От автора
Тема Холокоста… Об этом, рассказано, написано и снято очень много. Те, кто пережил это лично — уходят, остаемся мы. Для моего поколения — это очень личное. Среди тех, кто окружали меня в детстве, не было практически ни одной семьи, которую бы Холокост так или иначе не затронул, не нанес рану, которая не затягивается и болит постоянно.
Прошло много времени. Иногда кажется, что для поколения наших внуков, эта тема перешла в разряд исторических фактов…
— Как это могло произойти? Почему не вмешался ЦАХАЛ?
ЦАХАЛ защищал их всегда, значит так и было всю еврейскую историю!
Нет, не было. И потому это надо повторять и помнить.
Хватит хмуриться, хватит злобиться,
Ворошить вороха былого,
Но когда по ночам бессонница,
Мне на память приходит снова…
Да, именно так. Снова и снова вспоминается то, что я, вроде, не могу помнить.
Я неоднократно пытался писать на эту тему. Опасное дело, тема такова, что требует гораздо большего умения, чем у меня, да и понимания тоже. Но все время происходит нечто такое, что заставляет снова и снова садиться к компьютеру… То рассказывает о своей жизни женщина, прошедшая последовательно пять концлагерей, побывавшая в лапах у Менгеле… Потом — рассказ соседа о том, как он натирал сажей лицо и волосы старшей сестре, чтобы на нее не позарились фашисты…
История Франчески Манн привлекла мое внимание несколькими особыми моментами. Стало почти общим местом рассказывать об евреях у газовой камеры, как о покорных жертвах. Франческа это мнение изменила. Восстание безоружных слабых женщин против вооруженных эсэсовцев! Они погибли, но они погибли в борьбе.
Другим моментом, привлекшим мое внимание, стало изменение представления о жизни Варшавского гетто. Оказалось, что там, в этой ужасной обстановке работали театры, на сцене танцевала прекрасная балерина, собирались поэтические вечера, работали и школы…
Поразительное жизнелюбие народа. Вот она — жестоковыйность…
Мне захотелось написать об этом, но не демонстрируя колючую проволоку, изможденных людей в бараках, а показать жизнь в гетто, на краю у смерти, на фоне красивых интерьеров театра, где ужас холокоста создает некий фон, как бы запах ужаса… Я хотел показать, что и там, внутри гетто, жила любовь, и что те самые звери-убийцы при иных обстоятельствах были бы добропорядочными бюргерами, ухаживали бы за девушками, растили детей, и не знали, как зарезать курицу… Зверями их делает система и отсутствие внутреннего стержня. Я хотел рассказать, что если тебя обещают спасти, то нужно сомневаться, но если обещают убить, то верить нужно сразу, если можешь — бороться, если не можешь — бежать. И главное — никогда и никому не передавать ключи от своего спасения.
Форма изложения в виде киносценария мне показалась наиболее подходящей.
Сценарий — неудобное чтение. В сценарии не описываются мысли героя, его намерения, там лишь то, что происходит на экране «здесь и сейчас», и потому он пишется только в настоящем времени. Слова «он подумал, что…» вычеркиваются немедленно. В повести можно написать — «Он ее ненавидел…», но в сценарии это нужно не рассказать, а показать. Кроме того, нужно пытаться мысленно визуализировать прочитанное, чему я до сих пор так и не научился. Закадровый голос может, конечно, и рассказать то, что сценаристу и режиссеру не удалось показать, но Копелян этого уже не сделает…
Все персонажи и события в этом сценарии вымышленные. Любое совпадение с реальными событиями и людьми — случайность, кроме одного события в финале, которое совершила балерина Франческа Манн (Манхаймер). Ну а что у меня получилось — судить читателям.
Grand pas de chat
1. Брюссель. Май 1939 года
Улицы полны оживленных людей, спокойная, мирная жизнь. На улицах возле кафе — столики под яркими зонтиками, официанты разносят кофе, круасаны… На фасаде театра «Рояль де ла Монне» (фр. Théâtre Royal de la Monnaie) — красочный рекламный плакат международного танцевального конкурса.
Мы видим зал театра, он полон, в партере и ложах нарядная публика, не каждый же день проходят международные конкурсы. На сцене Беата Шиманская, польская балерина, исполняет партию из балета Кондрацкого «Краковская сказка». Танец заканчивается, она выходит к рампе и замирает в изящном поклоне. Зал взрывается аплодисментами.
