Солнце жалило детей, усевшихся длинным рядом на дворовом помосте детского дома для дневной проверки. Машеньке хотелось есть. Пустой желудок сжимался, конвульсируя и создавая боль. Машенька положила ладошку на припухший от дистрофии живот из простого инстинкта защиты от мучительной пустоты внутри.
Их пересчитывали «по головам» перед тихим часом. «Можете отправляться спать», скомандовала наставница. И дети невесело побрели по жаре к двухэтажному деревянному дому – приюту для малолеток, чьи родители «геройски погибли на фронте». «А ты, Машенька, останься, за тобой пришли», придержала ее наставница.
Машеньке было не понятно, о чем ей говорят. Все чувства ее притупились, отступив от самого главного и все затмевающего ощущения голода. «Пришли», машинально повторила она незнакомое слово. В три года словарный запас Машеньки накапливался медленно. Доминировали слова «попить», «покушать» и «кусочек хлеба».
«Машенька, тебе очень повезло», сказала наставница. «Теперь у тебя будут папа и мама». Машенька и этого, грандиозного в ее жизни события, не поняла. И спросила только: «Что такое папа и мама?» Вопрос заставил смотрительницу задуматься: «Очень хорошие дядя и тетя, которые будут о тебе заботиться».
Машенька не понимала, ибо детский дом был ее вселенной, где давали кушать. И вдруг ее осенила догадка: «Кусочек хлеба?» Наставница погладила ее по стриженной «под ноль» головке и сказала ободряюще: «Ты все правильно поняла. Теперь тебе будут давать «кусочек хлеба», когда попросишь».
Машенька размышляла, правильно ли действительно оценивает ситуацию и можно ли доверять этому, что впоследствие она назвала бы словом «чудо», и спросила робко, опасаясь гнева всесильной наставницы: «А можно чичас»? И, как будто извиняясь, показала на свой вздутый живот: «У меня бо-бо здеся». Наставница, понимающая, что мучает Машеньку, сочла себя обязанной проверить, насколько ребенок способен выдержать дорогу в город с неопытными еще родителями. Она сказала встревоженно, ибо ей очень хотелось, чтобы забитая Машенька получила для себя нуждающуюся в ребенке бездетную семью: «Сейчас я покажу тебя медсестричке, а потом отведу тебя к твоим теперешним папе и маме».
Машенька почуяла, что между ней и кусочком хлеба увеличивается пространство, и заплакала. «Почему ты плачешь, Маша?» участливо спросила наставница. «Ведь теперь все будет хорошо». «Хочу хле-е-ба», проныла Машенька. «Бо-бо-о», и снова ткнула пальчиком в свой выпяченный над тонкими ножками живот.
Медсестра сказала тихо наставнице: «Пусть ее заберут, она все равно помрет». Наставница жалостливо вздохнула и сказала сестре: «Сходи со мной на кухню. Это по твоей части. Пусть выдадут сухой паек». На кухне посудомойки и повара столпились вокруг Машеньки и охали сочувственно: «Посмотрите как ребенку повезло. Машенька, да ты в рубашке родилась». «Да», проворчала дежурная повариха, протягивая Машеньке булочку из серой муки, и махнув рукой, как будто приняв ответственное решение, распорядилась: «Выдайте ей стакан теплого бульона».
Машенька схватила булочку и, в панике от привалившего счастья, спрятала под фартучек, спасая от озверевших ребят свое богатство. Ее усадили за длинный общий стол, и медсестра стала вливать ей в рот теплый бульон чайной ложкой. «Ешь маленькими кусочками», наставляла она Машеньку. «Береги желудочек. И в свой новый дом придешь – откусывай всего понемножку». Навряд ли возбужденная Машенька слышала сестру, наслаждаясь потоком скользящего по воспаленному пищеводу теплого нектара. Осоловевшую от чувства сытости, ее отвели в приемный покой, и здесь она встретилась со своими новыми родителями, расцеловавшими ее, не привыкшую к таким странностям в своем нецелованном детстве. Машенька задремала на руках отца, такого, показавшегося ей необъятно большим и сильным, и застенчиво улыбнулась расплакавшейся молодой красивой матери. Что-то не давало Машеньке окончательно успокоиться, и она спросила сонным голосом: «А ты мне дашь завтра кусочек хлеба?»
