Продолжение. Начало в №4/2017 и сл.
-
Что мы в результате знаем и чего не знаем о нашей Вселенной
Прежде чем пойти дальше (а дальше очень даже есть куда пойти), полезно остановиться и подвести краткий итог.
Итак, мы хорошо знаем основные числа, характеризующие нашу Вселенную: состав, возраст, геометрию, динамику. Состав по вкладу в полную энергию: 4.6% — барионы, 23.3% — темная материя (эти две компоненты имеют практически нулевое давление) и 72.1% — темная энергия (с отрицательным давлением). Вселенная с хорошей точностью плоская (евклидова) и расширяется с ускорением.
Мы неплохо знаем историю Вселенной: как она расширялась в разные эпохи, как развивалась ее структура, чем она была заполнена, по крайней мере, после первых наносекунд — соответствующая физика частиц достаточно исследована на ускорителях.
У нас есть хорошо разработанная концепция механизма, благодаря которому Вселенная скорее всего возникла, механизма, который имеет право называться «первичным толчком», приведшим в действие все остальное.
Мы достаточно хорошо можем прогнозировать будущее Вселенной на десятки и сотни миллиардов лет вперед, хотя не можем исключить каких-либо неожиданностей: например, нового фазового перехода или неожиданного поведения темной энергии.
Однако, выявилось много такого, чего мы не знаем, не понимаем или перестали понимать.
Будем следовать правилу: «Если не можешь придумать новую метафору, используй самую избитую». Таковой в данном случае будет сопоставление научной картины мира со зданием — чего стоит одно слово «мироздание»! Так вот, мы хорошо различаем основные конструкции этого здания и понимаем их роль. Но мы не знаем, из чего сделаны некоторые, важнейшие из них. Так, неизвестно из чего «сделана» темная материя. Но здесь, по крайней мере, существуют более-менее обоснованные гипотезы относительно того, как она связана с обычной материей. Но нет никаких зацепок, чтобы понять, как связана темная энергия с известным зоопарком полей и частиц. Точно также мы в целом понимаем, как происходила космологическая инфляция, но не знаем, что именно было ее движущей силой — что за скалярное поле или, что за «ложный вакуум»? Если говорить на другом языке, какова физика инфлатона? И нужен ли последний вообще — модель Старобинского обходится без него, там дело делают любые, в том числе уже известные поля. В данный момент существуют десятки гипотез на этот счет, вероятно в ближайшее время их число уменьшится благодаря новым данным «Планка», но не настолько, чтобы получить определенный ответ.
Если заглянуть еще глубже, остается непонятным, откуда вообще взялась спокойная среда, в которой могут существовать какие-то здания: почему энергия вакуума столь близка к нулю. И точно так же мы по-прежнему не понимаем, как устроен мир на планковских масштабах — не исключено, что две последние загадки как-то связаны. То есть мы не очень понимаем природу фундамента, на котором наше здание стоит.
Как всегда, в ходе новой космологической революции, одни загадки нашли объяснение, зато появились новые. И соотношение решенных и возникших загадок выглядит типичным для любых научных прорывов, то есть концом физики и не пахнет. Правда, создается впечатление, что мы приближаемся к некому методологическому тупику: технические возможности для исследования новых энергетических масштабов в физике частиц и ранней Вселенной подходят к своему пределу.
Однако, прямолинейный метод «грубой энергии» далеко не единственен. Есть другой путь в далекие масштабы физики и космологии: точность. Это прекрасно продемонстрировал эксперимент WMAP. Этот путь далек от исчерпания, да и с наращиванием энергии ускорителей еще не вечер. Весь вопрос в том, готово ли мировое сообщество тратить силы и средства на выяснение фундаментальной картины мира, если эта картина непонятна большинству жителей Земли и с первого взгляда не несет практической пользы.
Кстати, так ли велики средства, требуемые для того, чтобы поднять инструментарий науки на очередную ступень вверх?
С чем сравнить затраты на фундаментальную науку? В былые времена подобные затраты измеряли в авианосцах, или в долях авианосца. Иногда в танках. В настоящее время в данной стране популярным мерилом является Сочинская олимпиада — 50 миллиардов долларов, сумма, часто обозначаемая как «олимпиард» (после которой останется лишь инфраструктура непонятного качества и неочевидной востребованности). Цена Большого адронного коллайдера около 10 миллиардов долларов. За цену олимпиады сейчас можно было бы построить коллайдер этак на 20 ТэВ, который скорее всего решил бы вопрос с темной материей и с наличием новой физики и новых выводков частиц выше энергии электрослабого объединения. Заметим, в первом случае это национальные затраты, во втором — всего развитого мира.
А если пойти с другой стороны и затратить те же деньги на целый спектр космических и наземных телескопов? Телескоп «Хаббл» обошелся в 2.5 миллиардов, правда его ремонт, обслуживание на орбите и эксплуатация за 20 с лишним лет увеличили общие затраты до 10 миллиардов (одна пятая олимпиады). Телескоп следующего поколения «Джеймс Вебб» оценивается в 6.5 миллиарда к моменту запуска (он увидит, как формировались первые галактики и отследит процесс рождения звезд неподалеку от нас). Накинем еще 8.5 миллиардов на эксплуатацию и раздувание бюджета. От фонда олимпиады осталось еще 35 миллиардов. Миллиардов 10 с лихвой хватит на наземные и космические микроволновые телескопы, которые измерили бы вдоль и поперек реликтовое излучение и его поляризацию на новом уровне точности. Тут бы наверняка бы проявились и реликтовые гравитационные волны и с моделью инфляции разобрались бы. А на оставшуюся половину олимпиарда можно было бы совершить новый прорыв в изучении экзопланет и посадить зонды на «перспективные» спутники планет-гигантов: Титан, Ганимед, Энцелад, и Европу, между прочим.
Но нужны ли все эти достижения народным массам? Может быть, им та же Сочинская олимпиада нужна больше, чем все научные открытия вместе взятые? Похоже, именно так думают политики и капитаны масс-медиа. Трудно что-либо возразить: действительно хлеб и зрелища издавна перевешивали в массах тягу к наукам и искусствам, особенно перед крахом империй. Но кто сказал, что выбор пути и лицо цивилизаций определяется арифметическим большинством? И кто сказал, что наука интересна только тем, кто в ней разбирается? Вот несколько штрихов из личных впечатлений.
