Действующие лица
Супруги Кошкины:
Валерия — 45 лет, женщина средней наружности,
Слава — ее муж.
Дети-Кошкины:
Артем — 8 лет,
Варя — 10 лет,
Алиса — 20 лет, очень злая.
Альбина Золотова — подруга Кошкиной, привлекательная, подтянутая женщина 45 лет.
Иван Иванович Лысиков — психолог, друг детства Валерии Кошкиной, соответствует своей фамилии.
Красная дама.
Черная дама.
Хильда Врублевская — актриса, полная, в розовом платье и черных перчатках.
Людмила Сапожкова — очень высокая, полная женщина с большим размером ноги и детским лицом. Говорит искренне и восторженно.
Юрий Пузырев — толстый мужчина 50 лет.
Людвиг Петрович — маленький, худенький, в очках и огромном жилете со множеством карманов, из которых выглядывают всяческие инструменты. Под 50 лет.
Георгин — высокий красивый мужчина с подозрительно красным лицом, под 50 лет.
Слепой — жилистый, обросший волосами и бородой, в тельняшке, 45-50 лет.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Комната, прилично обставленная мебелью, дверь в другую комнату и дверь на выход.
Голос Кошкиной (из другой комнаты, громко): Так что, Альбина, я всё хорошо обдумала. В убытке мы не останемся. Всегда надо сначала понять: что глобально нужно людям? (Кошкина выходит с большим инкубатором в руках, потом в процессе разговора протирает его тряпкой, устанавливает и подключает.) Самая большая проблема нашего времени — это человеческое одиночество. Согласна?
Золотова (выходя следом): Ох, согласна.
Кошкина: Мир набит средствами коммуникации, все «омашинились», окомпьютерились», телефонизировались, а позвонить-то и некому! И вот сидят целыми веками в сети, пишут каким-то фантомам несуществующим, когда внутри у каждого такая человеческая мощь простаивает! Семью создать, на детишек полюбоваться каждому ведь внутри хочется! И тут мы с тобой должны прийти на помощь. Брачное агентство — вот что нам нужно! Назовем мы его красиво, как-нибудь типа «Разбитые сердца».
Золотова: Ну почему разбитые? Зачем так мрачно? Люди счастья хотят, а мы им сразу — негатив!
Кошкина: Ты, Золотова, ничего не понимаешь! Работать будем с нашими ровесниками. У каждого человека в этом возрасте уже есть печальный опыт, надлом какой-то в душе, понимаешь? Ты вот у Лысика спроси, он тебе из своей психологической практики скажет: в каждом человеке такая боль сидит, только он ее всегда каким-нибудь фиговым листком прикрывает! А тут — на тебе — «Разбитые сердца»! То есть, приходи, не бойся, у нас все такие, как ты! Живот арбузом и ни одного волоска на голове? Не стесняйся! Вот тебе толстая тетя-билетерша, которую когда-то бил муж, и она так устала от этого, что будет счастлива с красавчиком вроде тебя, лишь бы ты тихо лежал у телевизора и просто дышал! Или, к примеру, тебе под пятьдесят, ты и в молодости не была красавицей, но сохранила способность любить людей, заботиться обо всем живом? Пожалуйста — вот тебе водопроводчик дядя Степа, пусть он маленький, не по калибру, с тонюсенькими ножками и острым носиком, но он, во-первых, починит все засоры и протечки, и дома, и на даче, а во-вторых, будет любить тебя всем сердцем и восхищаться, слушая, как ты поешь «Крейсер Аврора».
(Дети-Кошкины выталкивают из другой комнаты Славу Кошкина, на голову которого надет плоский берет, а ноги связаны шарфом.)
Артем: Мы прослышали, что у вас открылось брачное агентство. Вот вам первый клиент! Это старичок Михаил Портвейнович. Попрыгайте, Михаил Портвейнович! (Слава прыгает, но падает). Ой! Он упал! Пусть он немного у вас полежит! (Убегают. Слава встает и идет за ними.)
Золотова: Всё такой же ребенок? Сколько лет уже! Ты, Кошкина, всегда была идеалистка. Какое мое дело, как они все друг друга найдут и за что полюбят? «Она его за руки полюбила, а он ее за ноги и глаза». Ты мне дело говори — что мы на этом заработаем? Ты вообще представляешь, какая конкуренция в этой области? Загляни в интернет, сплошные клубы знакомств!
Кошкина: Так посмотри, как они устроены! Вспомни, сколько ты тогда в эту контору заплатила, чтоб своего фрица заполучить?
Золотова: По номиналу было триста, но мне сразу сказали: если хочешь что-то козырное, менеджеру еще двести на лапу помимо фирмы!
Кошкина (открыв рот): За этого таракана-альбиноса?
Золотова: Да я зато два года в человеческих условиях пожила, в Европе!
Кошкина: Это пока он тебя судом не выселил?
Золотова: Да, я на него обиделась! Мои золотые сережки у него остались, стиральная машина, на мои кровные купленная, и еще кое-что.
Кошкина: Так ты послушай — мы не будем драть такие деньги и предлагать человеку кота в мешке, причем одного-единственного кота! Любовь — это свобода! У нас всё будет на человеческих основаниях.
(Входят Кошкины- дети, ведут за шарф Славу, наряженного в платок и очки.)
Варя: У вас тут брачное агентство? Мы уже приводили к вам Михаила Портвейновича. А вот еще один клиент, Клара Неудачникова-Зубова, бывшая телеведущая. У нее была очень тяжелая жизнь. (Убегают, Слава — за ними.)
Алиса (выходя): Мама, вот они тебе сейчас и накаркают целую авоську неудачников. Говорю — за глупости ты берешься. Набьется полный дом вонючих старичков, дохода с них никакого, одни неприятности. Тайное общество анонимных импотентов.
Кошкина: Алиса! Что ты такое говоришь!
Алиса: Да лучше вон, как Петровы, машины из-за границы перегонять! (Уходит.)
Кошкина: В чем будет наше преимущество? В демократичности! Всё открыто, общественно, дешево. Люди должны быть в коллективе, сходиться свободно, по симпатии. Эти паркетные браки всегда неудачны! Нет! Человека надо увидеть в действии, даже хорошо, если в экстремальных условиях. Поэтому — минимальные сборы денег, и — походы, костры, грибы летом и лыжи зимой, тематические вечера... Люди в нашем возрасте уже много знают и умеют, но часто им просто негде этим воспользоваться. Мы дадим возможность раскрыться каждой личности! Ты увидишь, к нам скоро люди будут приводить своих знакомых, мы всю страну завлечем в сети нашей организации! Представляешь, как это сплотит общество в целом?
Золотова: Кошкина, ты всё как-то не по делу говоришь. Вот, к примеру, тематический вечер, «литературная гостиная». Где мы его конкретно проводим? Сколько берем с рыла, сколько с этого уйдет на чаек, туда-сюда, и сколько мы между собой попилим? И потом, ты, кажется, своего Лысикова хотела к нам в качестве психолога трудоустроить. Мы же должны еще эксклюзивными услугами заманивать? (Вытаскивает калькулятор.) Я считаю...