В новый дом ее везли на пароходе по широкой реке Каме в большой город Пермь, где собрались в тесноте беженцы войны. Очнувшись на коленях у отца, Машенька обнаружила, что написала ему на колени. Машенька испугалась и сжалась в комочек, ожидая наказания. Такое в детском доме не прощалось. Но новый папа счастливо рассмеялся: «Не бойся. С каждым может случиться. Мы люди добрые. Отстирается». Машенька заинтересовалась словом «добрые» и спросила что это. Тут вступила в права новая мама: «Люди добрые не помнят плохого. Только хорошее». У Машеньки закружилась голова от обилия информации, но разговаривать ей нравилось. Никто не отмахивался, и были интересные новые слова. «Что такое «хорошее»? Мама смущенно повременила и объяснила, что все происходящее сейчас: «мама» «папа» и «новый дом» – это хорошо. Особенно Машеньке понравилось слово «новый дом». И папа принялся разводить руками и описывать жестами комнату, которую им выделили для семьи. Детям «геройски погибших» полагались льготы и дополнительные пищевые талоны.
В Перми Машенька испугалась трамвая. Она замахала руками и расплакалась. Пришлось завернуть ее с головой в дырявое байковое одеяло, и она затихла до самых бараков беженцев. В комнате на полу стояло блюдце с молоком и рядом сидела, щурясь на удивленную Машеньку, пятнистая, черная с белым кошка. И это было первым впечатлением от «дома». Машенька с опаской показала на нее пальцем и спросила: «А это что?» Мама погладила кошку, показывая, как к ней надо относиться, и сказала: «Мяу-мяу». Машенька взяла с полу блюдце, поднесла ко рту и с наслаждением, в два глотка, выпила молоко. Кошка удивилась и заворчала. «Мява», сказала Машенька. «Вкусно. Спасибо». Мама налила в кружку теплого молока, дала Машеньке и сказала поучительно: «Это твое. У киски брать не надо. Она обидится». Папа поставил на плиту большой чайник и разогрел воду для купания Машеньки. Воду налили в тазик и усадили в него раздетую Машеньку. Мама намылила ее, а папа полил из чайника. Машенька замлела от удовольствия.
Постучались соседи по бараку. Они окружили тазик и рассматривали Машеньку, как экспонат войны. «Посмотрите, как повезло этому ребенку», сказала седая бабуля, утирая слезинку. «Ведь одна из тысяч спаслась». Машенька была испугана таким всеобщим вниманием. К тому же никто на нее не кричал и не командовал. И это было странно. Машенька ждала, когда ее начнут растирать грубым полотенцем, но вместо этого ее завернули в простыню и уложили в детскую скрипучую кроватку, приобретенную заранее на «барахолке». Мама сказала, что здесь все теперь машенькино, и завтра будет то же самое. Рядом с Машенькой поместили медвежонка. Он ворчал, если нажать ему на спинку. Машенька всему этому дивилась. Оказывается, вселенная не кончалась стенами детского дома, и для нее началась пора чудес, если только она выздоровеет.
На всякий случай Машенька решила проверить этих взрослых – нет ли здесь обмана. Она выпростала из-под штопаного одеяла голую ручку и протянула ее к маме. И сказала, с опаской получить отказ: «Кусочек хлеба». К ее удивлению, мама выдержала тест. Она принесла с кухни мягкую горбушку и посоветовала ее сосать, чтобы получилось, как будто это соска. Новый мир не исчезал. Взрослые не обманывали. И Машенька уснула, успокоенная, присосавшись к кусочку хлеба, как к соске.
Прошло много лет.
Машенька сидела в ресторане сногсшибательного города изобилия Нью-Йорка в компании своего собственного ребенка-девочки и размышляла грустно о том, что наверно всегда будет есть впрок, и ей всегда будет казаться, что она голодная.
Родилась на Урале. 1942. С 1946 года жила в Ленинграде. Закончила Ленинградский Университет, по специальности филология. Писать рассказы начала со второго курса. Участвовала в движении нон-конформистов. Живет в Нью-Йорке с дочерью с 1980 года. Автор романа "Наваждение", "Атлантида зелено-белая", "Эти великолепные семьдесят", сборника "Фантом Я" и "Не обижайте привидение". Публиковала рассказы в "Голубой лагуне", "Новом русском слове" и других русскоязычных изданиях США.