Из зала к сцене выбегает молодая девушка с цветами. Беата принимает цветы, кланяется жюри и залу, посылает воздушный поцелуй и ходит.
За кулисами стайками толпятся те, кто уже выступили и те, кто только будет выступать. К Беате подходит немецкая балерина Хильда Штильмайер. Девушки успели подружиться. Они немного похожи — обе красавицы, только Хильда блондинка, в Беата брюнетка.
Хильда целует Беату:
— Блестяще! Это было великолепно! А это тебе.
Хильда передает Беате большой красивый букет.
— Это от Хуго!
— Спасибо, какие красивые! А где он?
Хильда показывает Беате на своего брата, высокого красавца-блондина, стоявшего в сторонке у стены.
— Вон там, в сторонке. Скромничает.
— Хуго, — Беата машет ему рукой, — Вы мало похожи на скромника, Вам это не идет! Не жмитесь у стены, идите к нам!
Хуго подходит, Беата ему явно нравится. Он не обделен вниманием девушек и хорошо знает это. Видно, как на него поглядывают остальные балерины, но он не обращает на них внимания. Он смотрит только на Беату.
— Я скромником становлюсь только в Вашем присутствии, Беата. Вы танцевали великолепно.
Он целует ей руку.
— Так Вы еще и льстец! Вот не ожидала! Спасибо за цветы, Хуго. Это мои любимые.
— Я провел сложную операцию, чтобы узнать какие Вам нравятся. Это было не просто, но я справился.
— Не выдумывайте, Хуго, Вам все Хильда выдала!
— Беата, а ты заметила в жюри Мэри Вигман? — спрашивает Хильда.
— Нет, а она там?
— Ну конечно, вон та, слева, в темном платье.
Хильда подводит Беату к занавесу и немного отодвигает его. Жюри в ближней к сцене ложе оттуда хорошо видно.
— Ой, как здорово! Для второго отделения я подготовила танец как раз в ее стиле. Я ее поклонница. Хуго, она вам нравится?
— Мне нравитесь Вы, Беата.
— Вы не только льстец, Вы еще и обманщик, Хуго! Вигман — величайшая артистка Германии, а я только начинающая балерина…
Наконец выступления закончились, зал опустел.
— Пойдемте, Хуго, я Вам покажу несколько па!
Хуго и Хильда спускаются в зал. Беата делает на сцене несколько танцевальных движений. Хуго не может оторвать от нее глаз. Беата подходит к краю рампы. Хуго подходит к сцене как можно ближе.
— Поддержка, Хуго, мне нужна Ваша поддержка, это Grand pas de chat для Вас! — и смело прыгает в зал, туда, где стоит Хуго.
Хуго ловит её и несколько дольше, чем нужно, держит на руках, затем, явно нехотя, ставит на пол. Беата совсем не против, заметно, что ей не хочется, чтобы Хуго ее отпускал…
— Пошли гулять, Хуго! Где Хильда? Мне ее не хватает. А можно букеты отправить в гостиницу? Я так обожаю цветы!
***
Конкурс завершен. На сцене финалистки конкурса и среди них Беата, она заняла четвертое место. В приветственном слове, Мишель Вигман особо отмечает ее:
— …И я уверена, что в следующем конкурсе в 1941 году Беата Шиманская опять порадует нас своим талантом!
Молодые люди, Хильда, Беата, Хуго гуляют по Брюсселю. Они проходят мимо какого-то ресторана. Музыка слышна и на улице. Беата останавливается.
— Хуго, — говорит Беата, — пригласите меня танцевать!
— Пригласить танцевать балерину? Это для меня чересчур смело!
— А Вы не трусьте, Хуго, вперед!
Они танцуют.
— Хуго, почему Вы так скованы? Примерно так танцевал бы памятник королю Леопольду! Расслабьтесь, Хуго!
— Давайте лучше пойдем в таверну! Я случайно совсем недалеко нашел прекрасную таверну. Пошли! Нужно отметить ваши успехи.
Хуго приводит их на Гран–Плас. Они любуются великолепными зданиями ратуши и Хлебного дома.
— Пошли, Беата, здания никуда не денутся…
— Ты знаешь, я сейчас так явно представила балет не в театре, а здесь, на площади, в этих потрясающих интерьерах…
— Хорошо, хорошо! Это обязательно сбудется, но только, пожалуйста, не сейчас!
Они заходят в Датскую Таверну.
