(продолжение. Начало в № 8/2007 и сл.)
ПЛАЧ ПО МУЗЫКЕ
I
Вам, вспоминающим под зимнею звездой
Мой голос, крепнущий и в бедах, и в удачах —
Сей плач по музыке, — с ней дружен снег седой,
Но нет в нём времени для слёз её горячих,
Но нет в нём памяти о том, как голова
Кружится, — странствия порой предвосхищаю,
Когда тревожится о них созвездье Льва,
Крылами взмахивая, вьётся птичья стая —
И, укоряема и морем, и хребтом,
К воде сбегающим, как будущие люди,
Кричит, по-детски сетуя о том,
Что нет в ночи моления о чуде.
II
Зима привычнее, чем ивы на снегу —
На реках Вавилонских зазвенеть им,
Воскреснув арфами в пылающем мозгу,
Искомой вечностью, что в ссоре с Римом третьим,
Покуда музыка, пласты подняв земель
И совершая свой обряд старинный,
Уже затронет слуха колыбель,
Чтоб жизни не было в помине половинной,
Чтоб неповинная не маялась душа,
Любви наперсница, свидетельница муки, —
Баюкай, веруя, — и, горний суд верша,
Благослови стенающие звуки.
III
Будь осязаемо явление твоё
В огнях зажжённых, в окнах потаённых, —
Пусть века отразилось лезвиё
В глазах детей и в шёпоте влюблённых, —
Будь осеняема перстами Божества
В томленье странностей, где ждёт очарованье, —
Ты музыка — и, стало быть, жива,
Оправдывая сущность и названье, —
К тебе лишь слово тянется давно —
Давай с тобой взахлёб наговоримся, —
Нам встретиться с тобою суждено,
Нам ведомо, что мы не повторимся.
IV
Вот очертания напевов золотых
Какой-то звон вдали разбередили,
Чтоб сны, как бабочки, к огням слетались их
В алмазах горести и сгустках звёздной пыли,
Чтоб свечи оплывали в янтаре,
Хранители надежды и печали,
В жемчужном свете, в лунном серебре,
В наитии, измучившем вначале, —
Краса хрустальная, топаз и аметист,
Гранатовые зёрна ощущенья
И зелень замысла, где каждый возглас чист
В кристаллах воздуха и отзвуках прощенья.
V
Земля немилая чем дале, тем родней,
И небо ясное чем выше, тем дороже, —
Да будет мир желаньем долгих дней —
Твоё присутствие чем праведней, тем строже,
Сокровище, оставленное нам,
Завет неведомый, обет невыполнимый,
Довлеющим подобная волнам,
Ты, музыка, — приют неопалимый,
Ты, музыка, — пристанище моё,
И есть в тебе пространство без утайки,
Целебное дарящее питьё, —
И рвусь к тебе, к невидимой хозяйке.
VI
Фиалка флейты в дымке позовёт
И хрипота излечится гобоя, —
И заново задумается тот,
Кто смотрит, щурясь, в небо голубое, —
Как трудно мне с собой наедине! —
С тобою, музыка, вдвоём не унываем —
И, счастьем не насытившись вполне,
В иных пределах вместе побываем,
Другим неподражаемым мирам
Зрачки свои без устали даруем,
Как листья дарят осени ветрам,
Как губы тянут к женским поцелуям.
VII
Цветы растут — сиротствующий хор —
В крови гвоздик и лилиях дремоты
Лишь хризантем доверчивый укор
О будущем напомнит отчего-то, —
Забот смятенных мне ль не передать? —
Пускай ещё пичуги солнце славят! —
И, если доведётся отстрадать,
В ларце на тайном донце ключ оставят, —
Так лёгкие кружатся лепестки
Подобием весеннего клавира,
Что даже мановение руки
Почувствует родительница-лира.
VIII
По струнам ударяет царь Давид,
Восторженно пророчески вещая,
Звучит псалом, — и ангел говорит,
Участие блаженным обещая, —
Ещё минут не понят стройный ход,
А слава до того уже весома
В огне светил и токе древних вод,
Что ты её не мыслишь по-другому, —
И Книга открывается вдали —
В ней бытия оправдано горенье,
И розе Богоматери внемли —
Улыбке сотворенья и смиренья.
