«Светя другим — сгораю»+2

Основная заповедь, передающаяся из поколения в поколение этой удивительной семьи,— весь свой талант отдавать служению людям. Здесь каждому из них можно поклониться с благодарностью.

Могучей фигурой в обозримом прошлом их рода был дед, Альберт (Аба) Михайлович Дыхно. Купец I гильдии, хорошо образованный, честный, высокогуманный, он с восьмидесятых годов XIX века становится официальным главой многочисленной еврейской общины города Одессы и одновременно городским раввином. Эта ответственная и почётная должность предусматривала регистрацию всех гражданских актов рождения, брака, смерти и выдачу соответствующих документов. Кроме того, он был непременным членом Совета духовных правлений синагог и молитвенных домов, членом попечительского совета еврейской больницы, членом правления комиссии по раздаче пособий топливом и мацою бедным одесским евреям. Добрая слава о его делах и глубокое уважение сделали его фигуру настолько известной в России, что в 1913 году Альберт Михайлович был приглашён в Санкт-Петербург на празднование трёхсотлетия императорской династии Романовых.

При всём этом Альберт Михайлович и его жена Фаня Самойловна отнюдь не были безоговорочно преданными религиозным догмам. Своих детей они не воспитывали в религиозном духе, но к их успехам в учёбе относились с особой требовательностью. Дать детям достойное образование — вот главная цель их жизни. Из восьми четверо — две дочери и два сына — стали врачами, две другие дочери окончили консерваторию. Старший сын Михаил блестяще окончил гимназию, а затем, также с отличием, медицинский факультет Императорского Новороссийского университета. Способного молодого врача приглашают на работу сверхштатным ординатором в диагностическую клинику медицинского факультета. Здесь он встретился со своей будущей женой Миной.

Мина тоже росла в купеческой семье. Два её старших брата помогали отцу в мукомольном производстве. Мать Мины умерла, когда девочке было четыре года, и на неё рано были возложены обязанности хозяйки дома. С детства она мечтала быть врачом. Но еврейской девочке осуществить свою мечту в России довольно трудно, и после успешного окончания гимназии Мина уехала в Швейцарию и поступила на медицинский факультет Бернского университета. Со степенью доктора медицины в 1907 году Мина Александровна возвращается в Россию. Но здесь её ждёт разочарование: по действующим законам, право на работу она может получить только после сдачи лекарских экзаменов в одном из российских университетов.

Она едет в Одессу, проходит специализацию в клинике медицинского факультета и в начале 1909 года успешно сдаёт экзамены на степень лекаря строгой Медицинской испытательной комиссии при Императорском Харьковском университете.

Вся последующая жизнь Мины Александровны — служение любимому делу врача и неукоснительное выполнение заветов «Факультетского обещания», одно из положений которого гласило:

«Принимая с глубокой признательностью даруемые мне наукою права врача и постигая всю важность обязанностей, возложенных на меня сим званием, я даю обещание в течение всей своей жизни ничем не помрачать чести сословия, в которое ныне вступаю.

Обещаю во все времена помогать, по лучшему моему разумению, прибегающим к моему пособию страждущим. Обещаю продолжать изучать врачебную науку и способствовать всеми своими силами её процветанию».

Эти слова стали путеводной звездой для многих поколений семьи Дыхно.

 

И вот уже молодая семья врачей, следуя идее служения народу, едет в Саратовскую губернию на работу в земскую больницу города Хвалынска; но вскоре они переезжают в Смоленск, небольшой, но довольно культурный по тем временам город. Там городские власти уважительно относятся к российской истории, науке, культурному досугу горожан. Бережно охраняются реликвии Отечественной войны 1812 года, памятник героям вой­ны, перед зданием университета — превосходный памятник композитору М. И. Глинке, нарядный бульвар Блонье — любимое место отдыха смолян, а на высоком холме — величественное здание собора. В городе есть театр, губернская больница, где ординаторами успешно работают молодые врачи.

Авторитет Мины Александровны как врача столь высок, что к ней мечтают попасть многие именитые горожане. Вскоре у неё — и отлично оборудованный кабинет, и обширная частная практика.

9 октября 1911 года родился их первенец — Александр. В семье и среди сверстников его звали Аля. Для него приглашена няня, очень добрая и ласковая старушка, буквально боготворившая своего воспитанника. В 1914 году появляется на свет сестра Али — Нора. Летом детей вывозили на дачу. Сколько здесь было радости и соблазнов: грибы, черника, земляника, роскошная природа, приволье!

В 1913 году, словно предчувствуя скорую необходимость в этом, Михаил Альбертович увлёкся бактериологией. Это привело его в Москву, в Бактериологический институт. А в 1914 году началась война. Вот где необходимы были знания бактериолога! Грязь, инфекции, скопления людей были не менее опасны, чем раны на поле боя. Михаил Альбертович, мобилизованный военврач, заведует инфекционными и бактериологическими отделениями военных госпиталей.

Мина Александровна тоже «на передовой» — продолжает работать в Смоленской губернской больнице, на базе которой развёрнут военный госпиталь. Военные и первые годы Советской власти были очень трудными. Все заботы о детях и старенькой няне, не бросившей ставшую ей родной семью, легли на плечи Мины Александровны. Дети не голодали, но и ели не досыта. Большим лакомством были лепёшки из картофельной шелухи, печённые на растительном масле. Как долго помнился их вкус!

После войны во время летних отпусков Мина Александровна обычно уезжала работать в пригородный санаторий. Брала с собой и детей, чтобы подкормить их своим скромным врачебным пайком. Ну а дети в компании местных ребятишек совершали тайные набеги на окрестные огороды, набивая себе животы всякой зеленью. Однако тайное всегда становилось явным, и детям нередко доставалось от матери.

Но самым страшным для смолян был 1920 год. В городе свирепствовал сыпной тиф. Подхватили инфекцию и дети. Особенно тяжело болел Аля. К счастью, вернулся домой Михаил Альбертович. Он сразу приступил к организации в Смоленске крупного сыпнотифозного госпиталя. Распространение смертельной болезни было остановлено. Поправились Аля и Нора, а тут новая беда — голод. Нечем утолить появившийся у выздоравливающих «волчий» аппетит. Долго в памяти всей семьи оставался тот единственный счастливый случай, когда Мине Александровне удалось где-то достать конину и досыта накормить детей.

Михаил Альбертович возглавил санитарно-эпидемиологический отдел губздравотдела. Ему предложили создать медицинский факультет при Смоленском университете. С присущей ему энергией он принялся за работу, сумев преодолеть сопротивление некоторых чиновников, желавших закрыть факультет прекращением его финансирования. Помогли и вера в необходимость его существования, и умение убеждать в правоте своего дела, и дружба с профессором Николаем Александровичем Семашко, возглавлявшим в те годы кафедру социальной гигиены медицинского факультета Московского университета. С 1918 по 1930 годы Н. А. Семашко был наркомом здравоохранения РСФСР, одним из организаторов системы здравоохранения в СССР. Благодаря настойчивости Михаила Альбертовича факультет был создан, а сам М. А. Дыхно был избран деканом медицинского факультета и заведующим кафедрой общей и социальной гигиены. Его по праву считают родоначальником факультета.

При кафедре Михаил Альбертович создал интереснейший музей социальной гигиены, богато оснащённый разнообразными экспонатами. Мина Александровна работала ассистентом кафедры акушерства и гинекологии, развёрнутой на базе губернской больницы.

Особое внимание Михаил Альбертович уделял подбору профессорско-преподавательских кадров. Приглашённые, как правило, в первые дни приезда в Смоленск останавливались в гостеприимном доме Дыхно. Это были увлечённые своим делом и разносторонне образованные люди. Дети росли в атмосфере зарождающихся дружеских отношений, научных и творческих дискуссий, которые так интересно было слушать!

Но и вниманием и дружбой сверстников младшие Дыхно обделены не были. Любимым местом сбора ребят был просторный двор за домом, в котором жило довольно много подростков. Игры, как правило, устраивались шумные, подвижные: салочки, лапта, прятки в потайных местах на всех чердаках, в подвалах и сараях. А зимой всей дворовой командой отправлялись на каток в Лопатинский сад. Аля хорошо катался на коньках и это увлечение сохранил на долгие годы. Но не только детские забавы занимали умы детей. Учились они откликаться и на чужую беду. В начале двадцатых годов в Смоленск хлынули толпы беженцев из южных голодающих губерний. Ребята придумали, как хоть немного помочь нуждающимся. Решили поставить благотворительный спектакль в пользу беженцев. В одном из сараев соорудили сцену, сделали декорации и костюмы, афиши развесили по всей улице. Спектакль имел шумный успех. Сборы были, конечно, невелики, но юные артисты очень гордились своей затеей.

Любили ребята бегать в соседнюю с домом Нижне-Никольскую церковь поглазеть на свадьбу или другие красочные церковные праздники. Бегали в церковь и еврейские дети. Все они были друзьями и, не задумываясь, вместе «справляли» и еврейскую, и русскую Пасху, угощались и куличами, и мацой. Между русским и еврейским населением города не было и намёка на неприязнь или антисемитизм.

Аля уже в раннем детстве был умным, сообразительным, принципиальным, честным мальчиком с открытым и прямым характером. Он всегда проявлял твёрдость в отстаивании своих убеждений и упорство в преодолении трудностей. За два года он дома под руководством отца прошёл курс начальной четырёхлетней школы и поступил сразу в шестой класс опытно-показательной школы-девятилетки. В пятнадцать лет он получил аттестат зрелости.

Но мечта была одна — стать врачом-хирургом. Да могло ли быть иначе? Он вырос в семье врачей, врачами были многие из его родственников и друзей семьи. Мина Александровна была превосходным хирургом-гинекологом; старшая сестра Михаила Альбертовича, Розалия Альбертовна Дыхно-Лейбзон, долгие годы жившая в Баку, была единственным врачом-гинекологом, которому доверяли азербайджанские женщины своё лечение. Дядя Али, Юлий Альбертович, был известным в Баку врачом-дерматологом. Профессию врача выбрали их дети и внуки. Очень способным хирургом была двоюродная сестра Али, Эрна Зеленская. Они были большими друзьями, впоследствии в письмах обменивались хирургическим опытом.

