Зимние месяцы — самые унылые в районном центре, где время вяло отсчитывает свой ход. После семи вечера на улицах ни души. Да и небезопасно стало ходить по этим улицам... Племя молодое, незнакомое, воспитанное, по словам поэта Евгения Чеканова, на «голубой жиже» телевидения, непредсказуемо в своих действиях, особенно стадных, прикрытых ночным мраком.
И вот в это время в нашей семье событие — хорошее и радостное. По почте приходит книга Евгения Чеканова «Прощай, земля», изданная в Германии. Бодрый и ироничный голос поэта прорывается сквозь расстояния, стихи его хочется читать.
Первый его сборник «Ночная тревога» вышел в Верхне-Волжском издательстве в 1987 году. И в том же году увидела свет другая книга Чеканова «Осветить лицо». С тех пор с завидной регулярностью один за другим стали выходить в свет сборники этого автора. В 1990 году на суд читателя были представлены сразу две: «Место для веры», издательство «Современник», и «Я одену тебя в поцелуи» — Верхне-Волжское издательство. В 1991 году в том же издательстве вышла еще одна книга «Бог рассудит».
А затем последовало молчание. Ровно на десять лет. Если припомнить, время было тяжелое, не книжное, впору было заботиться о том, как выжить в этом искореженном мире. Особенно трудно в эту пору пришлось литераторам в глубинке, где и жизнь победнее, и доступ к печатным площадям затруднен. Наконец, в 2001 году у Чеканова вышла новая книга «Дождь в империи». А затем, в течение трех лет, последовали «Джунгли человечьи», «Объяснения» и «Горячая бумага». Все увидели свет в Ярославле.
Помню, о стихах Евгения Чеканова впервые заговорили в наших ярославских журналистских кругах в начале восьмидесятых годов прошлого века. Молодой, энергичный, неунывающий наш коллега только-только вернулся со службы, отслужив в армии, куда он, корреспондент ярославской молодежной газеты «Юность», попал для нас, его знакомых, совершенно неожиданно.
После окончания ярославского университета журналистская карьера Евгения начала выстраиваться очень удачно. Общительный, улыбчивый, с азартом раскручивающий собеседника на разговор о философии и поэзии, но восторгающийся стихами только одного поэта, Юрия Кузнецова.
И вдруг — армия, служба на Севере. Как-то уж совсем не вязалось это с его планами, душевным настроем.
Покидаю домашний уют,
— Ничего, — говорю, — ерунда!
Полтора этих года пройдут
И в душе не оставят следа.
Но плывет, словно шумный ковчег,
За окном ярославский перрон,
И молчит, как один человек,
До отказа набитый вагон.
И редеют леса за окном,
И все чаще — кусты да песок.
И становится в поле темно,
И рассвет еще очень далек.
Хохочу, говорю невпопад,
В зыбкий сумрак гляжу до утра.
А колеса стучат и стучат:
— Полтора! Полтора! Полтора!
Помню, прочитала в первый раз эти, охваченные смятением строки, и подумала о том, что судьба, наверное, посылая испытание поэту, этим самым проявляет благосклонность к нему. В солдатских стихах Чеканов начал обретать свой голос, свою интонацию. В них есть наблюдательность, направленная как вовне, так вглубь души. Здесь он искренен. В общем, уже тогда лучшие стихи Чеканова были объединены тем, что Баратынский называл «лица необщим выражением». Не случайно многие из них вошли в итоговую книгу «Прощай, земля». Это солидный том более чем на четыреста страниц, в девять его отделов включены стихотворения, написанные в 1979–2009 годах, и эссе «Огненная когорта», своего рода авторский манифест о том, как жить и творить в перевернувшейся современной русской жизни.
В этом сборнике собраны лучшие стихи, сочиненные за последние тридцать лет. Авторский подбор был довольно строгим, почти треть из всего написанного поэт отложил в сторону, посчитав не стоящим читательского интереса.