Конец 80-х. Автор, еще вполне советский человек с характерными комплексами, возвращается из Копенгагена с большой добычей дешевого ширпотреба. В соседнем кресле одетый с иголочки японец. Разговорились. Он, банковский менеджер, узнав, что его сосед астрофизик и к тому же приезжал в Институт Нильса Бора (это вообще!), пришел в восторг и стал расспрашивать про черные дыры и Большой взрыв. И смотрел снизу вверх на полунищего советского кандидата наук.
Америка первой половины 90-х. Сравнительно недавно Конгресс США прекратил финансирование ускорителя SSC, превосходившего по проектной энергии Большой адронный коллайдер. Хозяин квартиры, автомеханик, читает газету: «Пишут, что в тоннеле закрытого ускорителя собираются выращивать шампиньоны. Позор! Хотели исследовать тайны Вселенной, а будут выращивать шампиньоны!».
2010 год. Сын автора едет на машине по Тульской области и попадается гашнику за обгон по встречной в запрещенном месте. Грозит лишение прав на месяцы или огромная взятка. Гаишник интересуется, где работает нарушитель, узнав, что — физик, смягчается, а узнав, что он работает на Большом адронном коллайдере, с интересом расспрашивает и отпускает.
Лето 2012 года. Соседи по даче просят толком объяснить, что же там открыли в ЦЕРНе. А по телеканалу «Дождь» в тот же день журналисты и литераторша, не понимающие в физике ни бельмеса, с искренним воодушевлением говорят — наконец люди сделали что-то настоящее, и можно гордиться принадлежностью к человеческому роду. Это про открытие бозона Хиггса.
Эти эпизоды не претендуют на статистическую значимость и репрезентативность, просто немного поднимают настроение.
Миф о примитивности народных масс — не более, чем результат презрения к народу, свойственное политикам и бизнесменам от масс-медиа. Интересно, а если бы в подледном океане Европы жили существа, тождественные нам по разуму — они пробурили бы лед ценой огромных затрат?
-
Сто пятьдесят миллиардов оксов
Координационный комитет Цивилизации собрался, чтобы рассмотреть вопрос о финансировании проекта скважины через ледяной панцирь. Комитет для того и был создан, чтобы выделять средства Объединенного фонда на глобальные проекты, каковым являлась скважина. Он состоял из делегатов субъектов Цивилизации: республик, империй, монархий, коммун, независимых мегаполисов, территориальных анархий, племен и прочих образований, вкладывавших и не вкладывавших средства в Объединенный фонд.
Зал заседаний был обычным амфитеатром, где у каждого делегата было свое место, оборудованное специальными фиксирующими ремнями. Перед началом заседания каждый делегат был обязан пристегнуться, иначе он считался отсутствующим. Он мог отстегнуться в любой момент, чтобы отлучиться, но для этого требовалось набрать цифровой код — произведение пары двузначных чисел (европиане, естественно, использовали восьмеричную систему), горящих на табло. Эта система пристегивания была введена решением самого комитета по следующей причине.
Европиане весьма эмоциональны и вспыльчивы. Поэтому на заседаниях, как и в любом парламенте в эпоху становления парламентаризма, случались массовые драки. А трехмерная драка куда серьезнее двумерной, которые бывают в земных парламентах на твердой поверхности. Там дело обычно заканчивается образованием плотной толпы, где невозможно размахнуться и даже дотянуться до ненавистного оппонента. А в объемной драке можно дотянуться и сверху и снизу, да так, что совершенно невозможно понять, кто и откуда тебя схватил за затылочный гребень. В конце концов, образовывался плотный клубок, распутаться которому было не так просто. А если кто-то в панике испускал электрический разряд, то дело кончалось еще хуже. Вот и решили делегаты поставить себя «на предохранитель» — пока перемножаешь числа и набираешь код, успеешь остыть.
На этот раз драки не предвиделось. Сумма на реализацию проекта требовалась беспрецедентная, но она не задевала ни чьих амбиций, и не имела конкурентоспособных альтернатив. Делегаты могли проголосовать за или против, но без всяких бурных эмоций.
Перед делегатами выступил один из лидеров проекта. Его речь была короткой, поэтому приводим ее полностью.
— Уважаемые члены Координационного комитета! Дорогие собратья!
Я сейчас буду просить денег. Очень больших денег, для того, чтобы наконец, пробурить ледяной панцирь и увидеть, что снаружи. Все вы знаете, что Природа преподнесла нам ценнейший подарок: огромный метановый купол, делающий фантастическую мечту многих поколений вполне реальной. Неужели у нас не хватит духа и сил, чтобы этим подарком воспользоваться?
Мы уже два периода работаем над проектом — считаем и моделируем, проектируем и разрабатываем, учимся взрывать лед и намораживать воду в углеводородной среде, делаем модели шлюзов и барокамер, экскаваторов и тракторов для внешней поверхности. Мы предусмотрели множество ожидающих нас проблем, даже такую, как обломки льда, которые скопятся в куполе на границе раздела воды и метана. Сейчас можно твердо заявить: мы знаем, как пробурить лед! Конечно, нас еще будут ждать неожиданности, которые невозможно предугадать, не начав. Мы готовы начать, но для этого должны быть приведены в движение огромные ресурсы, на что нужны деньги, ощутимые даже глобальном масштабе.
Будем честными. Общественное мнение пока не на нашей стороне. Опросы показывают, что только один из трех жителей Мира готов пожертвовать свою долю в сто двадцать оксов на проект. Двое из трех либо вообще не понимают, зачем это нужно, либо считают, что есть более насущные проблемы. В частности, бытует мнение, что лучше затратить эти деньги на глобальные спортивные состязания. Уважаемые члены координационного комитета имеют полномочия, достаточные, чтобы принять решение о выделении денег своими голосами. Но я прекрасно понимаю, что двое из каждых трех жителей напряженно смотрят им в затылок. Поэтому, я буду говорить, обращаясь также к собратьям, находящимся за этими стенами, многие из которых слушают сейчас прямую трансляцию.
Итак, зачем нам эта дырка в пустоту? Неужели нам так обязательно надо заглянуть туда?
Это вопрос, на который есть несколько уровней ответа. Начнем с высшего. Кто мы и в чем смысл нашего существования?
Иногда полезно попытаться взглянуть на себя глазами далекого отстраненного наблюдателя. Что он увидит в нас? Давайте попробуем это сделать.