Faina Koss
LUCKY LITTLE MASHA
Short story
To Frances with love
The sun stung little children, who were sitting in a long row on the wooden platform in the yard of their foster-house. It was time for the afternoon check-up.
Little Masha wanted to eat. Her empty stomach convulsed with pain. Little Masha put her tiny palm on her belly swollen from the dystrophy, doing it out of the instinct of self-protection against agonizing emptiness inside her.
They were counted according to the number of heads before the ‘quiet hour’. “Now you can go and sleep”, commanded the female-instructor. Children tired from the heat plodded sadly to the two-storied wooden building – the shelter for the infants whose parents ‘perished heroically’ on the war fronts. “And you, Little Masha, wait. Somebody came to pick you up”, the instructor stopped the girl.
It was unclear for Little Masha what it was about. Her senses deadened, giving space to the main and most important one at this moment – the feeling of hunger. “Somebody came”, she repeated as an automatic response to the unfamiliar words. At three years old Masha’s vocabulary collected itself very slowly. Several words dominated like: ‘to drink’, ‘to eat’ and ‘a piece of bread’.
“Little Masha, you are very lucky”, said the instructor ceremonially. “You are going to have your own father and mother”. The meaning of this grandiose event in her life Little Masha missed also. And asked only: “What it means ‘father and mother’”? This question made the instructor think hard. “Very good uncle and aunt, who will take care of you”, she explained at last.
Little Masha could not cope with this, since the foster-house was her Universe, where she was fed and that’s what made it unique for her. And suddenly a thought came to her mind: “A little piece of bread?” she said. The instructor patted her on the back and declared with encouragement: “You understood correct. From now on you will receive a little piece of bread when you ask for it”.
Little Masha was lost in thought: ‘how real the situation, which in several years she would call ‘miracle’, might occur and be trusted?’ And asked timidly, beware of her multi-powerful instructor’s possible anger: “Can I have it now?” And, as if apologizing, pointed at her swelling abdomen: “It’s bo-bo here”.
The instructor, understanding what makes Little Masha suffer, considered herself responsible to check what are Little Masha’s chances to bear the way to the city with young not experienced parents. She said anxiously, because she really wished the cowed Little Masha to obtain that childless healthy family: “Right now I will show you to aunt nurse, and after that I will bring you to your new ‘papa’ and ‘mama’.
Little Masha realized, that some space between her and a piece of bread is growing and began to sob. “Why are you crying, Little Masha?” asked the instructor sympathetically. “Everything is going to be all right now, isn’t it?”
“Want the bre-ead”, moaned Little Masha. “Bo-bo-o”. And she pointed again with her little finger at her belly, protruded above the thin weak legs.
The nurse said quietly to the instructor: “Let them take her. Give them a chance. She will die anyway”. The instructor sighed pitifully and said to the nurse: “Come to the kitchen with me. It’s your part of duty. Make orders to receive the ration for the way to the city”.
In the kitchen the dish washing women and the cooks crowded around the girl moaning sympathetically: “Look at this lucky child. Little Masha, you were born with a silver spoon in your mouth”. “Ye-es”, muttered the cook on duty, extending her hand with a little bun made of the grey flower to Masha. And then, as if she suddenly came up with a responsible decision, made an order: “Issue for her a glass of warm broth!” Little Masha grabbed the bun and, in a panic from sudden luck, shoved it under her apron, saving her treasure from the attack of the brutal children.
She was set down at the long common table, and the nurse began to pour the warm broth into her mouth with a tea spoon. “Eat with little pieces”, she instructed the girl, “take care of your tummy. And when you arrive to your new house, bite everything little by little”. Little Masha, excited with chewing, could hardly hear the nurse. She was dwelling in her delight, enjoying the flow of the warm nectar down her inflamed gullet.
Dazed from the feeling of satiety she was brought to the reception room, and here she met her new parents who smothered her with kisses. The girl, who had never been kissed in her short childhood. Little Masha dozed off on the arms of her new father, who seemed to her so immensely big and powerful, and smiled timidly to the crying young and beautiful mother. Something did not give Little Masha a chance to completely calm down, and she asked with a sleepy voice: “Will you give me a piece of bread tomorrow?”