 

В 1925 году семья Дыхно переехала в Казань. Михаила Альбертовича избрали заведующим кафедрой гигиены с эпидемиологией и социальной гигиеной Казанского института усовершенствования врачей. В этом же институте стала работать и Мина Александровна. Для Али переезд в Казань был большой удачей. На медицинском факультете Казанского университета преподавали тогда крупные учёные, такие как профессора А. В. Вишневский, В. Н. Терновский и другие.

Аля с головой ушёл в подготовку к экзаменам. Из весёлого, беззаботного юноши он превратился в серьёзного, сосредоточенного молодого человека, устремлённого к своей цели. Но было одно, казалось бы, непреодолимое препятствие: принимали в университет только с семнадцати лет. Тогда он переделывает в документах год своего рождения на 1909-й. Так потом и остался этот год во всех документах.

В университете Аля занимается много, с большим интересом и упорством. Понимая, что без отличного знания анатомии нельзя стать хорошим хирургом, он буквально дневал и ночевал в «анатомичке». С не меньшим старанием молодой Дыхно занимается физиологией, вникает в учение И. П. Павлова и И. М. Сеченова. Позже Александр Михайлович одним из первых в СССР применит их теоретические разработки о процессах сонного торможения при лечении травматического и ожогового шока, сепсиса, повреждения костей черепа, головного мозга. Курс анатомии Аля проходит под руководством виднейшего анатома, профессора В. Н. Терновского. Успехи его были замечены, и он уже с третьего курса ведёт практические занятия со студентами-первокурсниками. Благодаря этому он не только в совершенстве овладел предметом, но и приобрёл полезный педагогический опыт.

Однако колоссальное влияние на Александра оказывает хирургия, преподаваемая крупнейшим отечественным хирургом А. В. Вишневским. Дружба и переписка с учителем продолжается всю его жизнь.

Семья Дыхно жила рядом с университетом. В доме всегда было много молодёжи — друзей и сокурсников Али. Иногда устраивали вечеринки. Аля был душой этих молодёжных посиделок. Он прекрасно танцевал, неплохо пел. Особенно ему нравились одесские песенки «Гоп со смыком», «Бублики», которые он пел под собственный аккомпанемент на рояле. Часто слушали джазовую музыку, которую Аля очень любил, особенно джаз его кумира Леонида Утёсова.

А зимой любимым развлечением был каток. Иногда ездили туда на барабэсе — зимнем извозчике, характерном для Казани тех лет: лошадь с впряжёнными большими розвальнями и мешком сена вместо сиденья. Развлечение весёлое и недорогое!

Летом семья отдыхала в одной из приволжских деревень. Волга, тогда ещё не перекрытая шлюзами и плотинами, была вольной, широкой и полноводной. Она манила молодых людей чистотой и свежестью воды, теплом золотистых песчаных отмелей, изумительной красотой неповторимых вечерних закатов. Аля хорошо плавал, соревнуясь с друзьями в дальности заплывов. Увлекался боксом и даже в составе студенческой команды выезжал на соревнования в города Поволжья, стал фанатом циркового искусства и борьбы. Только близкие знали, что в студенческие годы будущий известный учёный-хирург подрабатывал в цирке, выступая в группе силового аттракциона.

Годы работы в Казанском институте усовершенствования врачей были плодотворными для родителей Али. Мина Александровна защитила докторскую диссертацию. Михаил Альбертович закончил двухтомный учебник по социальной гигиене и социальной патологии, изданный в 1930 году.

Но в стране начинают сгущаться тучи над умными, образованными, преданными своему делу людьми. Умер директор института профессор Р. А. Лурье. Новое руководство создаёт крайне неблагоприятные условия для работы М. А Дыхно, и он вынужден искать другое место. Труды, опыт и знания Михаила Альбертовича уже известны далеко за пределами Казани. Его приглашают в Пермский медицинский институт.

 

Через год, после окончания университета, в Пермь приезжает и Аля. Молодой врач Александр Михайлович Дыхно начинает работать на кафедре анатомии. В 1932 году в пермском медицинском журнале появляется его первая научная статья, через год — вторая. Но семья снова уезжает, на этот раз в Ростов-на-Дону, где Михаила Альбертовича избирают заведующим кафедрой социальной гигиены, а Мину Александровну — доцентом кафедры акушерства и гинекологии. Уезжает с ними и Нора, студентка химико-технологического института. Александр ещё в Перми, он женился на студентке старшего курса мединститута Марине Тихомировой. А в 1933 году молодые тоже едут в Ростов. Александр Михайлович работает в институте переливания крови и травматологии и одновременно на кафедре факультетской хирургии мединститута, которой руководит Николай Иванович Напалков — превосходный хирург и вдумчивый педагог. Благодарность и уважение к нему Александр Михайлович пронёс через всю жизнь.

Работает он много, увлечённо и плодотворно. Стремительное становление Александра Михайловича как учёного напоминает взлёт заложенной в нём энергии. В 1935 году он защищает кандидатскую диссертацию, а в 1937-м — докторскую. А ведь ему только двадцать шесть! Марина работает здесь же, в мединституте. В 1934 году у них родилась дочь Ирина. В 1936 году старшие Дыхно переезжают в Москву. Михаила Альбертовича назначают директором 3-го Московского медицинского института и зав. кафедрой социальной гигиены, Мину Александровну — доцентом кафедры акушерства и гинекологии 1-го Московского медицинского института. Семья младших Дыхно и Нора остались в Ростове.

Их спокойная и счастливая жизнь окончилась в одночасье. Грянул 1937 год. Волна жесточайших репрессий захлестнула страну. В считанные дни тысячи ни в чём не повинных людей оказались за решёткой. В Ростове-на-Дону первыми были арестованы руководители партийных и советских организаций. В их числе оказался начальник обл­здрав­от­дела доктор Марк Донской. В его отделе Александр Михайлович работал по совместительству, и М. Донской высоко ценил своего молодого энергичного помощника. Расположение «врага народа» было тогда достаточным основанием для ареста. Вскоре последовали аресты интеллигенции. За одну ночь были арестованы все профессора и старшие преподаватели крупнейшего технического вуза — Новочеркасского индустриального института, где училась Нора. Настороженное поведение сослуживцев было подтверждением худших опасений. В неизбежность ареста верили даже хорошие знакомые, спрашивая при встрече: «Как, ты ещё не арестован?»

Александр Михайлович и его близкие ждали ареста, долгими бессонными ночами прислушиваясь к шуму машин, проезжавших мимо дома. Каждая из них могла оказаться «чёрным вороном», приехавшим за ним. Это напряжение вызвало у Александра Михайловича глубокую депрессию. В таком состоянии его нашла Мина Александровна. Она немедленно увезла сына в Москву, спасая его от неизбежного ареста и гибели. Для Мины Александровны не было никого дороже сына. Между ними было глубочайшее родство душ. Александр Михайлович был внешне очень похож на мать: высокий, темноволосый, с живыми карими глазами, с волевым подбородком и высоким лбом. Общими у них были и черты характера: решительность, целеустремлённость, настойчивость, исключительная работоспособность, а в отношении к близким — внимание и забота. Да и талант хирурга он унаследовал от матери.

 

В Москве Александр Михайлович начинает работать ассистентом в клинике госпитальной хирургии 3-го Московского мединститута у профессора Николая Ивановича Гуревича. Приехала из Ростова жена с дочкой. Но счастливой, спокойной жизни в семье снова не получается. Серьёзно осложнились отношения с Мариной. Тревожно и в стране. В августе 1938 года его в числе десяти московских профессоров посылают на Дальний Восток в связи с военным конфликтом в районе озера Хасан. Там он работал начальником хирургического отделения одного из госпиталей и одновременно заведовал кафедрой общей хирургии в мединституте. Здесь, в военных условиях, приобретается опыт полевой хирургии. Во время боёв всё чаще применяются газовые атаки. Клубы боевых отравляющих веществ не только поражают солдат, они не дают возможности оказать необходимую срочную помощь раненым. Разрабатываются новые методы работы в условиях боевых действий. Хирург Дыхно одним из первых начинает оперировать в противогазе. Одновременно приобретает опыт лечения огнестрельных ран и огнестрельных переломов. Затем делится этим опытом в двух своих научных статьях.

На Дальнем Востоке Александр Михайлович познакомился с профессорско-преподавательским составом Хабаровского медицинского института, его клиниками и руководством. Главным хирургом Особой Краснознамённой Дальневосточной армии был профессор Михаил Никифорович Ахутин, выдающийся военно-полевой хирург, крупнейший организатор оказания помощи раненым и больным, в последующем генерал-лейтенант медицинской службы, автор фундаментального труда по военно-полевой хирургии. В марте 1939 года Санитарное управление Красной Армии отозвало М. Н. Ахутина с Дальнего Востока. Перед отъездом он рекомендовал на должность заведующего кафедрой госпитальной хирургии Хабаровского мединститута, которую он возглавлял в течение шести лет, тридцатилетнего — по документам, исправленным ещё для поступления в Казанский университет, а фактически двадцативосьмилетнего профессора А. М. Дыхно.

Вот что написал по этому поводу сам профессор М. Н. Ахутин:

«Считаю, что Дыхно А. М., несмотря на свой молодой возраст, является чрезвычайно энергичным и способным научным работником, совершенно подготовленным для занятия кафедры общей хирургии, а в условиях Хабаровска сможет с успехом вести и кафедру госпитальной хирургии».

Бои в Маньчжурии окончились, и Александр Михайлович возвращается в Москву. Здесь его ждал развод с женой. Ничто не удерживало его теперь в Москве, и он принимает предложение руководства Хабаровского медицинского института и возвращается на заведование кафедрой госпитальной хирургии.

 

О молодом профессоре уже шла молва как о блестящем лекторе. Однажды во время лекции по хирургии в переполненном зале он увидел стоявшую в дверях молодую статную женщину с красивым лицом и пышной копной волос. Александр Михайлович увлечённо читал лекцию, приводил примеры из истории хирургии, говорил о её возможностях в реабилитации больных. Аудитория внимательно слушала, и это ещё больше подзадоривало лектора. Но когда он в очередной раз бросил взгляд на дверь, незнакомки уже не было.