Многие из присутствующих верят в высших существ. Кто-то в нескольких специализированных высших существ, кто-то в одно наивысшее. Как бы вы хотели предстать перед высшими существами? В каком виде они бы нас оценили, эти высшие существа? Умеющими завязываться в узел и вертеться волчком в храме, бормоча славословия в их адрес, в знак величайшей покорности? Или распластывающимися, как кишечнополостные звезды, по мраморному полу собора, чтобы выклянчить благорасположение? Или прилагающими всю силу духа и разума, чтобы преодолеть панцирь, закрывающий от нас Внешнее Пространство? Попытайтесь взглянуть на себя их глазами. Разве им все равно, что они создали — достойных отпрысков, продолжающих великий замысел, или прожорливых ленивых попрошаек? Может быть этот лед — экзамен для нас?
Конечно, я, как и многие здесь присутствующие, не верю в высших существ. Но я вместе со многими верю в равных существ. Они могут быть не так уж далеко — они могут жить под тем же Внешним источником, который освещает снаружи наш ледяной панцирь. Представьте, что они связались с нами — стучат с той стороны льда. Нам что, наплевать, какими мы предстанем перед равными? Кого мы им предъявим, как предмет для гордости? Своих мировых знаменитостей — доблестных долболобов, мастеров хедбола? Или тех, кто используя голову по назначению, вычислил орбиты трех миров, не видя их? Даже если мы никогда не встретимся с ними, представьте, какой вопрос первым зададут разумные существа другого мира, узнав о нашем существовании. Первый вопрос будет: «А они пробурили этот лед?». В этом вопросе все — и об уровне нашего развития, и о силе разума и о наличии духа.
Наконец, можно не верить в посторонних равных существ, но у нас будут потомки, глядящие на нас с высоты будущего. Кстати, мы ведь тоже потомки. И кем из наших предков мы гордимся? Теми, кто закатывал роскошные аристократические празднества с гонками на дрессированных кальмарах? Или теми, кто в те же времена на кожаных бурдюках впервые достиг ледяного неба? Что скажут о нас потомки? Хотите ли вы, чтобы их вердикт был в том духе, что они могли, но не сделали этого, пожалев затрат? Предпочли затратить эти средства на глобальные состязания в прочности голов, скорости рывков и гибкости конечностей? А ведь полученный нами подарок судьбы — метановый мешок подо льдом, отнюдь не вечен.
Боюсь, что не все из тех, кто меня слушает, воспринимают этот уровень ответа. Спустимся на одну ступеньку вниз.
Что мы увидим, пробурив лед? Стоит ли эта картина тех затрат? Что ж, давайте предположим, что мы не увидим там ничего интересного. Но и в этом случае мы избавим себя от вечных терзаний — а что же там?!
Но такого, чтобы мы не увидели там ничего интересного, не может быть. Мы уже знаем, что там есть, по крайней мере, шесть объектов, превосходящих Мир своими размерами, и, учитывая слабость наших методов, можно биться об заклад, что там есть много-много чего еще. Скорее всего, внешнее пространство бесконечно, и в нем бесконечно много миров. Разнообразных миров. Неужели не интересно? А если, кому-то из слушающих меня сейчас это не интересно, то ради всего святого прошу учесть следующее: внешнее пространство и возможность его изучать зажжет искру таланта во множестве юных голов. Мало кто из них станет профессиональным исследователем, зато многие станут хорошими технологами, инженерами и сделают нашу жизнь комфортней и интересней.
Можно спуститься еще на одну ступеньку. Вы хотите иметь возможность, не выплывая из дома, мгновенно связываться с любым обитателем мира, лицезрея его, доставать любую информацию из любого угла Цивилизации? Проекту требуется быстрая связь с помощью света, гибкие длинные световоды — если мы их научимся делать, это будет для всех. Вам не надоело возиться с химической обработкой фотопленок? Проекту нужны светочувствительные электронные матрицы — они сделают фотопленку достоянием истории и привередливых профессионалов. И мало ли что еще из новинок проекта войдет в жизнь.
Ну вот, возможно я убедил кого-то и теперь уже не двое из трех а, скажем, двое из пяти жителей смотрят с недобрым напряжением в затылок членам комитета, а трое смотрят с надеждой.
Итак, мы просим 150 миллиардов оксов. Эта сумма включает проходку двух скважин — основной и коммуникационной, изготовление двух рабочих и двух резервных шлюзов, большие барокамеры-гостиницы на давление 0.6 токсма для рабочих. Без них на такой высоте они будут подобны полудохлым медузам. Эта сумма также включает изготовление десятков рабочих барокамер с манипуляторами — без них работать выше внутренней поверхности льда вообще невозможно, там ко всем прелестям высоты добавляется жуткий холод. Сюда же входят передвижные пилотируемые барокамеры на гусеничном ходу для исследования внешней поверхности, а также дистанционно-управляемые зонды. Также две оптические системы с большими параболическими зеркалами для поиска и изучения далеких объектов во внешнем пространстве — они будут установлены на внешней поверхности. Там же будет установлена обитаемая станция комфортного давления в один токсм — там можно жить без инъекций прессонола. Остальные барокамеры для облегчения конструкции рассчитаны на 0.3 токсма, что позволит тренированным операторам работать в них до половины смены. Ну и конечно коммуникации — силовые кабели, уже упомянутые световоды для быстрой передачи информации. И все это предстоит не только сделать, но и разработать. А иначе бы мы и не просили 150 миллиардов оксов.
Насколько рискован проект? В народе ходят ужасные пророчества, что через скважину вытечет наружу вся вода Мира и все погибнут. С этим ничего нельзя поделать — сколько в школе не вдалбливай, что лед легче воды, фантазия в паре с невежеством непобедимы. Но есть теоретический риск: если вдруг сорвет шлюзы — наружу вылетит вся смесь углеводородов из купола. Снаружи это извержение будет смотреться красиво, но такая авария полностью погубит проект — скважина заполнится водой, которая замерзнет. Для страховки от такого предусмотрены аварийные шлюзы. А чтобы ни один шлюз не сорвало, мы будем намертво вмораживать их рамы в стены скважины. Лед при температуре, которая там есть, прочен, как базальт.
Итак, перед вами всесторонне проработанный проект прорыва в неведомое внешнее пространство. Плод долгой и упорной работы многих ученых и инженеров, выполненной исключительно за счет участвующих лабораторий. Дальнейшее слово — за членами Комитета, а сейчас я готов ответить на вопросы.
— Кто будет тем счастливчиком, что первым увидит внешнее пространство?
— Вот над этим думали меньше всего. Какой-нибудь оператор экскаватора на последнем участке. А впрочем… Да пусть хоть сам Верховный Духовный! Если пониженное давление выдержит и прессонол переносит. Да хоть выбирайте счастливчика голосованием Координационного комитета. Хоть всеобщим голосованием. Мы, гарантируя полную безопасность, приподнимем его, чтобы увидел, выразил это своими словами — и назад. Дальше все равно пойдут профессионалы.
