***
Башни тянутся в небо, но башен всё меньше, друг…
Улетают от нас их дремучие голоса.
Их зовёт и тоскует уставший от шума слух,
Погости со мной, старая башня, хоть полчаса…
Прозвучи во мне эхом, по зябкой погладь щеке,
На пустой остановке мы встретим с тобой рассвет.
Я увижу – стоит королева с письмом в руке,
Позабыв, что прошло почти четыреста лет.
Всё стоит, твои мшистые камни гладя рукой,
Промолчи, мне не нужно знать от кого письмо,
Кто целует нетающий иней её висков…
Но маршрутка скрипит и не едет в «давным-давно».
***
Жизнь пахнет тишиной.
О, если б было так…
И в мире б не царил
Нелепый кавардак.
И сердце б омывал
Ликующий прибой,
И зажигался б свет
На улице любой.
У балерины бы
Не уставал носок,
И не болела дочь.
И не седел висок –
У вянущей травы,
У женщины любой…
И все узнали б вдруг:
Жизнь пахнет тишиной.
***
Я спряталась в доме – от лета, от зноя, от слов…
Я слышу наивную музыку детских шагов,
И то, как трава промокает под летним дождём,
И слухи об этом легко проникают в мой дом.
Я слышу, как дерево прячет морщины в тени,
Я слышу, как что-то сосед за стеной обронил –
То старую чашку, то пыльный словарь, то слезу…
Я спряталась в доме, как рыжая белка в лесу,
В дупле одиноком, где шорох листвы про запас,
Грибы и орехи, и солнца единственный глаз
За мною следит, суеверно и верно храня…
Я спряталась в доме. А кто-то – всё ищет меня.
***
Подари мне звон трамвая,
Улиц солнечный прибой…
Ничего не обещая,
Подари мне звон трамвая,
Я возьму его с собой.
Целый день без дел шататься
Буду, слыша этот звон,
Оступаться, спотыкаться,
ничему не удивляться,
Только бы не замер он…
Станут все слова и звуки
Незнакомы, как во сне…
Вдруг замрут слова и звуки,
И лишь детство тянет руки,
Руки хрупкие ко мне.
***
В пластмассовом сите у детства – горячий песок,
Ребёнок старатель сидит на песке и мечтает,
И громко смеется – от золота на волосок,
И золото это находит, и в море бросает…
Себе оставляя – солёные брызги и смех,
И льнёт мирозданье к его загорелым ладошкам…
А рядом – солидный, серьёзный, себе на уме –
Лежит этот мир, и в руках его – медная брошка.
***
Надкусит яблоко ребёнок.
Допьет старуха молоко.
А мне покажется спросонок,
Что сердцу сладко и легко.
Что не напрасно жизнь стучится
В моё окно дождём косым,
Что летний вечер будет длиться
И сыпать жемчугом росы.
И мир покажется щедрее
На половину иль на треть…
Прости мне то, что я старею,
Но не сумела повзрослеть.
***
Одиночество в улье у рыжей пчелы,
На прозрачном крыле – голубые прожилки…
И опять ей приснятся деревьев стволы,
И с черешен летят лепестки, как снежинки.
Под жужжанье и смех говорливых сестёр
Она строит послушно уютные соты,
А закат, как ребёнок, разводит костёр,
А закат, как отец, возвратился с работы.
И краснеет, и гладит её по щеке,
И следы его жаркие в облаке тают,
А она всё твердит о прохладном цветке,
О котором никто никогда не узнает.
***
А цикорий цветёт – удивлённо, светло, синеглазо…
И опять на губах замирает случайная фраза.
Он впервые глядит на меня, говорить не умея,
И, быть может, стараясь понять, и, быть может, жалея.
Он лежит в колыбели травы, выпив дождь спозаранку,
Он задорно моргнёт, он подлечит вчерашнюю ранку…
Все привыкли к нему – как такое могло приключиться?
И лишь ветер целует его голубые ресницы.
