Искусство – суровый бич: оно разрушает семьи, оно ломает жизни и душу. Трещиной раскола отделяет душу от другой и труп привязывает к башне, где коршуны славы клюют когда-то живого человека.
В. Хлебников
Предмет настоящей статьи – заметка из архива Велимира Хлебникова в Российской национальной библиотеке [РО РНБ, ф. 1087, № 26, фр. 1: 1], озаглавленная «Слова разговоров». На первый взгляд может показаться, что Хлебников, подобно Алексею Кручёных и под влиянием последнего, записывал для Романа Якобсона образчики устной речи (чем уже тогда интересовались и лингвисты), однако более внимательное чтение неразборчиво набросанного текста настраивает на иное его толкование.
СЛОВА РАЗГОВОРОВ
вы изменились я думала вы друг<ой>
1) Я была бы безумной, если бы вышла за вас зам<уж>
Пишите если хотите.
Напишите как вы доехали. глупый Пум<ик> глу-п-пый!
пришлите одного калмыка. занятно.
Будьте счастливы.
Но теперь это не<возможно> а потом…
Я проводила бы вас но встречать приятнее чем прощаться.
(засмея<лась>)
тогда я выберу <Ни>ку прощайте Пумик
все мужчин<ы> отвратит<ельны> я изыска<нна> я красив<а>
в вас сл<ишком> м<ного> мужчины Как<ие> со<впадения> Надя за Над<у>
а подробности.
вы еще
вас общи<пали> все<го> а вы ср<ам>итесь
почему вы срамитесь.
поступи<те> в Университет.
Конец
Этот текст, имеющий номер 1 (то есть предполагалась запись и других разговоров), представляется передачей речи некой женщины с авторскими ремарками: «засмеялась», «Конец». В тексте упомянуто её имя: Нада – это Надежда Васильевна Николаева, с которой Хлебникова связывали близкие отношения и которой он доверил значительную часть своего архива; так, практически весь фонд Хлебникова в РНБ – это дар Надежды Васильевны. Именно она придумала для него прозвище «Пума», прижившееся и среди друзей поэта. Некоторые из фраз, записанных в левом столбце рукописи, произнесены Николаевой в минуту гнева и оскорбительны не только сами по себе, но и в контексте сложных отношений поэта с семьей, побуждавшей его отказаться от богемного образа жизни и вернуться в университет, который он оставил в 1911 году. Легкомысленно-беспечные реплики из правого столбца (прежде всего, «я изысканна, я красива»), не вполне уместные рядом с колкостями и поучениями из левого, вероятно, передают словечки, характерные для обычной речи Надежды Васильевны. Их отзвуки слышатся в художественных текстах Хлебникова: эпизодическая Изанаги в «Ка» «называет себя обожаемой, очаровательной» [IV: 57]; Дочь Выдры в рукописном сценическом варианте «Детей Выдры» обращается после венчания к своему избраннику со словами «Прощайте, Выдрик» [ИМЛИ, ф. 139, оп.1, № 6: 4 об.].
Как представляется, перед нами важный автобиографический документ, задающий начало конца отношений двух искренне привязанных друг к другу людей. Когда же происходил этот разговор? Для ответа на этот вопрос обратимся к тому, что известно о Николаевой и её отношениях с Хлебниковым.