— А будет ли с той точки виден Большой Аттрактор?
— Будет — под 40 градусов к горизонту. И в этом нам второй подарок судьбы.
— А как он должен выглядеть?
— Должен выглядеть круглым, поскольку шар — единственная устойчивая форма тел очень большой массы. Про размер и цвет ничего сказать не могу.
— А не ослепит ли Внешний источник, того, кто окажется снаружи?
— Хороший вопрос. Мы знаем прозрачность льда лишь приблизительно, поэтому не можем точно сказать, насколько там ярко. Видимо весьма ярко, настолько, что это может травмировать зрение. Но вряд ли настолько, чтобы вообще ослепить — тогда бы лед растаял. Во всяком случае, следует соблюдать осторожность, и запланировать первый выход, когда Внешний источник загорожен Миром. Значит, первый наблюдатель его не увидит.
— Народ Желтой Равнины систематически недоедает и не доживает до второй зрелости из-за болезней и нехватки медикаментов. Денег, которые вы просите, хватило бы на то, чтобы вылечить наших больных детей и кормить голодающих в течение десяти периодов. Не считаете ли вы, что это куда более важное назначение для ста пятидесяти миллиардов оксов?
— Я не политик и не дипломат, поэтому скажу то, что думаю. Народ менее плодородной Черной Равнины почему-то не только процветает, но и дает наибольший вклад в фонд Координационного комитета. Что, ваш народ убогий от рождения? Думаю, просто дело в том, что он издавна держится страхе и невежестве, зато ему внушается чувство собственного величия, богоизбранность и злоба к процветающим народам. Похмелье после подобной помощи окончательно превратит ваш народ в кишечнополостных существ. А скважина — такое событие, которое пробьется через любую пропаганду. Глядишь, несколько таких брешей, и ваш народ очнется, задумается, избавится от пастырей и заживет, как весь остальной Мир.
Здесь случился непредусмотренный перерыв. Представитель Желтой Равнины, выкрикнув: «Да как вы смеете подстрекать! Это вмешательство во внутренние…!», — забился в истерике, переходящей в приступ паралепсии. Это была симуляция, но настолько искусная, что подоспевшие санитары сходу вкололи ему самый настоящий гракофен и оттранспортировали обмякшее тело в мобильный медпункт. Потеря делегата не повлияла на кворум, и заседание было продолжено.
— Что за оптические системы вы собираетесь установить?
— Как я уже сказал, параболические зеркала со светоприемниками. Мы условно называем эти системы «дальнозорами». Это похоже на акустические тарелки с матричными микрофонами. Только здесь тарелка — полированное зеркало, а приемник — уже упомянутая мной электронная матрица, с которой изображение можно считывать. Если бы не вода, с помощью дальнозора можно было бы распознать лицо любого члена Комитета с расстояния 5 свистов.
Прения были очень короткими. Прозвучало несколько дежурных выступлений в поддержку. Проголосовали 123 голосами за при 10 против и 15 воздержавшихся за выделение запрошенной суммы. Зато потом!..
Потом тут же решили рассмотреть вопрос о принципах выбора первого наблюдателя внешнего пространства и о возможных кандидатах. Что тут началось! Вот тут-то и пригодились ремни с кодовыми застежками. Представители Крабовой Кальдеры и Верхних Увалов рванулись объяснить делегату Песчаной анархии, что такое настоящая демократия, но кто способен в состоянии ярости перемножить два двузначных числа и набрать код?! Драка не состоялась. Страсти кипели до тех пор, пока уставшие депутаты не стали ускользать один за другим, и председательствующий не обратил внимание, что кворум исчез.
За 10-35 секунды до Большого взрыва (интервью с Алексеем Старобинским).
Напомним, Алексей Старобинский опубликовал первую, хорошо проработанную версию теории космологической инфляции. Однако, его работа в то время не вызвала должного резонанса. Знаменитой стала работа Алана Гута, опубликованная немного позже и содержавшая серьезную ошибку, касающуюся перехода от стадии инфляции к фридмановской горячей Вселенной. Работа тридцатилетней давности дождалась внимания научного сообщества.
Алексей Старобинский
БШ — Итак, начнем с вопроса, который я уже пообещал задать в начале этой части книги: ты понимал значение своей работы, где предложил первую более-менее полную работающую модель инфляции? В том смысле, что механизм инфляции дает решение основных загадок — плоскостности и однородности Вселенной. Если понимал, то почему не написал об этом в той статье?
АС — Да, не написал. Просто считал общим местом — обо всем этом уже говорил Эраст Глинер чуть ли не за 10 лет до того. Увы, Глинеру не поверил никто, в том числе такие великие люди, как Зельдович и Сахаров, потому что у него была только гипотеза: ни модели, как такой режим мог реализоваться в ранней Вселенной, ни идеи, а как все это можно проверить и доказать на опыте, не было.
Кроме того, ты говоришь о статье 1980 года, а была еще статья 1979 года года, в которой как раз и была предложена идея, как это можно доказать: измерив спектр неоднородностей во Вселенной в больших — космологических — масштабах. Уже давно возникла гипотеза, что начальный (возникший до стадии Большого взрыва) спектр возмущений плотности материи должен быть плоским — структура Вселенной успешно моделировалась именно в этом предположении. А сценарии инфляции (тогда слово «инфляция» еще не употреблялось, использовали термин «решение де-Ситтера») с очевидностью давали именно плоский спектр. Предсказание спектра возмущений куда сильнее, чем просто объяснить плоскостность и однородность Вселенной. Это объяснение тому же во многих случаях оказывается иллюзорным, что вскоре выяснилось на примере модели Гута 1981 года.
БШ — Кстати, когда стало ясно, что космологическая инфляция дает плоский спектр возмущений? Где-то это должно было быть впервые сказано.
Как раз в моей работе 1979 года. Правда, на более простом примере первичных гравитационных волн. Было показано, что плоский спектр становится очевидностью, если объединить две ранее высказанные идеи. Первая — о первичной стадии де Ситтера, предшествующей Большому взрыву, вторая — о том, что все наблюдаемые неоднородности в современной Вселенной происходят из квантово-гравитационных вакуумных флуктуаций в далеком прошлом.
БШ — Собственно, почему генерация гравитационных волн — более простой пример?
