1
Октябрьским хмурым вечером промозглый дождь лил как из ведра. Он проникал за ворот, хлестал по щекам и застилал глаза. Было ощущение, что ливень сейчас правит во всём мире и никуда нельзя от него деться. Буйство холодной воды казалось Сергею логичным завершением чёрного и несчастливого дня. Сначала у него украли сумку, в которой помимо денег находились документы, потом он поссорился с Людмилой, да так сильно, что, скорее всего — навсегда. И вот, в довершение, час назад он узнал о проблемах на работе, в результате которых его — с вероятностью девяносто процентов — уволят.
Так что — лей, лей, всепоглощающий дождь. Смой всё в бездну мрака, чтобы не осталось ни одного напоминания о счастливых мгновениях, ещё, казалось бы, утром гревших душу. Нет в этом потоке выхода, и это закономерно. Автобусы уже не ходили, денег, что остались в карманах джинсов после того, как Сергей приобрёл небольшую бутылочку коньяка, уже не хватало на такси. Зонта не было. Да и смысл прятаться от вездесущих небесных струй давно пропал, ведь куртка промокла насквозь и в ботинках хлюпала влага. Сергей шёл через ночной город быстрым шагом, погружённый в мрачные мысли, поэтому происходящее вокруг более не создавало дискомфорта, а лишь подчёркивало беспросветную сырость внутри.
Люда… Как же глупо всё получилось. Да, день выдался трудный, но нужно же было сохранить самообладание, чтобы этот негатив не отразился на личных отношениях. Грубое слово, сказанное в горячке, послужило поводом для обострения накопившихся обид и противоречий, обсуждение которых недальновидно откладывалось на потом. Все эти её приступы ревности на ровном месте, и в то же время — какая-то безответственная фривольность при общении с противоположным полом требовали искреннего разговора и поиска компромиссов. Все эти неудовольствия, вытекающие из того, что мужчины обычно относят к банальным капризам, но в действительности имеющие обоснованный фундамент в рамках женского образа мысли — подтачивали корни, казалось бы, уже таких крепких связей. Конечно, и сам Сергей был далеко не эталон. Неспособность лишний раз проявить внимание, даже просто позвонить, что он списывал на природную скромность и загруженность, снижала его «личный рейтинг». Однажды, задержавшись на работе, он забыл, что вечером они собирались пойти в кино, но даже не известил о случившемся аврале — просто не пришёл, подумал — поймет и простит. Поняла, но не простила. По крайней мере, прощения пришлось добиваться долго.
Три года отношений — срок немалый. Некоторые друзья-приятели Сергея за такой отрезок времени успели не только сходить в ЗАГС, но и обзавестись детьми. Коллега по работе — Пашка Симаков — уж на что тихоня, а через полгода после знакомства с девушкой стал жить с ней на съёмной квартире и теперь помышляет о штампе в паспорте. У Сергея осталась приличная квартира от бабушки, на которой он теперь жил, а всё же до сих пор не хватало духа предложить Людмиле переехать к нему. Её родители придерживались очень строгих принципов и о гражданском браке дочери вряд ли хотели бы слышать. На перспективного зятя они смотрели с некоторым пренебрежением, естественно полагая, что их замечательная дочь достойна лучшего. А тут ещё — без обязательств и юридических гарантий. Мало ли нынче прохвостов и проходимцев. Сергей был не прочь и жениться, однако экономические неурядицы, связанные с довольно частыми потерями мест работы, делали это предприятие в настоящий момент слишком обременительным.
Его примеры истинно мужского поведения обитали разве что в книжках, а посоветоваться можно было, пожалуй, лишь с интернетом. Отца он даже не помнил, а больная мама еле концы с концами сводила на свою нищенскую пенсию. И вот тут, казалось бы, Сергей в кои-то веки неплохо трудоустроился, открылись хорошие перспективы… но и здесь случилась драма. Видите ли, фирма решила задуматься об экономии на волне очередного финансового кризиса и сократить штат. Конечно же, в список тех, с кем пришлось расстаться, попал «везунчик» Сергей Судьбин. Всего за каких-то семь месяцев он умудрился создать мощную клиентскую базу и наладить прекрасные отношения с подрядчиками и поставщиками, но заслуги — не в счёт, ведь всё это стало теперь собственностью компании. Ничего, как говорится, личного — просто бизнес.
2
Сгустившаяся ночь обостряла чувство потерянности. Разрозненные мысли сливались в один истошный гул и не давали возможности сосредоточиться на происходящем вокруг. Коньяк уже остыл в голове и перестал пускать в кровь своё медленное электричество. Впрочем, вряд ли он мог теперь помочь. Так или иначе, впереди показался знакомый квартал, а значит, ещё немного и из-за угла вынырнет серое девятиэтажное здание с глупыми и пошлыми надписями на входной двери, сделанными трудновыводимыми фломастерами и краской, и дребезжащим лифтом, ползущим с нервозным скрежетом под самую крышу.
Сергей шёл вдоль стены большого продуктового магазина, уже закрытого, но дежурным освещением создающего зону относительной видимости. Над служебным входом имелся небольшой козырёк. Если бы одежда давно не промокла до нитки и хватало бы времени, чтобы переждать непогоду — можно было бы укрыться под ним. Но спасать от сырости стало уже нечего, да и в третьем часу ночи ждать милости от природы тоже казалось сомнительным решением, учитывая, что утром надо было встать пораньше, чтобы попытаться хоть немного поправить свои дела.