Надежда Васильевна Николаева (в замужестве Новицкая) родилась 13 октября ст. ст. 1894 г. в Иркутской губернии, умерла 30 декабря 1979 г. в Ленинграде. Она была из обеспеченной семьи. Отец – инженер, мать по одним данным происходила из рода поэта-партизана Дениса Давыдова, а по другим была в родстве с К.П. Победоносцевым. В 1903 г. семья переехала в Москву. Николаева окончила классическую гимназию, занималась балетом, археологией и искусствознанием (в частности, Италией и древним Китаем), снималась в кино. С 1914 по 1916 г. училась в Археологическом институте, не закончила его по болезни. Уже с 1913 г. юная Надежда Васильевна начала жить самостоятельно, общаясь с художниками и поэтами-авангардистами – Гончаровой и Ларионовым, Бурлюками, Ле Дантю, Зданевичем и др. Участвовала как балерина в выступлениях футуристов, организованных Давидом Бурлюком. В 1913-начале 1914 г. жила вместе с украинским художником Всеволодом Максимовичем (учеником Ивана Мясоедова), которого и похоронила в апреле 1914 г. после его самоубийства, имевшего большой общественный резонанс. Весной 1919 г. уехала с семьей в Вологду, где стал работать её отец. Там в 1923 г. она познакомилась с рабочим, впоследствии агрономом, Мечиславом Ивановичем Новицким, вышла за него замуж и прожила с ним до его смерти в 1954 г. Начиная с середины 1920-х семья обосновалась в Ленинграде и Ленинградской области. Во время Великой Отечественной войны Новицкая сначала была в осаждённом Ленинграде, а позже работала переводчицей с немецкого в Ярославской области, куда поехала вслед за призванным в армию мужем. Всю жизнь бережно хранила и бесплатно передавала музеям и архивам наследие трёх безвременно ушедших друзей её молодости, доверивших ей своё творчество: художника Максимовича, поэта Хлебникова и летчика и поэта Вячеслава Викторовича Михайлова, без вести пропавшего на фронте в конце Первой мировой войны.
В своих мемуарах современники редко упоминали об отношениях Николаевой и Хлебникова, причём, даже говоря о Надежде Васильевне, часто опускали её имя. Приведём выдержки из воспоминаний Д. Бурлюка и Д. Петровского:
С 1914 года живём в Михалеве под Москвой.
Витя в 1914 году и 1915 живал у меня в Михалеве летами; там было очень обстановочно, но голодно.
Его в Москву увезла к себе в 1914 году так называемая «Китайская Богородица», происходившая из рода партизана Давыдова.
О ней хорошо знал художник Федоров из Ростова-на-Дону.
Мной она описана в романе моём «Лестница Иакова» (в рукописи) [Бурлюк 1994: 48].
Влюблялся Хлебников невероятное количество раз, но никогда не любил по-настоящему. Об одной очень интересной влюблённости Хлебникова пришлось бы говорить несколько больше – она отозвалась на его творчестве периода с 1914 по 1916 годы; следом этой влюблённости оставалось прозвище «Пума» [Петровский 1926: 29].
Он решил идти в гости к Н.В. Николаевой и оставил меня одного [там же: 43; речь идёт о ноябре-декабре 1917 г.].
Столь же глухи сведения о Николаевой в подготовленной Н.И. Харджиевым книге [НП], в значительной мере опирающейся на хлебниковские рукописи, которые были предоставлены составителю именно ею. Так, в комментариях к поэме «Обед детьми», в публикации, названной по первой строке «Как быстро носятся лета», сообщается, с одной стороны, что поэма, «по свидетельству Н.В. Новицкой, написана летом 1914 г.», с другой стороны, что строки «Вот Нада. / Она себя звала «оно». / Не надо / Тревожить то, что умерло давно. / Стоит любя с “зубною свечкой”» «обращены к Н.В. Николаевой» [НП: 390–391], однако никаких указаний на то, что Новицкая и Николаева – одно и то же лицо, нет.
Впервые серьёзный анализ отношений Николаевой и Хлебникова (по документам, хранящимся в РНБ) был дан в статье Н.А. Зубковой [Зубкова, 1996], в этой статье приводятся также ценные сведения о Надежде Васильевне и её семье. Однако ряд недоступных исследовательнице материалов, прежде всего документов из недавно открытого при Амстердамском Музее Стеделийк фонда «Н.И. Харджиев – Л.В. Чага» (далее – [Sted]), заставляет частично пересмотреть некоторые выводы этой статьи, особенно касающиеся датировки тех или иных событий.
В архиве Харджиева в [Sted] хранится достаточно представительный пласт документов, так или иначе связанных с Николаевой (приводимые ниже цитаты взяты из [Sted, box 17]). Их знакомство относится к 1935 г., о чём свидетельствует следующая его запись:
Май 1935. Знакомство и встреча с Н.В. Николаевой. У неё был роман с Хлебниковым, который даже помышлял о женитьбе.