АС — Как оказалось, потому, что для расчета первичных гравитационных волн не нужно строить конкретной модели инфляционной стадии, по крайней мере, если оставаться в рамках эйнштейновской общей теории относительности — как я это и делал в 1979 году. А вот для количественно правильного расчета возмущений плотности материи уже не обойтись без последовательной и внутренне непротиворечивой модели, в которой есть не только инфляционная стадия, но и благополучный выход из нее на последующую стадию горячего Большого взрыва. Слово «благополучный» означает в данном случае, что переход между стадиями происходит без генерации больших неоднородностей.
БШ — Ты считал уже в 1980 году, что однородная плоская Вселенная, как результат инфляции, — общее место. Для тебя и твоего круга может это и было общим местом, но научная общественность о том не знала. В лучшем случае считали инфляцию чем-то экзотическим и заумным, а, как правило, просто не знали про нее. Все-таки Алан Гут сделал важнейшую часть задачи — популяризацию и пропаганду механизма. Видимо именно поэтому он считается отцом новой парадигмы.
АС — Конечно, пропаганда тоже необходима. Удача Гута во многом была связана с тем, что он нашел правильный язык для физиков частиц, которые составляли большую часть его аудитории. Скалярное поле, великое объединение, фазовый переход — это именно их бизнес. Но модель у него неверная — там не получается благополучный выход из инфляции. Знаешь об этом?
БШ — Да, я об этом уже написал выше, не будем повторять. Но зато все понятно и впечатляюще. А у тебя в статье, небось, техника в основном…
АС — На самом деле статья достаточно простая. И короткая, всего четыре страницы. А у Гута — страниц 20.
БШ — Зато у него, вероятно, большую часть составляет легко читаемая дискуссия. Кстати, а в твоей модели как обстоит дело с выходом из инфляции?
АС — Выход благополучный и вполне элегантный. Тот же самый механизм квантовых флуктуаций, который дает спектр возмущений, он же обеспечивает и «выгорание» вакуума с большой плотностью энергии — его переход в частицы. Не нужно искать специального механизма, он уже есть. Это, кстати, было одной из целей — я искал не только сценарий с решением де-Ситтера, но и как из него элегантней выйти в фазу Большого взрыва — горячей фридмановской Вселенной.
БШ — Ты все говоришь про спектры возмущений, и что они были главной твоей целью. Но как основополагающая работа по этой части известна статья Вячеслава Муханова и Геннадия Чибисова 1981 года — вроде бы они посчитали спектр…
АС — Да, а чью модель они использовали? Я уже сказал, что без последовательной модели спектр возмущений материи правильно посчитать нельзя.
БШ — Ну, твою. Правильно ли я понимаю, что плоский спектр скалярных возмущений далеко не так очевиден, как для гравитационных? И что главное достижение Муханова с Чибисовым, в том что они доказали, что и тут спектр близок к плоскому?
АС — Они еще описали отклонение спектра от плоского — именно то, что сейчас видят WMAP и «Планк». Тот самый параметр 
, который по новым данным чуть отличается от единицы, как они и предсказали. Точнее, они получили зависимость наклона спектра от числа раздуваний в е-раз, N, произошедших от рождения неоднородностей до конца инфляции. Для интересующих нас возмущений, которые дали крупномасштабную структуру, N — где-то в районе 50 — 60. То есть, они родились с размерами всего на несколько порядков больше планковского, и должны были увеличиться за время инфляции в е60 раз, чтобы к настоящему времени стать размером в мегапарсеки. Чтобы посчитать точный спектр, требуется довольно много технической работы, и они сделали ее быстрей меня.
Кстати, они упростили себе работу, не рассматривая, что происходит с возмущениями после конца инфляционной стадии и до выхода на стадию доминирования излучения, и считая их постоянными. Эта гипотеза естественна, но верна не всегда (опять-таки, модель Гута 1981 г. — это пример, когда это не так). Для того, чтобы доказать эту гипотезу, нужно сначала строго вывести уравнения для возмущений в моей модели во всех ее режимах, а не только в инфляционном. Это было сделано только в моей работе 1981 г. уже после выхода статьи Муханова и Чибисова. Тем самым задним числом гипотеза, на которой основана их статья, была доказана — черновая, но необходимая работа. Кроме того, они посчитали только скалярные моды (возмущения плотности энергии) — гравитационные волны позже посчитал я, обобщив свою статью 1979 г. на случай неэйнштейновской теории гравитации, к которой относится моя модель. Это оказалось очень важным сейчас, когда из данных WMAP и «Планк» извлекли верхний предел на амплитуду первичных гравитационных волн. Он исключает некоторые другие модели, имеющие такую же величину ns, в том числе самую простую инфляционную модель с скалярным полем — просто со свободным массивным полем, но оставляет допустимой мою модель.
БШ — Ты говоришь, подход Гута понятней для физиков частиц. Я по своему воспитанию и ментальности тоже, скорее, физик частиц, и рассуждения в терминах инфляции за счет скалярного поля мне ближе по духу, чем твоя модификация уравнений Эйнштейна с добавлением члена пропорционального R2. Твоя модель, как выяснилось, эквивалентна варианту со скалярным полем в режиме «медленного скатывания», который придумали позже. У меня такой вопрос: какой именно потенциал скалярного поля надо взять, чтобы получить полную тождественность с твоей моделью?
АС — Примерно как квадрат гиперболического тангенса. Это при положительных значениях эффективного поля, а при отрицательных потенциал растет экспоненциально. Вблизи нуля это будет квадратичная зависимость, а потом она выполаживается в сторону положительных значений, что очень благоприятствует медленному скатыванию. Такой потенциал сильно облегчает старт инфляции — к начальной конфигурации поля предъявляется меньше требований. Ты начал со слов «Инфляция объясняет то и се». На самом деле, я не совсем согласен с такой формулировкой. Правильнее сказать: «инфляция в рамках адекватных моделей объясняет то и се». Основные же достоинства инфляционного сценария в целом — эстетическое изящество и полная предсказуемость всей дальнейшей эволюции Вселенной, которая может согласовываться, а может и не согласовываться с наблюдательными данными.
Что же касается медленного скатывания, то оно в действительности появилось не после, а до всех работ по инфляции, — еще в моей статье 1978 года, где я рассматривал сценарий «отскока»: замкнутая вселенная сжимается, включается решение де-Ситтера, сжатие переходит в расширение, минуя сингулярность. Андрей Линде в своей работе 1983 года, где он предложил хаотическую инфляцию, сделал лишь один важный шаг: отбросил стадию сжатия, с которой были связаны некоторые проблемы, и предложил идею произвольных начальных условий (однако при достаточно большом значении скалярного поля — больше планковского) — где-нибудь они окажутся подходящими для старта инфляции. А сами уравнения, в том числе и эффект медленного скатывания уже существовали.