Однако, проходя мимо, Сергей обнаружил прибежище занятым — в небольшом квадратике света, упавшем из-за стеклянной двери, ютился какой-то тёмный комок. Комок был явно живым, так как иногда шевелился. Чтобы понять, к какому виду относится эта форма жизни, требовалось прервать быстрые шаги и взойти на крыльцо. Думай бы Сергей в этот момент логически, голос разума наверняка сказал бы ему: зачем тебе это надо? Но промокший и озябший человек посреди нахлынувшего осеннего ливня уже не обращался к логике — ему просто хотелось в эту минуту и в этом месте почувствовать, что он не один.
И он действительно был здесь не один. Под навесом на холодных, но почти сухих, бетонных плитах клубком свернулся котёнок чёрной масти. Окрас существа соответствовал ночной тьме, и всё же не помог найти у неё покровительства. Животное, вероятно измождённое голодом, даже не пыталось убежать. А может, в Сергее оно увидело спасителя, пришедшего в ответ на нехитрые кошачьи молитвы. Существо приподняло голову и приветственно мяукнуло, блеснув маленькими бусинами глаз.
— Не самое лучшее время для прогулок, в такую погоду, как принято говорить, хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, а уж кошку и подавно, — грустно пошутил Сергей, склонившись над находкой.
Котёнок, будто признав своего, встал на все четыре лапы и начал тереться боком о брючину. Удивительно, но это был именно тот жест, который после всего, что случилось за последние сутки, смог притупить ноющую душевную боль. Кто-то явно оказался в более жестокой жизненной ситуации, и теперь этот кто-то нуждался в помощи, обратившись к тому, в ком на протяжении долгих часов зрело чувство собственной никчёмности. А ведь и правда, подумал Сергей, я ещё на что-то годен, поэтому мне доверяют. Он протянул руки и взял в ладони дрожащее тельце — так, должно быть, трепещет маленькое сердце ребёнка в надёжных объятиях взрослой опеки.
— Не бойся, малыш, хоть ты уже знаешь, что такое предательство и несправедливость, сейчас можешь не бояться — я как, может быть, никто другой понимаю тебя, — с этими словами Сергей бережно поместил тёмный живой комок за пазуху и почувствовал еле уловимое благодарное урчание.
Шаги ускорились, а дождь из физического состояния перешёл в абстрактное — стал философской категорией, обозначил собой липкий холод бесконечного пути сквозь тьму. Впрочем, минут через десять тьма на время сдалась, и Сергей нырнул под качающийся свет фонаря перед входом в знакомый подъезд. За железной дверью свет отыгрался за очередное досадное поражение, заполнив пространство тамбура настолько, насколько хватало сил у мощной лампы. За пазухой зашевелился отогревшийся комок и издал слабый писк — то ли от удивления, то ли из-за тревоги перед неизвестностью, то ли просто напоминая о своём существовании.
Сергей положил растерянную в условиях новой для неё реальности ношу на пушистый коврик перед дверью в ванную, а сам поспешил избавиться от мокрой одежды. Вытерев насухо махровым полотенцем голову и облачившись в домашнюю тёплую рубашку, он подхватил котёнка и понёс его на кухню, чтобы провести ревизию холодильника. На дверце, к счастью, оказалось полпакета молока. Найдя небольшое блюдце, Сергей наполнил его почти до краёв и придвинул к котёнку. Тот, едва понюхав предложенное угощение, быстро сориентировался и активно заработал маленьким язычком.
— Насколько я понял, проведя небольшой первичный осмотр, ты — кошка, а, значит, нужно подобрать тебе приличное для вашего рода-племени женское имя, — Сергей уселся рядом на табурет и задумался. — Мурка — избито, Багира — слишком претенциозно, а Пружинка — нельзя, так звали кошку из моего вихрастого детства, и второй быть не может. Связано твоё появление с дождём, поэтому, немного обыграв, могу предложить — Доша. Даже созвучно со словом «душа» получается. По-моему, хорошее имя. Ты не находишь?
Но Доша была увлечена поглощением молока, поэтому ничего не ответила. Возможно, впрочем, это было лишь молчаливое согласие. Глядя, с каким аппетитом кошка лакает из блюдца, Сергей вспомнил, что сам по-волчьи голоден. Он согрел себе чай и на скорую руку соорудил несколько больших бутербродов с колбасой, обрезки которой дополнили поздний ужин Доши. Время близилось к утру, нужно было скорее готовиться ко сну. Досыта наевшись, котёнок умывал лапой мордочку с чувством глубокого удовлетворения. Сергей нашёл в углу коробку от новых ботинок, устлал её дно поношенным шарфом и поместил в импровизированную колыбель Дошу. Было уже очень поздно, поэтому помывка животного, принесённого с улицы, перенеслась на следующий день.
Кошка свернулась маленьким колечком в коробке и напоследок сладко зевнула. В этот момент захотелось, чтобы всё остановилось, замерло — даже дождь, продолжавший настойчиво лупить в стёкла окон. Захотелось, чтобы всё свернулось в клубок и укатилось по мягкому желобу безмятежного сна. Сергей плюхнулся в кровать, и крепкое забытьё исполнило его желание.
