Я с вами заранее согласен, дорогой читатель. Так же, как и вы, я не верю в чудеса. Тем не менее, хотите – верьте, хотите – нет, они иногда случаются. Вообще, всё зависит от того, что называть чудом. Лично я – материалист, у меня инженерное образование, я верю в Бога, и считаю, что чудо – это просто событие с очень малой вероятностью. Как, например, наступить на змею в центре Чикаго. Впрочем, это глупый пример. Но вот вам другой пример; это то, что произошло с моим другом.
Как звать этого моего друга, я уже не помню. Мы с ним старые друзья, а к старости память тускнеет. Кажется, его звали, а может, и сейчас зовут, Гриша. Он жил, а может и сейчас живёт в маленьком городке N, предместье какого-то среднего города какого-то неприметного штата вроде Северной Каролины или Южной Дакоты. Как говорят американцы, в середине “нигде”, а я бы перевёл, как “в центре пустоты”. Много лет назад Гришу привела в этот город работа. Потом, много лет спустя, работа кончилась, Гриша ушёл на пенсию, но из своего, ставшего родным, города не уехал.
У Гриши, как и у всех жителей этого города, был небольшой дом с двумя туалетами, лужайкой спереди и лужайкой сзади. Впрочем, описание Гришиного дома не имеет отношения к содержанию этой истории.
Жители городка N не отличались излишним дружелюбием. Соседи знали друг друга в лицо, но близких связей не заводили. Случайно увидев друг друга около дома, они говорили ”доброе утро” или “прекрасная погода, не правда ли?” и на этом их соседские отношения заканчивались. Поэтому, когда Гришин сосед то ли умер, то ли продал дом, и в его дом въехал новый сосед, Гриша на это событие не обратил внимания. Месяц спустя, сажая цветы перед домом, он увидел нового соседа, щуплого седого старичка, и сказал ему ”доброе утро”, на что старичок вежливо ответил: “прекрасная погода, не правда ли?” Спустя ещё месяца два, Гриша, сгребая листья с лужайки, снова увидел старичка-соседа, который кивнул Грише и сказал ”доброе утро”, на что Гриша, конечно, ответил: “прекрасная погода, не правда ли?”
На этом рассказ о взаимоотношениях Гриши с соседом можно было бы закончить, но старичок вдруг бросил свой садовый инструмент, подошёл к Грише и сказал:
– Извините, пожалуйста, что я вас беспокою. Я тут человек новый, города не знаю. Не подскажете ли, где ближайшая скобяная лавка?
Старичок говорил с лёгким акцентом непонятного происхождения, то ли польским, то ли немецким.
“Наверно, грек”, проницательно подумал Гриша.
Он объяснил соседу-старичку, как проехать в ближайшую скобяную лавку, старичок поблагодарил, и на этом беседа закончилась. Беседа, как видите, была не Бог весть какой содержательной, но она положила начало новым отношениям, некоему подобию соседской дружбы. Когда около месяца спустя они, находясь каждый перед своим домом, снова увидели друг друга, и Гриша сказал “доброе утро”, сосед-старичок не просто ответил “прекрасная погода, не правда ли?”, а сначала подошёл к Грише, а уже потом сказал:
– Прекрасная погода, не правда ли?
И, протянув руку, добавил:
– Позвольте представиться. Меня зовут Диметри.
“Точно, грек”, подумал Гриша и тоже представился:
– Грег.
– Приятно познакомиться, – сказал старичок.
– Приятно познакомиться, – сказал Гриша.
Прошло ещё два года. Дружба Гриши с соседом продолжалась. Она проявлялась в том, что, изредка завидев друг друга, они обменивались рукопожатиями и, поговорив о погоде, расходились по домам. И вот в одну из таких редких встреч Гришин сосед Диметри, нарушая каноны принятых соседских отношений, сказал:
– Извините меня за бестактность. Я заметил у вас лёгкий акцент. Можно спросить, из какой вы страны?
– Из России, – сказал Гриша. – А вы? Уж не оттуда ли тоже?
– Нет, нет, что вы, – сказал Диметри с явным неудовольствием. – Никакого отношения к России я не имею. Я с Украины.
– Что вы говорите! – воскликнул Гриша. – Я ведь тоже с Украины. Это я так, по привычке, называю её Россией.
Тут они разом перешли на русский язык, в котором звук ”г” звучал мягко, почти как английское “эйч”, а слово “что” звучало, как “шо”, и Гриша в первый раз пригласил своего друга зайти в дом. Он усадил его в кресло и предложил рюмку милой их украинским сердцам горилки с перцем. Гость вежливо отказался. Потом он отказался ещё раз. На третий раз он согласился, и они выпили. Старичок одобрительно причмокнул, огляделся по сторонам и, как всякий вежливый гость, сделал комплимент:
– У вас прекрасный дом. Мне особенно нравится вон та картина. По-моему, я её где-то видел раньше.
– Не думаю, – сказал Гриша. – Это работа одного знакомого художника, подарок мне на день рождения.
– Возможно, я что-то путаю – согласился Гришин гость. – Хотя, знаете, память у меня прекрасная. Ничего не забываю.
– У меня тоже, – без ложной скромности сказал Гриша. – Не могу пожаловаться.
Дальнейшая их беседа носила эмоциональный характер и постоянно прерывалась восклицаниями вроде “что вы говорите!”, “скажите, пожалуйста!”, “подумать только!” и “надо же!”.
– В каком городе вы жили? – спросил Диметри.
– В Киеве.