БШ — Я написал, что твой механизм инфляции похож на эффект Казимира. Там металлические пластины влияют на плотность энергии вакуума, а у тебя — кривизна пространства. Ты одобряешь эту метафору?
АС — Одобряю, только надо добавить, что это динамический эффект Казимира. Кривизну дает ускоренное расширение. Кстати динамический эффект Казимира сейчас пытаются зарегистрировать экспериментально — с помощью движущихся пластин.
БШ — Насколько, по-твоему, теория инфляции доказана? По мнению Валерия Рубакова для того, чтобы она была окончательно принята, и за нее можно было бы давать Нобелевскую премию, нужно обнаружить предсказываемые ею гравитационные волны, которые могут быть выявлены по карте поляризации реликтового излучения.
АС — Я согласен с ним лишь частично. Действительно, гравитационные волны надо зарегистрировать, и это стало бы окончательным подтверждением. Но есть и другие способы проверки, пока не будем о них рассказывать.
БШ — А ты уверен, что они когда-нибудь будут зарегистрированы? Ведь уже видно по данным WMAM и «Планка», что «оптимистические» модели, предсказывающие большую амплитуду реликтовых гравитационных волн, не проходят.
АС — Мое предсказание: отношение амплитуды гравитационных волн к амплитуде возмущений плотности — примерно полпроцента. Сейчас верхнее ограничение на эту величину, обычно обозначаемую, как r, составляет около 10% Дело в том, что в большинстве популярных моделей r обратно пропорционально числуN (числу раздуваний в е-раз, о котором сказано выше), причем с коэффициентом в числителе порядка десяти, точное значение зависит от модели. Поскольку N ~50 — 60, то отношение должно быть 15 — 20 процентов. Это уже противоречит данным. Модели инфляции с потенциалом скалярного поля V ~ ф4 уже надежно отвергнуты. Самая простая и популярная модель с V ~ ф2 поставлена под сомнение — она противоречит данным на уровне 2σ. А в моей модели в знаменателе стоит N2, и отношение r должно быть на уровне полпроцента. Верхнему пределу еще далеко до этой величины.
БШ — Ты думаешь, при отношении полпроцента гравитационные волны в принципе обнаружимы?
АС — Экспериментаторы обещают достичь уровня 10-4.
БШ — Это на каком угловом масштабе неоднородностей? Следующие измерения, специально ориентированные на поляризацию реликта собираются проводить с земли — в Антарктиде. С земли вроде бы легче наблюдать мелкомасштабные неоднородности. По крайней мере, до сих пор было «разделение труда»: космические станции снимали широкомасштабную карту и строили график разложения по мультиполям примерно до тысячи, а наземные телескопы измеряли мелкую пятнистость и дополняли общий график до мультиполей несколько тысяч.
АС — Нет, следы гравитационных волн лучше искать на довольно малых мультиполях — от 10 до 50 (угловой масштаб от 2 до 10 градусов) — там соотношение амплитуд больше. Авторы эксперимента утверждают, что могут строить и достаточно широкоугольные карты поляризации реликта.
БШ — Андрей Линде, в отличие от Рубакова, считает, что инфляцию уже можно считать несомненным фактом, поскольку есть масса подтверждающих свидетельств с разных сторон.
АС — В какой-то степени я с ним согласен, потому, что нет достойной альтернативы. Конечно, есть и другие сценарии возникновения Вселенной, но они все втискиваются в общую картину с явным напряжением и не дают никаких новых предсказаний. Сценарий инфляции превосходит их именно тем, что объясняет все непринужденно и содержит предсказания, которые уже подтвердились и такие, которые еще предстоит поверить.
Одно из интересных предсказаний теории инфляции — вселенные появляются в бесконечном количестве, причем возникают выводки похожих вселенных. Вместе с нашей появилось множество других вселенных, где тоже горят звезды, где законы физики и физические константы тождественны нашим.
БШ — Ты имеешь в виду вечную инфляцию? Что область с одним и тем же вакуумом успевает расшириться и дает много одинаковых вселенных?
АС — Да, можно нарисовать это вот таким образом:
Здесь светлый фон — раздувающееся пространство с одним и тем же вакуумом, каким он был в самом начале. Серые «заливы» — новые вселенные, образовавшиеся в одинаковых условиях.
БШ — Но ведь возможны еще фазовые переходы после окончания инфляции. Например, если был фазовый переход, связанный с великим объединением, и если в нем задействовано несколько скалярных полей, то результат такого фазового перехода может случайным образом влиять на физику.
АС — В принципе это может быть и так. Вопрос о возникновении разных вариантов физики при фазовых переходах надо задавать физикам частиц, и ответить на него они пока не могут. Может быть так, а может быть, и нет. Но в любом случае есть бесконечное число вселенных, в которых физика в момент окончания инфляции одинакова. Все, что касается компактификации дополнительных измерений или образования бран — все уже произошло раньше, до горлышка, из которого разворачивается этот куст вселенных.
БШ — Да, очень интересно! Действительно, вечная инфляция дает пучки родственных вселенных. В голову не приходило, а ведь очевидно! Но вернемся к истории. В восьмидесятых наблюдения давали слишком однородную карту реликта — сначала думали, что неоднородности должны быть на уровне 10-3, их не оказалось. Потом изобрели темную материю, позволившую обойтись неоднородностями контраста 10-5, но наблюдения Парийского на РАТАН-600 прошли и этот уровень, ничего не обнаружив. Это обеспокоило очень многих. В частности, помню доклад Андрея Линде в 1986 г. — он говорил, что ситуация с однородностью реликта уже тревожная, и если верхний предел опустится еще чуть-чуть, то будет совсем плохо. Плохо в том смысле, что невозможно объяснить образование галактик — космологию ждет тупик. Как ты тогда воспринимал эту проблему, она тебя тоже напрягала?
АС — Пожалуй, нет. Я просто не верил в результат Парийского. Видимо у меня есть чутье, каким данным стоит верить, каким — нет, и оно мне подсказывало, что результат неверен. Потом мы вместе с Парийским в 1992 году взяли его данные и нашли-таки в них флуктуации на нужном уровне — авторы эксперимента сначала просто не смогли извлечь эти неоднородности из данных.
БШ — А как ты воспринял открытие темной энергии в 1998 г.? Твое чутье что-нибудь подсказывало по этому поводу? Тебя это порадовало?
