Хранить СЕБЯ! Это ГЛАВНОЕ.
Не приспособиться, не обезразличиться.
Обратиться внутрь — там моя сила.
Дело — моя крепость...
Из дневника артиста Олега Даля
«И думаешь — а не на кладбище ли живешь?»
Если спросить, кто из отечественных актеров мне больше всего по душе, не задумываясь, отвечу: Олег Иванович Даль. И не только потому, что он был выдающимся артистом и меня в юности кое-кто из друзей называл принцем Флоризелем, которого Даль эффектно сыграл в популярном телефильме «Приключения принца Флоризеля».
Дело в том, что Олег Иванович обладал прелестной страннинкой, которую сам очень ценил в людях. Какой-то трагически-гамлетовской чудаковатостью и непохожестью на других привлекают меня такие харизматичные актеры, как Олег Даль, Иннокентий Смоктуновский, Владислав Дворжецкий, Александр Кайдановский. Увидев их однажды, уже никогда не забудешь и не спутаешь с другими.
Наличие особого внутреннего мира у творческих людей подчеркивает их непохожесть на других. И меня не удивляет, что Анатолий Эфрос (у которого играл Даль) и Михаил Козаков (причислявший себя к друзьям актера) никак не могли его до конца понять. Для них он так и остался человеком-загадкой. А что уж говорить о тех, кто никогда не принимал и не понимал людей со странностями, или, как их еще называют, не от мира сего. Действительно, как слепому понять немого?
Начальники от искусства, чувствуя за версту инородность Даля, обозначили его «своеобразным» и попытались усомниться в его профессиональных качествах. Однажды ему заявили: «Кто вы такой? Вы думаете, что вы артист? Да вас знать никто не знает. Вот Крючков приезжает в другой город, так движение останавливается. А вы рвач. Вам только деньги нужны».
Как тут не вспомнить эмоционально высказанное пророчество великого актера: «Ну что ж, мразь чиновничья, поглядим, что останется от вас, а что от меня!»[1]
Действительно, если раньше Высоцкого, Даля и Тарковского травили и умаляли их роль в искусстве, то теперь, по прошествии времени, признали великими. И по мере того, как их значимость возрастает, появляются новые «коллеги-приятели», утверждающие, что всегда понимали и поддерживали этих людей.
Друзья Даля отмечали его особое (я бы сказал, патологическое) свободолюбие и интеллектуальность, а враги — замкнутость и манию величия. С родными и близкими он старался быть мягким и внимательным,[2] с недоброжелателями был всегда черств и желчен. Несмотря на это, почти все, кто разбирался в искусстве (и друзья, и враги), сходились в одном: он был необыкновенно талантлив. На его репетиции приходили смотреть актеры других театров, и это говорит о многом.
Меня и Олега Даля связывают какие-то незримые нити. Мы с ним Близнецы по гороскопу, к тому же я родился летом 1959 года, а Даль в это же время окончил школу и поступил в Театральное училище при Государственном академическом Малом театре СССР. Когда я впервые увидел его на экране, сразу почувствовал: мой любимый актер. И хотя ничего о нем не знал, тем не менее воспринимал уже как близкого человека. Даль привлекал меня удивительной чистоплотностью в искусстве, ярко выраженной аристократичностью и интеллектуальностью. Он поменял несколько театров, потому что самостоятельно мыслил и боялся потерять свою индивидуальность. Даль упорно не хотел быть исполнителем чужой музыки. Старался оставаться таким, как есть, со всеми пристрастиями и комплексами. Особенно остро, почти болезненно реагировал на бесталанность и непрофессионализм многих коллег, чувствуя себя среди них чужим. Резко и беспощадно высказывался в их адрес, не заботясь о последствиях. Почти физически не переносил чиновников от искусства, с которыми часто сталкивался. Они же, пользуясь своим положением, унижали актера: запрещали снимать, готовые фильмы с его участием часто клали на полку, делали «невыездным» — в течение 10 лет ему не разрешали покидать пределы СССР.