– Что вы говорите! И я в Киеве.
– Скажите, пожалуйста! А в каком районе?
– В Сталинском. В самом центре, на улице Ворошилова.
– Подумать только! А я там учился в школе.
– Надо же! А в какой школе?
– В девяносто первой мужской школе.
– Что вы говорите! В девяносто первой? В Чеховском переулке? Я тоже там учился!
– Надо же! – выдохнул Гриша.
Его поразил не столько факт обучения соседа в девяносто первой школе, сколько то, что эта школа уже существовала в те древние времена, когда старичок Диметри был школьником.
– Подумать только! – сказал он. – В каком же году вы её закончили?
– Ох, давно дело было, – сказал Диметри и почему-то захихикал. – В тысяча девятьсот пятьдесят третьем.
– Что?! – Гриша покрылся ледяным потом. – Я…я тоже… в пятьдесят третьем.
– Что вы говорите! – удивился Диметри. – Никогда бы не подумал. Мне казалось, что вы старше меня. Оказывается, мы одногодки. Кто у вас был классным руководителем?
– Ирина Николаевна Молчанова.
– Ну да! Ирина-кругложопка? Значит, мы в одном классе учились! Надо же! Кого вы помните?
– Вы знаете, – сказал Гриша, всё ещё приходя в себя от шока. – Я почти никого не помню. Ни лиц, ни имён. Я вообще был мальчик замкнутый, ни с кем не дружил. У меня в классе был один-единственный близкий друг, Митя Гольдберг. Не помните такого?
Тут серое лицо Гришиного соседа как-то ненатурально пожелтело, в глазах появилось выражение панического ужаса, и он сдавленно выговорил:
– Я – Митя Гольдберг. Гриша, это ты?
На этом месте, дорогой читатель, я предоставляю вам возможность пережить всю гамму ошеломительных чувств, нахлынувших на наших героев и представить себе беспорядочное проявление этих чувств, включая вскрикивания, всхлипывания, объятия и испуганное разглядывание друг друга. Густой туман прошедших лет постепенно рассеялся, перед ними, словно на проявляющейся фотографии поляроида, проступили знакомые с детства лица, и старики превратились в одноклассников Митьку и Гришку.
– Боже мой, Митька! – бормотал Гриша, сдерживая слёзы. – Митька, это же чудо! Ведь мы не виделись больше пятидесяти лет!
– Пятьдесят три, Гриша! Пятьдесят три! С тех пор, как мы отмечали пятилетие окончания школы. Помнишь?
– Ещё бы! А ты помнишь, как тебя в девятом классе Ирина выгнала из класса и вызвала родителей за то, что ты на её уроке надул презерватив и пустил его летать по классу?
– А как же! А ты помнишь, как мы вместе прогуляли целый день?
– Конечно, помню! Нас потом нас чуть не исключили из школы!
– А ты помнишь, Митька…
– А ты помнишь, Гриша…
– Господи, почти шестьдесят лет прошло, а мы всё помним!
– Да, что-что, а уж на память нам жаловаться не приходится.
Тут, перенося их в реальный мир, скрипнула дверь, и в комнату вошёл прыщавый подросток в рваных джинсах.
– Grandpa, do we have potato chips?[1] – сказал он неспелым, ломающимся голосом, не здороваясь и не глядя на гостя.
– Это мой внук, – с гордостью сказал Гриша. – Стиви, поздоровайся с господином Гольдбергом.
– Hi, – сказал Стиви, по-прежнему не глядя на Митю. – Grandpa, do we have potato chips?[2]
– Стиви, представь себе, мы с мистером Гольдбергом учились в одном классе! – сказал Гриша с душевным подъёмом. – Сидели на одной парте!
– O, ya? – сказал Стиви.
– Да, да! – с пафосом воскликнул Гриша. – На одной парте! Ты знаешь, как давно это было?
– I know, I know, – не проявляя эмоций, сказал Стиви. – It was in Kiev over fifty years ago. You went to School number ninety-one on Chekhov Street. Your teacher, Irene-round-ass kicked Mr. Goldberg out of class because he blew up a condom. You both were almost expelled from the school for playing hooky[3].
Гриша и Митя в изумлении переглянулись.
– Стиви, – сказал Гриша, испуганно заглядывая внуку в глаза. – Откуда ты всё это знаешь? Мы сейчас говорили об этом, но... Ты что, подслушивал за дверью?
– Come on, Grandpa! – сказал Стиви с обидой. – Of course not! Don’t you remember? Mr. Goldberg was here last week, and the two of you were talking about your school years all day long. How about potato chips[4]?
Наступила тошнотворная пауза. Наконец, Митя выдавил:
– Ну вот, я не зря помню, что раньше видел эту картину.
– Да, – вздохнул Гриша. – На память нам жаловаться не приходится.
May 2011
New Jersey
Примечания
[1] Дедушка, у нас есть картофельные хлопья?
[2] Дедушка, у нас есть картофельные хлопья?
[3] Знаю, знаю. Это было в Киеве больше 50 лет назад. Вы ходили в школу номер 91 на улице Чехова. Ваша учительница, Ирина-кругложопка, выгнала господина Гольдберга из класса, потому что он надул презерватив. Вас обоих чуть не исключили из школы за прогул.
[4] Ну что ты, дедушка! Конечно, нет! Разве ты не помнишь? Господин Гольдберг был тут на прошлой неделе, и вы с ним целый день говорили о ваших школьных годах. Как насчет картофельных хлопьев?