They took her by the ship to her new house, going down the big and bright river Kama to the Ural city Perm (the boundary between European part of Russia and Asian), overcrowded with the refugees of the war from all over the country.
When Little Masha came to herself on the knees of the father, she discovered that made him wet. Little Masha got scared and squeezed herself into a small lump, expecting punishment. Things like this were not excused in the foster house. But the new father burst out laughing happily: “Don’t be afraid”, he said, “it can happen to anybody. We are kind people. It will be washed out”.
Little Masha stuck on the word ‘kind’ and asked what it means. Now the new mother stepped into her rights: “Kind people do not remember bad things, only the good ones”.
Little Masha felt dizzy from the abundance of information, but she enjoyed talking. Nobody waved away off her and she discovered a lot of interesting new words. “What’s ‘good’ means?” The new mother waited a while, lightly confused. And then explained, that “everything what is taking place now: ‘father’, ‘mother’ and ‘new house’ are good”.
Especially Little Masha liked the words ‘new house’. So the big father, using his arms, started to describe and show with the gestures their room, which was given to the new family. For the children of those who ‘heroically perished in the war’, the privileges were due. So Masha would not live in the barracks with other refugees, but share a small room with her new parents and received some extra food coupons.
In the city Perm Little Masha got afraid of a street car. She waved with both arms at this gigantic, noisy monster and burst into tears. Her parents had to wrap her up, with her head, into the old flannelette blanket, full of holes. But she calmed down and stayed still when they came to the area of the barracks.
On the floor of their room there was a saucer with milk and a black and white cat, who was screwing up her eyes at surprised Little Masha. And this was Masha’s first impression of her new house. She pointed cautiously with her finger at this new miracle and asked, for how many times already that day: “what’s this?” Mother stroked the cat, showing Little Masha how it is supposed to be treated, and pronounced strange ‘myao-myao’.
Little Masha took the saucer from the floor, brought it to her mouth and drank cat’s milk in two gulps with enjoyment. The cat was surprised and growled. ‘Myava’ said Little Masha. ‘Tasty’. ‘Thank you’. Young Mother poured some warm milk into the cup, gave it to Masha and said instructively: “This is yours. Don’t take anything from the kitty-cat. She will get upset”.
Masha was given some porridge, which she emptied immediately. Now father put on the stove a big pot with water to bathe Little Masha. Warm water was lit into a small basin on the floor, where Little Masha sat naked. Mother soaped her and father poured from the head to the toes. And that was marvelous.
The neighbors knocked on the door to greet the new family. They surrounded the basin and watched Little Masha as the bony exhibit of the war with astonishment. “Look, what a luck for the little angel to survive one of thousands”, said the grey old woman with the shaky hands and the tears in her eyes.
All this unusual attention frightened Little Masha. Also she found strange that nobody yelled and commanded: Faster! Faster! She was ready to be rubbed by the coarse towel, but instead of this she was wrapped up in the white cotton sheet and laid into a squeaking children bed, bought beforehand in the flea market.
The new mother said, that from now on everything here belonged also to Little Masha, and tomorrow will be the same. Next to Little Masha they put a soft Teddy-bear. If you press on his back, he starts chirping.
Little Masha kept marveling. It turned out that the Universe was not restricted with the walls of the foster house, and the era of wonders started for her if only she gets healthy.
To be on the safe side Little Masha decided to check those grown-ups for a deception. She freed a naked arm from under the darned blanket, stretched it in her mother direction and pronounced, fearing to receive a refusal: “A piece of bread, please”.
To her surprise the young mother passed the test. She brought from the kitchen some soft crust of loaf and advised Little Masha to suck it as if it was a baby’s pacifier. The new world did not disappear. Grown-ups did not lie. And Little Masha fell asleep soothed and quiet, stuck to a piece of bread as if it was a pacifier.
Many years passed. Young miss Masha was sitting in the restaurant of the stunning city of abundance New York, in the company of her own daughter, and meditated sadly, that it is probably always she will eat for future use, and always it will seem to her, that she is hungry. 2017
Faina Koss. Was born in Ural Mountains, 1942. From 1946 lived in Leningrad. Graduated from the Leningrad State University. Philologist. Started to write short-stories being a student. Participated in non-conformists movement. From 1980 lives with the daughter in New York. Author of three novels. Published several books. Also published short-stories in Russian-American magazines and newspapers.