IХ
Ты, музыка, — стремление уйти
Туда, за близорукие границы, —
Покуда нам с тобою по пути,
Мытарства мы приемлем и зарницы, —
В который раз потерян талисман,
Надето обручальное колечко! —
Скрипичный нарастает океан,
Пред образами вспыхивает свечка, —
Не говори: разлука тяжела! —
Она беды намного тяжелее
Затем, что въявь единственной была, —
Ты дышишь всё-таки — вглядись ещё смелее!
Х
Вот, кажется, архангелы трубят, —
Настанет час — мы встанем и прозреем
Во мраке гроз, где столько лет подряд
Истерзанного тела не согреем, —
Душа-скиталица, как птица, высока —
Влекут её расправленные крылья
Туда, где плавно движется река,
К обители, что тоже стала былью, —
А сердце в трепете то к горлу подойдёт,
То в грусти мечется, ненастной и невольной,
Покуда выразит, пока переживёт
Сей плач по музыке — сей говор колокольный.
ЭЛЕГИЯ ПОД ЗНАКОМ ВОДОЛЕЯ
Куда уходишь ты, созвездие моё?
Останься друзою заветных аметистов,
Чтоб века не терзало остриё
Их грозной цельности, — а свет и так неистов, —
Отяготившею горячую ладонь
Останься верностью, — кто с музами не дружен,
Тот не постиг скорбящий твой огонь —
Язык его лишь верящему нужен.
Кому же доведётся рассказать
И то, как горлица стенает, понимая,
Что узел памяти не в силах развязать,
И то, как смотрят, рук не разнимая,
В любви единственной, неведомо зачем
Нахлынувшей сквозь отсветы и звуки
И въяве осязаемой затем,
Чтоб осознать явленье новой муки?
Души не выпустишь синицей в небеса,
А сердце, словно яблоко, уронишь
На эти пажити, где ветер поднялся,
И землю милую ты сам губами тронешь, —
И там, где, замкнута закатною чертой,
Забрезжит странница-страница,
Возникнет мир, нежданно золотой,
И в нём-то святости познается граница.
Пусть поднимается и холода бокал,
Напитком полон Зодиака,
В горсти сознания, — не ты ль его искал?
Не ты ли веровал, однако,
Что, отделяемо, как лето, от людей,
Молве людской обязано значеньем,
Оно непрошено, — возьми его, владей, —
Да совладаешь ли хотя бы с ощущеньем!
Недаром в музыке вы, звёзды, мне близки —
Как не наслушаться и всласть не наглядеться! —
И расширяются хрустальные зрачки,
В тоске открытые, чтоб радостью согреться, —
Недаром ангелом, склонившимся ко мне,
Утешен я, чтоб жизнь сулила снова
Вся боль моя, возросшая вдвойне,
Но ставшая хранительницей Слова.
ФЕВРАЛЬСКОЙ МУЗЫКЕ
Февральской музыке, стремящейся понять,
Что в мире для неё невозвратимо,
Где рук не тронуть ей и боли не унять,
Покуда сердце слишком ощутимо
В томящей близости примеров бытия
С их изъяснением, предвестником прощенья,
Февральской музыке — элегия сия,
Хранящая приметы обращенья.
Свистулькой тайною осваивая звук,
Свирель подняв сосулькой ледяною,
Чтоб некий смысл, повиснув, как паук,
Встречал заворожённых тишиною,
Приходит музыка, немая, как и мы, —
Но вот измаяло предчувствие напева —
И, странно возникая средь зимы,
Растёт она предвестницею древа.
Бывало ль что-нибудь чудесней и добрей?
Знавал ли кто-нибудь вернее наважденье,
Когда, оторвана от звёздных букварей,
Она нутром постигнет восхожденье —
И, вся раскинута, как яблоня в цвету,
Уже беременна беспамятным итогом,
Зарницей встрепенувшись на лету,
Поведает о месяце двурогом?
Недаром горлица давно к себе звала,
Недаром ласточка гнездо своё лепила —
И птиц отвергнутых горячие тела
Пора бездомиц в песне укрепила, —
И щебетом насыщенный туман
С весной неумолкающею дружен, —
И даже прорастание семян
Подобно зарождению жемчужин.
Мне только слушать бы, глаза полузакрыв,
Как навеваемым появится фрегатом
Весь воедино собранный порыв,
Дыша многообразием крылатым, —
Ещё увидеть бы да в слове уберечь
Весь этот паводок с горящими огнями,
Сулящими такую бездну встреч,
Что небо раздвигается над нами.