Жизнь людей, поцелованных Богом в темечко, наполнена символами и загадками. Вот и свободолюбивый Даль (уходивший из разных театров, громко хлопая дверью) свою последнюю роль сыграл все-таки в родной альма-матер — академическом Малом театре (очередная шутка Судьбы?), где всегда играли заслуженные актеры. Недаром об этом театре говорили: это русская Academie des Sciences! Коллегия бессмертных! У Олега Ивановича Даля не было никаких званий и привилегий, себя он с горькой усмешкой называл не народным, а инородным, но когда умер, его достойно похоронили, как актера весьма серьезного академического театра.
На сайте Малого театра о нем сказано: «Даль Олег Иванович (25.05.1941–03.03.1981), актер. Простота и естественность соединялись в образах Даля с импульсивным психологизмом, заразительной ироничностью. Создал новый современный художественный тип, воплощенный в произведениях остросоциального, камерно-психологического или фольклорно-синтетического характера».
Даль тоже выразил свое отношение к театру, записав в дневнике:
«Я в Малом. Вроде бы в нелюбимый дом вернулся.
Что значит в нелюбимый?
Вот стоит дом в лесу на берегу тихой речки, и родился я там, и вырос, и хорошие люди его населяют, а душе неуютно.
Брожения чувств нету.
Новых мыслей боятся, а люди хорошие, тихие. По вечерам чай пьют на веранде, на фортепьянах играют и поспать любят.
И мне хорошо и покойно. Но вот покой этот раздражать начинает.
И думаешь — а не на кладбище ли живешь?
Жизнь-то мимо мчится, и доносится далекий перестук колес, и хочется в тот поезд. Намотаешься и обратно тянет. За это и не люблю. Вязкое место».[3]
Видно, что к актерам Малого театра Даль относился вполне доброжелательно,[4] и хотя назвал он театр нелюбимым, но все-таки домом, в который всегда возвращаются, когда больше некуда идти.
Его не устраивала система ценностей того времени, особенно губивший искусство соцреализм. В последние годы брежневского застоя разлагалась не только политическая и экономическая жизнь страны, но и культура.
Поэтому единственным утешением для измученной души Даля оставалась работа. Своим лозунгом он провозгласил: «Дело, дело и еще раз дело!» Все, что не касалось творчества, Олег Иванович считал суетой: всевозможные почести, взаимные восхваления, пробивание льгот. Даже для поклонников он старался оставаться незамеченным. Предчувствуя, что ему отведено мало времени, Олег Даль стремился творить — играть, писать, рисовать и… думать, несмотря на то, что ему в этом часто мешали.
Остался самим собой
Олег Даль считал себя абстрактным мечтателем.
«Таким родился, таким был всегда и, видимо, таким останусь, — писал он в своем дневнике. — Отсюда мой выбор занятий. Не конкретен вообще, но конкретен в частности».
Он жил в постоянной борьбе и противостоянии с самим собой и с окружающим миром. Будучи максималистом, не щадил коллег, но и к себе предъявлял весьма строгие требования. Однажды Даль написал: «Я себе противен до омерзения».
За полтора года до смерти Олег Даль снимался в телефильме «На стихи Пушкина». Находясь в Михайловском, в Доме-музее поэта, он, рассматривая дуэльные пистолеты, обронил: «В те времена я бы и до двадцати не дотянул… Пришлось бы через день драться…» В этих словах весь Даль, для которого честь — не только красивое слово, но и краеугольный камень его мировоззрения. Поэтому он искренне ненавидел подлецов и хамов, не жалел бездарностей. Несмотря на тяжелый характер, «закидоны» и странности, он был человеком чести, творцом голубых кровей, Дон Кихотом советского театра и кино.
К сожалению, Олег Иванович многое воспринимал слишком остро и пессимистично. Собственные роли, которые казались ему слабыми и неудачными, с издевкой рецензировал, хотя некоторые из них были весьма благодушно приняты зрителями. Такой жесткий подход к собственному творчеству позволял продвигаться вперед, но забирал много сил — моральных и физических. Его ранний уход из жизни был предопределен. И дело здесь не только в пьянстве — тяжелая болезнь была лишь следствием серьезной причины. Даль задыхался в удушливой атмосфере, которая сложилась в те годы в театральной и кинематографической среде. К тому времени Олег Иванович окончательно перестал доверять театральным авторитетам.[5] Ему не хватало чистых творческих взаимоотношений. Он не мог примириться с тем, что между людьми искусства процветало угодничество, о таланте судили по званиям и должностям. Получение интересных ролей зависело от близости и преданности главному режиссеру, смелые новаторские идеи, если они не были согласованы с партийными чиновниками и вышестоящими организациями, не одобрялись и пресекались. Да и коллеги по цеху частенько беззастенчиво отталкивали других, чтобы самим оказаться на виду.