3
Утром тишину нарушил не будильник, а телефон. Спросонья было трудно нащупать на придвинутом стуле джинсы, в кармане которых лежал мобильный.
— Здравствуйте! — поприветствовали Сергея.
— Здравствуйте! — ответил он незнакомому голосу.
— Вы ведь Сергей Судьбин? Я правильно понимаю?
— Правильно. Кто вы?
— Мне кажется, вы потеряли документы. По крайней мере, сегодня утром возле своего гаража, когда выгонял машину, я обнаружил мужскую сумку, где лежали какие-то бумаги и паспорт на ваше имя. А ещё россыпь визиток сотрудника отдела продаж фирмы «Телегоризонт», по всей вероятности занимающейся кабельным телевидением, откуда я и взял этот номер.
— Просто замечательно, — Сергей чуть не подпрыгнул на кровати от радости.
— Я готов с вами встретиться сегодня в обед, чтобы передать находку. Прекрасно понимаю, каких нервов стоила пропажа. Давайте где-нибудь в центре. Например, в кафе «Кошкин дом». Я там частенько обедаю.
— Хорошо. Полпервого устроит?
— Да, вполне. Меня зовут Алексей. Я буду в светло-коричневой кожаной куртке.
— Заранее благодарю.
— И знаете что — мне не нужно никакого вознаграждения. Я вполне состоятельный человек и к тому же принципиальный. На чужом горе бизнес не построить, по опыту знаю. А ещё у меня сын на днях родился. Думал уже никогда не испытать мне счастья отцовства. И тут такое чудо. Как же мы с женой долго этого ждали. Чудом нужно обязательно поделиться, иначе оно не будет отблагодарено и может растаять. Рад, что у кого-то тоже сегодня будет праздник на душе. Впрочем, вернуть утерянные документы — это такая, в сущности, мелочь. Я обязательно должен сделать что-то по-настоящему хорошее. Извините, я отвлёкся. Жду вас в полпервого в «Кошкином доме». До встречи!
Сергей, несмотря на то, что не выспался, сразу взбодрился. День начался на удивление превосходно. Доша сладко спала в коробке — так, как, наверное, ещё никогда за свою пока короткую жизнь. Вид детской безмятежности настраивал на то, что сегодня потрясений больше не будет. Ох уж эта любовь суеверного и мнительного человека к различным знакам судьбы. С другой стороны, может, и правда, есть какая-то связь между тем, что внутри отдельно взятой жизни, и тем, что внутри отдельно взятого мира? Может, породившая нас действительность продолжает чутко реагировать на все наши колебания и, будто круги на воде, после каждого нашего самого ничтожного шага оставляет какие-то распознаваемые следы, которые мы не всегда верно толкуем?
Вероятно, так. Иначе — совсем уж как-то страшно и одиноко. Иначе — беспомощность, пустота, богооставленность, надежда лишь на самого себя, которого без труда способно перемолоть любое досадное недоразумение, любая житейская мелочь. Доша беззаботно спала и вряд ли знала, что стала символом светлых надежд. Вылив в миску остатки молока, Сергей вышел из дома.
Улицы были ещё сырыми после ночного дождя, и в этой сырости город проступил, будто тёмно-серое пятно на школьной промокашке. Строгие контуры заострились, и на этих лезвиях уже явственно виднелся первый снег, который всего через какой-то месяц возвестит о неминуемом переходе к зиме. Однако сейчас Сергей нёс за пазухой нездешнее ласковое солнце, растекающееся по всей периферии сердца со щемящим чувством робкой и необъяснимой радости. Вчера там — за пазухой — больную душу согревал пушистый комок, неожиданно появившийся на пути, как шанс вновь ощутить себя по-настоящему человеком, и вот, видимо, откликнувшись на это тепло, здесь и забил некий источник жизни.
Впрочем, забрезживший свет продолжал преломляться в призме давящей тоски той потери, что вряд ли восполнят в столе находок. Люда успела стать незаменимой частью реальности, где теперь было трудно искать равновесие. Но если так хорошо всё начинает складываться, может быть, и здесь должен наметиться ренессанс. Очень хотелось отбросить весь свойственный ему скептицизм и поддаться простому детскому чувству ожидания чуда. Часть этого чуда, несомненно, уже произошла. Ну разве не мистикой стало сегодняшнее утро с этим телефонным звонком странного человека, фамилии которого он даже не знает.
А кошка Доша? Ведь именно с неё — с беспомощного существа, вырванного из лап бесприютного осеннего ливня — началось своеобразное «исправление кармы». Вернуть документы должны, между прочим, не где-нибудь, а в кафе «Кошкин дом». Провоцирующее фантазии совпадение, но как же символично выглядит. Эдакое кошачье мерси с тонким намёком на исполнителя, который, будто в сказке, за своё спасение волшебным образом оказывает неоценимую для главного героя услугу. Доша — она может, она точно из сказки. Если память не подводит, тот магазин с крылечком служебного входа и козырьком над ним и назывался-то «Сказка». Вот ведь действительно забавно.