БЫТЬ МУЗЫКЕ
I
Из детских глаз, из вешнего тепла
Восходит это чувство над снегами, —
И если жизнь к окошку подошла —
Быть музыке и шириться кругами,
Быть музыке великой и звучать,
Так бережно и пристально тревожа, —
И если ты не знаешь, как начать,
То рядом та, что к людям всюду вхожа.
II
Быть музыке! — попробуй повторить
Лишь то, что в почках прячется упорно, —
И если мы умеем говорить,
То этим ей обязаны, бесспорно, —
Попробуй расскажи ей о листве —
Нахлынет и в наитье не оставит
Моленьем уст, не сомкнутых в молве,
Покуда мир иную почву славит.
III
Седеют волосы — и сердце сгоряча
Забьётся трепетно и жарко
В неизъяснимости поющего луча
Подобьем Божьего подарка —
И мы, живущие, как птицы, на земле,
Щебечем солнцу гимны без надзора,
Покуда изморозь, оттаяв на челе,
Не станет вдруг порукой кругозора.
IV
Быть кровной связи с вещим и живым,
Быть нежности, что время не нарушит,
Склоняясь наставником к постам сторожевым,
Где добрый взгляд который год послужит,
Где имя верности сумеем прошептать —
Разлуки минули и полнятся кладбища —
А срок отпущенный успеем наверстать,
Как тени, навещая пепелища.
V
Но Муза кроткая не так уж и проста,
Души заступница, — и, боль превозмогая,
Идём за ней к подножию креста —
Благослови, подруга дорогая
Не забывай меня, — я нынче не клянусь,
Но свято верую в старинные обряды —
И если я когда-нибудь вернусь,
Пусть очи вспомнятся и руки будут рады.
VI
Пусть в этой музыке, где полная луна
Сияет медленно под сенью небосвода,
Беда-разлучница поёт, отдалена,
Не требуя для песни перевода,
Пусть вызов счастия в неистовых звездах
Звучит без удержу — дарованное право,
Подобно яблоне в заброшенных садах,
Само не ведает, насколько величаво.
VII
Пусть вызревающая семенем в ночи
Исходит суть от замысла и риска,
Покуда нам не подобрать ключи
К чертогу памяти, затерянному близко, —
Прости, отшельница! — пусть странными слывём,
Но дух всё выше наш, хоть плоть нагую раним, —
Почти отверженные — мы переживём,
Почти забытые — мы с веком вровень встанем.
5
____________________________
* * *
Век не гулянье и кровь не вода,
Верность и та запоздала,
Время пройдёт — и не сыщешь следа,
Где красота отрыдала.
Время вплеснётся — и вытянет нить,
Свяжет узлы и событья, —
В чём же ненастье ты хочешь винить
С нечистью, с волчьею сытью?
В том ли, что часто встречались они
В трудную пору, в дороге?
Время встряхнётся — и прежние дни
Кажутся чище в итоге.
Век ненасытен — и поздно вставать
На перепутье дозором, —
Время взгрустнёт — и нельзя горевать,
Глядя на пламя с укором.
Ходишь и смотришь — и дальше ходи
Там, за рекою рябою,
Слышишь и видишь — и дальше веди
Всех, кто пойдёт за тобою.
Хочешь и можешь — и должен пройти
Весь лабиринт становленья,
Чуешь и веришь — и должен в пути
Всех оставлять в изумленье.
Проще смотри на земные дела,
Реже советчиков слушай,
Чаще молись, чтобы вера вела
Кромкой меж морем и сушей.
Шире объятья для речи раскрой,
Душу свою сберегая,
Чтобы вон там, за Святою горой,
Эра встречала другая.
* * *
Сохрани мне зрение, небо!
Не томи зрачок слепотой! —
Ах, встречаться б нам не в огне бы
В повседневности непростой.
Сохрани нас, Господи, грустных,
Средь январской киевской тьмы,
Чтоб в движениях безыскусных
Не могли раствориться мы.
Говори нам, Господи: «Братья!
Вам впервой ли здесь зимовать?» —
Пред небесною всею ратью
Не пристало озоровать.
Как воробышек незамёрзший,
Скачет сердце — за веткой ствол, —
Не умерший и не умолкший,
Ты куда, словно день, забрёл?
В города, застывшие мнимо
Пред Рождественской красотой! —
Что любимо нами в даримом,
Обозначенном простотой?