Наученный горьким опытом, Даль замыкался и «щетинился как еж». Поэтому и переходил из театра в театр, надеясь найти свою «синюю птицу», и, как сказал Михаил Козаков, «…в этом поиске проходила вся его прекрасная и нескладная жизнь».
И ломать меня ломали, и терзать меня терзали,
Гнули, гнули до земли, а я выпрямился...
Я не клялся, не божился, я легко на свете жил.
Хоть в четыре стенки бился, волком на луну не выл...
Можно плюнуть с горки в реку,
Поднатужиться, напрячься и подпрыгнуть на вершок,
Можно душу человеку измолоть на порошок...
Ах, ломать меня ломать…
Ах, терзать меня терзать!.. [6]
Известный театральный режиссер Иосиф Райхельгауз, у которого когда-то играл Даль, откровенно заметил: «Это сегодня я понимаю, что артистов такого масштаба, артистов такого класса нужно терпеть, а тогда, естественно, мне казалось, что вот я сейчас, наконец, наведу порядок в русском театре и заодно поставлю на место Даля. К сожалению большому, мои старшие товарищи, боюсь, думали так же».
Получается, одни завидовали Далю, другие были обижены тем, что он не признавал их «заслуг», а кому-то просто не хватило времени, чтобы понять: большое видится на расстоянии. Вокруг Даля образовался вакуум, распространился слух, что с ним вообще невозможно работать. Олег Иванович находился на грани физического и морального истощения, чувствовал безысходность и скорую кончину.
Помоги и спаси,
О Господи.
Сбереги и укрой,
О Господи.
Мягким снегом меня занеси, Господи.
И глаза свои не закрой, Господи.
Погляди на меня,
О Господи.
Вот я весь перед тобой,
О Господи.
Я живу не клянясь,
О Господи.
Подари мне покой,
О Господи…[7]
Однажды на вечере в Тарханах, заметив, что Даль находится в мрачном состоянии, одна женщина произнесла: «Берегите себя, Олег Иванович. Мы все вас очень любим. Вы нам очень нужны».
Я часто мечтал: создать бы машину времени и встретиться с Далем. Неоднократно представлял наши беседы, зная, что расскажу ему и чем поддержу. Обязательно повторил бы эти слова: «Берегите себя. Вы нам нужны». Наверное, подобные мысли посещали и других поклонников Олега Ивановича. Открыв как-то страницу Даля на сайте Кино-Театр.ru, я обнаружил более двух с половиной тысяч сообщений о своем любимом актере! Посетители сайта в течение нескольких лет делятся своими мнениями о Дале. Оказывается, для многих он — самый любимый актер и мужчина, великолепный, легендарный, незабываемый! Самый уникальный театральный Артист, блистательный Гений, лучший в мире актер всех времен и народов! Навсегда волшебный.
Удивительно, что люди так тепло вспоминают человека, которого нет с нами уже более тридцати лет. Вот вам и мания величия, которую приписывала Далю режиссер «Современника» Галина Волчек. Да, величие, но высказанное актеру не его коллегами и режиссерами, а зрителями. С ними солидарен и Эдвард Радзинский, который в свое время тоже «пострадал» от Даля.[8] «Он был болен одной из самых прекрасных и трагических болезней — манией совершенства», — сказал об актере известный писатель, драматург и сценарист.
А вот еще несколько зрительских откровений о личности Даля и его творчестве.
— Даль — это зияющая и незаживающая рана нашего искусства. Была в нем всегда какая-то надломленность, предчувствие раннего ухода. Таких актеров всегда не хватает. Они действительно приходят на краткий миг, освещают жизнь вокруг себя яркой вспышкой и сгорают. И такое впечатление после этого, как будто ты ослеп. Полная тьма.