Эх, Доша, если ты и впрямь послана откуда-то свыше, то должна ещё раз помочь. Сергей вертел в руках сотовый телефон, где найденный в списке абонентов номер Людмилы уже сиял, будто заветный код к замку, открыв который можно было или вернуться в объятия потерянного счастья, или окончательно утвердиться в том, что ничего уже не изменить. Осталось лишь нажать на клавишу вызова и узнать, какой сценарий окажется единственно возможным с точки зрения высших сил. Не позвонить — упустить и этот шанс. Потянулись длинные гудки — длиннее, чем обычно. Сергей вслушивался в них, как в гул бесконечного коридора, откуда вот-вот должны послышаться знакомые шаги. И тут гудки оборвались, впустив с того конца глубокий и напряжённый выдох.
— Я слушаю тебя.
— Люда, здравствуй!
— Здравствуй! Ну и зачем ты звонишь? — на этом вопросе голос по ту сторону слегка дрогнул.
— Звоню, чтобы узнать, как ты. Я ведь со вчерашнего дня только о тебе и думаю. Мне кажется, мы совершаем какую-то нелепую ошибку. Ты же знаешь, что я люблю тебя.
Людмила хотела какой-то эмоциональной фразой перебить Сергея, но последние сказанные им слова пресекли зарождающуюся реплику. Повисла пауза.
— Не поверишь, мне всю ночь почему-то снились кошки, — неожиданно сказала Люда.
— Кошки? Ах, ну да. Конечно же, кошки, — Сергей внутренне улыбнулся, вспомнив свою новую питомицу. — Чёрные кошки в тёмной комнате?
— Откуда ты знаешь, что кошки были чёрными? Вернее, чёрная была одна. Она постоянно просилась на руки и очень музыкально мурлыкала, когда я гладила её.
— Знаю откуда-то. Просто образ очень яркий — чёрная кошка традиционно олицетворяет человеческие страхи, но можно иногда попытаться не то чтобы примириться с ними, а представить их в ином ключе — в виде хрупкого существа, которому вместо суеверной рефлексии нужно обычное человеческое участие.
— Хорошо сказано. Почему ты раньше мне такого не говорил? Может быть, моих страхов поубавилось бы. Да и твоих тоже.
— Я думаю, теперь поводов стало гораздо больше.
Вновь повисла пауза. Сергей переложил телефон в другую руку, чтобы, наконец, разжать затёкшие пальцы, словно вцепившиеся в единственную ветку над разверзнувшейся пропастью. Он почувствовал, что стена отчуждения дрогнула и нужно развивать пока ещё робкий успех.
— Быть может, нам стоит встретиться и спокойно поговорить? Прости меня, вчера я допустил в общении с тобой неподобающий тон. Произошло сразу несколько крупных неприятностей. Это, конечно, не служит оправданием, но я действительно был сам не свой. Я всё тебе объясню при встрече.
— При встрече? Ты считаешь, что встреча может всё исправить?
— Где ты сейчас находишься?
— В центре. Сегодня же выходной, поэтому я решила побродить по городу. Хожу по магазинам, а сама даже не понимаю, чего мне от них надо. Потом вдруг вспомнила про сегодняшний нелепый сон. Зашла в книжную лавку и купила сонник. Там приводилось несколько толкований. Например, Фрейд считал, что кошки во сне говорят о стремлении к близости. Хотя у него всё к этому сводится. А в других текстах говорится, что они олицетворяют врагов. Жуть какая. Нет, моя кошка была добрая.
— Я около часа тоже в центре буду. Знаешь кафе «Кошкин дом»?
— «Кошкин дом»? Ты хочешь пригласить меня в «Кошкин дом»? Да, я знаю это место. Была как-то раз там с подружкой. Симпатичное заведение. Ты на ходу придумал, после того, как я тебе про сон рассказала? Если да, то хороший ход — пусть сегодня кругом будут кошки.
— Честно говоря, у меня сегодня там встреча важная. Но это, я думаю, ненадолго. Хотя, если ты против, то можно встретиться где-то ещё.
— Нет уж. В соннике писали про какой-то подобный поворот событий, не нужно нарушать пророчество. И вообще, повторюсь, мне эта кошачья линия сюжета начинает нравиться. Уж кому-кому, а кискам в данной конкретной ситуации хочется доверять больше всего. Хорошо, в час я буду в кафе, посмотрим, что получится из этого.
— До встречи.
Сергею сразу стало легче. Он не знал, чем закончится при встрече разговор с Людмилой, но сам факт того, что он состоится, уже вселял надежду. Ещё буквально несколько часов назад всё напоминало руины античного города, которым никогда больше не быть оазисом бескрайней Ойкумены, а теперь они вновь стали обретать свою стройность.
4
Спешными шагами он добрался до кафе «Кошкин дом», на вывеске которого красовалась довольная кошачья мордочка, всем своим видом демонстрировавшая, что посетителя внутри ждут уют и сытный обед. Масть нарисованной кошки была чёрная, чем дизайнер, видимо, хотел сказать: прочь суеверия, заходи. Сергей сразу же вспомнил Дошу. Именно с таким выражением глаз она сидела возле опустошённой ею миски молока. Забавно, но пришло ощущение некоего тайного покровительства. Пушистый талисман действует и даёт понять, что рядом. Сергей улыбнулся собственной мысли и вошёл через стилизованную под старину дверь внутрь. На часах было пятнадцать минут первого — Сергей не любил опаздывать, а в его теперешнем положении это выглядело бы просто бестактно.