Ты, о Господи, разберёшься —
Нам же, сгустками по глазам,
Как ни рвёшься и как ни бьёшься,
Поначалу узнаешь сам,
Каково оно, расстоянье,
И каков он, сумерек снег, —
Вот и выбор, вроде бы ранью
Просветляется человек.
И опухшие густо веки,
И гульба воробьёв по ветвям
Не скрываются в человеке,
А острастку дают кровям.
Не златою сенью парчовой,
Не отчаяньем на ветру
Я воспринял что-то толково —
И, почуяв, здесь не умру.
Не страной крыла воробьиного,
Не звездами над головой
Реет веянье для невинного,
Облетевшей лежит листвой.
Вот он, клок над крышею серою,
Там, за проблеском, как в очах, —
Не напрасно с такою верою
Пробуждаемся мы в ночах.
Что бессонница? — тень бездомицы,
Неуюта кривая прядь,
Чтоб кормилицу от питомицы
Научились мы отличать.
Что беспамятство? — след безвестности,
Закрывание тех же вежд, —
Заплутается в неизвестности
Трижды принятый без надежд.
Я опять-таки — и скажи теперь —
Что же кружится? — что же кажется?
Не открыта ли для набега дверь
И верёвка в узел не свяжется?
Вот звезда стоит, вот звезда,
Проявляются города, —
И чудовищный негатив,
Как ни странно, и сыр, и жив.
ПОСЛЕ ПОЛНОЛУНИЯ
Как в Одессе, столице юга,
Ходит гоголем вся округа,
По ветвям пробежав упруго,
По утрам холодок встаёт, —
Выйдет парень, в петлице — роза,
Молдаванский птенец, угроза,
На ресницах — налёт наркоза,
А над ним голубок поёт.
И девица, совсем иною,
Чем недавно, порой ночною,
Точно птица тропой степною,
Подойдёт и обнимет вдруг, —
В этой паре — краса истомы,
В этой каре — сердцам весомы,
Не напрасно они несомы
На алтарь к божеству разлук.
Отрешённо летит машина,
Перекушена пуповина,
Переполнена сердцевина
Золотящимся роем ос —
Истомило давно участье,
Значит, плод не вкусить на счастье,
Пусть скорее придёт ненастье —
Эта власть не спасёт от слёз.
Розы, розы душе верните,
На лицо иногда взгляните,
Словно око, луна в зените —
В этих чарах избыток вод, —
И в чертах волшебства наитий
Столько рвётся судеб и нитей,
Что становятся всё открытей
Каждый вечер и каждый год.
* * *
И снежным запахом влекомы,
С тобой по-своему знакомы,
Сорвутся выдохи тоски
Туда, где время движет прямо
Клочки разрозненные драмы,
Вдоль, по течению реки.
Промозглый камень парапета,
Усмешка, вспышка, сигарета,
Набухший, влажный воротник, —
И кашель сух, и воздух странен —
Ещё хорош, не оболванен, —
И ты к кому-нибудь приник.
Ах, эта воля, эта вера,
Мольба, оказия, химера,
Ах, этот ветер над рекой,
Крутой, крепчающий, знобящий,
И счёты старые сводящий, —
А сердцу надобен покой.
Кружись, оторванная нитка,
Продлись, осознанная пытка
Скитаний позднею порой
С морозным скрежетом металла,
Пока столица не устала
Безумной тешиться игрой.
Проснись, бездомицей кручёный,
Пройдись, где кот ходил учёный,
Через подвалы, на чердак,
Займись подсчётом неумелым
Долгов своих, а лучше б — делом,
Забудь сомнений кавардак.
Сожми оставшиеся спички,
Шагни в пространство по привычке,
Туда, где надо продлевать
Свой сон земной, свой день юдольный,
Свой путь, свой выбор произвольный, —
И на посулы наплевать.