Харджиев передаёт свои впечатления о ней; в его оценках сквозит недоброжелательность, однако он не может не отметить её красоту и ум (подробнее см. [Перцова, 2002]). Исследователь записывает воспоминания Надежды Васильевны о её жизни в 1913–1914 гг.: рассказы о приятелях (Гончаровой, Ларионове и др.) и о знакомстве с Хлебниковым и Маяковским, которое произошло в 1913 г. на вечере издателя В.В. Пошуканиса. Хлебников скучал в углу дивана; началу дружбы между молодыми людьми способствовала общность интересов: оба в то время интересовались древним востоком, Хлебников – Египтом, Николаева – Китаем. Летом 1914 г., после пережитой Надеждой Васильевной трагедии (как уже говорилось, в апреле погиб Максимович; по её рассказу, он «ложечкой съел морфий и уснул, через 2 дня умер в больнице»), она пригласила Хлебникова на подмосковную дачу, где жила вместе с семьей (ср. выдержку из воспоминаний Бурлюка выше):
Он вместе со мной поехал на дачу, где жили мои родители, в Петровское-Разумовское.
Мы жили отдельно во втором этаже, под крышей. <…>
Здесь он узнал об объявлении войны Германии.
В воспоминаниях Николаевой об этом, быть может, самом счастливом в её жизни лете, много смешных и трогательных деталей: о том, почему она назвала его Пумой («Волосы Хлебникова были похожи на пушистую шерсть безгривого льва – пумы. Отсюда прозвище»), о его ревности к приезжающим к ней в гости поклонникам, о том как, зная о её любви к лягушкам, он ранним утром собирал их в лесу, чтобы порадовать подругу при её пробуждении и т.д. Интересен рассказ об отношении Хлебникова к матери Надежды Васильевны, особенно, если вспомнить, что уже в начале следующего года поэт обратится к теме двойников в повести «Ка»:
Её мать (она ещё жива, но впала в детство) была полубезумная. Писала стихи, верила в приметы, рассказывала свои сны, видела двойников. Гость ушёл, а она сидит с его двойником у чайного стола и беседует. Хлебников относился к ней с любопытством и любил слушать её рассказы.
Память об этом дачном лете часто присутствует в стихах Хлебникова, обращённых к Николаевой: в них повторяются такие детали, как белые летние одежды; выгоревшие на солнце или распустившиеся длинные косы; обнажившееся смуглое плечо; близость воды и купание; сорванный ею цветок, приколотый к волосам или упавший на землю. Тогда же Хлебников нарисовал портрет Надежды Васильевны; передавая его фотокопию в РНБ, она написала на обороте следующие пояснения [Зубкова, 1996: 214]:
Рисунок В. Хлебникова, сделанный в 1914 г. в Петровско-Разумовском (под Москвой), где Хлебников гостил на даче у меня, в нашей семье. Рисунок сделан с меня, в синей школьной тетради, где была поэма «Обед детьми» (изданная впервые Н.И. Харджиевым в 1940 г. в «Неизданном Хлеб.» под заглавием «Как быстро носятся лета!»). В настоящее время ни тетрадь, ни оригинал портрета не существует, она погибла при обстоятельствах, о которых не нахожу интересным сообщать. Н. Новицкая. 21.VI.67.
Записанные Харджиевым воспоминания Николаевой, подробные, часто повторяющие с разными деталями одни и те же события, почему-то всегда останавливаются на времени начала войны, времени отъезда Хлебникова в Астрахань. О дальнейшем развитии событий можно судить на основании четырёх его писем к Надежде Васильевне, опубликованных в [НП], дневниковых записей, фрагментарно представленных в [СП], и писем жившего с 1910 по 1916 г. в Москве младшего брата Хлебникова Александра Владимировича к родным в Астрахань [Волга].
В конце августа 1914 г. Хлебников пишет Николаевой два письма, влюблённых и неуверенно-кокетливых; одно из них размером в спичечный коробок, второе также весьма причудливо, ср. следующее его описание в статье [Зубкова, 1996: 214]: «На оборотной стороне <открытки с котятами> им начертаны две нотные строки, геометрическая фигура, два ажурных рисунка, поставлены вопросительные и восклицательные знаки, точки, кавычки <…>». Затем случается весьма тяжёлое для Хлебникова событие: 31 августа или 7 сентября (дата не вполне ясна из-за небрежной публикации дневника поэта) в Астрахани происходит серьёзная ссора с родителями, в результате которой он оказывается изгнанным из отчего дома [V: 329] и отправляется в Петроград – естественно, через Москву. Обычно в Москве он останавливался у брата Александра, скорее всего, так было и на этот раз. Однако встреча братьев была нерадостной; в октябрьском письме к отцу Александр отзывается о брате с некоторым недовольством (см. [Волга: 155], пропущенный публикаторами фрагмент письма, возможно, содержит какие-то более определённые сведения о причинах этого недовольства):
… Я никем не был «огорчён», а меньше всего Витей. Я знаю, что всё это объясняется плохим самочувствием, как духовным, так и физическим. Он к жизни был привязан одной футуристической идеей. Теперь, когда она блекнет и рвётся, он должен себя чувствовать плохо.
