.
По старым источникам Одесский театр открывался 10 февраля 1810 г. музыкальной пьесой «Новое семейство» композитора Фрёлиха (Frölich) из баварского Вюрцбурга и пьесой «Траур, или Утешенная вдова» Якова Княжнина в исполнении труппы Порфирия Фортунатова. По советскому Энциклопедическому словарю, издания БСЭ, на открытии театра в 1810 году оркестр крепостных музыкантов исполнил Симфонию №21 Николая Овсянико-Куликовского.
«Шутишь, парниша», — сказала бы немногословная Эллочка-людоедка. Не родилась ещё эта симфония в то время! Этакая тень на плетень… Естественно, «тень» Большой советской энциклопедии была самой солнечной (лучезарной). Разве может ошибаться советское энциклопедическое издание или осенённые идейными устремлениями советские музыковеды?
Композицию из этих сведений можно найти в целом ряде источников даже последних десятилетий, когда главная тайна мистификации была давно раскрыта. Театровед Голота В.В. пишет, что на официальном открытие театра «играл оркестр крепостных Н. Овсянико-Куликовского. Более того, помещик был достаточно известным композитором, и специально к этому событию написал симфонию» (Театральная Одесса, Киев, Мыстэцтво, 1990. — 243 с., с. 14). Максименко В.С. относительно недавно пишет, что в день открытия театра исполнялись: «Новое семейство» Фрёлиха, водевиль Я. Княжнина «Утешенная вдова» и симфония украинского композитора (Максименко В.С., Городской театр Одессы 1809-2009. Одесса, 2010, 453 с., с. 16).
Мифы порой оказываются очень устойчивы и капризны. Как бы в дань поколенческой памяти (возможно даже пра-прапамяти) нынешние музыковеды-популяризаторы охотно даруют симфонии почётное «посмертие». Через полвека после раскрытия мистификации на голубом глазу украинский искусствовед Е. Изварино (на сайте Наукова бiблiотека України) уже в наши дни отмечает
«значительное произведение украинского симфонизма — Симфония g-moll неизвестного автора (1809), которая некоторое время приписывалась херсонскому магнату Н. Овсянико-Куликовскому (1787-1846). Он был владельцем крепостного оркестра, который и исполнил эту симфонию на открытии Одесского театра».
Припомним: за 150 лет до её написания. Обезоруживающая беспрекословность трактовок! «Ого! Хо-хо!» — в очередной раз сказала бы Эллочка-людоедка (ну, а как ещё можно среагировать на такое искусствоведение?).
В школьном учебнике «Музичне мистетство» (2015 г.) можно прочесть:
«Историки нашли партитуру симфонии, написанной 200 лет назад. Благодаря нотной записи музыка сохранилась, а фамилия автора — нет! Так и существует это произведение под названием «Симфония неизвестного автора начала XIX века». Хоть кол на голове теши… Артём Варгафтик как-то по этому поводу написал: «И главное: музыковедение, ничего не забыв и ничему не научившись, продолжает воспевать своих героев.»
Отметим в этой ситуации, что если авторство симфонии давно получило документальное подтверждение, то история с крепостным оркестром и его дарением на открытие Одесского театра остаётся не отвергнутой гипотезой. Эта информация продолжает кочевать по различным публикациям и исследованиям.
Почти век театр не имел постоянной труппы. Театр был антрепризным и поэтому, возможно, вообще не имел собственного оркестра. Для постановок приглашались известные российские и иностранные артисты. Первым антрепренёром оперных сезонов Одесского городского театра был И. И. Черепенников. Театр был отдан ему безвозмездно на два года. Регулярные спектакли начались в 1811 году после заключения контракта с оперно-драматической труппой князя А. Шаховского. В труппе, как и в оркестре, играли его крепостные. (Вновь обратим внимание: крепостной оркестр Шаховского, а не Овсянико-Куликовского!) Долго работал в театре антрепренёр И. Я. Сетгофер (Сетов). Только через 100 лет после открытия театра в 1910-х годах была организована постоянная труппа. Всё это не оставляет места для оркестра Овсянико-Куликовского и его подарка Одесскому театру.
Одним из дополнительных возможных апокрифов, связанных с мистификацией М. Гольдштейна, является версия истоков одного из музыкальных фрагментов симфонии. Ни одна из работ, относящихся к анализу симфонии, не обходится без упоминания темы финала симфонии — украинского танца Казачок. Эта тема, по воспоминаниям самого М. Гольдштейна, была подсказана Исааком Дунаевским и собственноручно записана им. Композитор попытался в тот момент сохранить тайну собственного использования этой мелодии: «Узнаешь потом». Эта тема (как бы впоследствии) легла в основу многолетнего песенного хита советского периода — «Ой, цветёт калина». Однако представляется, что эта душевно-дружеская легенда может вызвать сомнения: песня И. Дунаевского «Ой, цветёт калина» вошла в фильм «Кубанские казаки», вышедший в 1949 г., а издана была отдельно Музгизом в 1950 г. Как уже было указано, что партитура симфонии была опубликована тем же изданием в 1951 году. Это позволяет предположить авторскую версию в воспоминаниях, изданных в 1970 году, не совсем точной. Может быть, более вероятно заимствование М. Гольдштейном мелодии уже известной ему песни. Отметим к слову, что сам И. Дунаевский был непревзойдённым мастером подобных заимствований. Известно множество примеров, когда композиторы авторски преломляли уже известные мелодии в своих произведениях. Но, кажется, практически нет примеров обратного: появления вариации до публикации работы основного автора.