* * *
И ты кружишься меж держав,
Где судорожный воздух ржав,
Из никуда и ниоткуда
Явившись, чуя свет и дух,
Но если полдень будет сух —
То выходи, гляди на чудо,
На эти сизые холмы,
Где пижмы в пятнах кутерьмы
Бегут подальше от соблазна
Блеснуть на солнце желтизной
И, венчик выпятив резной,
Сказать, что впрямь огнеопасны,
Где на обочинах дорог
Тысячелистник уберёг
Своё иссохшее мерцанье, —
И только вечная полынь,
Куда, сощурясь, взгляд ни кинь —
Одно сплошное восклицанье,
Вернее — возгласы о том,
Что, может, сбудется потом,
Ну а сегодня слишком рано
Судить об этом впопыхах,
Покуда выглядит в стихах
Невольный вздох отнюдь не странно, —
И ты шагаешь наобум,
Отшельник, странник, тугодум,
Туда, где память не увяла,
В такие дебри и дожди,
Где всё, что было позади,
Тебя мгновенно узнавало.
* * *
Пусть я вам не нужен сегодня, покуда
Не вспомните сами, что жив,
Пусть ваши гортани столетья простуда
В сплошной превратила нарыв,
Пусть помыслы ваши недобрые скрыты,
А добрые все на виду, —
Сегодня мы с вами поистине квиты,
А прочего я и не жду.
Так спрячьте же толки небрежные ваши
Подальше, до лучших времён, —
Испившему темени горькую чашу
Не место у ваших знамён.
Оставьте всё то, что оставить хотели —
Авось пригодится потом —
Под спудом, — я помню снега и метели,
Обвившие сердце жгутом.
Я помню весь жар этой силы безмерной,
Идущей оттуда, куда
Ведёт меня ввысь из кручины пещерной
Встающая в небе звезда.
А вас, оголтелых, сощурившись гордо,
Пусть ждут на постах ключевых
Сыны Измаиловы — смуглые орды,
Скопленье племён кочевых.
* * *
Я ничего не видел, кроме
Крыльца впотьмах и света в доме,
Собак на сене и соломе,
Нагого пламени в кострах,
Ветвей, исхлёстанных ветрами,
Лица неведомого в раме, —
И потому гадайте сами,
Кого охватывает страх.
Казалось зрение усталым —
Пора довольствоваться старым,
И ни к чему кичиться даром,
Тянуться к чарам и углам,
Где ветер выглядит сутулым
В обнимку с книгою и стулом —
И целит умыслом, как дулом,
В простор с водою пополам.
Промокла времени громада,
Зола рассыпана по саду,
Пропета лета серенада
Кому-то, скрытому в глуши, —
Зато дарована свобода
Зеркальной двойственностью года
Тому, кто в гуще небосвода
Приют отыщет для души.
Листвы шуршащее свеченье,
Ненастных сфер коловращенье,
Молчанье и столоверченье,
Шарады, ребусы, часы
Уже не скуки, но желанья
Негодованья, пониманья
Томленья, самовозгоранья
Неувядаемой красы.
Кто правит бал и дружен с ленью,
Кому подвластны поколенья —
И кто на грани изумленья
Откроет невидаль вокруг?
В печи моленье и камланье,
Поленьев щёлканье, пыланье,
Как бы от памяти посланье, —
И некий жар почуешь вдруг.
Играя с истиною в жмурки,
Срезая вянущие шкурки,
Гася то спички, то окурки,
Перебирая всякий хлам,
Найдёшь нежданные подарки —
Свечные жёлтые огарки,
Проштемпелёванные марки,
Тетрадей брошенных бедлам.
Никто на свете не обяжет
Учесть твой опыт — весь, что нажит,
Никто, конечно, не подскажет,
Что в этом нечто всё же есть, —
Беспечность рожицу скукожит,
Октябрь уже почто что прожит,
И жизнь пока что не тревожит,
Готовя завтрашнюю весть.
Ну что же, выглядишь неплохо —
Уже на краешке эпоха,
Уже на донышке подвоха
Шестидесятников запал,
И всё, что было, не помеха, —
И между тем нам не до смеха,
И так далёко до успеха,
Что эха чудится оскал.
Но ты подпитывай сознанье
Всем тем, что будит осязанье,
Иголки ловит ускользанье,
Синицу или журавля,
Покуда прежнее везенье
Не надоест до оборзенья,
Другим оставив угрызенья,
На всех глазея с корабля.
Очнись и выйди на дорогу
К иному празднеству и к Богу,
Ищи защиту и подмогу,
В невзгодах имя сбереги, —
Мозги захлёстывает влага,
Прибой кобенится, как брага, —
И укрепляется отвага,
Чтоб слышать вечности шаги.
* * *
Вот холодом повеяло ночным —
И Северу довольно только взгляда,
Чтоб всё насторожилось, став иным,
Уже шуршащим шлейфом листопада.