Упустил? Не тут-то было! Через несколько дней Елену Яковлевну Злотникову, врача-невролога, пригласили в приёмное отделение больницы, где она работала. Там она увидела профессора А. М. Дыхно, который сказал, что его давно интересуют вопросы неврологии, в частности лечение больных миастенией, и он хотел бы выполнить с ней совместную работу. При следующей встрече разговор действительно шёл о лечении миастении, о неэффективности консервативного лечения, о переводе больных в хирургическое отделение. А дальше разговор пошёл о музыке, театре, куда в те годы часто приезжали известные артисты страны, о катании на коньках — и тут вдруг выяснилось, что Елена Яковлевна в студенческие годы играла в хоккей с мячом за женскую команду института,— и о многом другом. Их встречи стали вначале частыми, а потом ежедневными. После успешно проведённой операции больной с миастенией была опубликована статья двух авторов: А. М. Дыхно и Е. Я. Злотниковой.

Здесь следует особо сказать о Елене Яковлевне и об их дружбе.

1937 год, полный горя и слёз людей, прокатился и по Дальнему Востоку. Только в Хабаровске было репрессировано пятьдесят тысяч хабаровчан.

Муж Елены Яковлевны, подполковник Солошенко Владимир Иванович, начальник пятого отдела штаба авиации особого назначения Особой Краснознамённой Дальневосточной армии, которой командовал маршал В. К. Блюхер, был арестован в августе 1937 года. На прощание успел только шепнуть жене: «Верь, дорогая, я не враг». Были конфискованы все награды, личные вещи, документы, письма, фотографии, где был он один или с семьёй, продуктовый аттестат семьи военнослужащего. Забрали всё, что только могло напомнить, что такой человек был. И только через шестьдесят лет (!) сын Александра Михайловича Юрий в Белоруссии, у дальних родственников по маминой линии, нашёл чудом сохранившееся маленькое фото В. И. Солошенко и привёз его брату. С этой фотографии художник написал портрет, который хранится в квартире Эрнеста.

После ареста мужа Елена Яковлевна с годовалым сыном и родителями была выселена из квартиры. «Друзья» исчезли, знакомые избегали встреч. Скитались по сердобольным людям. Приютила их в китайской фанзе девочка лет пятнадцати. Её семья из восьми человек в одночасье «исчезла» из дома в её отсутствие. Это её и спасло, о ней просто «забыли». Она присматривала за ребёнком, пока Елена Яковлевна была в поликлинике, где работала врачом-неврологом. Но в руководстве мединститута нашлись, к счастью, люди, не побоявшиеся поручиться за жену «врага народа». Директор института профессор Фабиан Александрович Кочан втайне поселил их в каморку в здании института, с помощью профессора Арона Моисеевича Губинского её приняли в ординатуру на кафедру нервных болезней. Уже это в те дни было подвигом. Эти люди рисковали не только своим положением, должностью, свободой, а нередко и жизнью, но, несмотря ни на что, протягивали руку помощи тем, кто оказался в беде. Нынешние политики-реформаторы перекраивают историю, пытаясь вытравить из сознания молодёжи примеры героизма, мужества и высокой духовной стойкости тех непокорённых, выстоявших и помогавших выстоять в эти страшные годы другим. Но память о них должна стать эталоном нравственности будущих поколений. Поэтому и сегодня мы говорим: низкий поклон этим людям, низкий поклон и тому человеку, который необъяснимо как вынес из стен тюрьмы записку-завещание обречённого на гибель человека к своей жене. Там было написано: «Люся [1], что бы ни говорили, ты — не верь. Я отсюда уже не выйду. Сохрани, вырасти и воспитай сына достойным человеком. Приди с сыном в 17 часов напротив тюремной стены. Надень кожаное пальто и белую беретку и прогуливайся. Может быть, я увижу вас». Елена Яковлевна ходила там с сыном на руках не один раз. Видел ли их Владимир Иванович?..

Много лет спустя семья узнала, что подполковник Солошенко Владимир Иванович был осуждён Военной коллегией Верховного Суда СССР от 25.03.1938 г. по самым страшным для того времени статьям 58-1 «б», 58-8, 58-9, 58-11. Приговорён к ВМН. Расстрелян в тот же день. Решением Военной коллегии Верховного Суда СССР от 17.04.1958 г.— реабилитирован.

 

В эти годы было яснее ясного, какие последствия для Александра Михайловича Дыхно могут вызвать его отношения с женой «врага народа». Досужих разговоров и мнений «друзей» хватало. Это были не только отношения с коллегой по профессии, не просто прогулки на глазах у всех, это была открытая демонстрация непобедимости Жизни и Любви перед расстрелами и лагерями. С присущей ему решительностью Александр Михайлович вскоре сделал и более серьёзный шаг. В конце 1939 года, став мужем Елены Яковлевны, он взял на себя заботу о родителях жены и исполнение завещания обречённого на смерть В. И. Солошенко. Он усыновил его сына Эрнеста, дав ему свою фамилию и отчество.

 

25 декабря 1940 года родился их сын Юрий. Дети росли в обстановке любви, заботы, взаимного уважения. Мальчишки были, конечно, сорванцами, как все их сверстники, но были очень дружны. Как-то старшего за какую-то провинность поставили в угол. Маленький Юра подошёл, взял его за руку и встал рядом. Он не поддался уговорам оставить брата одного. Пришлось простить Эрнеста. Это повторялось не раз, к досаде и восхищению воспитателей. Вот это «в угол только вдвоём» и все свои лучшие качества ненавязчиво и терпеливо вложили Александр Михайлович и Елена Яковлевна в своих детей на всю жизнь.

 

1941 год. С началом войны изменилась и жизнь хабаровчан. Дальний Восток был объявлен прифронтовой зоной. Ожидалось нападение Японии. Ввели затемнение окон, дежурства жителей. Рыли бомбоубежища, для каждого дома отдельно. Александр Михайлович с киркой в руках всегда был рядом с соседями. И это после напряжённого рабочего дня: две-три операции, занятия и лекции студентам.

Трудности были и с продовольствием. Всё необходимое отправлялось на фронт. На каждом свободном клочке земли начали сажать картошку. В этом тоже участвовала вся семья. Ввели продуктовые карточки. Однажды их украли. Пришлось продать на базаре вещи и платья Елены Яковлевны и её мамы, Анастасии Гавриловны.

Беда пришла неожиданно. Александр Михайлович — казалось бы, могучий здоровяк, друживший со спортом,— и вдруг инфаркт миокарда. Сказались земляные работы и огромные нагрузки в эвакогоспиталях и клинике. После выздоровления он продолжает трудиться в прежнем режиме.

 

В хирургии он был новатором. Всё новое, передовое внедрялось в практическую деятельность. В то трудное военное время Александр Михайлович сумел оснастить клинику современной аппаратурой, инструментарием, что позволило оказывать больным высококвалифицированную медицинскую помощь.

В клинику госпитализировали больных с различными тяжёлыми хирургическими заболеваниями. Это были пациенты «полостные», ортопедические, с травмами опорно-двигательного аппарата, острыми воспалительными процессами костей, суставов, мягких тканей, в том числе и огнестрельными, после ранения периферических нервных стволов, онкологические, урологические, гинекологические и т. д. Врачам, работавшим в этой клинике, практического опыта могло хватить на всю жизнь.

Профессор Дыхно оперировал много, широко. Особенно он увлекался восстановительно-пластической хирургией, артропластикой, удлинением конечностей после перенесённых ранее заболеваний. Блестяще проводил операции на костях, суставах и печени, на магистральных сосудах и головном мозге. Перечислить всё многообразие операций невозможно.

Не прерывается и научная работа, диапазон которой был необычайно широк. Под его руководством проводятся десятки экспериментально-клинических исследований, результаты которых открывают перед хирургами новые возможности, поднимают эту область медицины на новую высоту. Первое в СССР удаление вилочковой железы при миастении с блестящим результатом получает широкое распространение в «детской» и «взрослой» хирургии. Исследуется и клинически проверяется метод переливания неподогретой крови — актуальнейшая задача военного и послевоенного времени. В восстановительной хирургии тазобедренного и коленного суставов, при косметических операциях на лице впервые в Союзе применяется органическое стекло — плексиглас. Опубликована монография «О технике резекции желудка при язвенной болезни по методу Райхель — Полиа в модификации А. М. Дыхно». Летальность в этой группе больных не превышала двух процентов — это был один из лучших показателей в Советском Союзе.

Только в Хабаровске А. М. Дыхно опубликовал пять монографий и более трёх десятков журнальных статей. За этот период сотрудники кафедры под его руководством защитили шестнадцать кандидатских и докторских диссертаций по самому широкому спектру вопросов хирургии. Примечательно и отношение к коллегам — в частности, к старшему ассистенту клиники Льву Михайловичу Тверскому, имевшему большой стаж и опыт хирурга, но не имевшему звания. Александр Михайлович убедил его, что «шестьдесят пять лет — не возраст», а огромный опыт и практика должны служить людям, и обещал свою поддержку и помощь всей кафедры. Защита состоялась. А когда в 1942 году под Сталинградом погиб единственный сын Тверского Юра, из глубочайшей депрессии морально и с помощью медицины его вывел профессор Дыхно.

А. М. Дыхно, его доценты и ассистенты в своей хирургической деятельности применяли не только отечественный опыт, но и методы лечения зарубежных хирургов. Александр Михайлович изучал опыт профессора Зауэрбруха из Германии по лечению туберкулёза лёгких. Резекция желудка, разработанная в Америке, в хирургическом «комбинате» братьев Мейо, широко применялась и в Хабаровске. Однако восстановительная хирургия превалировала, так как зав. кафедрой профессор А. М. Дыхно и зав. отделением Л. М. Тверской были продолжателями школы своих учителей из Ростова-на-Дону и Томска. Большинство трудов профессора А. М. Дыхно было посвящено восстановительной хирургии. Александр Михайлович неоднократно высказывал мысль, что хирургия подразделяется на «калечащую» и «восстановительную». И каждая «калечащая» операция должна нести в себе элемент восстановительного, реабилитационного лечения, позволяющего улучшить качество жизни больного.

Александр Михайлович проявлял особую чуткость и трогательное внимание к коллегам в дни их бед и утрат. Шла война, и то в одну, то в другую семью стучалось горе. Люди были благодарны за поддержку, за тёплые слова сочувствия.

Многие любили приходить в гостеприимный тёплый дом Дыхно. В нём часто звучала музыка. И сейчас, спустя много лет, сыновья Александра Михайловича помнят эти незабываемые мелодии.