В кафе царила тишина. Для оживлённо пирующих компаний было ещё слишком рано. Только где-то в углу, из-за барной стойки приглушённо играл джаз. За столиком у окна сидел человек лет сорока пяти. Позади него на спинке стула висела светло-коричневая куртка. Сергей направился к нему, так как рядом больше никого не было.
— Извините, вы Алексей?
— А вы, я так полагаю, Сергей? Здравствуйте! Присаживайтесь, пожалуйста.
— Благодарю, — выдвинутый стул оказался очень мягким и удобным.
— Может быть, отобедаете со мною? Я ужасно голоден.
— Вы знаете, я вскоре собираюсь посидеть со своей девушкой где-нибудь, и боюсь, что имеющейся в данный момент наличности на две посиделки не хватит, — Сергей виновато пожал плечами.
— Ну неужели хозяин заведения не в состоянии лично угостить гостя? Тем более, я же говорил, что у меня особый случай — сын родился, гуляем, — при этом Алексей как-то по-приятельски подмигнул.
— Это кафе — ваше? — недоумённо спросил Сергей.
— Да, моё. И название вполне себе говорящее, ведь фамилия моя — Кошкин. Ну так что будете есть?
— Ох, я даже не знаю… Мне как-то неловко…
— Хорошо, я сам закажу. У нас готовят отличное жаркое в горшочках — называется «Жар-кот». Будете что-нибудь выпивать?
— Нет, что вы. У меня же встреча с девушкой.
— Ах, да, совсем забыл. И мне нельзя — я за рулём. Тогда возьмём графинчик свежевыжатого сока, — и вдруг Алексей хлопнул себя по лбу и извлёк откуда-то из-под стола небольшую спортивную сумку. — Ваша? Я совсем забыл об истинной цели нашей встречи. Простите меня.
— Она самая. Огромное спасибо! — Сергей расстегнул молнию. Небольшой суммы денег в кармашке сбоку, конечно же, не было, но все документы оказались на месте. — Вы не представляете, как я вам благодарен.
— Понимаю, я когда-то давно попал в похожую ситуацию.
— Знаете, честно говоря, со мной вчера какая-то чертовщина весь день творилась — сначала сумку украли, потом поссорился с любимой девушкой, а дальше — встал вопрос об увольнении, — Сергей был так рад находке, что потянуло на откровенность.
— Это с ней у вас сегодня встреча? Ну, тогда, ещё не всё потеряно. Видите, документы чудесным образом к вам уже вернулись, и тут, думаю, всё наладится. А с работой-то что?
— Понимаете, я устроился в достаточно престижную фирму, занимающуюся кабельным телевидением. Дела как-то сразу пошли нормально, сформировал широкую клиентскую базу, нашёл надёжных подрядчиков и поставщиков, а вчера мне заявляют, что я попал под сокращение. Все мои наработки теперь за спасибо переходят владельцам, а мне указывают на дверь.
— М-да. Бизнес есть бизнес, мой друг, однако ситуация, безусловно, некрасивая. Но сегодня для нас обоих, похоже, особенный день, поэтому и здесь возможен вариант.
— О чём вы? — в этот момент официант принёс на подносе два глиняных горшочка, из которых поднимался лёгкий пар.
— Параллельно с кафе я веду ещё ряд дел, в частности занимаюсь торговлей продуктами питания. Хочу развивать это направление, и мне нужен толковый менеджер. Я неплохо разбираюсь в людях, ведь когда-то работал следователем, и вижу перед собой порядочного молодого человека со светлой головой, которому судьба подставила ножку, но он не упал лицом в грязь. Зарплата вполне достойная, а после прохождения испытательного срока — ждёт существенная прибавка. Ну, так как?
— Даже не знаю, что и сказать. Мы едва знакомы, а вы вот так запросто предлагаете мне хорошее место. Меня это несколько смущает.
— Сергей, в жизни я часто полагался на логику и здравый смысл, выстраивал сложные стратегии, но это не спасало от ошибок, а иногда даже от серьёзных поражений. Следуя логике, моя жена не должна была родить ребёнка, потому что врачи при обследовании выявили у неё серьёзные проблемы. Но буквально позавчера случилось чудо, иначе не назовёшь — я наконец-то стал отцом. Так что лучше давайте верить в чудеса — с ними больше шансов сохранить надежду.
— Странно слышать такое от бывшего следователя. Мне казалось, что в правоохранительных органах всегда полагаются на конкретные факты, нежели пытаются связывать непредсказуемость череды некоторых событий с мистикой.
