***
Ты,
уставший
от мира,
от игр
его,
сладко
спишь, –
зацепилась
в сетях
морская
звезда.
Ты сопишь
и не
слышишь,
– тает
снег,
Капли
танго
танцуют,
сжимаясь
от страсти,
разбиваясь
о железное
тело
окна.
***
Ты любил
заниматься
любовью
в темноте.
Я звучала
под тобой,
как скрипка, –
О, дивная
музыка,
не помнящая
начала,
не знающая
конца.
Тайна
ключа
и входной
двери.
Мягкость
и тепло
отца.
Раньше
мне
казалось,
что дом, –
то
странное
место,
где –
стены,
пыль,
доски
и
пауки
под кровлей.
Теперь
у меня
есть –
пыль,
стены,
доски,
пауки
и
пляшущая
свеча.
Не называй
всё,
что ты
любишь, –
любовью.
Тогда я
пела,
играла,
Но я
не помню.
Я до
сих
пор
не могу
вспомнить
твоего
лица.
***
Для Музы
ужин на столе
готов.
Сидишь, и
Отгоняешь
комаров,
Чтоб не ушла.
А за окном –
бесконечная
синь.
А за окном –
беспроглядная
мгла.
И только –
крошечка
Луна.
В листьях
акаций,
как в сетке
висит,
её золотой
апельсин.
Зачем ты
Ночами
встаешь,
и будишь
бродячих
собак?
Те лаем
протяжным
пугают
потом
усталых
и пьяных
гуляк,
которые
также,
как я,
заблудились
во тьме.
Которые
также,
как я,
в этом
дурмане
ночном
не могут
отыскать
дом.
На небе –
рябь
из седых
облаков.
Вот – мой
единственный
приют.
Вот – мой
единственный
альков.
Наши
шансы
на этой
планетке
ничтожно
малы.
Что уж
там –
смехотворны.
Угощайся,
смелей.
Вот – блины,
торт,
бананы,
салат
с сельдереем.
Садись,
я мятой
душистой
тебя
напою,
Эвтерпа
худая,
чтоб
помогла
ты
допеть
мне эту
больную
и странную
песнь.
Ещё
весели, –
веселящая
грустный
мой
дом.
Не доела,
уходишь?
Как же?
Ещё.
Сядь
и послушай.
Только сейчас
для тебя
говорю.
Ведь
сердце
притихнет,
и забывает
свой
ритм
рядом
с ним,
рядом
с ним,
рядом
с ним.
***
Речка
поняла
это уже
тогда.
Видно
знала, что
мне –
суждено
родится.
Я спала
и не
видела,
раскачиваясь
в облаках,
Когда ты
ступнями
коснулась
и оттолкнулась
от её
холодного
днища.
Мама
проснулась,
подошла
со
светильником,
молила –
не тронь,
В тот
момент,
как тебя
проглотила –
голодная,
тёмная
Обь.
Ей река
прошипела
– МОЯ.
Завернула
в зелёный
подол
и понесла
за собой.
Вот почему
тебе
буря мерещилась
и беда,
когда
прутиком, –
я укрощала
и била
по спинкам
барашков –
тёплые
волны
Днепра.
Гладила
их
по
нежной,
пушистой
холке,
и не
боялась.
Верила
сказкам,
что
смерть –
живёт
даже
на
конце
иголки.
Водоворот
милостив.
Он не
заберёт
тебя у
меня.
Вечность
в срок
превращает
всё –
в молчание.
Помнишь,
как
я
ныряла
и
беспокоила
сонных,
пятнистых
бычков, –
А ты –
задерживала
дыхание.