Отдалившись от семьи, Хлебников одновременно духовно сближается с Николаевой, о чём свидетельствует изменение тона его писем. Приехав в Петроград, он шлёт ей 7-го и 11-го октября два письма, резко отличающихся от августовских: в них появляются нотки родственности и уверенности в том, что, чуждый всем, в ней он найдёт понимание. Вот выдержка из второго письма [НП: 371]:
Я устроился довольно скверно в Шувалове, около Петербурга. Там я имею удовольствие видеть каждый день Кручёных. Я доволен тишиной и озером около дачи; я дописываю статью и напечатаю; теперь я твёрдо знаю, что рядом со мной нет ни одного человека, могущего понять меня.
Исследуя в 1915 г. ритмы своих отношений с женщинами [V: 331], Хлебников записывает две даты, относящиеся к 1914 г. и, по всей видимости, связанные с Николаевой: 24 июня и 28 сентября. Если первая дата может означать время физической близости или время его приезда в Петровское-Разумовское, то вторая, не исключено, время сватовства. На то, что сентябрьские дни, несмотря на конфликт с семьей, не были безрадостными, может указывать и такая дневниковая запись [V: 329]: «23 сентября чудный день, солнце, тепло…». В этот момент Надежда Васильевна – близкий для него человек. Поэтому, скорее всего, в этот приезд Хлебников и передал ей привезённые из дома рукописи, включая ранние, относящиеся к 1900-м гг., например, прозу «Еня Воейков» и лингвофилософский опыт создания «значкового языка» (обе рукописи были переданы ею в РНБ).
В конце 1914 г. Хлебников возвращается из Петрограда в Астрахань и в начале 1915 г. пишет повесть «Ка», где все основные героини в том или ином отношении напоминают Николаеву. Не случайно поэтому, что авторизованные гранки «Ка» со штампом типографии от 12 февраля 1916 г. оказались в архиве Николаевой (позже также были переданы ею в РНБ).
В начале лета 1915 г. он снова надолго приезжает в Москву. Он уже не живёт на даче Николаевых, не живёт он, вопреки мемуарам Д. Бурлюка, и на их даче в Михалеве. 11 июня он посылает матери свой адрес – станция Пушкино, деревня Акулова гора [V: 303]; позднее Александр сообщает родителям о брате следующее [Волга: 156]:
29.VI.1915
Витя приезжал ко мне. Выглядит он по-старому. Он поселился в дачной местности, недалеко от Бурлюка. Я ездил к нему на одно воскресенье. Мы бродили по лесу и у реки. Витя занимался рубкой деревьев моей шашкой. Расстались мы дружески.
22 июля 1915
Витя уехал в Петербург и не зашёл ко мне на прощание. Если он дал вам свой адрес, напишите мне его. В знак своей кротости Витя передал мне несколько своих книг и книгу Игоря Северянина.
Никаких отчётливых сведений о том, встречался ли Хлебников в это лето с Николаевой, найти мне не удалось. Однако ещё в начале осени она сильно интересует его: в коротком письме из Петрограда к В. Каменскому он дважды спрашивает о ней, прикрывая настойчивость вопросов шутливым наименованием «гейша» [НП: 380]. Он собирается вернуться в Москву, но 12 сентября знакомится в Куоккале с баронессой Верой Александровной Будберг – близкой ко двору красавицей, невестой другого, сестрой милосердия, абсолютно равнодушной к поэту – которая в его глазах затмевает всех остальных женщин.