Вот как рассказывает об этом Эрнест Александрович:

«Не знаю, где мама получила музыкальное образование, но с раннего детства на протяжении всей жизни нас сопровождали пианино, фонотека, музыка: пластинки Леонида Утёсова, Вадима Козина, Изабеллы Юрьевой, Лидии Руслановой (довоенного и военного выпуска), Рашида Бейбутова, Александрóвича и многих других исполнителей. Было много нот — от танцев кекуок, тустеп, мазурок и гавотов, сборников этюдов Черни, купленных для меня, до Первого концерта П. И. Чайковского, оперетты Имре Кальмана «Марица»,— и большие стопки других нот. Причём эта фонотека постоянно пополнялась.

Отец из командировки в Китай (после окончания войны с Японией) привёз несколько коробок с пластинками и множество подарков. Не забыл он никого. В доме всё лето звучала музыка».

С 1944 года добавилась ещё нагрузка: Александра Михайловича назначили директором Хабаровского медицинского института.

О его популярности в городе свидетельствует курьёзный случай. Александр Михайлович с женой как-то вечером отправились навестить больную сотрудницу кафедры. Дорога проходила по узкому обледенелому мосту через овраг, над речкой Чердымовкой. Здесь и произошла встреча с «весёлыми молодцами». Один из них сказал что-то нелестное в адрес Елены Яковлевны. Реакция Александра Михайловича была мгновенной — пригодилось увлечение боксом в студенчестве. Один против двух, да ещё скользящие по льду валенки — не та обувь для схватки. Крикнул: «Люся, беги!» Елене Яковлевне послышалось: «Люся, бей!» А может, и не послышалось... Только она смело бросилась на помощь, успев огреть одного из обидчиков сумкой, в которой несла для больной большую металлическую банку компота. В это время взошла луна и осветила лица дерущихся. И вдруг один из парней громко закричал: «Да это же профессор Дыхно!» Через мгновение оба убежали.

В военные годы профессору Дыхно редко удавалось приезжать в Москву к родным, а после вой­ны он бывал в Москве ежегодно. Часто приезжал вместе с женой. Их приезды всегда были большой радостью для родителей. Особенно радовалась сыну Мина Александровна. В 1944 году её постигло большое несчастье — она лишилась ноги. На этом оборвалась её активная, полноценная профессиональная жизнь. Хотя она и продолжала работать в одной из районных поликлиник, ближайшей к дому, но это, конечно, не могло дать ей полного удовлетворения. С приездом Али в дом входили шутка, весёлая одесская песенка, забавный анекдот. Как радовало всё это Мину Александровну!

В один из приездов Александра Михайловича, 27 февраля 1948 года, Мина Александровна скоропостижно скончалась. Сын проводил её в последний путь.

 

Популярность профессора А. М. Дыхно, награждение его орденами Красной Звезды, «Знак Почёта» и медалями омрачалось кознями завистников. Развернувшаяся в конце сороковых годов борьба с космополитизмом глубоко потрясла его. Казалось, вернулся 1937 год, только под другим названием. Работать стало трудно. Первой знаковой жертвой стал зав. орготделом Хабаровского крайкома ВКП(б), а до этого — первый секретарь горкома партии Комсомольска-на-Амуре Абрам Соломонович Стесин, уехавший в 1947 году «на учёбу в Москву» (в 1951 году Дыхно встретил его в Красноярске). Покинули свои посты зам. директора Хабаровского пединститута Ольга Ивановна Рута и её муж, профессор Виктор Федотович Голосов, заведовавший кафедрой философии. Тоже будущие красноярцы. Арестован режиссёр Хабаровского театра оперетты Венгеров, с женой которого вместе работала и дружила Елена Яковлевна. Его дальнейшая судьба — двадцать лет в Норлагере; после реабилитации он разыскал свою семью в Пятигорске и вернулся с ней в Норильск.

Сложившиеся обстоятельства и настойчивость Елены Яковлевны убедили Александра Михайловича подать заявление об уходе с поста директора института.

 

В 1949 году семья покинула Хабаровск и переехала в Махачкалу, где в течение двух лет Александр Михайлович заведовал кафедрой факультетской хирургии Дагестанского медицинского института.

Жизнь налаживалась, забыты неурядицы, связанные с переездом. Обилие солнца и фруктов, купание в Каспии — всё действовало успокаивающе.

Чуткость, отзывчивость, доброта и высокий профессионализм профессора Дыхно вызывали у всех, кто его знал, любовь и глубокое уважение. Люди знали: он никогда не откажет в помощи. Однажды ночью его разбудил стук в калитку и окно. Соседи звали на помощь: ранен подросток, единственная надежда и опора тяжело больной женщины. Он оказался жертвой кровной мести, существовавшей между двумя кавказскими родами. Все мужчины этого рода погибли на фронте, и война лишь на время прекратила вражду. Когда паренёк выходил из аптеки с лекарством для больной матери, с ним у двери столкнулся какой-то мужчина, извинился и убежал в темноту. Мальчик сделал два шага... и упал. Оказалось, что в момент столкновения он получил удар ножом в живот. Хорошо, что это произошло возле аптеки, где ему смогли оказать первую помощь. Экстренная ночная операция, проведённая профессором Дыхно, спасла ему жизнь.

Но работа не приносила истинного удовлетворения: не было достаточной базы для научной работы, очень уж мало поле деятельности, да к тому же ещё языковой барьер. Иногда из-за многообразия языков и диалектов Дагестана невозможно было узнать, что беспокоит больного. Поэтому Александр Михайлович с радостью принял предложение переехать в Красноярск.

Не смог Александр Михайлович остаться равнодушным к судьбе одной армянской семьи с двумя дочерьми, жившей в доме напротив. Когда красивые девушки выходили на короткую прогулку, прохожие старались не смотреть в их сторону. Больно было видеть, как одна из них передвигается с большим трудом: одна нога у неё была намного короче другой. Что это значило для армянской девушки, понимали все.

Незадолго до отъезда в Красноярск Александр Михайлович сам отправился к ним. Он смог найти общий язык с родителями, преодолел барьер смирения девушки со своей судьбой и пообещал ей, что как только он обоснуется на новом месте, он вызовет её к себе в Красноярск и постарается сделать всё возможное для неё. Слово он сдержал. Сложное, поэтапное лечение заняло полгода, необходимо было «нарастить» около десяти сантиметров ноги. Покинула девушка Красноярск с нормальной ногой. Было это сделано в начале пятидесятых, задолго до успехов доктора Г. А. Илизарова.

 

Александр Михайлович получил предложение работать в Красноярском медицинском институте. Он ясно видел большие возможности для работы в институте, расположенном в крупном промышленном центре — столице огромного и богатого края. Он был избран заведующим кафедрой госпитальной хирургии. С присущими ему энергией, творческой инициативой и работоспособностью Александр Михайлович приступил к работе в Красноярске.

Вначале с женой и младшим сыном они живут в одной из комнат мединститута в здании на улице Карла Маркса, 124. Старший сын и родители жены оставались в Махачкале. Но вскоре вопрос с квартирой был решён, и вся семья собралась в двухкомнатной квартире на улице Сталина, 85 (сейчас проспект Мира). Сыновья начали учиться в школе № 10.

Вскоре прибыли и бережно сохранявшиеся во всех переездах вещи: пианино, набор резной, из чёрного дерева, комнатной мебели, огромная библиотека и, конечно, фонотека и папки с нотами. Прибыли и знаменитая настольная лампа с зелёным абажуром, и статуэтка мраморного льва, подаренная в Хабаровске доцентом Л. М. Тверским, с надписью: «Будь львом в жизни и науке». А свет зелёной лампы видели и знали многие. Вечерами Александр Михайлович включал лампу, работая за письменным столом, читал, писал статьи или проводил ежедневный вечерний опрос по телефону дежурных врачей клиники о состоянии больных и, если возникала необходимость, коротко говорил: «Пришлите машину!» — и уезжал в ночь. Зелёный цвет лампы и сам Александр Михайлович ассоциировались у знавших профессора с маяком и его смотрителем, отвечавшим за безопасность людей, доверивших ему свою жизнь. А зелёный цвет — цвет надежды!

 

И вот новый профессор появился в мединституте. Кандидат медицинских наук Лидия Константиновна Козлова вспоминает первую встречу с профессором А. М. Дыхно: «Профессор впечатляет. Он крупный, высокий, широкоплечий человек. Чёрные с залысиной волосы, большой красивый лоб, крупные жёсткие черты лица, тяжёлая челюсть, небольшие, зоркие, умные глаза. Говорит, слегка грассируя на звуке «р», это смягчает его лицо и общее впечатление. Руки сильного интеллигента, настоящие руки хирурга, с длинными, зауженными к концу пальцами, крохотная рубиновая булавка в галстуке и красивые запонки на манжетах, видных из-под рукавов халата. Профессор не спеша знакомится с сотрудниками кафедры и больничными врачами, включая нас, двух ординаторов,— Валю Красовскую [2] и меня».

Вскоре прошла и первая профессиональная презентация профессора А. М. Дыхно. Из Сухобузимского района доставлен в клинику молодой парень с жалобой на постоянную сильную головную боль и неуверенную походку. Проводят исследования. Рентген показывает, что в черепе у больного огромный плотницкий гвоздь длиной двенадцать сантиметров! Невероятно! Делают повторный снимок — гвоздь. Выясняется, что около десяти лет назад парень чистил гвоздём ружьё. Произошёл случайный выстрел, и гвоздь через глазницу попал в череп. Пострадавший скрыл от родителей истинную причину потери глаза. Он даже сам не подозревал о гвозде, пока не появилась боль. Операция по удалению гвоздя прошла успешно. На хирургическом обществе в огромном лекционном зале профессор А. М. Дыхно представил и больного после операции, и двенадцатисантиметровый гвоздь. «Зал был переполнен,— вспоминает кандидат медицинских наук Ирина Аверкиевна Дударь-Стесина.— Пришли медики посмотреть не только на это «чудо» и на больного, но и на того, кто это чудо совершил». Имя профессора Дыхно было на слуху не только у медиков Красноярска, но и у жителей города. Информация об этой операции была опубликована в газете «Красноярский рабочий», а затем в журнале «Хирургия».

Следующим этапом, принёсшим профессору А. М. Дыхно ещё большее уважение и веру в его искусство хирурга у коллег, студентов и больных, были ортопедические операции, начало которым было положено ещё в Хабаровске. Люди с остаточными явлениями полиомиелита (так называемые «ползунки») после ряда операций, замыкавших «болтающиеся» суставы, обретали возможность стоять и ходить. Одна из них — Надя Ч. из Шушенского. Из-за перенесённой болезни она не могла ходить, передвигалась ползком на коленях. После операции она вернулась к нормальной жизни и возможности работать. Это и С. А. Левин, раненный в 1942 году под Москвой. Его дочь вспоминает: «Профессор А. М. Дыхно в самом прямом смысле этого слова поставил отца на ноги. В нашей семье до самой смерти папы в 1981 году и до сих пор эта фамилия произносится очень часто и с глубоким уважением и благодарностью».