И долго ли продержится луна,
Скользящая сквозь облачные путы?
И песня, пробуждаясь ото сна,
Не рвётся из гортани почему-то.
Потом скажу — успеется, потом, —
Не торопись, не вздрагивай, не надо, —
И так звучит во мраке обжитом
Серебряная грусти серенада.
И так сквозит растерянная весть
По золоту смолёному залива —
И трепетнее чувствуешь, что есть
Над нами Бог — и смотришь молчаливо.
Повременим — ещё не началось,
Ещё не в тягость мне воспоминанья —
И что-то в душу вновь перелилось
Оттуда, где бывал уже за гранью.
И семенем к небесному крыльцу
Прибьётся и твоя причастность к веку, —
И правда: как в воде лицо к лицу —
Так сердце человека к человеку.
ЗОЛОТОЕ НАЧАЛО СВЕТА
Вот смеркается, вечереет, —
И душа уже не болеет,
Но глаза от прохожих прячет,
А порою по-птичьи плачет.
Кто ты — горлица иль зегзица? —
Отзовись, не пугайся, птица! —
Не стенай надо мной, не надо,
Не кружись над громадой сада.
Отзовись из далёкой были,
Где себя наяву забыли, —
И во сне возвращенья нету
К золотому началу света.
Что же, корни его — в землице?
Не кричи надо мной, зегзица!
Что же, ветви его — не тронешь?
Что ты, горлица, страшно стонешь?
На кого же ты нас покинул?
Лучше в сердце во мраке вынул,
Лучше б слуха лишил и зренья!
Где предел моего горенья?
— Нет конца твоему горенью —
Ты живущим пришёл в даренье,
Ты поёшь, и звучанье это —
Золотое начало света.
ЭЛЕГИЯ
Тебе, далёкий друг, — элегия сия, —
Да будешь счастлив ты на свете этом странном!
Давно к тебе прислушивался я —
В минуты горести, к мечтам спеша обманным,
На зная удержу, томленьем обуян,
Медвяным омутом заката не утешен, —
И если путь мой смутен был и грешен,
Движенья познал я океан,
Медлительную поступь естества,
В огне сощурясь, всё же разгадал я —
И столько раз в отчаянье рыдал я,
Покуда горние являлись мне слова!
Ты помнишь прошлое? — трепещущий платок,
Что там, за стогнами, белеет, —
В нём женский в лепете мелькает локоток
Да уголёк залетный тлеет,
В нем только стойкие темнеют дерева,
Подобны Бахову неистовому вздоху, —
Прощай, прощай, ушедшая эпоха! —
Но всё ещё ты, кажется, жива, —
Но всё ещё ты, кажется, больна,
Дыша так хрипло и протяжно, —
С тобою всё же были мы отважны —
И губы милые прошепчут имена.
Есть знаки доблести: сирень перед грозой,
Глаза, что вровень с зеркалами
Блеснут несносной, каверзной слезой,
В костре бушующее пламя,
Листва опавшая, струенье древних вод,
В степи забытая криница, —
Душа-скиталица, взволнованная птица,
Скорбит о радости — который век иль год?
Есть знаки мудрости: биение сердец,
Что нас, разрозненных, средь бурь соединяет,
И свет оправданный, что окна заполняет,
И то, что в музыке таится, наконец.
Что было там, за некоей чертой,
За горизонтом расставанья?
Мгновенья близости иль вечности святой,
Предначертанья, упованья?
Предназначение, предчувствие, простор,
Высоких помыслов и славы ожиданье? —
С мученьем неизбежное свиданье
Да дней изведанных разноголосый хор, —
Что было там? — я руку протяну —
Ещё на ощупь, тела не жалея, —
И вот встают акации, белея,
Сулящие блаженную весну.
Так выйди к нам, желанная краса, —
Тебя мы ожидали не напрасно!
В моленье строгие разъяты небеса,
Существование прекрасно!
Юдольный обморок, прозрения залог,
Прошёл, сокрылся, в бедах растворился, —
И пусть урок жестокий не забылся —
Но с нами опыт наш земной и с нами Бог!
Давай-ка встретимся — покуда мы живём,
Покуда тонкие судеб не рвутся нити,
Покуда солнце ясное в зените
Из тьмы обид без устали зовём.