В ноябре Хлебников всё же, по-видимому, ненадолго посещает Москву (см. декабрьское письмо из Петрограда к Н. Асееву, в котором упоминается его переезд с Курского на Николаевский вокзал [V: 305]), однако никаких сведений о встречах в это время с Николаевой не сохранилось. Определённо можно сказать, что они общались в следующий его приезд, когда он жил в Москве с января по конец марта 1916 г. Подтверждения можно найти в архиве Николаевой (как уже говорилось, именно ей он подарил гранки «Ка» с типографским штампом от 12 февраля) и в двух посвящённых ей стихотворениях Хлебникова, относящихся к этому времени: «Бегство от себя» (в самом названии приговор их отношениям: к ней – это значит «от себя») и «Из ревности, из удали». Последнее стихотворение было записано Д. Петровским, по его свидетельству оно завершало черновой вариант «Бегства от себя». Это было время, когда приближалась служба поэта в армии. По закону, как ратник ополчения II-го разряда (к этому разряду относились те, кто ранее не служил в армии), возраст которого на момент начала войны составлял 28 лет, он подлежал призыву 25 марта 1916 г. (см. [Мамаев, 1996: 40]). И действительно, уехав из Москвы в Астрахань, Хлебников уже в начале апреля был призван на военную службу.
В дальнейшем они встречались в Москве не раз. Стихи Хлебникова «Вчера я молвил» (апрель 1917 г. [НП: 275]) дают основание для предположения, что он навещал её весной 1917 г. Приведённые выше воспоминания Петровского указывают на то, что он посещал её в ноябре-декабре 1917 г. О последней встрече, состоявшейся весной 1919 г., Новицкая рассказала в 1967 г. сотрудникам РНБ при передаче архивов Хлебникова и Михайлова: уезжая в Вологду, она зовёт Хлебникова с собой, но «он выбирает другой путь» [Зубкова, 1996: 222].
Материалы Хлебникова, которые он передавал ей в 1914-16 гг., остались у неё. В дальнейшем они разделились на три части. Одну часть рукописей Хлебникова Новицкая предоставляла, начиная со второй половины 1930-х гг., для публикации Харджиеву с условием, что после окончания работы над ними он передаст их в государственный архив по своему выбору. Это условие выполнено не было: в 1979 г. рукописи всё ещё находились у Харджиева (подробнее см. [Перцова, 2002]), где они сейчас – можно только гадать. Вторая часть (228 листов) была в 1967 г. безвозмездно передана ею на вечное хранение в РНБ – [РО РНБ, ф. 1087]. Третью часть Новицкая до своей смерти хранила у себя. Дальнейшая судьба этих рукописей неизвестна, можно отметить только, что оригиналы некоторых её личных бумаг, с которыми она сама ни в коем случае не рассталась бы, а именно, письмо от директора РНБ с благодарностью за желание передать библиотеке рукописи Хлебникова и расписка заведующего отделом рукописей о принятии их на хранение в библиотеку, почему-то оказались в [Sted].
Вернёмся к вопросу, поставленному в начале статьи. Когда произошёл разговор, слова которого записал Хлебников? Он не мог состояться ранее начала романа с Николаевой или позднее призыва поэта в армию, то есть самый широкий интервал – это время с лета 1914 по весну 1916 г. Ещё одно биографическое указание задано фразами «Я проводила бы вас…» и «пришлите одного калмыка»: разговор происходит непосредственно перед отъездом поэта из Москвы, уезжает он в Астрахань. Документальное подтверждение находят два таких случая. Во-первых, после начала войны с Германией, в конце июля – первой половине августа 1914, поэт отправляется домой после пребывания в Петровском-Разумовском. Однако сразу после совместной жизни на даче и перед первой после начала романа разлукой фраза «Вы изменились…» не могла быть ею сказана, поэтому этот вариант надо отвергнуть. Во-вторых, после трёхмесячного пребывания в Москве с января по март 1916 поэт уезжает домой, поскольку подошло время его призыва на военную службу. В это время их отношения уже далеко не безоблачны. Совсем недавно, осенью 1915-го, Хлебников обдумывал возможность брака с Верой Будберг, и Николаева не могла не почувствовать его охлаждения. Действительно, в обращённых к ней стихах 1916 г. сохранились свидетельства её ревности: «Из ревности, из удали, / Но режут сатры. / Оттуда ли, / Но золотой пожар ты!». В то же время фраза «Я была бы безумной, если бы вышла за вас замуж» предполагает полную уверенность говорящей в своей единственности. Непосредственно перед призывом в армию был бы абсурдным и совет поступить в университет. Кроме того, на этот раз Хлебников снова уезжает после долгого пребывания в Москве и поэтому при прощании с ним снова неуместна реплика «Вы изменились…». Итак, нам надо искать какую-то иную временную точку, которая отвечала бы следующим условиям: Хлебников и Николаева только что встретились после разлуки и расстаются вновь, так как он уезжает в Астрахань; он (ранее или только что) сделал ей предложение, и она совершенно уверена в его чувствах, то есть никаких соперниц пока нет; до его призыва в армию остаётся достаточно времени, чтобы успеть окончить университет. Это даёт более узкий интервал: после последнего (цитировавшегося выше) письма Хлебникова к Николаевой из Петрограда 11 октября 1914 г. и до знакомства с Будберг 12 сентября 1915 г. Поскольку никаких сведений о его отъезде из Москвы в Астрахань в этот период не сохранилось, нам придётся пользоваться лишь косвенными данными.