Были ещё встречи у Эрнеста Александровича в администрации Свердловского района, в библиотеке, случайные и короткие на улицах, на кладбище возле памятника, но всегда начинавшиеся словами: «А вы кто профессору Дыхно?» А ведь прошло уже более полувека со дня смерти его отца.

Александр Михайлович ввёл в широкую практику модифицированную операцию по удлинению конечностей по Богоразу, пластические операции на тазобедренном и плечевом суставах с восстановлением трудоспособности. Особенно это касалось инвалидов Великой Отечественной вой­ны. Эти операции вызвали настоящий поток больных со всех уголков нашего края, да и из других городов страны.

Почти сразу появились поклонники, сторонники, последователи, но и... завистники. Всего несколько лет прошло с того счастливого дня, когда гремели над страной победные салюты сорок пятого. Забыты встречи на Эльбе, а тем, кто прошагал пол-Европы, рекомендовано не только не писать, но даже не вспоминать тех, с кем свела судьба на чужой земле и кто остался по ту сторону границы. Опущен железный занавес, всё иностранное — под запретом. За твист на молодёжной вечеринке или брюки-дудочки и набриолиненный кок на голове можно было вылететь из института, быть уволенным с работы. Конец сороковых годов — расцвет оголтелой травли учёных, обвиняемых в космополитизме. Из учебников, научной литературы вычёркиваются статьи иностранных авторов. Генетика считалась мракобесием, гены и хромосомы не признавались в СССР до середины пятидесятых годов. Не многие отваживались тайно проводить опыты по изучению наследственности, это грозило обвинением чуть ли не в измене Родине, тюрьмой и ссылкой. Сколько передовых, мыслящих исследователей сгинуло в жерновах ГУЛАГа! И в это время в руки Александра Михайловича попадает французский журнал по генетике со статьёй о наследственных заболеваниях. Передовой учёный прекрасно понимает, насколько нужны эти знания коллегам. Журнал передаётся из рук в руки в запечатанном конверте, где-то на улицах, чтобы не видели ни родные, ни соседи, и с неизменным предупреждением: «Я тебя не видела и ничего тебе не давала» (доцент Г. Д. Воробьёва). Читают журнал по ночам, утром передавая его другим. Несмотря на то, что «пропаганда американской медицины» было серьёзным обвинением, многие понимали значение новейших мировых исследований в области медицины. Они были благодарны Александру Михайловичу за возможность хоть что-то узнать в этой области. И глубоко верили профессору Дыхно.

Но не все были такими. Почти в каждом коллективе находился человек, считавший себя «стражем порядка». Доносы процветали, были в порядке вещей.

Вот фотография дружного коллектива клиники госпитальной хирургии. В центре её руководитель, профессор А. М. Дыхно. Милые, улыбчивые лица. И вдруг среди них натыкаешься на выстрел подозрительных, колючих глаз заведующего отделением травматологии, доцента С. Д. Марьина. Он буквально с первых дней приезда А. М. Дыхно в Красноярск люто возненавидел его. «Считаю своим долгом довести до вашего сведения...»

Сколько доносов начиналось такими словами! Они сопровождали каждый шаг профессора, каждую нестандартную операцию, каждое его новое слово в хирургии. Как хотел он остановить руку врача, спасавшего тысячи жизней, сколько судеб он пытался искалечить!

Что чувствовал этот невзрачный человечек с дипломом врача и званием доцента, отправляя очередной пасквиль в «органы», что хотел, чего добивался? Делал он это то ли от злобной зависти к блестящей работе гениального хирурга, к его растущей популярности, то ли от неистребимой ненависти к его еврейскому происхождению? Ведь «дело врачей» уже набирало обороты, и раскручивали его сотни таких марьиных... Сразу же после первой операции на сердце, проведённой А. М. Дыхно в 1952 году, последовал донос об «экспериментах над людьми». Постоянные «информации» в партийные органы, совокупность «дела» и доносы ставили под угрозу работу врачей края и клиники.

Об этом вспоминает профессор, морфолог Лидия Борисовна Захарова: «Я не успевала забрать в морфологическую лабораторию удалённый во время операции материал, как уже находилось один-два человека, интересовавшихся правильностью диагноза и тактикой хирурга. Думаю, что, возможно, нервозная обстановка была одной из причин повторяющихся у Александра Михайловича инфарктов, которые так рано оборвали его жизнь».

И собирались вновь и вновь усталые комиссии, которые были обязаны «отреагировать», разбирались в правомерности той или иной операции, назначениях и вновь убеждались в высоком профессионализме А. М. Дыхно. Он всегда с честью выходил победителем из этих разборок, но на его уже раненном однажды сердце они оставляли всё новые рубцы.

Доцент Марьин жил в самом центре Красноярска, рядом с 10-й школой, в добротном доме. Сколько доносов рождалось вечерами за этими стенами, сколько горя несли людям листки бумаги, наполненные ядовитой желчью! И словно догадываясь об этом, Марьина ненавидели все мальчишки во дворе. Детская интуиция здесь была точной. Сделать ему какую-нибудь пакость они не считали детской шалостью, а даже гордились этим. А фантазия у них была богатая. Доставалось и автомобилю доцента — редкому в те годы имуществу рядового гражданина. То в выхлопную трубу картошку забьют, то шины продырявят...

 

Несмотря на сложную обстановку вокруг себя, Александр Михайлович был непоколебим в правоте своих дел служения людям, по-прежнему оставался честным, прозорливым, дружелюбным человеком с открытой душой. Находил мужество в это неспокойное время защищать других.

В 1952 году заведующим хирургическим отделением Минусинской центральной больницы был Василий Алексеевич Козлов, имевший прошлое «врага народа». Он подвергался яростной травле со стороны П. И. Д.— врача-хирурга с ограниченным диапазоном хирургических вмешательств, но высоким уровнем «идеологического развития». Доходило до прямых оскорблений и угроз. Работать стало невозможно, и В. А. Козлов пишет заявление об уходе. Это событие совпало с командировкой А. М. Дыхно в Минусинск. Профессор сделал детальный обход отделения, разбор каждого больного, задавая вопросы лечащему врачу и заведующему отделением, побеседовал со всеми больными, осмотрел операционную, медицинское оборудование, кухню, прачечную, все подсобные помещения. Обход длился долго, но спокойно и корректно.

После этого пригласил обоих в кабинет. Первый вопрос — В. А. Козлову: «Почему вы хотите уволиться?» Козлов кратко изложил причины, добавив, что в хирургии конфликтные ситуации очень опасны и для больных, и для общего дела.

«Какие у вас претензии к Козлову?» — вопрос к П. И. Д. «Да... собственно... никаких...» — «А точнее?» Долгое молчание.

Александр Михайлович резко, категорически потребовал от Д-й прекратить все выпады в адрес Козлова, добавив: «Постыдились бы после этого называться хирургом! Вы этого недостойны. А вам, коллега, надо постараться забыть эти истерические вспышки и продолжать работать как работаете. Работой отделения я доволен».

Пророчество А. М. Дыхно сбылось: в 1955 году П. И. Д. была уволена из больницы «за недостойное поведение».

Весь стиль взаимоотношений с коллегами, больными, персоналом носил отеческий характер, открытый для любого, но одновременно и строгий, но не унижающий. Он откликался на любую просьбу о помощи, от кого бы она ни исходила. К нему обращались коллеги, если не могли найти нужную книгу или статью в библиотеке мединститута. Профессор Дыхно имел уникальную библиотеку. И если он обещал «порыться», то на следующий же день приносил нужную книгу — то Мондора, то Лежара, то Войно-Ясенецкого. Клиническому ординатору (впоследствии профессору) Александру Николаевичу Орлову он предложил научную работу, посвящённую выявлению и лечению дыхательной недостаточности больных тиреотоксическим зобом. Для исследований понадобились спирограф и оксигемометр. Спирограф был приобретён усилиями Александра Михайловича через «Медтехнику», а вот оксигемометр, который только появился в столичных клиниках, он по­обе­щал «добыть хоть из-под земли». В Москве, получив разрешение Мин­здрава, за свои деньги купил аппарат, лично самолётом доставил в Красноярск и вручил Орлову.

Обладая высокой хирургической техникой, прекрасно владея всеми видами анестезии — от инфильтрационной по методу А. В. Вишневского до внутрикостной и проводниковой, обладая глубокими познаниями в клинической диагностике, анатомии, патологической анатомии, физиологии, фармакологии и других науках, профессор Дыхно становится примером для своих сотрудников и студентов мединститута.

Студенты и врачи приходили на его лекции заранее, чтобы занять удобные места. Лекции профессора отличались оригинальностью, глубиной обсуждаемых вопросов, анализом клиники, диагностики. Они сопровождались обязательным разбором тематических больных, анализом монографической и периодической литературы по данному вопросу. Александр Михайлович обладал феноменальной памятью. У него никогда не было конспектов лекций, только план лекции на маленьком листочке. Он цитировал авторов, годы издания монографий, номера страниц. Студенты и сотрудники не раз проверяли это и всегда убеждались в его правоте.

Его лекции покоряли студентов, заставляли по-новому смотреть на избранную профессию. Его вопросы на экзаменах были неожиданными, он очень ценил ответы, в которых проявлялось нестандартное мышление. Успех студента в операционной или на экзамене встречал с одобрением и выражал свою радость бурно, эмоционально. Особенно ценилось в студенческом мнении то, что Александр Михайлович, при внешней лёгкости общения, проявлял абсолютную твёрдость и неуступчивость при защите принципиальных позиций и так же твёрдо и решительно мог защитить студента перед деканом или ректором, если считал его несправедливо обиженным.

Не менее ярко проявлялся профессиональный, педагогический и организаторский талант профессора Дыхно в отношении к врачам и делам клиники. После удачно проведённой в 1948 году в Москве профессором А. Н. Бакулевым операции на сердце клинике, возглавляемой А. М. Дыхно, одной из десяти в СССР, было разрешено проводить такие операции. В 1952 году им была выполнена первая в Красноярске и за Уралом операция на сердце — перевязка незаращённого артериального (Боталлова) протока. И снова сенсация: удаление инородного тела — швейной иглы — со стороны задней поверхности сердца.