Кошкина: Погоди считать! Я вот думаю: как бы этот бизнес ни пошел, а сто яиц я, на всякий случай, в инкубатор положу. Надежное дело! В прошлый раз полгода банки с курятиной из погреба таскали, да радовались. Ну вот, а что касается приманок и развлечений — у нас есть Хильда Врублевская. Она, между прочим, бывшая актриса, поет романсы, читает монологи, огромный репертуар...
Золотова: Тебе бы всё романсы! Посадим мы их куда? Кормить-поить чем будем? Как респектабельную обстановку создадим? Один писк-визг твоих детей, один вывешенный драный пододеяльник — и наш бизнес подорван!
Кошкина: Погоди, я и детей, и Славу к бабушке отправлю. Алиска, правда, не поедет. Но мы ей — белый верх, черный низ, типа она наша секретарша. А?! О, как я придумала!
Золотова: Допустим. Это плюс нашей фирме.
Кошкина: А дом типа пока временно снимаем, еще не совсем раскрутились. Славик вот беседку подмалюет, повесим романтичный абажурчик...
Золотова: Да, организация «Красный фонарь»!
Кошкина: Нет! «Зеленая лампа»!
Золотова: В огороде, ладно, уберемся. Со временем надо будет ландшафт сделать, фонтанчик там какой-нибудь... Правда, это всё расход. Ты, главное, кур не выпускай перед самым мероприятием. А то нагадят везде, и вообще не бонтонно. И соседу твоему, дяде Гене, надо сказать, чтобы портянки с забора убрал.
Кошкина: Скажу.
Золотова: Еще бы твой дядя Гена-огородник как-нибудь не приперся не вовремя!
Кошкина: Не спеши. Не пришлось бы дядю Гену в качестве приманки использовать...
Золотова: Какая еще из него приманка? На уссурийского тигра? Человеком пахнет?
Кошкина: Ох, зря ты так. Я считаю, есть два типа женщин. Одни, как ты, любят деньги — им какого мужика ни покажи, сразу скажут, почем на нем ботинки, где курточку купил, и зарплату его лучше всякого бухгалтера посчитают. И с первого взгляда определят, на какую сумму он способен подарок к Новому году сделать. А другие — как я. Они любят собственно мужчин. Для таких что важно? Рост, фактура, образ. Они тебе любого почистят, вдохнут в него необходимую чувственность и будут поэтизировать любые его подарки к Новому году. Даже набор саморезов!
Золотова: А, это как ты со своим Славиком?
Кошкина: Да, и чудесно живем! Так вот, ты всё деньги норовишь сосчитать, шкуру неубитого медведя делишь, а даже не подумала, что есть одна очень важная проблема: где мужиков брать будем?
Золотова: Насчет сосчитать денежки я тебе так скажу: я это не для своего удовольствия всё затеваю, а заработать хочу. А вот ты, похоже, увлеклась не на шутку. Где мужиков брать? А что ты думала, когда планировала такой бизнес? Хочешь, чтобы мы прогорели? Я вот об этом даже и не думала! Мое дело — всё посчитать!
Кошкина: Ладно-ладно, не кипятись... Может, и правда, иной раз дядю Гену и моего Славика придется в качестве подсадных уток использовать, чтобы общество не разбежалось... А что, дядя Гена на гитаре поиграет... да и вообще, Альбина, мы ж забыли, он неженатый!
Золотова: Кошкина! Прогорим мы! Связалась я с тобой! Есть тревожная статистика; в нашем возрасте на четырех свободных женщин приходится только один свободный мужчина! И, как правило, с каким-нибудь дефектом, потому что не будь дефекта, его бы давно кто-то прибрал. И чего мы с такой статистикой взялись за такое дело? Может, по-другому политику фирмы поведем? Давай будем выкапывать этих самых редких мужчин, обрисовывать их с самых выгодных сторон — и устраивать на них аукцион!
Кошкина: Ну, и кто из нас сумасшедший? Аукцион на живого человека?
Золотова: Да это ж всё условность! Зарабатывать — вот что главное.
Кошкина: Главное с такими условностями — в Магадане не оказаться...
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Та же комната, но нарядно убранная, накрыт стол. В углах горят свечи, тихая музыка. Золотова и Кошкина, нарядно, но строго одетые.
Золотова: Сейчас начнут собираться.
Кошкина: А ты переживала, что мужчин не наберем. Всё тютелька в тютельку, всем женщинам как раз должно хватить.
Золотова: Ты, главное, гляди, чтобы не было этой беготни в магазин, типа — «не хватило»... Или пусть тогда на свои подкупают. Тут надо четко говорить: у нас всё рассчитано, милости просим, но без ресторанных роскошеств. А ежели вы в три горла привыкли, так не обессудьте...
Кошкина: Главное — чтоб сразу микроклимат установился. Лысик обещал всё как надо спроворить, подсобить, чтобы всякие там контакты, симпатии завязались...
Золотова: Какие там симпатии: шушера ведь соберется. Один только из приличных — это директор какого-то пластмассового заводика... да?
Кошкина: Ох, дай Бог, чтоб пришел. Такой занятой человек! Вместо него секретарша со мной разговаривала. Даже и деньги-то безналом перевел...
(Стук в дверь.)
Пузырев (входя с авоськой): Здравствуйте, а вот и я, Юрий.
Кошкина: Валерия.
Золотова: Альбина.
Пузырев: Очень приятно. И лесок у вас тут приятный. Я пока шел от электрички, грибочков собрал. Возьму потом с собой в город, пожарю.
(Стук в дверь.)
Людвиг Петрович: Здравствуйте, здравствуйте. Очень рад знакомству. Вижу, мы с товарищем первые. (Пузыреву): Я от той же электрички шел, что и вы, и следом за вами по кусточкам, грешным делом, прошвырнулся. Что ж вы два подберезовика-то оставили? (Показывает грибы. Оба смеются. Подают друг другу руки): Людвиг Петрович.
Пузырев: Юрий. А вы вот скажите, у вас ножик, вижу, непростой. Такие ножи были в свое время на вооружении…
(Стук в дверь.)
Сапожкова (входя и улыбаясь широкой детской улыбкой): Здравствуйте! Людмила!
Золотова: Альбина.
Кошкина: Валерия.
Пузырев: Юрий.
Людвиг Петрович: Людвиг Петрович.
Сапожкова: А я из женщин, вижу, первая. Всегда со мной так было. И по молодости на свидание первая приходила, и потом своего мужа по полчаса ждала.
Людвиг Петрович: И где же сейчас ваш муж?
Сапожкова: Он очень тяжело болел и умер. Намучились мы с ним. Очень переживал, как меня с детьми одну оставит. У меня ведь дети, мальчик и девочка, девочка очень больная, еле ходит, ДЦП у нее. И я мужу всё говорила: «Слава, не бойся, нас Господь пристроит».
Кошкина: У меня тоже муж Слава!
Сапожкова (радостно): Правда?
Золотова (Кошкиной, тихо): Лера, уйми ее, она сейчас последних калек распугает.
Кошкина: Пойдемте, я вам удобства покажу (уводит Сапожкову).
Пузырев: Вот это дылда!
Людвиг Петрович: Некоторым, между прочим, нравится. Ну, и лицо у нее милое, видно, что человек хороший.
Пузырев: Человек-то человек, а больных детей кто же на себя брать захочет?
Людвиг Петрович: Это ясно, никто.