Ой, цветёт калина, Музгиз, 1950
Есть ли право сомневаться в авторском изложении событий? Мировой опыт показывает, что очень часто воспоминания, написанные через десятилетия после событий, грешат неточностями, а порой и вымыслом. В тех же «Записках музыканта» как достоверный факт говорится о крепостном оркестре Овсянико-Куликовского и дарении его Одесскому театру. Так факт или не факт? Нет, это не факт. Сомнения превращаются в утверждение, что театр не обогатился за счёт подарка крепостного помещика. Сомнения по авторскому рассказу о заимствовании остаются гипотезой.
Трудно обойти молчанием сомнения ещё по одному вопросу: об инициаторах создания мистификации — Всеволоде Чаговце и Исааке Дунаевском. Все детали с именем Овсянико-Куликовского, его оркестром, Одесским театром, порождены якобы Е. Чаговцом. Гольдштейн сообщил всем об этом через несколько лет после его смерти, когда этот историк и писатель, автор работ о жизни и творчестве многих видных деятелей украинского театра ничего ни подтвердить, ни возразить уже не мог. Он умер в 1950 году, на заре появления симфонии. Второй «соучастник» рождения идеи мистификации И. Дунаевский умер в 1955 году. Он тоже не дожил до публикации о своей роли в идее написания симфонии. Повторно, pardon, концы в воду… Вот тут со всей несвойственной ей серьёзностью Эллочка-людоедка, внимательно следя за нашими изысканиями, ответила бы дуплетом: «Ого! Хо-хо! Шутишь, парниша!»
Невольно напрашивается вывод, что всё это блюдо было приготовлено только одним поваром. А другие имена — это микро мистификации, включённые в главное действо. Это добавляет пикантности. Келейность, кстати, характерна для истории всех мистификаций. Подобные дела не терпят свидетелей, а любят тишину и тайну…
Для получения информации по возникшим вопросам в дополнение к оцифрованным источникам в интернете я попытался постучаться во множество «дверей». Архив Одесской области молчит, в архиве Одесского тетра оперы и балета не сохранились материалы XIX века, менеджер генеалогического профайла семьи Овсянико-Куликовских не реагирует, авторы наиболее детальных публикаций о казусе Симфонии №21 воздержались от дискуссии. Нотные отделы известных библиотек (московской «Ленинки» и петербуржской «Публички», как их в обиходе называли все) откликнулись на запросы (большое спасибо!), что позволило зафиксировать информацию о датах публикации симфонии и её первых исполнений.
Однако моменты давнего времени, того самого начала XIX века, рассказанные в воспоминаниях М. Гольдштейна и во многих публикациях советского периода, документально не прояснились. Поисковые сети были заброшены широко и многократно. Трал дал малый вылов. Кажется, в таком случае можно сделать вывод, что если улов не удался, то рыбы в этом водоёме нет. Исходя из безрезультатных поисков крепостного оркестра, какого либо упоминания этого оркестра в истории Одесского театра (источники до 1950-х годов), я бы счёл возможным утверждать, что всё это является некоторым мифическим обрамлением мистификации, рамочными дополнениями к портрету «пришпиленного» автора стилизованной под старину симфонии. Этакая форма рекламы, PR (пиар — на современном жаргоне). Ну а уж некоторые прибавленные детали якобы существовавших давних событий — это уж декор, до некоторой степени спровоцированная фантазия.
Истоки такого преобладания истории возникновения легенд над историей их искоренения кроются, вероятно, в том, что основой для появления легенды (в частности, мистификации) лежит незнание, чудо, «явление»… Для обоснования прозрения, ухода от мистификации, разоблачения — требуется знание, фактология. Эти составляющие порой менее охотно воспринимаются заинтересованными лицами. От желанного чуда отказаться трудно.
Попытаемся подвести итоги нашего небольшого расследования. Уездные Овсянико-Куликовские мирно существовали на просторах Таврической губернии. Одесский театр, возможно, и не знал такой фамилии и добыл свою славу и известность без участия этой семьи… А попадание фамилии Николая Овсянико-Куликовского на титульный лист симфонии, написанной Михаилом Гольдштейном, вероятно, надо приписать случайному стечению обстоятельств и изощрённой фантазии истинного автора.
Три черти века оказались недостаточным сроком, чтобы взгромоздить точку над i… Не будем терять надежды на прояснение и оценку всех нюансов фальсификации, связанной с сочинением талантливого и остроумного музыканта и композитора Михаила Гольдштейна. Но и без этого следует признать, что рассмотренная история фальсификации украсила музыкальный горизонт 50-х годов прошлого века. Ну, кто может сказать, что мистификация не удалась? Можно только пожалеть, что смена имени автора вычеркнула Симфонию №21 из программ концертных залов. А при этом же ни одна нота не изменилась, голос ни одного инструмента потенциально не замолк…
C’est la vie… (Се ля ви — Такова жизнь — и мира искусства в том числе).
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer10-frejdgejm/