— А никакой мистики, дорогой Сергей, здесь нет — есть просто жизнь, в отношении которой мы берём на себя наглость утверждать, что многое в ней смыслим, с выражением лица, свойственным напыщенным дуракам. Взять, к примеру, убийство, совершённое маньяком — психически нездоровым человеком. Ну и какой логикой можно вычислить следующий шаг преступника, не имеющего в момент злодейства ни мотива, ни стратегии и при этом не делающего ничего, чтобы элементарно скрыть улики? Был у меня на практике случай, когда по вечерам убивал женщин не кто иной, как сам заведующий местной кафедрой психиатрии. А ведь мы к нему обращались за консультациями, в том числе и по этому делу. Хотя, если честно, меня всегда поражало то вдохновение, с которым он пытался войти в роль маньяка, в каждом обсуждаемом нами кровавом эпизоде. Но я склонен был думать о высоком профессионализме медика и о его погружённости в глубины своей загадочной и непостижимой науки. Так или иначе, вероятно, эта погружённость и стала причиной помутнения разума, привыкшего чаще иметь дело с патологиями, чем со здравым смыслом. Долго, вероятно, пришлось бы нам ловить профессора, если бы не одна случайность. После очередного убийства, предположительно с применением обычного молотка, я снова направился к светилу. Так как орудия преступлений были всегда разные — то нож, то удавка, то туристический топорик — я опустил в беседе мнение экспертов-криминалистов по поводу предмета, оставившего на теле жертвы характерные повреждения, ведь меня больше интересовала психологическая сторона. И тут психиатр, всегда очень театрально подходивший к нашим реконструкциям трагических событий, взял со стола маленький молоточек, которым обычно пользуются врачи, стуча по коленкам в ожидании нездоровой реакции нервов, и стал изображать нападение. В его движениях снова поражала чёткая уверенность, но в этот раз она проецировалась на те обстоятельства, которые удалось выяснить следственно-оперативной группе. Он бил так, будто видел перед собой изувеченное тело несчастной женщины, повторяя в своём шаманском танце смерти каждую нанесенную ей травму. И тогда во мне родилось бредовое на первый взгляд подозрение. Сопоставив отпечатки пальцев, обнаруженных на одежде жертвы и взятых у профессора, мы пришли к выводу, что это один и тот же человек. Впрочем, Сергей, вы правы: для работника правоохранительных органов любая мистика — уход от прямолинейной системы предписаний и вертикали служебной иерархии. Попытка же придать жизни свойства неподконтрольной даже надзорному ведомству области позволительна для тонкой личности и недопустима для бескомпромиссного слуги закона. Может, поэтому и подал в отставку, а может, потому, что однажды в голове впервые родился заманчивый бизнес-план, — Алексей засмеялся и, наконец-то, отправил в рот ложку с кусочком жаркого, которое, вероятно, уже успело остыть.
— Признаться, та чертовщина, о которой я вначале рассказывал — ну, все эти злоключения с кражей, со ссорой, с потерей работы — она ведь на этом не закончилась, хотя опять же скажете, что не мистика, — при этих словах Сергея его собеседник изумлённо поднял брови. — Впрочем, чудес тут, и правда, никаких — просто занятное совпадение. Вчера ближе к ночи, когда я под ливнем в удручённом состоянии возвращался домой, мне на пути попался маленький котёнок, вернее кошечка. То ли я почувствовал в ней собрата по несчастью, то ли захотелось мне быть ну хоть кому-нибудь нужным — иными словами, взял я её к себе. А утром звоните вы — говорите, что пропажа нашлась, предлагаете встретиться в «Кошкином доме», да и фамилия у вас Кошкин. Будто это тайный знак, мол, за спасённую кошечку тебе награда. И помириться с Людой надежда появилась. Я просто перенервничал очень сильно, вот и цепляюсь теперь за всякую ерунду. Вы уж извините, если что…
— Никакая тут не ерунда, друг мой. Я вот теперь ещё больше уверен, что, помогая другим, и для своей увеличившейся семьи, и для своего дела, и, пожалуй, для себя лично счастье преумножаю. Даже не как бывший следак — как человек говорю.
5
Мероприятие по передаче найденной сумки заняло гораздо больше времени, чем предполагалось. Цепочка событий разматывалась слишком стремительно, чтобы успевать следить за тем, как меняется реальность вокруг. А стрелки часов, между тем, уже давно перевалили за отметку 13.45. И тогда, с положенным для девушки — к тому же обиженной — опозданием, в дверях кафе появилась Людмила. Сергей инстинктивно сделал сконфуженный вид.
— Что — она? — полушёпотом спросил Алексей, поймав глазами его взгляд. — Не переживай, я всё понял. Беру огонь на себя, пусть день волшебства продолжается.
С этими словами он встал из-за стола, дал какие-то указания официанту и направился прямиком к Людмиле.
— Здравствуйте! Разрешите представиться — меня зовут Алексей Кошкин, и я владелец этого уютного заведения. Вас, вероятно, зовут Людмила? Что ж, мы вам очень рады. Проходите, пожалуйста, вон к тому столику, где вас ожидает ваш молодой человек и фирменный обед на две персоны. Желаю прекрасно провести время!
Людмила от изумления открыла рот, но так и не успела ничего толком ответить, потому что её уже деликатно вели под локоток навстречу Сергею, который правильно понял инициативу Алексея и с видом, будто это часть шоу, как говорят конферансье, когда на сцене что-то неожиданно пошло не по сценарию, уже протягивал на ходу руки, чтобы помочь дорогой гостье снять плащ.
Когда пара села за стол, к нему подали аппетитно выглядящие блюда и бутылку белого вина.