Золотова (глядя на мужчин): И чего они жениться надумали? Видно же, невелики птицы. Небось достатку хватает только яичницу утром зажарить, да газетку в ларьке купить. Этот толстый грибы в лесу собирает, значит, денег нет купить. А этот, тощенький, в спецовке какой-то приперся... как монтер на вызов.
(Стучат в дверь. Входят Красная и Черная дамы.)
Обе дамы: Здравствуйте!
Красная дама: Очень милые у вас тут дачки. Обожаю это ретро, это разноцветные стеклышки в верандах! Далеко, правда, ехать к вам, но, я так полагаю, фирма немного раскрутится — и на Арбате помещение снимать будете. Подвеску только немного жалко — не везде у вас тут асфальт. А на «Порше», между прочим, подвеску новую недешево поставить... (Прохаживается, рассматривает стол). Как изысканно оформлено! Но кое-чего не хватает. Сейчас кто-нибудь из мужчин сходите со мной к машине, я привезла несколько бутылок настоящего «Божоле», голубые сыры, икру, устрицы и отлично нарезанный «хамон». Ненавижу покупать «хамон» куском, с ним намучаешься, пока нарежешь. (Уводит Людвига Петровича.)
Золотова (Черной даме): Вы не стесняйтесь, мы очень рады, что вы выбрали нас. У нас будут интересные программы, походы…
Черная дама: Походы? Какой кошмар! Я предпочитаю забиться в кресло, укрыться пледом и читать, читать. В этом одно спасение, когда весь мир против тебя!
(Входят Кошкина и Сапожкова).
Кошкина: Против? Почему же против?
Черная дама: Кто знает, почему так устроено? Одним в жизни достается всё: красивые дома, богатые мужья, поездки на острова, да и мало ли что еще! А другим — непонимание, одиночество, неудачи...
Кошкина (тихо): У нас есть психолог, вы сможете с ним поделиться своими проблемами. Многим очень помогает.
Сапожкова (искренне): Дорогая, как я вам сочувствую! Одиночество — это так тяжело! Если нет возможности ухаживать за кем-то, дарить свое тепло!
(Возвращаются Красная дама и Людвиг Петрович. Красная дама раскладывает на столе угощения, расставляет бутылки.)
Черная дама (холодно): Я не нуждаюсь ни в чьих утешениях. (Кошкиной): Я не поняла (указывая на мужчин), это то, ради чего я сегодня три часа просидела в салоне красоты?
Золотова (встревает): Что вы! Мы ждем еще Георгия — очень импозантный мужчина! Ну, и гвоздь программы — Федор Петрович, директор небольшого пластмассового завода. Проявите чуть-чуть терпения.
Пузырев (оглядывая стол, Людвигу Петровичу): Ну, по-моему, вечер намечается хороший. Что это там в синей салатнице? «Цезарь»? Недурно. Судя по цвету, яйца не переварены. Это очень важно, в каждом блюде ингредиенты должны иметь свою особую кондицию. Вот вы, например, мёд где покупаете?
Людвиг Петрович: Тут я с вами согласен: мёд очень ответственная штука. У кого попало не купишь… Есть у меня один мужичок, у него пасека…
(На улице раздается ария Мефистофеля. Дверь распахивается, на пороге стоит Георгин.)
Георгин: Прекрасные дамы и достойные господа! Приношу вам свои извинения за небольшое опоздание! Меня зовут Георгий, школьная кличка — Георгин, и своим близким я разрешаю так себя звать. (Видно, что он немного пьян.)
Золотова: Просим всех к столу. Пока не явились еще двое приглашенных, но, надеюсь, они скоро подтянутся.
(Георгин разливает вино по бокалам.)
Черная дама (Красной): Интересный мужчина! Единственный, на кого тут можно без содрогания взглянуть. (Красная дама прыскает в кулак.) Впрочем, я так понимаю, торопиться не стоит. Директор завода — впереди.
Красная дама: А если он страшней этих? (Указывает на Людвига Петровича и Пузырева.)
Черная дама: Ну, это смотря какой доход от завода. Заранее готова всё ему простить.
Кошкина (с бокалом в руке): Дорогие наши гости! Мы с Альбиной благодарны вам, что вы выбрали наше агентство! Надеемся не уронить его честь в ваших глазах! Хочу, чтобы все вы нашли свое счастье, искренне и открыто общались, открывались, как личности, и помогали открыться своим соседям. Я понимаю, все еще немного скованны, мы не юнцы, на нас давит бремя лет, но забудем, что всем нам уже по семьдесят девять (сама смеется над своей шуткой), вспомним, что мы — бывшие блондины, и будем веселиться! (Все аплодируют и выпивают.)
Людвиг Петрович: А я вот смотрю, у вас ножка стола шатается, это непорядок. (Достает из жилетки сборную отвертку, лезет под стол. Вылезает обратно). Ну вот, теперь красота!
Сапожкова: Какой же вы молодец! Подумать только, инструменты всегда с собой! (Людвиг Петрович незаметно отодвигается от нее.)
Георгин: А я предлагаю выпить за то, чтобы у мужчин инструменты всегда были с собой! (Тянется к бутылке.)
Золотова (забирая у него из-под носа бутылку): Это будет тема следующего тоста, минут через двадцать.
Георгин: Ладно, я хотел как лучше.
Пузырев (всё время, не переставая, ест): А передайте мне вон то блюдо! Спасибо! Скажите, а где вы курицу покупаете? Очень нежная курятина, мне так всё нравится!
Сапожкова (восторженно): А мне тоже очень всё нравится! Наконец-то вокруг меня люди! Я среди людей! У вас у всех такие замечательные, добрые лица! Каждого можно полюбить! У всех своя история, свои страдания...
Георгин: Да, добрая женщина, страданий хватает (тихо крадет со стола бутылку и, отвернувшись, пьет из горла).
Кошкина (вводя Лысикова): Ну, а сейчас, чтобы вы получше познакомились, мы пригласим психолога. Он проведет с вами психологические игры и тренинги. Иван Иванович, просим! (Все аплодируют)
Лысиков: Начнем с простого. (Достает пакет). Все вы, конечно, ждете от сегодняшнего вечера чего-то важного, судьбообразующего. И правильно ждете! В этом пакете — гадания. Да-да, простые, наивные, детские гадания. Пусть каждый вынет свой жетон, прочитает текст вслух и скажет нам всем пару слов о том, как он понимает то, что прочитал.
(Без стука распахивается дверь, на пороге — Хильда Врублевская. Она ослепительно улыбается, принимает театральную позу и поёт несколько фраз из арии Кармен. Потом кланяется, ожидая оваций. Но никто не аплодирует, все озадачены. Кошкина и Золотова, переглянувшись, начинают хлопать в ладоши вдвоем.)
Врублевская (продолжая улыбаться, протягивает руки вперед): Хильда. Хильда Врублевская. Ну, ведите же меня к столу!
(Кошкина ведет ее к столу, Золотова протягивает бокал.)
Кошкина: Хильда, вы нас простите, мы тут уже немного начали…
Врублевская: Без меня? Это немного странно. Можно было бы чуть-чуть подождать. Все-таки не каждый день у вас в гостях Хильда Врублевская! Ну ладно! (Выпивает. Тихо говорит Кошкиной, кивая на мужчин.) Ну, это всё шелуха! А где обещанное?
Кошкина: Запаздывает. Очень деловой человек!
Врублевская: А это всё мои соперницы?