В этот период Хлебников едет в Астрахань только однажды, возвращаясь из Петрограда в конце 1914 г.; путь его, естественно, лежит через Москву. Об этой поездке и первых неделях в Астрахани Хлебников сообщает в трёх письмах к М.В. Матюшину, выдержки из которых приводятся ниже [НП: 372–374].
Первое письмо
Вы помните, отчасти сожалея, отчасти довольный, в холодный мрачный день я оставил Невск, спасаясь от холода и стужи. Когда поезд тронулся, вы приветливо махали рукой. Я попал в мрачное общество; я выехал во вторник, приехал в субботу – итого 5 дней пути; один лишний день я сам себе навязал. После переправы через Волгу я обратился в кусок льда и стал смотреть на мир из царства теней. Таким я бродил по поезду, наводя ужас на живых; так моряки сворачивают паруса и спешат к берегу при виде обледеневшего Мёртвого голландца. Соседи шарахались в сторону, когда я приближался к ним; дети переставали плакать, кумушки шушукаться. Но вот снег исчез с полей, близка столица Го-Аспа.
Я занимаю у извозчика, даю носильщику и качу к себе; здесь чарующий приём, несколько овнов сжигаются в честь меня, возносятся свечи богам, курятся благовонные угли. Рой теней милых и проклинающих, я стою, голова кружится; тускло; смотрюсь в зеркало: вместо прекрасных живых зрачков с вдохновенной мыслью – тусклые дыры мертвеца. В каком-то невежественном мире я почувствовал себя уже казнённым. <…>
Оказывается, если бы не холод, то я мог бы не уезжать: мне было уготовано кое-какое (40 руб.) жалование, именно с 28 числа.
Второе письмо
Спасибо за письмо и за книжки. Я так развинчен, что с трудом поймал себя на том редком времени, когда могу написать письмо. Эти дни для меня важные, т. к. 15 декабря и 20 декабря должны быть морские большие, первой величины, бои.
Третье письмо
Начинаю повесть о моей ошибке. Я считал, что 15 будет большая битва. Её не было.
Попытаемся определить время отъезда Хлебникова из Петрограда домой. Первое и второе письма условно датированы Харджиевым декабрём 1914 г., третье имеет точную дату – 17 декабря 1914. Второе письмо написано, судя по содержащемуся в нём предсказанию морского боя 15 декабря, до этой даты. Первое, соответственно, несколько ранее. Из письма явствует, что основная причина, побудившая его покинуть Петроград – безденежье. В нём упоминается, что 28-го (судя по контексту, это 28 ноября) родители собирались выслать ему 40 руб. (своим «жалованием» Хлебников часто называл помощь из дома), и тогда он мог бы не уезжать. Приезд Хлебникова в Астрахань сделал высылку денег ненужной, то есть он должен был приехать домой незадолго до 28 ноября. Дорога, как он пишет, заняла 5 дней, со вторника по субботу. В 1914 г. ближайшие к этой дате субботы приходились на 15 и 22 ноября ст. ст. (Расчёты произведены с помощью программы, разработанной Л.И. Эрлихом, которому я глубоко признательна за эту справку. – Н.П.); соответственно, из «Невска» Хлебников выехал 11 или 18 ноября.