— Я вырос на таких актерах, как Олег Иванович Даль. Без них себя самого не вижу.
— Советское киноискусство совершило страшный и непростительный грех перед этим Актером! Дело в том, что Даль обладал редким даром трагика, причем умел сыграть трагедию без слов, одними глазами. Назовите мне, кто у нас в этом ряду? Пожалуй, только Борисов, Ступка и, как ни странно, Евгений Леонов. Все!
— Мысленно прошлась по кинематографу и театральным актерам — никого не вижу похожего.
— Без него НИКАК! Он живой и он же память многих тысяч людей, наша радость и наша боль. С годами любовь к нему не проходит, не остывает — мы его ждем, встречи, его слова.
— Невероятной глубины и поразительной высоты его талант.
— Нынешнее поколение актеров, к моему глубочайшему сожалению, не соответствует уровню этого мастера даже на один процент. Увы...
— Подобно М.Ю. Лермонтову Даль был одинок. Он был не то чтобы лучше всех, он был просто ДРУГОЙ, как он сам о себе сказал: «ИНОРОДНЫЙ».
Да, для многих коллег по творческому цеху, к сожалению, он был другим — непонятным. Например, за насмешку над классической поэзией он мог расстаться с товарищем. В свое время Олег Даль с удовольствием общался с Юрием Богатыревым, они вместе снимались в картине «Отпуск в сентябре». Однажды по телевидению Даль увидел Богатырева в какой-то юмористической программе. Тот читал Пушкина «Я вас любил» и рыдал. Оказалось, что Богатырев резал лук и поэтому плакал. Даль был сильно возмущен, и их отношения после этого заметно охладились. Ведь к поэзии Пушкина у Олега Ивановича отношения было святое. Подобное уважение испытывал и к поэзии Лермонтова. Михаила Юрьевича очень любил и Николай Бурляев, сыгравший с Далем и Богатыревым в фильме «Отпуск в сентябре». Мне было интересно узнать, как он относится к Далю, и при случае я его об этом спросил.
— Замечательная личность, трепетный человек, — с чувством начал вспоминать Николай Петрович. — Почему-то всегда при мне робел и как-то притихал, хотя был постарше. Олегу я даже немного подражал интонациями. Что-то у нас было общее в голосе. И когда он узнал, что я окончил во ВГИКе режиссерский, то позвонил и спросил: «А не мог бы ты мне помочь туда попасть, я тоже хочу на режиссерский». Я поговорил с Львом Кулиджановым и рассказал ему, что Олег Даль хочет идти учиться, но почему-то там дело не заладилось.
Вообще Олег удивительный, трепетный, нежный, глубокий человек, но, конечно, водка, она — бич жуткий. Кстати, я считаю, что «Утиная охота», где мы с ним играли, — это и у меня худшая роль, и у него не лучшая. Если бы он тогда не пил!
Я вам открою: именно в те годы я бросил это дело, полностью отрезал, потому что мы уже дошли до того, что в паузах шли с Олегом к бару, брали коньячку и потом в кадр — играем. Дело было в кафе, и там был бар. Потом я увидел, что это мешало и Олегу, хотя он играл алкоголика, и мне быть более тонкими, глубокими в реакциях, в игре.
Я с большим уважением отношусь к Николаю Петровичу Бурляеву, он самобытный актер, интересный человек, однако в его рассказе, на мой взгляд, все-таки свозит определенный субъективизм. Трудно представить, по какой такой причине Олег Даль вдруг начинал перед Бурляевым робеть, и робел ли он в то время вообще перед кем-либо? Да и во ВГИКе Олег Иванович был два раза (на режиссерских курсах в мастерской Л. Хейфеца в 1975 году и в мастерской А. Алова и В. Наумова, которые пригласили его туда сами в 1980 году). Очень сомнительно, чтобы Даль просил кого-либо составить ему протекцию, тем более на кинематографическом поприще! А что касается его роли в фильме «Отпуск в сентябре» то, по мнению многих, это одна из лучших ролей Даля, потому что он там играл не столько своего персонажа, сколько самого себя — уставшего от жизни человека. Недаром Олег Иванович говорил: «Зилова может сыграть только один актер — Олег Даль».