Кошкина: Не обессудьте.
Врублевская: Я довольна. Они мне конкуренции не составят. (О Сапожковой.) Подумать только, и эта гора мяса на что-то надеется.
Кошкина: Давайте предоставим нашей опоздавшей первой вытащить жетон с гаданием!
(Врублевская вытаскивает жетон, следом за ней то же самое делают и другие.)
Лысиков: Ну, кто первый? (Черной даме): Вижу по лицу, вы ошеломлены тем, что прочитали! Просим вслух.
Черная дама (многозначительно): «Вошедший последним научит тебя!»
Все: Что это? Что это значит?
Черная дама (Красной даме): Я же говорила, директор фабрики будет мой! Вот что говорит это гадание!
Лысиков: Вы будете комментировать или воздержитесь?
Черная дама: Ну, я так думаю, что кто-то последний еще не пришел (кокетливо), вот так!
Красная дама: А у меня — «Волка ноги кормят». (Кланяется всем): Будем знакомы, волк.
Людвиг Петрович: Позвольте, что это у меня... «Назвался груздем — полезай в кузовок»? Гм... Вы знаете, комментарий у меня к этому случаю есть. Как-то был я, — лет десять, нет двенадцать, кажется, назад, — на севере России, в одной области. И узнал, что там для груздей делают совершенно особенные такие корзинки — кузовки, но не простые, как у нас, ведь, собственно, груздь — чем он знаменит? А-а! Вот в этом-то и дело, у него особенный состав на шляпке…
Врублевская (перебивает): Ну, заладила ворона якова! А что у меня? А у меня вот что: «Ах, эти черные глаза!» (Поёт):
Ах, эти черные глаза,
Меня сгубили,
Их позабыть нигде нельзя —
Они горят передо мной.
Ах, эти черные глаза,
Кто вас полюбит,
Тот потеряет навсегда
И сердце, и покой!
(Все аплодируют).
Георгин (читает): «И очи синие, бездонные цветут на дальнем берегу…» (Радостно): Я знаю, знаю, откуда это! (Декламирует):
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю, истина — в вине!
(Кланяется, все аплодируют.)
Сапожкова: Ой, а у меня как-то странно... «Имеющему дастся, а у неимущего отнимется». Даже не знаю, что бы это значило...
Лысиков: Юрий, вы один остались.
Пузырев: «Если бы юность умела, если бы старость могла»... Что ж, тут всё ясно. Необходим союз юности и, так сказать, зрелых лет! Не без этого!
Лысиков: Все восхитительно справились! Поздравляю!
Кошкина: Теперь новый тост, за знакомство! Людвиг Петрович, наливайте!
Георгин: Нет, я против! Руку не меняем, когда наливаем! Это примета такая. Так что я сам справлюсь. (Наливает всем, иногда промахиваясь). Теперь тост. За прекрасных дам! Вы не представляете, как вы хороши! Женился бы сразу на всех!
Кошкина (Золотовой, тихо): Альбина, а где одна бутылка коньяку? Честное слово, две были! (Обе ищут бутылку, но не находят. Смотрят на Георгина.)
Георгин: Все, все хороши! И ты! (Щиплет Кошкину за бока.)
Кошкина (Лысикову): Быстро еще игры, а то этот уже набрался, как бы в огород выносить не пришлось.
(Все выходят из-за стола, там остается только Сапожкова, она доедает с тарелки.)
Врублевская (Золотовой, тихо и тревожно): Ничего, что она там у стола крутится? Я там сумочку оставила...
Золотова (делает огромные глаза): Как можно!
Лысиков: Сейчас наша задача усложняется. (Достает пакет с бумажками.) Вот в этом пакете — бумажки со всякими словами и выражениями...
Георгин: Хы, выражениями!
Лысиков: Ну, если угодно, словосочетаниями, порой парадоксальными. Я разобью вас на пары, все выберут себе бумажки. Со словами, написанными на них, вы должны придумать комплимент своему визави! Всё поняли? Но учтите: слова могут показаться вам странными. К примеру, «башенный кран».
Красная дама (Черной даме, тихо): То есть, если мой визави — Георгин, я ему говорю: «Вы элегантны и долговязы, как башенный кран». А если это Людвиг Петрович, то так: «Если вы залезете на башенный кран, я увижу только ваши кеды!» А если это Пузырев, то что-то вроде: «Упав с башенного крана, вы пробьете дырку до Китая»...
Лысиков: Итак, начали.
(Все берут себе бумажки, разворачивают, а Лысиков тем временем расставляет пары: Сапожкову с Георгином, Врублевскую с Людвигом Петровичем, Черную даму с Пузыревым).
Лысиков (Красной даме): Простите, пока не пришел наш четвертый мужчина, вам придется тренироваться на мне. Надеюсь, будет не скучно.
(Красная дама смеется очень весело.)
Лысиков: Вы просто чудо! Итак, начнем!
Сапожкова: У меня только одно слово: «жираф»!
Лысиков: А ваш комплимент?
Сапожкова (Георгину): Вы похожи на очень доброго жирафа, но немного грустного.
(Все довольны, смеются.)
Лысиков: Так, ответный комплимент!
Георгин: «Цветочная поляна»... Ох, упасть бы сейчас на эту цветочную поляну!
(Общий смех).
Людвиг Петрович: «Штопор и розетка». Позвольте, как же это соединить... Прошу минуту времени… Сейчас-сейчас… Вот! Штопор и розетка — вещи меж собой несовместимые, но в доме порядочного человека должно быть и то, и другое!
Лысиков: А где же комплимент?
Людвиг Петрович (озадаченно): Так, стоп. Сейчас-сейчас… А, ну вот. В вашем доме, Хильда, конечно, есть и то, и другое!
Врублевская: «Бешеный конь»! (поёт):
Лесные пожары, пылающий лес,
Горит мое сердце огнем до небес,
Горит мое сердце, пылает огонь,
И рвется наружу, как бешеный конь!
И всё это при виде вас, Людвиг Петрович!
(Все аплодируют).
Черная дама: «Унылое существование». Удивительно, как это созвучно моей жизни! Итак... Мы влачили бы унылое существование, если бы не такие мужчины, как вы, Юрий! (В сторону): Над кем тогда можно было бы посмеяться?
Пузырев: Неплохо. А у меня… ой, «Сушеная рыба»… (В сторону): Вот напасть, что ж с ней делать-то... Да еще как похожа! Рядом с ней такое просто неприлично произнести! (Черной даме, подумав): Даже если бы вы были похожи на сушеную рыбу, вы всё равно бы мне нравились.
Все: Ура! Молодец!
Красная дама: Ну, теперь мы с господином психологом. У меня: «Пройдошливый ублюдок».
(Все смеются.)
Лысиков: Стоп, я предупреждал, что слова и выражения могут быть разными.
Красная дама: Предлагаю вам сделать так: вы сейчас читаете свое, а я, пользуясь и моим, и вашим, обрисовываю наши будущие лучезарные отношения.
Лысиков: Отлично. (Читает): «Виртуоз Паганини».
Красная дама: Я передумала. Сейчас я задействую все выражения, услышанные в этой игре. (Почти не думая): Как несовместимы по устремлениям штопор и розетка, сушеная рыба и бешеный конь, так я почти несовместима с пройдошливыми ублюдками моего времени, виртуоз Паганини, и разыгрываю жирафа на цветочной поляне.