— Обед — за счёт заведения, — сообщил Алексей, видимо, чтобы попрощаться. — Сергей, я завтра вам перезвоню и мы обсудим детали нашего дальнейшего, надеюсь, доброго и плодотворного сотрудничества. Людмила, рад знакомству — вы, действительно, очаровательная девушка — такая, какой вас мне и описал Сергей. До свидания, друзья, мне пора в роддом к супруге.
Когда за бывшим следователем захлопнулась входная дверь, за столиком повисла пауза, которую не способна была нарушить даже приглушённая музыка из-за барной стойки. Салаты в тарелках пытались изобразить буйство зелени в глухом уголке, пока тщетно заселяемом двумя людьми, но в ней уже была какая-то жизнь. Осталось лишь пустить над этой зеленью бабочек лёгких и трепетных взглядов, обдать её пыльцой искренних эмоций, и сюда уже можно будет поместить человека. Первых бабочек отправили в полёт глаза Сергея, но те обнаружили, что здесь не первые, встретившись с капустницами взгляда Людмилы.
— Прости меня, — повторил Сергей уже сказанное его глазами.
— Дело не в том, что ты был вчера груб — я знаю, что бывают ситуации, когда слова идут вперёд мыслей, и эти слова не изнутри, а с острого края какой-то нервной ситуации, — речь Людмилы звучала, словно падающая на ворот мельницы вода — мягко, но производя размалывающий эффект. — Мы с тобой встречаемся уже достаточно давно, однако за это время я так и не поняла, кто мы друг для друга и к чему ведут наши отношения. Мне стало казаться, что ты держишь со мной удобную для тебя дистанцию, на которой у тебя всегда есть возможность успеть спрятаться в собственную раковину от необходимости отдавать себя полностью — вместе с какими-то потаёнными страхами, ревностно оберегаемыми святынями и, возможно, с некой глубоко ноющей болью. Ты, помню, рассказывал о неудачном опыте отношений, о давней неразделённой любви, поэтому я склонна думать, что ты боишься именно очередной сердечной драмы, очередного жестокого разочарования. Ну, так и я боюсь. Боюсь, что однажды створка твоей раковины захлопнется уже навсегда, потому что так спокойнее, и я останусь одна посреди этого илистого дна с горьким чувством, что снова утонула…
— Люда, ты во многом, конечно, права. Действительно, есть определённая робость и даже трусость с моей стороны в том, что я до сих пор не сделал главного шага тебе навстречу. И причины ты называешь, наверное, правильные. Понимаешь, я хочу быть с тобой, и я люблю тебя, однако у меня всё время возникает неуверенность, смогу ли я составить твоё счастье. Недавно ощутил, что в компании более успешных молодых людей ты — безусловно, выделяющаяся из общей массы своей какой-то внутренней силой и яркой внешностью — инстинктивно сразу же пыталась быть с ними на одной волне, быть равной их полёту. В эти минуты пришло горькое осознание ничтожности, и в то же время возникала скрытая гордость, ведь моим, пожалуй, единственным успехом была ты. Я отчётливо понимал в тот миг, насколько всё зыбко, ведь этот хлыщ, что блещет сейчас красноречием и чувством юмора, уже добился твоего интереса, а значит, способен добиться и большего. И ты уйдёшь, выберешь лучший вариант. Самое чудовищное в том, что это было бы справедливо. Твои же упрёки, мол, до сих пор общаюсь в интернете с однокурсницами или здороваюсь на улице с бывшей коллегой, как-то кокетливо улыбаясь, я воспринимал будто простое проявление вежливости и дежурного внимания. Я-то на него не был способен, глупо считая это чем-то неискренним, заискивающим. Зато был способен на совершенно идиотские поступки — не позвонить, не написать, не прийти. Пусть сама подаст знак, что нужен, пусть разыщет, окликнет, вырвет меня из рук самого себя, из лап этого суетного и равнодушного мира. Однако вспыхивал страх: вдруг ей всё равно, и это конец. Но ты как-то так по-настоящему и пылко обижалась, и потом мы неистово мирились — сплетались, спекались, срастались…
— Надо же, ты оказался ещё более наивен, чем я представляла. Неужели ты ревновал меня к Сашке Кривулину, к примеру? Вся его успешность лишь в том, что его папа сидит во власти, и теперь оперившееся по протекции его сиятельство возомнило себя образцом новой элиты, которая станет морально-нравственным столпом в сиянии своих привилегий. Ты и правда считаешь меня настолько алчной и неразборчивой? Я лишь хотела показать этим самовлюблённым снобам, что дочь инженера и учительницы судит об их элитарности с тех высот, на которые не ходят социальные лифты и где фамилия любимого писателя гораздо важнее написанной на двери очередного начальника. И вообще не понимаю, как нас занесло в эту компанию. Ничего себе — продвинутая молодёжь. Хотя, знаешь, я тоже виновата. Слишком много игры. Для этих породистых самцов любая юбка — даже самостоятельно мыслящая и связно говорящая — остаётся всего лишь объектом распространения своих примитивных представлений о мужественности. Наверное, со стороны это, действительно, выглядело пошло. Прости. Впрочем, я, безусловно, ждала твоей реакции — мне хотелось растормошить тебя, раззадорить. Твои идиотские поступки — в самом деле, были идиотскими. Но больше всего меня злило то, что ты не понимаешь, почему я их так долго терплю. И ревновала я тебя совершенно искренне, потому что мне стало казаться: легко пойдёшь по простому пути, если откроют дверь, поддашься — лишь бы не расставаться со сладкой иллюзорностью выбранной тобой роли.