Содержание двух первых писем достаточно мрачно, в них говорится о каком-то глубоком кризисе, тяжелейшем настроении, которое вряд ли можно объяснить холодом в поезде и которого не было в момент отъезда из Петрограда. Одновременно сообщается, что он сам навязал себе один лишний день. Вероятно, этот день он провёл в Москве, рядом с Надеждой Васильевной, и именно тогда она могла наговорить ему то, что записал он в «Словах разговоров». Что могло так раздражить её? Представим себе этот день. Без копейки денег (в Астрахани занял у извозчика, чтобы заплатить носильщику) двадцатидевятилетний известный поэт (в 1914 г. у него выходит книга за книгой) возвращается на хлеба к родителям, с которыми незадолго до этого произошёл серьёзный конфликт (Как можно судить по письмам Александра Хлебникова в Астрахань [Волга], в конце октября родные пытались установить контакт с Велимиром. Видимо, их зов дошёл до него и мир был восстановлен – Н.П.). В то же время менее одарённым общим знакомым удаётся кое-что зарабатывать на общем «будетлянском» деле, важную лепту в которое вносит именно он. Вся жизнь Надежды Васильевны говорит о её полном бескорыстии и преданности в дружбе и любви, кроме того, в те годы она была женщиной весьма обеспеченной. Вероятно, в его неумении и нежелании спуститься с облака она усмотрела угрозу их отношениям, почувствовала, что его любовь к ней вряд ли заставит его отказаться от предначертанного ему пути «одинокого лицедея». В то же время, быть может, именно тяжёлый осадок от этого разговора стал помехой браку, который в какой-то момент был для Хлебникова делом решённым: в [НХ, вып. XI: 21] приводится выразительная дневниковая запись поэта: «!? Николаева-Хлебникова?! Да».
Отношения были надломлены, однако не прекратились и продолжались вплоть до 1919 г. В начале 1915 г. Хлебников пишет «Ка», где, как уже говорилось, чуть ли не в каждом женском образе сквозят черты Надежды Васильевны. Сама страничка со «Словами разговоров» перекочевала к Николаевой и была среди других рукописей передана ею в РНБ. То есть примирение, вероятно, произошло довольно скоро. Поскольку вплоть до лета 1915 г. видеться они не могли, она должна была написать ему письмо с извинениями. Николаева писала Хлебникову неоднократно, что подтверждает целый ряд его текстов: письмо к Каменскому от мая 1914 г. [НП: 369], цитата из её письма («Дорогой Витечка, пиши, не забывай меня») в дневниковой записи начала сентября 1914 г. с пометкой «Мы с Надочкой на ты» [V: 329], письма к Николаевой с сообщением, что он перечитывает её письма, с ответами на её вопросы и просьбы [НП: 370–371]. Последнее по времени упоминаемое им письмо относится как раз к ноябрю 1914 [V: 329]:
Письма ко мне написаны 11 – II – 15 Беленсона,
29 – XII – 1914 Асеева
Кузьмина
1915 VIII – 21 Бурлюк.
21 – XI – 1914 Николаева.
Почему в этих дневниковых заметках, написанных не ранее конца августа 1915 г., отмечено именно письмо от 21 ноября 1914? Чем-то оно должно было выделяться среди других писем Николаевой. Вероятно, в нём содержались те извинения и сожаления, без которых продолжение отношений вряд ли было бы возможно.