В 1955 году будет опубликована статья А. М. Дыхно «Местное обезболивание при операциях на сердце», в которой в деталях описан метод тугого ползучего инфильтрата по А. В. Вишневскому. Заметим, что данный раздел местной анестезии не нашёл отражения в трудах самого А. В. Вишневского. С позиций сегодняшнего дня, когда операции на сердце выполняют под интубационным наркозом и искусственным кровообращением, не перестаёшь удивляться мужеству хирурга-новатора.

Но вернёмся в 1952 год. Александр Михайлович Дыхно впервые в стране выполнил правостороннюю гемигепатэктомию (удаление правой доли печени, поражённой злокачественной опухолью) в связи с метастазом меланомы. Его статья о проведённой операции пролежала в редакторском портфеле медицинского журнала «Вестник хирургии» более двух лет и, вероятнее всего, так и не увидела бы свет, если бы не сообщение французских хирургов о подобной операции в 1952 году, проведённой во Франции. Обе эти операции были проведены независимо друг от друга в двух странах. Редактору пришлось усмирить свои «амбиции центра», напечатать статью и признать, что пальма первенства принадлежала глубокой сибирской периферии.

 

Через год-полтора семья Дыхно получила новую четырёхкомнатную квартиру. Сбылась мечта профессора иметь рабочий кабинет, где бы он имел возможность более комфортно работать, принимать коллег по работе. Были куплены новый письменный стол, книжные шкафы.

Для библиотеки нужно было много места: она была уникальна и обширна, на все вкусы. И отношение к книгам было трепетным. Сочинения О. Бальзака, Г. Мопассана, полные собрания сочинений А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, В. Шишкова, Т. Драйзера, Д. Голсуорси, О. Генри, все военные и послевоенные подписные издания, К. Симонов, И. Эренбург, «Библиотека приключений», приложение к журналу «Сельская молодёжь» — «Подвиг», Большая советская и медицинская энциклопедии, книги по искусству и кулинарии. Всё это богатство путешествовало вместе с семьёй, пополнялось каждый год, бережно хранилось и хранится сейчас в семье Дыхно.

Медицинская же часть библиотеки была уникальна: труды Ю. Ю. Джанелидзе, В. А. Оппеля, А. В. Вишневского, С. П. Фёдорова, А. Бира, С. С. Юдина, журналы по хирургии, монографии, учебники, труды по многим заболеваниям, их диагностике и лечению.

А. М. Дыхно одним из первых в СССР отказался от выжидательной тактики при угрожающих жизни гастродуоденальных кровотечениях и оперировал больных на высоте кровотечения, что в последующие годы получило всеобщее одобрение хирургов.

Бескрайние просторы Красноярского края, районные центры, куда «только самолётом можно долететь», десятки, а то и сотни километров по бездорожью — как часто санитарные машины доставляли больных с острыми заболеваниями, требующими немедленной оперативной и реанимационной помощи, слишком поздно... Большая летальность таких больных была острой проблемой не только в Сибири. Для её решения А. М. Дыхно вместе с В. К. Сологубом, А. А. Кокориной, В. А. Ароновым впервые в мире предложили проводить операции при внутрибрюшном кровотечении во время полёта самолёта. И это было осуществлено А. А. Кокориной. Это нововведение легло в основу создания в стране так называемых «летающих операционных». Одновременно в НИИ хирургического инструмента было создано всё необходимое оснащение для таких операционных.

Ни одно новое хирургическое или терапевтическое предложение в мире или стране не ускользало от взгляда А. М. Дыхно. Для осуществления нового способа операции по поводу рака пищевода с помощью администрации края на заводе «Красмаш» были разработаны и изготовлены необходимые инструменты.

Александр Михайлович одним из первых в стране поднял вопрос о специализации хирургической службы и принял самое активное участие в подборе кандидатов на ту или иную специальность. Как-то «само собой» получалось (не без «помощи» А. М.), что одни занимались больше грудной хирургией, другие травматологией, урологией и т. д. Так формировались кандидаты на будущие самостоятельные направления хирургии.

Палочку нейрохирургической эстафеты профессор Дыхно передаёт Н. С. Дралюк. Она была направлена в Институт нейрохирургии им. Поленова на специализацию. Вернувшись в Красноярск, Нина Семёновна стала лидером нейрохирургии в крае и родоначальником династии нейрохирургов Дралюк. Под влиянием А. М. Дыхно новый стимул приобрели работы Н. И. Захарова в урологии.

За шесть лет работы в Красноярске А. М. Дыхно создал приоритетные направления в хирургии: нейрохирургию, сердечно-сосудистую хирургию, хирургию пищевода, лёгких, ортопедию и травматологию, онкологию. В дальнейшем из доцентских курсов были сформированы кафедры госпитальной хирургии, хирургической стоматологии, травматологии и ортопедии, онкологии, сердечно-сосудистой хирургии, урологии.

Александр Михайлович Дыхно был мощным генератором идей и начинаний. Известные учёные и практики В. Г. Вагнер, Ю. М. Лубенский, Н. И. Захаров, Л. Б. Захарова, В. К. Сологуб, А. Н. Орлов, Н. С. Дралюк, М. М. Архипенко, В. А. Козлов, В. М. Людкова, В. П. Красовская и другие признаются как на исповеди: «Своими успехами в хирургии, в науке я обязан (обязана) Александру Михайловичу Дыхно».

Всё, чем природа одарила этого человека, он без оглядки, щедро и бескорыстно отдавал людям, делам клиники, коллегам и больным. Своим ученикам он внушал свои принципы: «Если есть хоть один шанс из ста — хирург обязан идти на операцию».

 

Руководитель большого отряда замечательных специалистов-хирургов, он думал и заботился о каждом. «Сверху» пришло указание: озеленить территорию краевой больницы. Выйти должны были все, никто не смел ослушаться. Профессор Дыхно своим приказом запретил хирургам, операционным и перевязочным сёстрам выход на субботник, а вечером встретился с первым секретарём крайкома КПСС Николаем Николаевичем Органовым и убедил того, что «руки хирурга — инструмент, которому нет цены». В результате этого разговора Н. Н. Органов поддержал запрет заниматься посадкой деревьев хирургам и музыкантам.

Традиционные чаепития на кафедре по праздникам, юбилеям и памятным датам не обходились без участия Александра Михайловича, его щедрых субсидий. В эти часы отдыха он был весёлым, мог петь и танцевать вместе со всеми.

На праздничных демонстрациях он всегда был в гуще веселящихся от души студентов, играл с ними в популярного в те годы «жучка»: нужно было угадать, кто из стоящих сзади ударил по руке. Угадаешь — меняешься с ним местами. Александра Михайловича часто подводила сила удара, хоть он и старался бить не очень сильно. Но и ему частенько доставалось. Звание профессора и преподавателя не учитывалось, все шутили, смеялись.

И снова беда, и как в тот раз — неожиданно. На первомайской демонстрации в 1953 году случился второй инфаркт. Его привезли домой, а не в больницу,— дом был ближе. Отклик в среде коллег был ошеломляющий. Желающих помочь — не сосчитать. У постели больного организовали круглосуточное дежурство, сменяя друг друга, как в больнице, по часам. Ведущие специалисты клиники постоянно вели наблюдение за ходом болезни. Привезли необходимую медицинскую аппаратуру. Квартира представляла миниатюрную палату интенсивной терапии. Кормили и поили его с ложечки, сами решая, что приготовить и чем кормить. Такой заботой, вниманием и любовью ответили в трудный час те, с кем он работал. Это, несомненно, помогло ему быстро поправиться и снова продолжить работу в прежнем режиме.

 

Опорой Александра Михайловича всегда была его жена, Елена Яковлевна. Она работала в Красноярском мединституте доцентом кафедры нервных болезней и одновременно вела курс физиотерапии. Елена Яковлевна была так же неистова в работе, как её муж. Инициативная, она очень много сделала для развития медицины в крае. Она объединила всех физиотерапевтов городов и районов края, создала курс тематического усовершенствования врачей-физиотерапевтов, сформировала краевое общество физиотерапевтов и в течение двадцати четырёх лет была его председателем. Благодаря её усилиям создана школа физиотерапевтов и физиотерапевтическая служба, которая до настоящего времени работает по единым стандартам. В знак её больших заслуг в становлении, объединении и развитии физиотерапии в Красноярске и крае научно-практическому обществу «Восстановительная медицина» присвоено имя Елены Яковлевны Дыхно.

На кладбище, где она похоронена в 1988 году, в оградке стоят два деревца — ранетки, которые каждый год весной распускают свои нежные розовые лепестки как символ дня её рождения в мае 1914 года. Здесь же сыновья поставили гранитную плиту памяти Владимира Ивановича Солошенко: 1902–1938 гг.

 

Александр Михайлович полностью отдался работе: много и разносторонне оперировал, опубликовал ряд оригинальных статей, методические письма по различным вопросам хирургии, возглавил краевое общество хирургов, выступал на различных конференциях и съездах. О его уникальных операциях писали газета «Красноярский рабочий», журнал «Огонёк» (№ 48, 1952 г.), научно-популярная книга профессора Л. С. Фридланда «По дорогам науки» (1951 г.) и другие.

В 1952 году к обязанностям председателя краевого общества хирургов добавилась должность главного хирурга края. Много ездит сам, уделяя огромное внимание росту квалификации хирургов периферии. Он знал лично каждого хирурга, вёл с ними широкую переписку, организовал их специализацию и усовершенствование в клинике краевой больницы, командировал хирургов клиники в районы для оказания экстренной и плановой методической помощи, проводил краевые конференции.

Кандидат медицинских наук Евгения Леонидовна Корчагина вспоминает: «Как-то районный хирург позвонил профессору домой и сказал, что выполнил пять операций под местным обезболиванием, но больные вели себя беспокойно. Оказалось, что новокаин был приготовлен не на изотоническом, а на гипертоническом растворе. Александр Михайлович сказал, что нужно делать, и сразу же вылетел в район. Все больные поправились».