АС — Порадовало, но не удивило. Тут дело даже не в чутье, а в косвенных свидетельствах, которые были и раньше. Дело в том, что если современная постоянная Хаббла, Н0, больше 60 км/с/мегапарсек, то космологическая постоянная просто необходима, чтобы свести концы с концами. Иначе Вселенная оказывается моложе некоторых звезд. По поводу постоянной Хаббла долгое время шли споры. Сэндедж и Тамманн твердо стоял на том, что значение Н0 находится в районе 50 км/с/мегапарсек — при таком значении не возникает никаких противоречий. Но со временем все больше данных указывало на то, что Н0 около 70 — 75 км/с/мегапарсек. И когда по сверхновым увидели, что Вселенная расширяется с ускорением, и одновременно измерили, что Н0 действительно находится в этом диапазоне, все восприняли это как должное. Все встало на свои места.
БШ — А как ты отнесся к открытию акустического пика, а потом и нескольких пиков? Я в то время — в 90-х, в начале 2000-х был вне этой темы, но задним числом акустические пики поразили меня до глубины души.
АС — Меня это тоже порадовало, но я ждал, что теория подтвердится и здесь. Так что особого удивления не было.
БШ — Есть ли сейчас люди (я имею в виду серьезных исследователей), которые настроены против теории инфляции?
АС — Есть. Например, Стейнхардт. Он привык мыслить в терминах скалярного поля, где потенциал выражается степенью: V ~ фα. Новые данные, а именно, наклон спектра и верхний предел на гравитационные волны, ставят под сомнение такую возможность.
Четвертая степень отброшена с гарантией, вторая степень противоречит данным на уровне двух с половиной сигма — то есть, поставлена под сомнение. Остается линейная зависимость, но она не очень естественна. Другая трудность теории инфляции, про которую часто говорят — начальные условия. Чтобы запустить процесс, требуется большое и более-менее однородное поле в области размером нескольких горизонтов. Но это не очень большая трудность.
БШ — Видимо, вероятность реализации таких начальных условий мала, но не исчезающе мала? И «попыток» реализации разных начальных условий наверно происходит немало? И коль уж процесс пошел, то его ничто не остановит?
АС — Примерно так. Проблема действительно не принципиальна. В отличие от альтернативных сценариев, где есть принципиальные проблемы. Либо нет проверяемых предсказаний.
БШ — Когда Яков Борисович, наконец, признал теорию инфляции? Как выше по тексту уже сказал Володя Лукаш, Зельдович устроил разнос Глинеру, когда тот рассказывал про сценарий отскока с «физическим» космологическим членом, что было неким прототипом инфляции. А спустя десять с чем-то лет не признавать ее было уже трудно.
АС — Пожалуй, это произошло в районе 1980 г. — кажется, мне удалось его убедить. Вариант с модифицированной общей теорией относительности ему оказался ближе, чем сценарий с отскоком в чисто гидродинамической модели Глинера с заданным руками уравнением состояния или в моей модели 1978 г. с массивным скалярным полем (меня он тогда покритиковал тоже, и не только он).
БШ — Ну и в заключение. Пример с твоей моделью и сценарием Гута показывает, насколько в науке важна пропаганда…
АС — Конечно, в науке пропаганда необходима, но кто-то должен делать правильные работы, чтобы у пропагандистов был адекватный предмет для пропаганды.
-
Четыре железобетонных следствия и еще одно (интервью с Вячеславом Мухановым)
Это интервью было взято позже всех остальных, уже после объявления о детектировании реликтовых гравитационных волн в эксперименте BICEP2.
Борис Штерн — Когда ты понял, что инфляция — это именно то, что надо для светлого будущего?
Вячеслав Муханов — В 1980 году, еще до соответствующей работы Старобинского и тем более, до работы Гуса. В 1979 году Гена Чибисов предложил заняться квантовыми флуктуациями в ранней Вселенной — нельзя ли получить из них галактики. Когда-то, еще в 60-х подобной задачей занимался Сахаров, но у него ничего не получилось — возмущения в галактических масштабах оказались слишком маленькими. А больше никто этого не пробовал.
Уйма времени у меня ушла на технические вещи — как проквантовать скалярные возмущения.
БШ — Вроде Володя Лукаш делал то же самое?
ВМ — Да, мы с ним в какой-то момент пересеклись по этому поводу. Я тогда был аспирантом, а он уже ученым с репутацией. При этом формальная часть теории квантовых скалярных возмущений оказалась почти той же самой. Даже встал вопрос о том, чтобы опубликовать совместную работу на эту тему — это было предложение Зельдовича. Но было неясно, как в этой теории получить возмущения достаточные для образования галактик и вообще всей структуры во Вселенной. В результате Лукаш быстро опубликовал формальную теорию, а мы с Чибисовым попытались найти какую-либо модель ранней Вселенной где эта теория могла бы объяснить как образовались галактики. Долгое время не получалось ничего. Я испробовал разные модели с нормальным веществом и во всех этих моделях возмущения были слишком маленькими. Наконец, решили, а что если попробовать решение де-Ситтера — скалярное поле и немного радиации? И все получилось! Оказалось, квантовые флуктуации нужным образом усиливаются и растягиваются. Все встало на свои места.
БШ — Получается, вы подобрались к инфляции совсем с другой стороны. Другие хотели от нее плоской однородной Вселенной, вы — затравочных неоднородностей для галактик.
ВМ — Так это не менее а в каком то смысле даже более важно: мы вполне могли бы существовать и во вселенной с геометрией Лобачевского, а без галактик никак. Этот результат про возмущения в мире де-Ситтера был опубликован в середине 1980 в виде препринта ФИАН (на английском). А журнальная публикация появилась только через два года в Monthly Notices (MNRAS). Рецензент (Бернард Карр) полностью переписал наш английский, потом надо было все перепечатать, ну и почта в Англию и обратно шла месяцами.