Но, возвращаясь к далеким теперь восьмидесятым, следует добавить, что и тогда стихи Евгения Чеканова, напечатанные в столичном «Дне поэзии», обратили на себя внимание: их отметили известный писатель Владимир Крупин и входящий в зенит славы поэт Юрий Кузнецов. Кузнецову особенно нравилось стихотворение «Страж Заполярья». Мастер, конечно, высказал молодому поэту и ряд строгих замечаний. Об этом, не утаивая, без прикрас рассказал Чеканов позднее в своих воспоминаниях «Мы жили во тьме, при мерцающих звездах», опубликованных во втором номере ярославского журнала «Русский путь» за 2004 год. А, мог бы, наверное, и как-то попригляднее вывести свой образ. Кто был свидетелем встреч двух поэтов?
Ну а мы-то, его сослуживцы, тогда о его разговорах и встречах ничего не знали. И уже возникало опасение, как бы не превратился Чеканов в поэта одной, удачно эксплуатируемой темы. В те годы такие явления в поэтическом цехе были не редкость.
Но, к счастью, эти читательские сомнения оказались безосновательными. Человек задорный, напористый, к тому времени, в начале восьмидесятых, он уже занял кресло главного редактора областной молодежной газеты «Юность». Наступали новые времена, Чеканов готовил маленькую революцию в ярославской журналистике.
Он хотел сделать газету популярной, чтобы о ней говорили не только молодые люди, но и взрослое население области. Не припомню ни одного редактора — ни до него, ни после — который бы так бережно работал со словом.
Вспоминается такой случай. Написала я очерк из Пошехонского района о егере Владимире Иванове, погибшем во время задержания браконьеров в бобровом заказнике. Очерк вышел большой, а разместить его намечали на одной полосе. Редактор пришел ко мне в отдел писем, протянул материал: сократи сама! Я выбросила из очерка эпизод, где рассказывала о тревожной ночи, проведенной на займе Соболева. Здесь егерь Володя рос, жил, отсюда в последний раз ушел на работу. Мы ночевали вдвоем с Володиной мамой, на десятки километров вокруг — тайга. Ни одного жилого дома. Вот это я и сократила — о том, как не спала, потому что слышался настойчивый стук. Оказалось, это овцы на дворе прыгали, облизывая пропитанную солью стенку. Как с губ матери сорвалось во сне имя «Вова». И как утром она по привычке вскидывала глаза на окошко: не идет ли из тайги через белое поле к займе сын. Я посчитала это не самым существенным.
«Да ты что, — возмутился Чеканов, — как можно такое сокращать?» И сократил сам: очень бережно, после чего очерк нисколько не потерял в качестве.
Да, редакторство ему удавалось. Журнал «Русский путь на рубеже веков», который создал и возглавил Евгений Чеканов, сразу перерос рамки областного издания. Такие литературные события у нас в области случались лишь дважды. В девяностые годы прошлого века в Ярославле выходила провинциальная литературная газета «Очарованный странник». А до этого явлением из того же ряда можно назвать первый провинциальный журнал России «Уединенный Пошехонец», выходивший в конце восемнадцатого столетия.
Сразу после службы в армии Евгений Чеканов оказался в эпицентре местных событий. И рефлексировать по поводу пережитого им на Севере не собирался. Да и что значит тема для поэта? Как писал в свое время Николай Рубцов: «Но если нет ни радости, ни горя, Тогда не мни, что громко запоешь, Любая тема — поля или моря, И тема гор — всё это будет ложь!» Главным было обрести свой голос, ни на чей не похожий. Даже на голос глубоко почитаемого поэта Юрия Кузнецова, от чего предостерегал и сам учитель.