А вот другой случай. Александр Михайлович направлялся по Енисею в Игарку. Теплоход пришвартовался в Туруханске. Воспользовавшись остановкой, Александр Михайлович направился в районную больницу, куда в это время доставили из далёкой фактории беременную женщину в тяжёлом состоянии. Профессор осмотрел её и сказал, что нужна экстренная операция — кесарево сечение. Вот как описывает происшедшее кандидат медицинских наук Валентина Макаровна Людкова, работавшая в то время хирургом Туруханской больницы: «Операцию он выполнил сам. Я ему ассистировала и была восхищена быстротой и виртуозностью, с которой был извлечён живой и здоровый ребёнок. Вся операция длилась не более десяти минут, а запомнилась мне на всю жизнь!»

 

Тысячи операций за годы работы хирургом. Работоспособность его поражала многих. Его рабочий день начинался около восьми часов утра, а заканчивался за полночь. Днём — в клинике, вечером — за письменным столом, при свете зелёной лампы. И так изо дня в день, из года в год.

Но, несмотря на огромную нагрузку, Александр Михайлович продолжал оставаться жизнерадостным, весёлым, остроумным. Он обладал какой-то притягательной силой, юношеским задором, озорством, юмором. Многогранность его характера вне стен операционной и клиники поражала окружающих неординарностью. Казалось, он может найти выход в любой ситуации.

Однажды во время одной из командировок перестала включаться пониженная передача на автомашине. По ровной дороге едет хорошо, но как только подъём — не тянет, хоть плачь. А подъёмов — хоть отбавляй. Вместе с водителем нашли выход: на подъёмы «задом», затем разворот — и дальше, как все, до следующего подъёма. И так всю поездку.

Старший сын, Эрнест, до сих пор помнит прогулку с отцом в Атаманово: «На размытой лесной дороге мы увидели буксующий в луже ЗИС-150 с двумя измученными, измазанными в грязи шофёрами, потерявшими надежду выбраться. Отец добрался до грузовика и говорит: «Давайте-ка я попробую!» Те безропотно согласились, им уже было всё равно. Усевшись за руль и попробовав переключение передач, он начал всё сильнее и сильнее раскачивать машину, и та потихоньку двинулась вперёд. Выехав на сухое место, он вылез из кабины и говорит: «Дальше сами сможете. Запомнили, как нужно делать?» Шофёры молча кивнули, а один спросил меня: «Наверное, опытный механик?» — «Нет,— говорю,— профессор, врач». Недоумённо посмотрев на меня и ничего не поняв, молча направились к машине».

Александр Михайлович на планёрки никогда не опаздывал и не терпел опозданий. Но однажды сам опоздал минут на двадцать. Запыхавшись, с шумом влетел в зал и громко сказал: «ГАИ меня остановили, оштрафовали. Видите ли, я превысил скорость!» Но так и было. На своей машине «Победа» цвета морской волны он ездил по городу со скоростью сто — сто двадцать километров в час.

Не забывал он посмотреть новые кинофильмы и премьеры в театрах им. Пушкина и музкомедии. Сыновей учил играть в шашки и шахматы, вместе с Еленой Яковлевной приучал их к «прозе жизни»: стирать, гладить, обойтись без электромонтёра, приготовить обед, убрать квартиру. Следил за спортивными достижениями старшего сына, который уже в девятом классе играл в футбол за взрослую команду «Динамо», а затем был зачислен в сборную РСФСР. Отец смотрел многие матчи с его участием, а однажды в Атаманово, во время матча, на его глазах Эрнест сломал ногу. По команде отца ему оказали первую помощь и на руках отнесли в больницу. Первая операция, после которой — восемьдесят километров в старой «санитарке», на раскладушке, по гравийке, полной рытвин и ухабов. Пост ГАИ, где машину почему-то не хотели пропускать, и слова отца: «У меня в машине больной. Если не поднимете шлагбаум, сам сяду за руль и снесу к чёртовой матери вашу деревяшку!» Затем в краевой больнице снова накладывали гипс — кости всё же сместились. Но всё обошлось.

Александр Михайлович находил время и для отдыха с семьёй, и для общения с друзьями. Его интересовали культурная жизнь города, спорт. Не чужды ему были и состязания «на скорость» в забеге на коньках на стадионе «Локомотив» со своими более молодыми друзьями и коллегами.

«Я, будучи студентом, затем клиническим ординатором, к тому же чемпионом Сибири и Дальнего Востока по конькам,— вспоминает профессор Александр Николаевич Орлов,— не раз восхищался его успехами... конькобежца. На финише на лбу у него выступала лёгкая испарина, в глазах загорались озорные огоньки: „Ну вот, я вас обставил, чемпионы... Учтите, дорогу в науке осилит бегущий!“»

Ещё одна игра — «паровоз» на катке стадиона «Локомотив», о которой вспоминает Эрнест Александрович: «Вечер. Отец на коньках в окружении своих сослуживцев. Игра заключается в следующем: люди становятся в цепочку, каждый держит впереди стоящего за поясницу. Впереди — самый быстрый бегун на коньках. И вот цепочка начинает бег. Руки отпускать запрещено. Всё быстрее и быстрее по кругу, встречные шарахаются в сторону от крика «Берегись!». И вдруг первый, вместо поворота по кругу, несётся прямо и только в самый последний момент успевает неожиданно отклониться в сторону и остановиться. Остальные по инерции влетают в снежный отвал катка. Получается куча-мала, но все веселы и хохочут. Отец был первым».

Одно из увлечений Александра Михайловича — цирк; он знал многих артистов, особенно любил борцов и силовых жонглёров. Однажды он вернулся из цирка с подарком: артисты подарили ему щенка, карликового пинчера. Назвали собачку Дези. Она стала любимицей Александра Михайловича и всей семьи. Многие потом узнавали их издали: внушительного вида, элегантно одетый мужчина в шляпе с собачкой на поводке, величиной с его полуботинок. Эта картина всегда вызывала улыбки встречных. Он любил эти прогулки. Его умение одеваться и его облик были «визитной карточкой» узнаваемости: высокий рост, широкие плечи, шляпа (ничего другого он не признавал), костюмы менялись, но неизменно на рукавах его рубашек красивые запонки и булавка с камнем в галстуке. Дополняли облик этого человека элегантность и что-то аристократическое, в хорошем понимании этого слова, его умение общаться с людьми, его притягательность. Человек слова, долга и чести. Добавьте сюда смелость, юношеский задор и азарт, как у гусаров из старых повестей и кинофильмов, и у вас получится образ Александра Михайловича Дыхно.

Он обладал даром иметь друзей, быть верным дружбе долгие годы. Всю жизнь хранил он самые тёплые отношения с А. А. Вишневским, А. С. Стесиным, В. Ф. Голосовым, О. И. Рута, сокурсниками, коллегами и многими другими. Как-то в канун большого праздника «почтальоны» (сыновья) ради любопытства решили сосчитать количество поздравлений. «Любопытство» закончилось на двести шестидесятой открытке. Были ещё, но те уже не считали.

В праздничные дни в доме собирались друзья семьи. Стол всегда поражал обилием, а приём гостей — радушием, весельем, музыкой. По просьбе гостей Елена Яковлевна играла с листа произведения Чайковского, Черни, отрывки из «Марицы», а Александр Михайлович под собственный аккомпанемент пел «ростовские» шансоны двадцатых — тридцатых годов: «Мурку», «Гоп со смыком», «Фонари качаются», причём играл и пел с азартом, а жена, поспешно убирая вазы с раскачивающегося пианино, умоляла: «Аля, Аля, осторожнее!» Смех, шутки, танцы были непременным атрибутом этих вечеров.

Весной 1956 года А. М. Дыхно был председателем Государственной экзаменационной комиссии. Сто семьдесят шесть студентов получили дипломы врачей. Сорок из них стали хирургами. Выпускной бал проходил в театре музыкальной комедии. Весь вечер, продолжая выполнять обязанности председателя ГЭК, профессор говорил всем напутственные слова, произносил разные тосты, учил, что врач должен быть профессионалом и обладать человечностью.

 

1954–1956 годы были для Александра Михайловича насыщены важными событиями. После выступления на расширенном заседании Президиума Академии медицинских наук в Новосибирске с докладом «О борьбе с сельскохозяйственным травматизмом» были существенно переработаны сельскохозяйственные машины на Челябинском тракторном и Красноярском комбайновом заводах. В 1955 году опубликована монография «Рак желудка», достаточно быстро ставшая библиографической редкостью. Ярким, живым словом автор делится своим личным опытом, предостерегая хирурга от неоправданных решений. В 1956 году А. М. Дыхно получает приглашение от редактора реферативного журнала «Excerpta midica», издаваемого в Нидерландах, быть членом редакционной коллегии. Несомненно, что это приглашение было основано на известности А. М. Дыхно среди хирургов Советского Союза, на его огромном вкладе в развитие отечественной хирургии и на значимости опубликованных работ.

В октябре 1956 года по приглашению министерства здравоохранения СССР профессор Дыхно принял участие во Всесоюзном совещании актива работников здравоохранения. Совещание проходило в Кремле. Александр Михайлович выступил при обсуждении проблем травматизма на промышленных предприятиях. Он указал не только количество и тяжесть травм, но и научно обосновал причины травматизма и пути его профилактики. В дальнейшем на ряде предприятий страны были реализованы рекомендации Дыхно. В этом же 1956 году в Куйбышеве он участвует в 1-й Всероссийской конференции хирургов России. Были разработаны и приняты положение о Всероссийском научном обществе хирургов, устав общества. Председателем был избран профессор А. А. Вишневский, его заместителем — профессор А. М. Дыхно. В ноябре 1956 года в Ленинграде состоялось заседание правления Всероссийского общества хирургов, на котором обсуждалась программа первого пленума и место его проведения. Был выбран Красноярск.

Пленум состоялся в конце июня 1957 года. Оргкомитет пленума, возглавляемый А. М. Дыхно, создал самые благоприятные условия для его проведения: лучшие гостиницы для делегатов, бронирование мест в театрах и кинотеатрах, экскурсии. Газеты и радио информировали жителей города о работе пленума. На заседаниях присутствовали знаменитые профессора страны: А. А. Вишневский, Е. Л. Березов, Ф. Р. Богданов, Н. И. Краковский, Б. А. Петров, С. П. Протопопов, А. Г. Савиных. Председателем совещания главных хирургов и травматологов АССР, краёв, областей и городов РСФСР был утверждён профессор А. М. Дыхно. Профессор А. А. Вишневский дал высокую оценку докладу А. М. Дыхно на пленуме: «Касаясь доклада профессора А. М. Дыхно, я могу поздравить его с большим успехом в области хирургии опухолей средостения. По справедливости он может гордиться своим опытом и достижениями».

