***
Вслепую, наощупь,
судьбу подбираем по слуху,
научно трактуем причуды
планид и планет.
Подводим итоги.
Как взрослые – твёрдо и сухо.
По-детски надеясь на чудо.
Которого нет.
ВЕДЬМА
«Ты не ведьма ли? – шептал
в омут ноченьки. –
Рысья, бесья красота –
с червоточинкой.
То – змеёй в моих руках,
то ты – призраком,
птицей дикой в облаках,
раскапризною,
то ж – не тронешься с колен
перед папертью…
Улетаешь на метле?
Ну и скатертью!»
Мне бы взвыть да лечь костьми,
мне б вымаливать:
«Приюти меня, прими –
явь ли, марево.
Отогрей да пожалей –
жить под тучами
между диких журавлей
я измучилась».
Да не клонится глава –
и не молится;
хоть права, хоть не права –
за околицу,
да в закатный неуют
апельсиновый…
Что ж мне в сердце не забьют
кол осиновый?
***
Лучше жить вообще без надежды,
чем с надеждой, умирающей каждый день.
Край одежды
зацепился за имя твоё, за тень
наших разговоров, за белую стаю
наших писем.
Не пускает.
Стаю
сдам на подушки –
на пух.
Жалко её, конечно,
только – одно из двух:
или она меня заклюёт –
или –
я её, влёт.
Чтобы выжить.
Железный свист.
…письма лежат в крови,
в слое небесной пыли.
***
Разрыв. Фигурка схватится за бок –
живой лубок.
Час новостей. Адреналин. Игра.
Ты щёлкнешь кнопкой – и конец. Нет ран,
потери, смерти, зла… Застынет крик.
Ты – в капсуле. В скафандре. Ты – внутри.
Замри.
Замри. Ни с места. Стой, нельзя наружу –
за рамки, за обложку, из себя –
к соседям, соплеменникам, со-душам –
задушат.
Ты – мишень. Рога трубят.
Охота. Крестный ход на абордаж,
на брата, на врага, на тот этаж,
где нагло распускаются герани –
цвет мяса в ране.
Где ты уже – игрушка на экране.
Ты раб. Под рьяный рёв других рабов
на солнечной арене Колизея
ты умираешь. Крик – и мы глазеем
на красное на острие зубов.
Агония. И гонка – мчатся снимки
в Facebook, диктует Canon свой канон:
у трупа, у меча, со львом в обнимку.
И лают «лайки»: кадры – как в кино,
где даже смерть кошмарная – прекрасна,
где люди растворяются на красном –
заката, крови. Жажда на губах –
адреналина! – зрелищ, твиттов, хлеба,
убойных кадров: нас на фоне неба –
красивых,
молодых,
в гробах.
***
Зажмурится ветер – шагнёт со скалы.
Спокоен и светел тяжёлый наплыв
предсмертного вала – он манит суда
на дно океана. Седая вода
врывается в трюмы, где сгрудились мы:
звереем – от запаха смерти и тьмы,
безумствуем, ищем причины…
Кричим: «Это риф – или мысль – или мыс –
бездушность богов – нет, предательство крыс…»
И крики глотает пучина.
Я ринусь на палубу, в свежесть грозы.
Пора мне.
Монетку кладу под язык –
бросаю ненужные ножны.
И плавно – сквозь ночь, как седая сова –
взлетаю с галеры – туда, где слова
понятны ещё –
но уже невозможны.
КРАЙ
Край света. Свято ты веришь в это – кругом раздрай,
грубит народец, погрязший в дрязгах, сварливей Грай.
Но даже если ты вдруг пролез бы в цветущий рай,
где чужды лица – хоть рой землицу, хоть помирай –
недолго спиться, упасть на спицу в таком раю.
Край света. Свита твоя верёвка. Ты – на краю.
А в центре мира – тепло камина, огонь свечи,
живёшь без грима, и беды – мимо, и кот мурчит.
Там – рук сплетенье, там свет и тени живут в ладу.
Край света – это где нас не любят. Где нас не ждут.
БАЛЛАДА О КАКАДУ
Прилетела птица какаду,
Чтоб накликать горькую беду
Вещим Сирином:
«Умирать в земном тебе раю –
Умирать в чужом тебе краю,
Обессиленной.
Да не плачь, девица, не горюй –
Красота здесь, лес, и в лоне струй
Плещут рыбицы,
Знай, живи безбурно, как хомяк –
Здесь тебя не пнут, не обхамят,
Всяк те лыбится.
А на север боле не гляди –
Бают, зло там рвётся из груди
Тварью лютою,
Развалилась отчая изба,
Наглый раж глядит из-подо лба
Псом-Малютою.
Ты забудь про юное вчера,
Не растёт давно уже добра
В снежном поле том.
Так живи да грейся, пей коктейль
И листай себе гламурный Элль
С Космополитен».
Ты не лги мне, птичка-людовед,
Наколдуй мне край, где ясен свет,
Души – с разумом,
Божий мир – без пограничных пут,
Без разлук, разрывов, розни, смут,
Зла заразного.
Засмеётся птица какаду,
Съест орех по имени «фундук» –
Да сокроется.
На краю земли живут во мне –
Эвкалипты, море… Сосны. Снег.
Лики «Троицы».
ARS POETICA
Я ослеп. Измучился. Продрог.
Я кричу из этой затхлой бездны.
Господи, я тоже чей-то бог,
заплутавший, плачущий, небесный.
Вот бумага. Стол. Перо и рок.
Я. (больной, седой и неизвестный)
Но умру – и дайте только срок,
дайте строк – и я ещё воскресну.
ПОЭТ ЭПОХИ ДИНОЗАВРОВ
Я – нефть. Я выжил. Я не сгнил
среди поклонников и лавров.
Пройдя сквозь тысячи горнил,
я стал живучее чернил –
поэт эпохи динозавров.
Я – нефть. Я – золото. Я – власть.
Я снова пробуждаю страсть –
певец покойный.
Как миллиарды лет назад,
взрываюсь, превращая в ад
мирок спокойный.
Я – нефть. Я – топливо. Я – снедь.
Меня опять сжирает пламя.
И, птеродактильно дыша,
моя крылатая душа
кружит над вами.