Все: О-о-о! (Общие аплодисменты.)
Людвиг Петрович (Пузыреву): Да, это определенный склад ума.
(Пузырев быстро тычет вилкой во все блюда, подъедая со стола всё подряд.)
Людвиг Петрович (ходя по комнате и рассматривая мебель): Вот, между прочим, эта мебель вполне древняя, но очень добротная. Я давно хочу понять, как там крепления устроены (открывает дверцы). Мы с женой…
Пузырев: С какой женой?
Людвиг Петрович: Ну, как вам сказать... Вы меня только не сдавайте, я, в некотором роде, женат...
Пузырев: Вот те на! А чего пришел? Деньги все-таки заплатил...
Людвиг Петрович: Достала она меня! Стерва, каких свет не видывал! Неделями не разговаривает, кастрюлю со щами мне на стол швыряет! У других жены милые, приятные, да и внешне красавицы, и поговорить с ними есть о чем. Словом, гляжу я, как люди душа в душу живут, и тоска меня берет — чем я-то хуже? Почему я в прогаре?.. Ага, вот. Видите этот штырек? В нем-то всё и дело!
Пузырев: (Оборачиваясь от тарелки): Какой еще штырек?
Людвиг Петрович: Да я про шкаф. Тут шлицы такие особенные… вот, кстати, винтик развинтился. Подкручу. (Достает отвертку, закручивает.) И вот эта проволочка не по делу торчит, надо откусить (достает кусачки, откусывает). Что же вы думаете, мы с женой дачу сами построили, вот этими вот ручками. Как игрушка, всё вагоночкой оббито. Вот, а сосед по даче меня удивил — взял и молодую привез. Его-то старая всё, бывало, с моей через забор переругивалась, а тут — тишина. Молодая у него такая фигуристая, да ласковая, кругами возле него ходит... Ну, и я думаю: а я чем хуже?
Пузырев: А, так вот оно что! Подыскиваете пофигуристей? Ха-ха-ха! Только я вам так скажу: бабы все одинаковые. Новая у вас через год такая же, как старая, станет. На стенку полезете! Вот я никогда не женился и не собираюсь!
Людвиг Петрович: Как «не собираюсь»? А пришли зачем, деньги заплатили? (Тихо подходит Кошкина и прислушивается.)
Пузырев: Скучно мне. Смотрю я на эту катавасию — и забавляюсь. Опять-таки, в ресторане в хорошем посидеть — дороже получится. Уж будьте уверены, на свою сумму я тут и съем, и удовольствие получу. Правда, с удовольствиями у них как-то не очень. Бабы старые, сморщенные — ну и радость на них смотреть! А уж жить с ними — увольте! Вот один я с работы иду — и ветчинки, и салатику себе наисвежайшего куплю. Знаю один магазинчик — там булки нежные — во рту тают! Перед телевизором сяду, того-сего себе нарежу — и вот оно, счастье. А захочу — книжечку читаю. Много умного в последнее время печатают. Надо, знаете ли, как-то и философски просвещаться, дураком теперь быть не годится, все кругом умные...
Людвиг Петрович: А насчет женитьбы — это вы зря, Юрий! Очень иногда женщины на нас облагораживающе действуют. Особенно, если какая-нибудь молоденькая…
Пузырев (перебивает): Молоденькая? Не смешите! Да на них сил сколько уходит! Вот я читал одного индуса, он вообще говорит, что энергию нельзя отдавать, надо, наоборот, из внешнего мира ее аккумулировать. А что женщина!.. пшик, глупостей наделаете, последнее растеряете! Ну, раз в год — гормон, конечно, своего требует. Не мне вас учить — у всех сейчас интернет есть...
(Георгин дремлет у стола, подперев щеку рукой.)
Сапожкова (одна, сама себе): Странно как-то, вроде с людьми, а опять одна. Думала, попаду к людям, выговорюсь, других послушаю — всё будет полегче. А от меня как будто все бегают. Наверное, я, как всегда, сама виновата — говорю много глупостей, на шею всем кидаюсь, как бездомный щенок. От одиночества, правда, как щенку, выть порой хочется. Моя мама говорила: женщине нужно сильное плечо. Не представляю, что это такое, когда рядом кто-то сильнее тебя. Всю жизнь сама, всех тащу. Мужа, детей...
(Неожиданно открывается дверь, с улицы вбегают дети- Кошкины, Варя и Артем. Бегают друг за другом вокруг стола, пихаются руками.)
Сапожкова (радостно): Ой, детки! Как я вам рада! Идите сюда, как же вас зовут? Варя? Тёма? А у меня тоже есть Тёма, ну дай я тебя хоть поглажу, прелестное ты лицо!
Черная дама: Тут какие-то дети!
Врублевская: Они мне подол оттопчут, уведите их! Чуть с ног не сбили!
Пузырев: В чем дело, что за хаос?
Золотова (Кошкиной): Быстро детей своих убери, откуда они взялись? Весь бизнес порушат, еще убытков наделают!
Кошкина: От Славки вырвались, наверное. Он их к свекрови увел, за два участка отсюда, под страхом смерти велела их держать! (Уводит детей. Возвращается. Золотовой): Альбина, по-моему, у нас какая-то катастрофа. Никто ни с кем знакомиться не хочет. Эти два упыря отдельно, женщины — отдельно, Георгин напился и спит. Ну, вот же вам, живые люди! Что ж вы не общаетесь, вы же хотели! А они все как будто еще кого-то ждут. Кого эта Черная ждет, я знаю. Директора завода на белом коне. Только не будет его.
Золотова: Как?
Кошкина: Так. Звонила мне сейчас его секретарша, сказала, что план по пластмассе застопорился. Он-то дельный человек, Альбина. Думаешь, ему больше делать нечего, как на наш паноптикум глядеть? Передал, что друга вместо себя послал, раз уж деньги заплачены...
Золотова: Что за друга-то хоть? Тоже приличного, или вроде этих?
Кошкина: Не знаю, связь прервалась, она больше не перезвонила, и я до них дозвониться не могу.
Сапожкова: (увидев, что Пузырев не может дотянуться до тарелки с салатом): Давайте, я вам положу! Вам, наверное, тяжело так тянуться! (Кладет салат). У вас очень грустное лицо, одинокое, как у рыцаря Ланселота. Вы не переживайте, вы обязательно найдете свою судьбу…
Пузырев: Какого еще Ланселота! Что за глупости! Вы тоже найдете, дорогая. Дети ваши подрастут, инвалида своего сдадите куда надо, глядишь — и приличный человек отыщется...
Сапожкова: Кого сдам?
Пузырев: Эх, сами знаете. Это я вам как друг советую (отходит).
Сапожкова: Я же ничего такого не сказала, просто его пожалела. Наверное, я это как-то оскорбительно выразила... И Людвига мне тоже жалко. Если он был женат, жена, наверное, на него кричала бы... а может быть, и била. Он, как маленькая такая собачка на тоненьких лапках… Хочется взять на руки, погладить по головке…
(Свет перемещается на Кошкину и Лысикова.)
Кошкина: Лысиков, беда с ними. Никак не контачат. Давай еще конкурс какой-нибудь, забеги в мешках там, игры на раздевание... Ну придумай что-нибудь!