Обратимся к той части рукописной страницы со «Словами разговоров», которая следует за словом «Конец». Несколько строчек по диагонали, скорее всего, приписанных позже, начинаются словами «по приезде» (по-видимому, в Астрахань). Две фразы из этой приписки (снова расположенные слева) могут быть продолжением воспоминаний о нравоучениях, которыми Надежда Васильевна осыпала его в Москве: «достан<ь>те часы» и «<до>печатайте 1-ый том». «1-ый том» – это, несомненно, изданная Давидом Бурлюком в 1914 г. книга Хлебникова «Творения. Т. I. 1906–1908». Упоминание о часах вызывает в памяти историю фамильных золотых часов, подаренных ему в 1911 г. двоюродным братом Борисом Лаврентьевичем Хлебниковым. В 1912 г., выпуская брошюру «Учитель и ученик», Хлебников отдал часы в заклад Бурлюкам за 20 руб., сообщив об этом дарителю. Последний выкупил часы, и они вернулись к поэту (см. [V: 295–296; Волга: 149–150]). Конец часов печален: как-то Хлебников на спор вынес их из дома и оставил без присмотра на улице, где они и исчезли. Возможно, слова о часах относятся именно к этим часам и указывают на какой-то промежуточный этап их злоключений. Заканчивается приписка фразой «Вот это приятно (<в>ы изви<ните>)». Слова «вы извините» скорее угадываются, чем читаются, но так или иначе Надежда Васильевна не могла не обратиться с ними к Хлебникову, а он не мог не найти это «приятным». Не исключена и цитатность записанных выше слов «Когда-нибудь в Астрахань»: если это выдержка из её письма, то, похоже, она размышляла о возможности самой навестить его в его городе.
Если наше предположение правильно и неосторожные слова были сказаны Николаевой в ноябре 1914 г., то это объясняет многое из того, что происходит в дальнейшем. Она не рассказывает Харджиеву об их отношениях после лета 1914 г. Хлебников, по всей видимости, после октября 1914 г. не пишет ей больше, хотя и справляется о ней у друзей. Его влюблённость в Веру Александровну Будберг во всём противоположна тому, что было раньше. Если сведения об отношениях с Николаевой приходится собирать буквально по крупицам, то о своих чувствах к Будберг он пишет прозу «Три Веры», рассказывает Н.Н. Евреинову. Николаева принадлежит к его кругу, Будберг с её прибалтийским замком и придворным отцом – к абсолютно иному. Николаева любит его и, как умеет, вникает в его дела, Будберг холодна, далека и безразлична. Иначе говоря, чисто умозрительная влюблённость в Веру Александровну, в перипетии которой оказался посвящённым известнейший театровед Евреинов, была, возможно, своего рода неосознанным театром чувств, относившим Хлебникова всё дальше от его Нады. Путь к ней становился «бегством от себя».
В заключение приведу одно из стихотворений Хлебникова, посвящённых Николаевой, в котором он – странствующий Одиссей, она – царевна Навзикая [Sted, box 71: 36–36 об.]:
НВН
Где, камень обегая, влага струи разрывает,
Навзикая,
Сидя на корточках,
Моет чьи-то порты,
Присевшим муллой
[Скрюченным]
Виден памятник.
А на дороге цветок
Сорванный, вами ник.
Голубосерою клешней
Как древле схвачен,
Я оставил тебя, соноокий зверь.
_____
Литература
Бурлюк, 1994 – Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. Письма. Стихотворения / Публ., предисл. и примеч. Н.А. Зубковой. СПб.: Пушкинский фонд, 1994.
Волга – Хлебников А.В. Письма к родным / Предисл. М. Митурича-Хлебникова, публ. и коммент. И. Ермаковой, Р. Дуганова // Волга. 1987. № 9. С. 138–158.
Зубкова, 1996 – Зубкова Н.А. Надежда Новицкая и Велимир Хлебников // Рукописные памятники. Вып. 1. Публикации и исследования. Спб.: Российская национальная библиотека, 1996. С. 213–224.
Мамаев, 1996 – Мамаев А.А. Астрахань Велимира Хлебникова. Астрахань: Изд. «Хаджи-Тархан», 1996.
НП – Хлебников В. Неизданные произведения / Под ред. Н. Харджиева и Т. Грица. М.: Гос. изд. худож. лит., 1940.
НХ – Неизданный Хлебников. Вып. I–XXIV / Под ред. А. Крученых. М.: Группа друзей Хлебникова, 1928–1933.
Перцова, 2002 – Перцова Н.Н. Об амстердамских архивных материалах, связанных с В. Хлебниковым // Известия АН. Серия литературы и языка. 2002. Том 61, № 6. С. 22–28.
Петровский, 1926 – Петровский Д. Воспоминания о Велемире Хлебникове. М.: Акц. Издат. О-во «Огонек», 1926.
СП – Хлебников В. Собрание произведений / Под ред. Н. Степанова. Т. I–V. Л.: Изд. писателей в Ленинграде, 1928–1933. [При ссылках на это издание указывается только номер тома].