Не рассуждай! — поёт ещё любовь,
Хребтом я чувствую пространства измененья,
Широким деревом шумит в сознанье кровь —
К садам заоблачным и к звёздам тяготенье,
Луна-волшебница всё так же для меня
Росы раскидывает влажные алмазы
По берегам, где всё понятно сразу,
В ночи туманной ли, в чертоге ль славном дня, —
А там, за осенью, где свечи ты зажжёшь,
Чтоб разглядеть лицо мое при встрече,
Как луч провидческий, восстану я из речи,
Которой ты, мой друг, так долго ждёшь.
* * *
Развеялись листья, осыпались розы
В саду беспокойном твоём,
На том берегу, где житейские грозы
Встречать вы привыкли вдвоём.
Ещё не отвыкли вы трогать спросонок
Ладонь, что струила тепло,
Но яд расставанья замедленно-тонок —
И что-то, однако, прошло.
Никто не спасёт и никто не отыщет
В жестокой вселенской глуши,
Как дождь ни бормочет и ветер ни рыщет —
А встречи и так хороши.
Никто не навяжет чего-то такого,
Что души бы ваши спасло,
Никто не обяжет легко и толково
Сказать, что и вам повезло.
Прощанье ножами по коже проводит,
Когтями скребёт по хребту —
И вам не до сна — но никто не уходит
Куда-то туда, за черту.
Разлука слоёные бусины станет
Низать на смолёную нить —
И счастье, приблизившись, разом отпрянет,
Чтоб вместе его сохранить.
* * *
Разметало вокруг огоньки лепестков
Что-то властное — зря ли таилось
Там, где след исчезал посреди пустяков
И несметное что-то роилось?
То ли куст мне шипами впивается в грудь,
То ли память иглою калёной
Тянет нить за собой — но со мною побудь
Молодою и страстно влюблённой.
Как мне слово теперь о минувшем сказать,
Если встарь оно было не праздным?
Как мне узел смолёный суметь развязать,
Если связан он с чем-то опасным?
Не зови ты меня — я и рад бы уйти,
Но куда мне срываться отсюда,
Если, как ни крути, но встаёт на пути
Сентября молчаливое чудо?
Потому-то и медлит всё то, что цветёт,
С увяданьем, сулящим невзгоды, —
И горит в лепестках, и упрямо ведёт
В некий рай, под воздушные своды.
Лепестки эти вряд ли потом соберу
Там, где правит житейская проза — —
Бог с тобой, моя радость! — расти на ветру,
Киммерийская чёрная роза.
* * *
Серебряно-ртутным комком
Врывается ветер с испугу
В долину, совсем незнаком
Ни с тем, что спасало округу,
Ни с тем, что питало её,
Теплу придавало отваги,
Чтоб лета продлить забытьё,
А с ним и отсутствие влаги.
Но с осенью спор не веди,
Забудь неуклюжие шутки, —
А то мимоходом дожди
Нагрянут на целые сутки,
А то ненароком туман
В окне разольётся эмалью —
И разом начнётся обман,
Как будто бы взгляд в Зазеркалье.
Забудутся шелест и хруст,
В потёмках по дому блужданье,
Но сад мой окажется пуст,
Чтоб молча стоять в ожиданье, —
И странная вскинет пора
Лицо своё сонно-хмельное,
Чтоб вымотать душу с утра
И вспомниться с новой весною.
* * *
И свет звезды в теснине междуречья,
Где вывихи эпохи да увечья
Сквозь узорочье памяти прошли,
В ушко игольное втянулись нитью плотной,
Прихватывая следом дух болотный,
То рядом различаешь, то вдали.
Чей будешь ты? — да тот, кто годы прожил,
Кто помыслы рассеянные множил,
Сомненьями да вымыслами сыт
Настолько, что куда теперь скитаться! —
Ах, только бы с покоем не расстаться,
А воля пусть о прошлом голосит.
Утешит ли всё то, что оживляло
Слова твои — и в горе прославляло
То радость мирозданья, то любовь, —
Твоё неизъяснимое, родное,
Привыкшее держаться стороною,
Таившееся, влившееся в кровь?
Не время ли, как в детстве, оглядеться,
Озябнув — отдышаться, обогреться
Привыкнув — научиться отвыкать
От бремени обыденного, — чтобы
Прожить и впредь вне зависти и злобы? —
Попробуй-ка такого поискать!
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2017-nomer11-alejnikov2/