***
Это чудо – глядеть, но порой закрываешь глаза,
Вдруг устав от стремительных, ярких, назойливых красок.
И летит тишина, как летит над водой стрекоза,
Да, откуда-то сверху летит тишина без подсказок.
И тогда вдруг поймёшь, почему одинокий Ван Гог
Начинал с самых тихих тонов и не требовал ярких…
И стоял, как ребёнок, боялся ступить за порог,
И боялся принять многоцветного мира подарки.
А потом осмелел – солнце Арля так жарко пекло,
И так много дарило, и не было сил отказаться.
А ему бы дожди – чтобы взяли его под крыло,
Укачали его на руках, прописали лекарство.
***
Где-то между ночью и рассветом,
Пробудясь под трепет ночника,
Вспомнишь, что слова гуляют где-то
И не попытаешься искать.
Кто-то сны цветастые в подушку
Быстро соберёт по одному,
И заставит верить простодушно
В глупенькую важную луну.
И увидев, что нырнуть не смеешь
Снова в снов непрочное жильё,
Ты летишь, хоть не совсем умеешь,
На пустую крышу и поёшь.
***
Свете Зелинской
А мы – городские птицы,
Нам некуда улетать,
Когда с облаков струится
Осенняя благодать.
Мы молча прижмёмся к ветру,
И спрячем сны под крыло,
Те сны, где вечное лето,
В которых – всегда тепло.
Мы будем лететь от кошек
К таинственным этим снам,
И музыка хлебных крошек
Просыплется из окна.
***
Я слышу осень за версту,
Её шуршащий сизый гравий.
Я к этой осени иду,
Хотя, быть может, и не вправе
Смотреть, как высохла трава,
Как губы жарких роз увяли,
Что улыбались нам едва,
Потом до слёз зацеловали.
А после что? Дождись… Дожди.
И сам дождём неосторожным
Забытых ран не береди,
Баюкай осень на груди,
И старый зонт найди в прихожей.
***
Увядают цветы… Есть ли в мире другие дела,
Чем на белую розу смотреть, что когда-то цвела,
И жалеть эту розу, колючек не приняв в расчёт,
И не знать, для чего и куда это время течёт…
И очнуться, и снова увидеть её красоту,
И сухой лепесток золотистый поймать на лету,
И «спасибо» сказать, что живём не в Эдемском саду.
***
Согрей меня, ветер… Наверное, ты сумеешь…
Ты сам разглядел, как я мёрзну под тёплым пледом,
И дуешь в лицо, потому что меня жалеешь,
И водишь по странам, каких не бывает летом.
Ты колешь мне пальцы, как тролль, что любил когда-то,
Да вот разлюбил, но оставить никак не может,
И бьёшь по щекам, словно в чём-то я виновата,
Щепотью заноз и колючек касаясь кожи.
А я за тобою бегу из светлого дома,
И падаю рыбой в твои ледяные сети,
Баюкая в сердце следов твоих невесомость,
Мой старый, усталый, сердитый осенний ветер.
***
Из пушкинской сказки выходит седой богатырь,
И влага морская стекает с его бороды.
И пепельных глаз одинокий и строгий прищур –
Откуда-то родом из детства, и я не хочу
Его отпускать. Я стою на горячем песке,
Не зная ни слова на древнем его языке.
А рядом – такой суетливый и пёстрый народ…
Седой богатырь переходит молчание вброд.
Я вижу так близко его золотые зрачки,
Как будто излучину девственной вечной реки.
А волны ликуют и плачут, а волны бегут…
И маленький Пушкин стоит на другом берегу.
***
Александру Кушнеру
Ночь Петербургская. Задернуть занавески…
Крик чаек за окном
И тишины хрустальные подвески
Расслышать нам дано.
Как непривычно нам, что небо не темнеет,
Что свет – у самых век…
Ты в Летний сад иди, там статуей белеет
Ночь, лёгкая, как снег.
Но мы вернёмся вновь в солёный южный город –
Морской песок толочь.
И будет звездопад опять лететь за ворот…
И будет ночь как ночь.