Стихи Чеканова, несмотря на то, что сильна в них чисто лирическая струя, чаще обращаются к мысли читателя. Всегда обдуманные, порой с эффектной концовкой. Иногда они больше напоминают художественную прозу. Это одна из тенденций русской поэзии, которая имеет глубокие корни. В пушкинскую эпоху Степан Шевырев, из поколения любомудров, протестует против «тесных, скудных форм языка элегической школы». По Шевыреву, в поэзии должна выражаться мысль в четко откованной, метафорической форме. Эту тему он развивает в энергическом своем стихотворении «Тяжелый поэт»: «Не в светлых снах воображенья Его поэзия живет: Не в них он ловит те виденья, Что в звуках нам передает». А вот что писал Валерий Брюсов о другом известном поэте конца девятнадцатого века — Константине Случевском: «Его немузыкальный стих нередко таит в себе глубокую энергию выражения».
Поэзия Чеканова уходит корнями в эту традицию. Но, в конце концов, совсем не важно, как рождается строка. Важно другое — вызывают ли она ответное чувство читателя. В случае Чеканова — вызывает. Образы его часто обретают эпическую выпуклость, оставаясь при этом какими-то празднично-яркими, мерцающими, как в русских сказках. Вот, например, вышедшая, точно из собрания легенд Афанасьева, «убогая старушка» в замечательном стихотворении «Судный посох».
Рано вы строите планы глобальные,
Голой земли короли,
Рано вы тянете башни зеркальные
К небу от голой земли.
Рано вы чванитесь друг перед дружкою
Ночи и дни напролет,
Раньше управьтесь с убогой старушкою —
Той, что навстречу идет.
Вся стилистика здесь работает над созданием этого вроде бы бытового и вместе сказочного образа. Стоит упомянуть хотя бы «темный бездонный мешок» этой странницы, куда скатываются «всех ободравшие, всех обжулившие» власти и начальства мимоходящего мира сего. Одним словом может поэт сказать очень много. Так, старушка с судным посохом идет в современный мир с его «офисами и секьюрити» — «издавна». Только в поэтической строке, где слово обретает многозначность, возможен такой оборот. Это же можно отметить и в стихотворениях «Зимогор», с той лишь оговоркой, что в нем преобладает сатирическая окраска; «Гуси-лебеди», «Россия» и многих других.
Иные поздние стихи Чеканова — шутливы, имеют иронический оттенок. А подчас становятся злой сатирой. Автор охотно обращается и к такому жанру, как стихотворный фельетон. Что же, современная жизнь дает поэту богатый материал для этого:
Путинская Россия на ночь врубает «телек» —
И голубая жижа в мозг затекает ей.
С парой бутылок пива, с блюдом свиных сарделек
Ванька садится в кресло, спать уложив детей.
Если протянуть еще раз ниточку в глубь времен, то можно подметить, как в некоторых нотах творчество Чеканова перекликается со стихами Илиодора Пальмина, автора довольно известного в чеховские времена сборника «Цветы и змеи». Есть даже переклички в названиях: у Пальмина — «Тетушка полночь», у Чеканова — «Тетушка лень». Многие стихотворения поэта являются эмоциональными откликами на события нашей жизни, одновременно отражая настроение соотечественников поэта.
Мы не выбираем время, в которое живем. Конечно, обидно, что жизнь многих наших соотечественников упростилась до уровня инстинктов, что национальную идею заменила погоня за «зеленью», и что успехов в нашей стране добиваются далеко не лучшие. И всё же каждый из нас, несмотря ни на что, может выбирать в этом несовершенном мире свой путь и свое отношение к происходящему. Можно и нужно посмеяться над этой измельчавшей жизнью. А себе поставить недосягаемо высокую планку и стремиться ее взять.
Не взял! — голосит окруженье,
И планка дрожит на лету.
Чем чаще терплю пораженье,
Тем выше я ставлю мечту.
Я жизнь перепутал с игрою
И в этом упорен пока.
Как низко я падал порою!
Но планка была высока.
Она и сейчас остается высокой. В предисловии, написанном для западного читателя доктором филологических наук из Москвы Ириной Гречаник, отмечено: «Евгений Чеканов — русский поэт высокого духа, по праву занимающий достойное место в современном литературном процессе; воин слова из несокрушимой “огненной когорты”, неутомимый труженик “на родной ниве”».