Начало работы пленума совпало с торжественным вечером выпускников мединститута. Проходил он в ДК железнодорожников. На торжественное заседание были приглашены ведущие хирурги страны. Зал был переполнен: пришли преподаватели института, студенты и их родители, врачи лечебных учреждений города. Все хотели увидеть тех, чьи имена умножали приоритет отечественной медицины. Когда ректор Красноярского медицинского института Пётр Георгиевич Подзолков объявил доклад председателя Государственной экзаменационной комиссии, присутствующие стоя аплодировали Александру Михайловичу.

Спустя много лет на одной из конференций хирургов А. А. Вишневский в присутствии профессоров С. П. Протопопова, С. И. Смеловского, Г. Д. Вилявина, М. М. Воропаева и других сказал сыну Александра Михайловича — Юрию Александровичу Дыхно: «Мы знали о его популярности в Красноярске и в кругах хирургов страны. Но то, что мы увидели в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году в Красноярске, было подобно извержению вулкана». А дальше следовали слова сожаления о его короткой, подобно комете, жизни.

 

Работа пленума, всколыхнувшая общественную жизнь Красноярска, закончилась 27 июня. По рекомендации главного хирурга Минздрава РСФСР профессора Н. И. Краковского, Александр Михайлович стал готовить документы на присвоение ему звания заслуженного деятеля науки РСФСР и для поездки на Всемирный конгресс хирургов в Мексику.

Строились планы дальнейшей работы: создание филиала Института хирургии А. А. Вишневского в Красноярске, организация специализированных отделений на базе краевой больницы, строительство нового хирургического корпуса...

В июле Александр Михайлович, Елена Яковлевна и младший сын Юра уехали в отпуск. Хотели остановиться на несколько дней в Москве для окончательного оформления документов в министерстве здравоохранения. Кроме того, в Москве открывался VI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов — как же это было интересно человеку, отдававшему часть своего времени, сил и души молодёжи, своим студентам. А сейчас здесь, на московских улицах, столько интересных незнакомых юношей и девушек, представителей стран, доселе нам не знакомых — ведь ещё совсем недавно даже мысль о контактах с ними в умах советских людей была недопустима. Активному и жизнелюбивому по натуре, Александру Михайловичу хотелось как можно больше увидеть и услышать в дни фестиваля. Он даже послал сотрудникам кафедры шутливую телеграмму, что обязательно потанцует с француженкой. Кроме того, как никогда раньше, он хотел отдохнуть — сказывалась усталость после пленума.

25 июля был днём открытия фестиваля. Александр Михайлович смотрел праздничное шествие делегатов всех стран мира по Садовому кольцу вместе с женой, сыном Юрой и сестрой Норой. Там произошла его последняя случайная встреча с И. А. Дударь-Стесиной.

«Александр Михайлович рвался вперёд, где конная милиция сдерживала ряды зрителей,— вспоминает Ирина Аверкиевна.— После окончания шествия мы остались на опустевшей Садовой. Он был весёлым, много шутил, ничто не предвещало беду, только был очень бледен. Я сказала мужу: «Посмотри, какая красивая рубашка на Александре Михайловиче». На что профессор с озорной улыбкой выставил вперёд ногу, приподняв брюки, и сказал: «А у меня вот ещё что есть»,— и показал красивейшие носки».

30 июля он собирался посетить «Лужники», у него были билеты, но перед этим он хотел посмотреть концерт делегации из Израиля в Измайловском парке. В этот день он был очень весёлым, купил себе новые туфли. На концерт отправился один. Здесь, во время концерта, и произошла трагедия. Третий инфаркт миокарда оборвал на сорок шестом году жизнь профессора Дыхно.

 

В траурном зале института им. Склифосовского состоялась печальная панихида, на которой присутствовали ведущие учёные-хирурги страны, многие другие, в том числе и красноярец Юрий Моисеевич Лубенский, его ученик, впоследствии профессор, его преемник по руководству кафедрой госпитальной хирургии. Все были подавлены случившейся трагедией, в умах этих людей кипучая, жизнеутверждающая натура Александра Михайловича была несовместима со смертью. Много было сказано тёплых, искренних слов. Боль и недоумение звучали в каждом выступлении. Затем проводы в аэропорту Быково в последний путь — домой, в Красноярск.

 

В состоянии подавленности были и красноярцы, когда пришло сообщение о внезапной кончине А. М. Дыхно. Утрату тяжело переживали все: и те, кто с ним работал, и те, кто у него учился и лечился, и даже те, кто никогда его не видел. Так хорошо он был известен людям даже в самых отдалённых уголках Красноярского края. Так был велик авторитет врача-целителя.

Гроб с телом А. М. Дыхно был установлен в фойе драматического театра им. Пушкина. День похорон выпал на воскресенье. Начало прощания назначили на десять часов, но ещё за час до открытия дверей театра начали подходить люди, а к десяти часам всё видимое пространство перед театром было заполнено желающими отдать долг уважения этому человеку. Прощание длилось несколько часов. Шли медицинские работники города, жители Красноярска, приезжие из городов и деревень, были хирурги почти из всех уголков края. Многие плакали. Весь Красноярск как личную трагедию принял известие о смерти профессора А. М. Дыхно. Путь от театра до кладбища был усыпан пихтовыми ветками и живыми цветами. Похоронная процессия растянулась на несколько километров. Хирурги клиники, города и края, сменяя друг друга, несли гроб на руках. Тротуаров не было видно — с обеих сторон на протяжении всего пути стояла плотная стена людей.

Похоронили его на Троицком кладбище, за оградой которого в те годы проходила единственная дорога в краевую больницу, в клинику, где он работал. Здания мединститута ещё не было. Как-то, месяца за два до этого, Александр Михайлович ехал с коллегами на работу. Проезжая мимо, он указал на угол кладбища, расположенного рядом с дорогой, и сказал, чтобы его непременно похоронили здесь, чтобы постоянно видеть окна больницы и врачей по пути на работу. Сказано это было как бы шутя.

Все, кто слышал его слова, посчитали своим долгом выполнить его волю.

Раньше к могиле вела аллея из двадцати тополей, посаженных руками его сыновей, в конце которой поставлен строгий, обладающий какой-то притягательной силой массивный памятник из чёрного лабрадора, чем-то напоминающий покоящегося под ним человека.

Четыре тысячи смертей
(внушительный итог!)
смог отвести он от людей,
а от себя не смог...
Была работа на износ —
без поз, без громких фраз.
Тот, кто здоровье людям нёс,—
как искра, сам угас.
Но живы тысячи людей
спасённых. Потому
их жизни, жизни их детей —
вот памятник ему!
В. Грядовкин

Сегодня нет уже этой аллеи. На её месте, недалеко от могилы Учителя, Друга, Соратника, захоронены выдающиеся врачи, сотрудники Красноярского медицинского института, люди, с которыми он работал и дружил...

 

Решением крайисполкома за огромные заслуги А. М. Дыхно перед медицинской наукой и практическим здравоохранением клинике госпитальной хирургии было присвоено имя профессора А. М. Дыхно. Один из буксиров, по решению Енисейского речного пароходства, ходил по Енисею с гордым именем на борту: «Хирург А. Дыхно». За заслуги перед отечеством профессор А. М. Дыхно Советом Особой Дальневосточной армии награждён значком «Участнику Хасанских боёв»; орденами Красной Звезды и «Знак Почёта» — за работу в дальневосточных эвакогоспиталях во время Великой Отечественной войны; медалями «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «За победу над Японией», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Министерство здравоохранения наградило его значком «Отличник здравоохранения». Было ещё одно звание: «Почётный строитель города Комсомольска-на-Амуре» — и множество почётных грамот.

В октябре 2004 года на доме по улице Карла Маркса, 132, где профессор А. М. Дыхно жил последние годы, установлена памятная мемориальная доска с барельефом легендарного хирурга. Памятная доска установлена и в новом здании краевой больницы, на стене справа от входа. На барельефе профессор А. М. Дыхно держит руку на пульсе больного, вслушиваясь в биение его сердца.

Имя профессора А. М. Дыхно занесено в Большую медицинскую энциклопедию.

Это правительственные и отраслевые награды. Но есть и другие, не менее, а может быть, и более ценные. Знаки отличия, которыми награждает народ. Александр Михайлович Дыхно — обладатель трёх таких уникальных орденов: «Уважение», «Любовь» и «Память». Трижды прошедший «сквозь строй» в страшные годы репрессий — 1937–38, 1947–48 и 1952–54 — в Ростове-на-Дону, Хабаровске, Красноярске, но не изменивший своим моральным принципам. Реально осознавая опасность, женится на вдове «врага народа», усыновляет Эрнеста и выполняет написанное перед смертью завещание его отца: вырастить, воспитать и выучить его сына (Эрнест Александрович Дыхно стал инженером-конструктором вертолётного КБ им. М. Л. Миля в Москве). Отбиваясь сам от доносов в 1952 году, спасает от клеветы бывшего «врага народа» хирурга Василия Алексеевича Козлова.

Итог его служения людям и науке — тысячи операций, среди которых те, что выполнены впервые в стране. Ещё одно огромное наследие профессора — плеяда учеников, выросших в видных учёных и блестящих хирургов.

До сих пор живы память и уважение этих людей и их близких к Александру Михайловичу Дыхно. Эту память хранит и продолжает эстафету его дел сын — заслуженный врач России, доктор медицинских наук, хирург-онколог, профессор Юрий Александрович Дыхно, награждённый Ассоциацией красноярских врачей «Золотым скальпелем» и золотым знаком «Герб города Красноярска» за заслуги перед городом. Недавно ему вручена медаль «За мужество и гуманизм». Его дочь Ирина Александровна Лопаева — доктор медицинских наук, микробиолог; внучка Елена Евгеньевна Лопаева — врач-косметолог. Его внук Александр Юрьевич Дыхно — кандидат медицинских наук, хирург-онколог Российского онкологического центра в Москве; правнучка Арина Александровна Дыхно — врач скорой помощи в Красноярске; ещё одна правнучка — студентка КрасМУ, мечтает стать детским врачом... Династия врачей Дыхно будет жить, унаследовав всё лучшее от Александра Михайловича, следуя его моральному кодексу: «Светя другим — сгораю».

 

________________________

1. Елену Яковлевну родные и друзья звали Люсей.

2. Валентина Павловна Красовская — в будущем профессор, доктор медицинских наук, организатор кафедры и клиники детской хирургии в Красноярске.