Лысиков (громко): Внимание! Перетягивание каната! (Приносит канат). В одной команде вы, вы и вы (отбирает Сапожкову, Людвига Петровича, Красную и Черную дам), а в другой — вы (отбирает Пузырева, Врублевскую, расталкивает Георгина) и я!
Георгин: А можно, я не буду? (Опять засыпает.)
Пузырев: Ой, мне что-то в спину вступило! И давно уже, второй день не могу согнуться...
Врублевская: По-моему, это какое-то глупое развлечение. Вот хотите — сами и перетягивайте!
(Лысиков пожимает плечами и уходит. Стук в дверь, но в дом никто не входит. Через какое-то время опять стук. Потом опять.)
Золотова: Ну, заходите уже!
(Дверь медленно, со скрипом открывается, входит Слепой. Он дотрагивается до двери, до стен, щупает пустоту перед собой. Все молчат.)
Слепой: Где я? Я не знаю, куда я попал.
Врублевская: Явно не туда. (Черной даме): Смотри, уже слепые приходят. Еще только безногого на коляске не прикатили. Он, интересно, нас наощупь выбирать будет?
Кошкина: Тише. Это от Федора Петровича, его друг. Федор Петрович сам сегодня не смог, у него там пластмасса чего-то не клеится. Молчите, я всё улажу.
Пузырев (Людвигу Петровичу): Ну, это уже балаган какой-то. Не за это было плачено, чтобы с калеками тут выпивать. Этак я, вон, на станцию к бомжам пойду...
Кошкина (Слепому): Садитесь сюда, за стол. Я вам сейчас тарелку принесу. (Приносит тарелку.)
Золотова (тихо): Кошкина, что нам с ним делать-то? Я чего угодно ждала, но не этого.
Кошкина: Не дрейфь, Золотова. За него заплачено. Гуляй, рванина! Одет вроде опрятно. Ничем не пахнет...
Людвиг Петрович (Кошкиной): Я чего-то не понял. Он тоже с нами будет? Ну, в смысле… за столом?
Кошкина: Повторяю, за него заплачено! Да что ж вы за люди-то такие?! (Обращается к залу.) Я недавно китайское радио слушала, с переводом, конечно, и там у них была рубрика «замечательные современники». Пятнадцать минут восхваляли какого-то мужика, который что бы вы думали, сделал? «Газпром» китайский организовал? Нет! Заумь какую-то миллионным тиражом напечатал? Не-ет! Он двадцать пять лет жизни потратил, чтоб в скале киркой тоннель пробить! Потому, что знал — там вода! И через двадцать пять лет эта вода, действительно, хлынула из скалы — и сухой край, умирающая деревня превратилась в рай на земле. Там теперь фруктовые деревья растут и рисовое поле есть. Он это для всех сделал, бесплатно, просто так! Я думаю, китайцы нас и победят! (Показывает на гостей): А вы что за люди? Одного человека на пять минут не можете счастливым сделать! Детей увидели — так будто вам клубок змей показали! От слепого шарахнулись, словно вам кобру на палке поднесли. Холодные, скользкие сволочи! Ну, погодите! Я вам сейчас покажу! Я выпускаю Кракена! Лысиков, иди сюда!
Лысиков (выходя из другой комнаты): Да?
Кошкина: Лысиков, мы с тобой предусматривали план «Б», если вяло пойдет?!
Лысиков: Похоже на то, что надо запускать «Б». Возможно, это чуть-чуть оживит ситуацию. Лерочка, ты только не волнуйся. Мы, так сказать, слегка простимулируем витальные импульсы... и дальше, я думаю, всё пойдет лучше...
Кошкина: Выпускай Алиску!
(Выходит, извиваясь, ослепительно красивая Алиса Кошкина, в сверкающем коротком платье, на каблуках.)
Кошкина: Господа, минуточку внимания! Мне надо на полчаса отлучиться по важному делу, а вместо себя ответственной за вечеринку я оставляю нашу секретаршу Алису. По всем вопросам обращайтесь к ней или к Альбине. (Уходит).
Пузырев: Вот давно бы так!
Черная дама: Это нечестно, это другая возрастная категория! И что мы рядом с такой красоткой будем делать?
Врублевская: Где вы видите красотку? Пустоголовая вертихвостка! И, к тому же, коротконогая!
(Алиса присаживается за столом рядом с Георгином. Тот разлепляет глаза и смотрит на нее с удивлением.)
Георгин: Что я вижу! Прекрасная роза среди сорняков!
(Алиса загадочно улыбается. Георгин наливает себе вина в бокал.)
Георгин: Пью за вашу неземную красоту! (Видно, что его опять ведет): Я просто… преклоняюсь… преклоняюсь…
Алиса (улучив минуту, когда на них никто не глядит, хватает Георгина за чуб и трижды макает лицом в салат): Преклоняешься? Правильно! Кланяйся, кланяйся, кланяйся!.. (Как ни в чем ни бывало отходит от стола.)
Людвиг Петрович (подскакивает к Алисе): Простите, я вот тут заметил, у вас цепочка на шее немного разъединяется. Позвольте, я починю, а то вы потеряете украшение со своей прекрасной шеи!
(Алиса грациозно поворачивается и подставляет ему свою лебединую шею. Людвиг Петрович, волнуясь, шарит по карманам, наконец, находит тоненькие круглогубцы, дрожащими руками что-то соединяет, внимательно рассматривает через очки.)
Людвиг Петрович: Ну вот, всё замечательно получилось. Носите на здоровье. Знаете, какое интересное дело — эти круглогубцы я нашел у себя в подъезде. Как раз выезжали одни соседи, они много чего оставили: ну, в первую очередь, инструменты... Причем какие! Таких уже не делают! Всё из прошлого века, много трофейного. Кстати, если вас интересует трофейное, у меня вот тут ножичек, полюбопытствуйте…
Пузырев (подходя): Что, ржавыми железками даму пытаетесь завлечь? Я думаю, ее интересуют совсем другие вещи. (Рисуясь.): Золото инков? Волшебный Грааль? Перуанские анаконды? Мокеле-Мбембе? Гигантский морской змей Удеманса? О чем желаете услышать? Посмотрите, Людвиг Петрович, они сейчас ничего не знают о подобных вещах! И некому, видимо, просветить! Не зря я сегодня говорил о пользе союза юности и зрелости — как раз тот самый случай. (Подносит Алисе бокал.) Предлагаю отметить наше знакомство. (Пьют. Алиса закашливается.) Да вы, я смотрю, с алкоголем на «вы»?
Алиса: Нет, просто вчера попала под дождь и немного простудилась.
Пузырев: Ну, если некому было раскрыть зонтик над этими божественными волосами, сделали бы это сами!
Алиса: Да, в следующий раз открою… зонтик (в сторону): У тебя в пищеводе!
Людвиг Петрович: Какая же судьба занесла столь юное существо на этот пир разочарованных?
Алиса: Да я, собственно, секретарь «Разбитых сердец». Хотя зря вы думаете, что я такая уж юная. Мне тридцать лет.
Людвиг Петрович и Пузырев: О-оо! Не может быть!
Алиса: Да, и у меня у самой очень сложная ситуация в семье. (В сторону): Верьте мне, старые дураки! Сейчас я вас разжалоблю!
Людвиг Петрович: Неужели этого ангела обижает муж?