Через десять лет после ухода Олега Даля распался Советский Союз, а вместе с ним исчез и соцреализм — идеологическое направление официального искусства. Кардинально изменилось отношение к театру и кино со стороны государства. Если раньше для советских руководителей основным мерилом таланта актеров и режиссеров являлось их отношение к власти, то теперь основной критерий — коммерческий успех. В советский период даже посредственности, которые активно восхваляли и поддерживали курс партии и правительства средствами искусства (кинематографа, театра, литературы, живописи), могли получить официальное признание, звания, приличные условия работы, доброжелательную критику и т.д.
Как ни парадоксально, но и в наше время происходит нечто подобное. Идеологический пресс ловко заменили финансовым. Правила в искусстве теперь устанавливает не партия-правительство, а шоу-бизнес. Хотя что бы ни говорили, и нынешняя российская коммерция все-таки невозможна без лояльности к власти. Индустрия развлечений приносит хорошую материальную выгоду и отвлекает население от насущных проблем. Выгодно и безопасно — как сейчас говорят, два в одном.
Кинопродюсеры используют любые ухищрения, чтобы получить прибыль. И не важно, что сюжет очередного произведения высосан из пальца, что подобного в реальной жизни не бывает, что одни и те же актеры пользуются привычными клише. Даже если зрители через месяц забудут «шедевр», он все равно принесет деньги.
Как относился к соцреализму Олег Даль, хорошо известно. Трудно представить его и в современных бесконечных телевизионных сериалах, художественный уровень которых сопоставим с откровенно слабыми заказными пропагандистскими фильмами прошлого. Невозможно представить, чтобы нынешняя кинематографическая ярмарка пошлости и безвкусицы вскружила голову Далю, Высоцкому, Тарковскому и тем особо совестливым творческим личностям, кто занят поиском истины.
К сожалению, уже нет в живых верной спутницы Олега Ивановича — супруги Елизаветы Даль, да и многих друзей и коллег, с которыми работал актер. Хорошо, что они успели оставить свои воспоминания об одиноком страдальце — «усталом мудром мальчике с добрыми глазами», который, несмотря на официальное непризнание, навсегда остался в истории отечественного кино и театра, а также в сердцах многочисленных поклонников. Я, например, дважды общался с Олегом Далем. И хотя эти встречи случились во сне, они, тем не менее, оставили у меня глубокий эмоциональный след в душе. Это было год назад. Олег Иванович находился там, где сейчас пребывает: в мире, куда вход живым не разрешен, разве только во сне. Беседовали мы в какой-то небольшой комнатушке, типа студенческого общежития, куда время от времени кто-то заглядывал и заходил. В принципе он был доволен, потому что очутился в каком-то театре. Я его спрашиваю: «Олег, что вы делаете в этой труппе?» Он отвечает: «Там есть и неплохие актеры. Театр — это все-таки дом». Второй раз видел его совсем недавно. Сидели за столиком, беседовали. Даль спросил: «За кого меня у вас почитают?» Я ответил: «За великого актера». Почувствовав его недоверие, воскликнул: «Это правда!» И чуть не плача добавил: «Лично для меня вы — самый гениальный!»
[1] Олег Даль. Дневники. Письма. Воспоминания. М., Центрполиграф, 1999. С. 444.
[2] Хотя из-за сложного характера и чрезмерного употребления алкоголя это ему не всегда удавалось.
[3] Олег Даль. Дневники. Письма. Воспоминания. М., Центрполиграф. 1999. С. 445.
[4] Ко многим коллегам из других театров, с которыми Даль работал, он относился гораздо жестче, но особая неприязнь у него была к театру «Современник».
[5] Об этом он записал в своем дневнике: «Кроме того, я уже потерял к тому времени всякую веру в авторитеты вроде Ефремова и иже с ними, понял, что, кроме корысти, они ничего не ищут в искусстве, и прекратил с ними отношения».
[6] Олег Даль. Зима. Монино. 1981.
[7] Олег Даль. Зима. Монино. 1981.
[8] Взявшись играть в одной из пьес Радзинского, Даль оставил роль перед генеральной репетицией.