— Люда, ты сегодня сказала, что тебе ночью снились кошки. А ведь сон-то — вещий.
— Что ты имеешь в виду?
— У меня есть для тебя практически волшебный подарок. Но это потом. Сейчас я хочу выпить с тобой за то, что чудеса — это не киношный выход за пределы реальности, а наша способность воспринимать мир максимально широко, находя в нём неожиданные точки опоры, — с этими словами Сергей налил в высокие фужеры искристого вина из заблаговременно откупоренной официантом бутылки. — Я уверен, что нам обоим есть чего ждать от этих чудес.
— Подарок, говоришь? Волшебный? Заинтриговал. Но не думай, что после вина мои критерии оценки перспективности подобных чудес станут гораздо ниже, — лёгкая улыбка Людмилы добавила последней фразе теплой иронии…
6
Когда Сергей отпер входную дверь и пропустил в квартиру гостью, из глубины комнаты, в которую уже начал проникать сумрак, выкатился чёрный комок, возвестив о своём присутствии тоненьким писком. Заметив появление в доме второго человека, Доша остановилась в недоумении и широко распахнутыми глазами уставилась на молодых людей. Вчера она доверила свою хрупкую и беспомощную жизнь вот этому парню, на лице которого беспросветная грусть теперь сменилась какой-то неведомой радостью. Рядом с ним стояла стройная девушка. Лицо её почему-то казалось уже знакомым. Девушка тоже изучала глазами встреченное существо, и было видно, как в них быстро распускаются бутоны природной нежности. Руки с длинными и тонкими пальцами подхватили и подняли котёнка почти к потолку, где в свете вспыхнувшей лампочки прихожая стала намного шире.
— Ах, какая красавица! Так вот кто мне приснился ночью! Как её зовут? — Людмила внимательно рассмотрела котёнка и прижала его к сердцу так, что Доша услышала приглушённый сердечный ритм и приняла его за мягкую поступь какого-то доброго кошачьего бога, в чьей власти оказаться было совсем не страшно.
— Её зовут Доша, и она наверняка проголодалась, — Сергей прошёл на кухню, открыл холодильник и извлёк кусок варёной колбасы. — Завтра ей нужно будет обязательно купить специального корма.
— Почему завтра? Нужно это сделать сегодня, малышке необходимо нормальное питание, — Людмила строго посмотрела на Сергея. — Значит, тебя зовут Доша? Располагающее имя. Будто лишнее напоминание, что ты тоже дышишь, что ты тоже живая.
— Могла бы уже быть и неживой. Я вчера подобрал её ночью на улице, возможно, в тот момент, когда ты уже видела во сне кошек. А утром случился Кошкин и его «Кошкин дом». Он позвонил и сказал, что нашёл мои документы. При встрече выяснилось, что ему нужен менеджер, и теперь, похоже, у меня есть хорошая работа.
— Он что — из бюро добрых услуг?
— Нет, просто у него ребёнок родился.
— Надо же. А вот это — уже настоящая драматургия. Доша, ты не находишь? — Людмила посмотрела на жмурящееся в её руках создание. — А если б этого не случилось?
— Чего не случилось?
— Если б ты не подобрал котёнка? Вероятно, счастья на земле стало бы чуточку меньше. Потому что всё неспроста. Потому что тебе дали шанс многое изменить. И это я сейчас вряд ли иронизирую. Как знать, может, даже удачливый и хозяйственный Кошкин, вовлечённый чудесным образом в эту историю, в чём-нибудь проиграл бы. Как знать…
— И даже ты?
— И я, конечно же. Ведь тогда я бы до конца не смогла понять, какой ты на самом деле, не смогла бы решить, как мне поступить дальше…
— Так, давай я пойду за кошачьим кормом, а ты останешься тут — с Дошей, чтобы ей не было скучно, — Сергей снова накинул куртку.
— Ты оставляешь меня здесь? Но скоро будет совсем темно, а мне до дома весьма далековато.
— Сегодня я тебя никуда не отпущу. Вернее сказать, я тебя теперь вообще не отпущу. Я хочу, чтобы мы здесь жили втроём — я, ты и Доша, — никогда Людмила не слышала таких уверенных интонаций в голосе Сергея. Её захлестнули эмоции, и она не смогла ничего ответить, глядя, как произнёсший эту короткую, но пронзительную речь человек, взяв сумку, вышел за дверь — в затхлый полумрак лестничной площадки. Доша спрыгнула из расслабившихся рук на пол, разгладила язычком шёрстку и посмотрела на стоящую в прихожей девушку, у которой на глаза почему-то навернулись слёзы.
— И чего она плачет? — подумал котёнок. — Вот когда меня вчера сюда принесли, я была так рада, что из благодарности хотелось совершить какое-то простое, но доброе чудо. Возможно, её не бросали под дождём на верную смерть посреди безразличного мира, как меня. Впрочем, хорошо, что не бросали…