Алиса: О, если бы обижал! Если бы он проявил хоть что-то мужское! Он просто целыми днями сидит в компьютере и не обращает на меня внимания. А то, что я бьюсь на двух работах, тащу двоих детей, его совершенно не волнует (вытирает глаза). У меня элементарно не хватает средств на то, чтобы кормить семью! (В сторону): Ну же, слизняки, вам мало? (Пузыреву): У вас очень хорошее, благородное лицо. Я вижу, вы меня понимаете...
Красная дама (подходя): Ну, кто тут заставляет прелестную девушку плакать? Вы, негодник? (Тыкает Пузырева в живот пальцем.)
Людвиг Петрович: Подумать только, перед нами героиня! Это, оказывается, мать двоих детей!
Пузырев (оттесняя Алису в сторону): Знаете, я возмущен. В нынешней молодежи совсем нет сострадания. Ваш супруг еще не понял, что такое настоящее одиночество, когда ты один, как перст, один во всей вселенной!
Алиса: Один — ладно! А дети? Их же надо кормить! А если ты открываешь холодильник и понимаешь, что на два дня остался один бульонный кубик и одна картофельная котлета?
Пузырев: Я дам вам свой телефон, и если вы ко мне заедете, возможно, я смогу что-то для вас сделать.
Алиса (с возмущением): Заехать? Заехать к вам?
Пузырев: Нет, вы неправильно меня поняли. Мне хотелось бы несколько облегчить вашу участь (лезет в карман, достает бумажник).
Алиса (в сторону): Раскошеливайся, слезливая жаба!
(Свет перемещается с этой группы на стол, за которым сидит Слепой.)
Слепой: Странно, меня кормят... А я даже не знаю, куда попал. (Роняет под стол вилку.)
Сапожкова (подбегает и подает Слепому вилку): Вот, ты уронил. Давай, я тебе еще чего-нибудь положу. Хочешь вина?
Слепой: Нет! Нет! Я не умер! Мама, скажи, что это не ты!
(Сапожкова в испуге убегает.)
Георгин (проснувшись): Друг, что ты кричишь?
Слепой: Я заблудился в лесу. Это было после того, как меня выкинули из электрички. Долго ходил, ходил, наконец, услышал звуки человеческого жилья, пошел на них. Я думал, это какой-то поселок. Дошел до первого попавшегося забора, потом до двери. Стучу. И вдруг — меня приглашают. Сажают за стол. Кормят. И я слышу голос моей мамы, которая давно умерла. Скажите, где я? Я не умер?
Георгин: Ха-ха, шел-шел, и пришел прямо в брачное агентство! Жениться хочешь? Выбирай любую!
Слепой: Судя по запаху, это не рай (отворачивается от Георгина).
Георгин: Правду тебе говорю, тут невест дают.
Слепой: Какая мне невеста, у меня ни кола, ни двора, живу в потемках.
Георгин: Ты как ослеп-то? Или от рождения такой?
Слепой: Никак. На войне.
Георгин: Война уже больше семидесяти лет, как кончилась. А ты всё паровозы под откос пускаешь?
Слепой: Война всегда есть, но не все о ней слушать хотят. Друг, а где эта женщина, которая сейчас ко мне подходила?
Красная дама (подходя): А ты найди наощупь!
Врублевская: Ха-ха-ха! Это смешно! А все согласны?
Черная дама: Всё развлечение!
(Дамы выстраиваются в очередь, первой выталкивают Алису. Слепой ощупывает Алису, в пределах приличного.)
Слепой: Это вообще не женщина. Тут чешуя какая-то... (К нему подходит Черная дама.) А это несчастье подошло. Мне чужого не надо, своего хватает. (Подходит Врублевская.) А, вот веселый пончик. Катись, колобок. (Подходит Красная дама.) Здравствуйте, уважаемый волк! Я не вас ищу. (К Слепому подталкивают Золотову): Нет, не она. (Подводят Сапожкову, она упирается. Слепой, воодушевлённо, как бы обращаясь к покойной матери): Мама, это ты! Это запах твоего халата, в котором ты встречала меня из школы. А потом я убивал, и меня убивали, и всё за дело, ох, за дело... А ты тем временем ждала, ждала... Я думал, больше никогда тебя не услышу. (Обнимает Сапожкову, кладет ей голову на грудь.)
Сапожкова (растопырив руки, совершенно оцепенев, тихо, как бы обращаясь к покойному мужу): Слава… Слава, ты вернулся! Ты не представляешь, что я пережила, когда мы с детьми тебя хоронили.
Слепой: Ты знаешь мое имя, значит, я не ошибся. Теперь мы будем вместе.
Врублевская: Он сумасшедший!
Черная дама: А она нормальная?
Золотова: Да что тут происходит? Безумие какое-то...
Людвиг Петрович: Выходит, они знакомы!
Врублевская: Хоть бы целоваться при людях перестали!
(С криками врываются Варя и Артем Кошкины.)
Варя: Тёмка, я говорила, тут обязательно кто-нибудь будет целоваться, есть на что посмотреть!
Артем: А мне дяденьку жалко, он слепой!
Варя: Темка, я тоже всех жалею! Мне даже брюки жалко было, которые сейчас так одиноко на помойке висели, когда мы пробегали.
Кошкина (появляясь в дверях): Дети! Вы опять сюда проникли! Быстро вон! (Выгоняет их, отводит в сторону Алису): Ну, как тут?
Алиса (достает из лифчика деньги, радостно): Мам, я тут кое-что настригла со старичков, и очень даже хорошо настригла! Тёмке с Варькой в родительский комитет сдашь, хоть позорить тебя больше не будут!
Кошкина: Алиса! Ты что! Как ты могла!
Алиса: Ой, мама, не бойся, я без применения холодного оружия. Сами сдали, как миленькие. И даже Георгин двести рублей в зубах принес!
Кошкина: Ну, ты далеко пойдешь!
Алиса: Мама, да я ради вас куда угодно пойду! Мы ж семья, всё в семью, как бабушка говорит.
Кошкина: А что с этими? (Показывает на Сапожкову и Слепого.)
Алиса: С этими никто ничего не понял. Просто два предмета вдруг оказались в опасной близости и того… пошли на сближение. Думаю, оба сумасшедшие.
Сапожкова: Валерия, Альбина! Вы нас простите, мы со Славой уже, наверное, домой поедем. А то у меня там мой Тёма не знаю, как один справляется. Мы оба вам очень благодарны (Слепой кланяется). Это вот через этот лесок к электричке идти, да?
Кошкина: Да. Вы хоть потом позвоните, как добрались.
Сапожкова: Слава, ты рюкзак не забудь.
Слепой (наконец соединив в Сапожковой образ матери и жены в единое целое): Что ты, Люся. Я ведь, пока сюда ехал, денег по вагонам напросил. У меня там целое состояние.
(Прощаются, уходят).
Красная дама (Черной даме): Ну, надо и мне честь знать.
Черная дама: А что ж знакомства? Никого так и не выбрали?
Красная дама: Да есть у меня всё, желать нечего. Любовника двадцатитрехлетнего в прошлом году прикупила.
Черная дама: Как — прикупила?!
Красная дама: Да у меня ведь своя маленькая империя. Повелеваю там, как хочу. Сказала: хочешь место на пять штук евро в месяц? Заслужи. Ну, и служит. Правда, наглеть потихоньку начинает. Менять пора.