Хоть в этой первой работе мы и полностью осознали, что без де-Ситтеровской (инфляционной) стадии мы не можем никак обойтись если хотим образовать галактики из квантовых возмущений, детальную структуру возмущений в нашей модели было все же невозможно рассчитать поскольку первоначальная модель была слишком упрошенной. В декабре 80го года я решил посмотреть, а что происходит с квантовыми флуктуациями в модели которую предложил Старобинский с тем чтобы решить проблему начальной сингулярности. В этой модели предполагалось что вселенная бесконечно долго находилась в де-ситтеровском состоянии, а уже потом образовалась наша вселенная. В результате наших расчетов оказалось, что квантовые флуктуации разрушают де Ситтеровскую вселенную за довольно короткое время и таким образом проблему сингулярности оказалось решить нельзя. Так что если иметь в виду первоначальную цель этой модели, то мы ее закрыли. С другой стороны, мы нашли что если все же предположить, что по каким-либо причинам вселенная все же прошла в течении короткого времени через такую стадию то проблема образования галактик была решена. Квантовые флуктуации действительно усиливаются и ведут в дальнейшем к галактикам и в конечном итоге к жизни. На этот раз я не рискнул послать статью за границу, и она была опубликована в Письмах в ЖЭТФ в мае 1981 года.
В этой статье нам удалось полностью предсказать спектр возмущений, который удалось померить только спустя 30 лет в WMAP and Planck экспериментах. Наблюдения блестяше подтвердили наши с Чибисовым предсказания тридцатилетней давности.
БШ — Это спектр — специфическая характеристика модели Старобинского? Что если взять другую модель инфляции?
ВМ — Как оказалось конкретная модель здесь играет очень незначительную роль. Впоследствии мне удалось показать, что в независимости от модели инфляции возмущения образовавшиеся после инфляции всегда слегка растут с ростом масштаба. И в какой-то момент я четко осознал, что если подтвердить этот рост возмущений с масштабом экспериментально, то это будет однозначным доказательством того что мы все произошли из квантовых флуктуаций. Кроме того, наша теория также предсказывала что возмущения должны быть адиабатическими и гауссовыми. В начале восьмидесятых было невозможно даже представить, что наш спектр когда-либо удастся измерить с необходимой точностью. Более того, адиабатические, гауссовы возмущения противоречили астрономическим наблюдениям. Тем не менее, это не помешало мне защитить кандидатскую диссертацию в 1982 году.
БШ — Ну вот, не прошло и тридцати пяти лет…
ВМ — Не прошло… И все предсказания нашей теории были блестяще подтверждены экспериментально.
БШ — Да, я выше уже это охарактеризовал, как триумф науки.
ВМ — Что касается инфляции и квантового происхождения галактик, то это в высшей степени удивительно, что единственное предположение о том, что наша вселенная прошла в прошлом через стадию темной энергии, которая усилила квантовые возмущения, ведет к пяти четким предсказаниям:
-
Вселенная с высокой точностью плоская (см. главу 32).
Возмущения плотности — чисто адиабатические.
Они же — гауссовы.
Начальный спектр возмущений слегка (логарифмически) растет с масштабом.
Существуют первичные гравитационные волны.
Первые четыре предсказания в настояшее время подтверждены экпериментально с огромной степенью точности. Что касается пятого предсказания — амплитуда гравитационных волн может оказаться ниже экспериментально достижимого уровня. В принципе это не катастрофа, поскольку остальные highly robust…
БШ — Железобетонные…
ВМ — Да, железобетонные. Они были подтверждены, и я думаю никаких сомнений здесь быть не может; абсолютно ясно что все мы произошли из квантовых флуктуаций. Если бы хоть одно из этих предсказаний было опровергнуто большинство физиков усомнилось бы в том, что мы действительно знаем что то о ранней вселенной. Меня, например, неоднократно спрашивали на докладах: если ns, характеризующий наклон спектра окажется 0.99 плюс-минус 0.01, согласишься ли ты с тем, что теория не работает? Я отвечал — соглашусь! Правда Андрей Линде говорил: ну, можно придумать такую модель, которая даст почти точно единицу. Но, по-моему, это уже не настоящая физика. Изобретательство всяческих лазеек — совсем другой бизнес.
БШ — Ну, Андрей ниже в интервью с ним, говорит как раз тоже самое — про гауссовость: как народ делал бизнес на моделях инфляции, нарушающих гауссовость.
ВМ — Вот! Перед публикацией результатов Планка был пущен слух, что Планк нашел негауссовость и даже было организованно несколько конференций в предвкушении этой сенсации. К счастью, «Планк» все расставил по своим местам.
БШ — Андрей уже весьма красочно рассказал про это.
ВМ — Или взять недавний результат по гравитационным волнам. Он довольно серьезно противоречит результатам «Планка». Тем не менее многие тут же стали подстраиваться так чтобы как говорится «угодить и нашим и вашим», ввели переменный спектральный индекс и так далее, короче полный бред… И все это вместо того чтобы просто подождать пока экспериментаторы выяснят кто же из них прав.
БШ — Я уже писал об этом в PPS к главе 31, что это насилие над теорией. И Рубаков то же самое думает.
ВМ — Я вообще сильно не удивлюсь если история с результатом BICEP2 окажется аналогичной истории про сверхсветовые нейтрино (в 2011 г. было объявлено об экспериментальном измерении скорости нейтрино, оказавшейся чуть выше скорости света, что вызвало вал теоретических работ, но оказалось тривиальной технической ошибкой — прим. БШ). При всем том, что результаты BICEP2 не подтверждены и есть куча вопросов посмотри, какая поднялась шумиха в самых разных газетах журналах, по телевидению. Когда были опубликованы куда более мощные результаты WMAP и Planck кто об этом написал в России? Боря Штерн в «Троицком варианте» да еще раз-два и обчелся. А тут — девятый вал.
БШ — Может быть это и не так плохо. Сколько народа узнало, что существуют гравитационные волны, что есть такая теория инфляции, что есть такая наука — космология.
ВМ — Тут такая проблема. После сенсации со сверхсветовыми нейтрино, закончившейся скандалом, простая публика, наверное, даже усомнилась в открытии бозона Хиггса — может опять разъем перепутали… Такие истории дискредитируют науку.
БШ — С одной стороны — да. Каждая лопнувшая сенсация, подобна ложному крику «волки»! Но все-таки нет худа без добра — народ видит, что в науке что-то происходит. Кстати, результат BICEP2 вряд-ли лопнет с таким треском — неправильный учет фона, это все-таки не разъем неправильно воткнуть. И все-таки есть шанс, что результат подтвердится. Конечно, им надо было чуть-чуть подождать — «Планк» уже скоро должен выдать данные по фону. Но, видимо хотелось быть впереди всех.
ВМ — Вообще уровень журналистики, когда речь заходит о науке, ужасен. По телевизору и иногда слушаешь и в ужас приходишь! Я кстати подписался на российское телевидение. Извини, но все, кроме «Дождя» такое…
На этом разговор перешел на политику и назад уже не вернулся. Он происходил в самом начале апреля 2014 года.
(продолжение следует)
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer11-bshtern/