Черная дама: Так вы зачем приехали, если у вас столько денег?
Красная дама: Да скучно мне. Вот, иногда езжу, на эти паноптикумы смотрю, в свободное от производства время... Я ведь директор завода. Пластмассового. И хозяин тоже.
Черная дама: Так это вы? И никакого Федора нет? (Потрясенно молчит.) А Слепой — кто?
Красная дама: Да не знаю я! В жизни всегда есть место чуду. Из лесу пришел. Только, кажется, он из мужиков один здесь был дельный... За стакан его крови я бы свой «Порш» отдала. Знать бы, где он этот стакан пролил... Как думаете, на Кавказе или где не у нас? Да не пугайтесь вы так, это я в образ волка вхожу. Валерия! (Подходит Кошкина): Вы мне не дадите телефон Людмилы? Ей деньги нужны, а у меня как раз на примете есть хорошее рабочее место. А лучше мой ей передайте — если захочет, пусть звонит. (Прощается, уходит).
Людвиг Петрович (Пузыреву): А мы, Юрий, может быть, уже тоже до электрички пойдем?
Пузырев: Чего ж не пойти? Вечер вышел на славу, пора и баиньки. А вам в какой район?
Людвиг Петрович: Сначала до вокзала, а потом посмотрю, может быть, еще к теще за огурчиками успею.
Пузырев: Вот и отлично. А я тут где-то грибочки вешал в пакетике. (Находит свой пакет, заглядывает в него.) Ой, стухли! Ладно, в следующий раз других наберу.
(Прощаются, уходят.)
Черная дама: Ну, интересно! И за что я заплатила?
Врублевская: И, кстати, немало!
Черная дама: За то, что полюбовалась на этих разбитных стариканов?
Золотова: Позвольте, такие вещи за один раз не делаются. И потом, на столе были дорогостоящие вина и закуски! Часто вам доводилось лакомиться устрицами?
Врублевская: Да по мне — вовсе бы их на свете не было, гадости такой! И эти вина ваши, водой разведенные...
Черная дама: Мы не за этим сюда приехали! Мы думали, тут мужчины будут! Вы агентство? Значит, должны представить соответствующих мужчин! Кого вы представили?
Врублевская: Пузырь, Соломинка и Лапоть!
Черная дама: Точно! Они и есть!
Золотова: Агентство не может гарантировать успеха в таком деле! Что ж вы сами не действовали? Надо было обольщать, заинтересовывать!
Врублевская: Кого там было обольщать, недобросовестная вы женщина? (Подбегает к спящему за столом Георгину и поднимает его за чуб.) Вот этого? Спасибо, хоть коматозных еще сюда не приволокли и не заставляете нас их обольщать! (Кидает Георгина лицом в салат.) Да ни один из них не в состоянии оценить настоящего искусства! Я пела в Риме, я играла в Монте-Карло! И какой это был успех! А тут — подзаборное жулье, какие-то кассиры из тихой бани, алкоголики, самоделкины! Ни одной овации, ни одного цветка, ни одного тоста в мою честь! Да чтобы вы с вашей Кошкиной с голыми задницами по электричкам попрошайничали! Вот чего я вам желаю!
Черная дама: Не тратьте попусту силы, Хильда! Они этого недостойны. Как это неблагородно — поманить бедных женщин директором завода, и так жестоко обмануть. Впрочем, я знала, что со мной так будет, потому что всегда бывает именно так! Кому-то — счастье, успех, деньги, а кому-то — одинокие слезы под одеялом!
(Берет под руку Врублевскую, обе уходят.)
Кошкина: Один участник бала остался (показывает на Георгина). Я так и знала, что в огород на лавочку его придется выносить!
Золотова: Там быстро очухается. (Берут Георгина за руки за ноги, выносят. В это время в углу под салфеткой, где стоит инкубатор, раздается тихое попискивание.)
Кошкина (вернувшись с улицы, прислушивается): Альбина! Да у меня цыплята вывелись! Я ж про них совсем забыла! (Кидается к инкубатору, смотрит в стеклышко): Ух, ты! Сплошные наклевы!
(Дети-Кошкины врываются и бегут к инкубатору.)
Варя: Мама! Цыплята!
Артем: К ночи выведутся!
Слава Кошкин (входя): Лера, я еле выдержал этот день!
Кошкина: Славка, что я тебе расскажу сейчас! Чего у нас тут было!
Алиса: Во-первых, твоя дочь денег на житье семье заработала!
Кошкина: Это я еще с тобой поговорю, насчет твоих заработков!
Золотова: Я тебе поговорю! Один здравомыслящий человек в семье — Алиска, и ту с пути сбиваешь? Голытьба ты, Кошкина, и голытьбой останешься, а заодно с тобой — и я!
Лысиков (выходя из комнаты): Девочки, спасибо вам за практику. У меня в папке всё копится, копится, глядишь — и диссертацию сделаю на чужом горе.
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Та же комната в обычном порядке. Кошкина и Золотова.
Кошкина: Альбина, молодец, что заехала! У меня новости есть. Помнишь наше безумное мероприятие с брачным агентством?
Золотова: Хочу забыть его, как страшный сон!
Кошкина: Угадай, кого я на днях в лесу встретила?
Золотова: Неужели опять Слепого?
Кошкина: Вот и нет! Про Слепого я тебе сейчас кое-чего поинтересней расскажу... А встретила я Людвига. Иду по тропинке, грибы собираю. Слышу — за деревьями кто-то переругивается. Пошла на сближение, смотрю — а это Людвиг наш с двумя тетками. Наверное, жена и теща.
Золотова: Жена-а?
Кошкина: Да некому больше быть! Тоже мелкая такая, в очках. Так его ругала, аж иголки с елок сыпались! Ну, и он не отставал. Да и теща им помогала. Он меня как увидел, я думала, сквозь землю провалится от страха, что я поздороваюсь с ним. Ну, я уж пожалела, не стала этого делать. А ведь могла бы… Видишь, он у нас грибное место разведал и всю семью сюда возить начал!
Золотова: Лерка, а может, мы его того… шантажировать будем? Тоже ведь деньги.
Кошкина: Тьфу на тебя!
Золотова: Да это я так, шучу. А со Слепым-то что?
Кошкина: Слухами земля полнится. Короче, живут они с Сапожковой душа в душу. Дети на нем виснут, ну и он, конечно, не работает. Хотя первое время всё рвался семью обеспечивать, по электричкам мелочь стрелять. Но у Сапожковой на этот счет не забалуешь. Она на работу устроилась, к этой вот даме Красной, помнишь ее? Хорошо зарабатывает. И любовь, говорят, у них с этим Слепым така-ая! Соседи по утрам записки в дверь втыкают, чтобы прекратили безобразие.
Золотова: Слушай, а чего он так по этим электричкам-то ходил? Там разве можно что-нибудь заработать?
Кошкина: Говорят, иной раз баснословные барыши имеют все эти нищие и побирашки!
Золотова: Кошкина, а может, нам с тобой того… С благословения Хильды Врублевской… По поездам?
Кошкина: А ты песню какую-нибудь жалобную знаешь? «Приходи на меня посмотреть»?
(Поют.)
«Приходи на меня посмотреть.
Приходи, я живая, мне больно…
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: «довольно»…
Занавес.