— Заказывать буду я, — говорит Хуго. — Здесь великолепные рыбные блюда!
— Прекрасно, Хуго! Мы тебе доверяем!
К ним подошел официант:
— Можете расположиться снаружи, на воздухе. Я лично рекомендую вам уютное место в правом углу зала.
Молодые люди с официантом проходят к предложенному месту. Официант продолжает:
— Интимная обстановка, музыка даже громкая не помешает и обзор великолепный. У нас сегодня выступает замечательная танцевальная пара из Аргентины. Мы вам рады. Отдыхайте.
Потолочные светильники в зале гаснут, остаются только старинные бра на стенах, луч софитов освещает небольшую площадку рядом с помостом, с которого доносятся звуки музыки. Появляется пара танцоров в концертных костюмах. Звучит танго. Через некоторое время к танцам присоединяются две пары из числа посетителей. Беата увлекает Хуго на танцевальную площадку. С этой минуты взгляды присутствующих переключаются на новых танцоров — Беату и её спутника. Оказывается и Хуго прекрасно танцует. Аргентинцы понимающе переглядываются и, танцуя, уходят в тень. Софиты теперь ведут Беату и Хуго.
Танец закончился, Беата по привычке поклонилась залу, и раскрасневшиеся танцоры вернулись за столик.
Ужин закончился, и они выходят на площадь. Уже стемнело. Неожиданно Беата говорит о прошедшем конкурсе:
— Хильда, по-моему, наш конкурс не показал новых идей в танце! В общем — ничего нового. В основном это была демонстрация совершенных, но проверенных старых и привычных форм. Никакого риска!
— А разве это плохо?
— Хильда, дорогая, балету тоже необходимо развитие. Нужен эксперимент. Без этого все застынет на месте. Как я мечтаю сделать новую хореографию…
Она кружится в необычном танце.
— А сейчас я хочу танцевать!
— Беата, здесь нет ни места, ни музыки, — говорит Хуго.
— Хуго, какой Вы скучный! Музыка, она внутри, а места… Смотрите, какая площадь!
И Беата начинает танцевать. Она танцует в тишине, её белое платье притягивает взгляд. Затем к ней присоединяется Хильда, а потом еще несколько пар, проходивших по площади. Откуда-то начинает тихо звучать музыка…
***
Вечером у себя в номере Беата вспоминает прошедший день…
Флешбэк:
Квартира Беаты в Варшаве. В кресле у окна сидит старый друг ее отца врач Готлиб Порицкий.
Беата радостно рассказывает ему:
— Это просто невероятная удача, я никогда не надеялась попасть на такой конкурс. И, представляете, вдруг в класс приходит директриса, ну Вы ее знаете, Ирена Прусицкая, и сообщает, что на конкурс поеду я!
— Беата, дорогая, ты это заслужила, ты лучшая в Польше.
— Я еще подготовила свободный танец в стиле Асейдоры Дункан!
— Послушай меня. Поездка в Брюссель — это, несомненно, большая удача. Но тебе не нужно возвращаться в Польшу.
Беата опешила:
— А куда еще мне возвращаться?
— Пойми, Беата, вопрос не в том, будет война или нет, вопрос лишь в том, когда она начнется. Наша армия — армия храбрецов, но этого мало. Я внимательно слежу за происходящим в Германии. Я тебе настоятельно рекомендую, нет, я настаиваю — после конкурса поезжай или в Англию или в Америку. В Брюсселе наверняка будут представители из этих стран. Договорись. Неважно, на каких условиях, работать или учиться, главное — уезжай. Деньги я тебе дам.
— Но у нас вроде союз с Англией и Францией, они помогут в случае войны?
— Много они помогли чехам. Но решать, конечно, тебе.
***
Беата напевает, кружится по комнате, и как бы продолжает спор с Порицким.
— Немцы оказались совсем не такими страшными, дорогой Готлиб. Хильда и Хуго просто чудесные люди! А Ваши страхи, дорогой Готлиб, просто преувеличены. Хуго и Хильда, дорогой Готлиб, обещали приехать в Варшаву, все будет прекрасно. Вот ради таких моментов и стоит жить!!!
Беата танцует одна в своей комнате, но видит себя танцующей с Хуго…
2. Берлин. Июнь 1939 года
Хуго идет на службу. На нем форма оберштурмфюрера СС, она ему очень идет, на его спортивной фигуре она сидит прекрасно.
Он доволен жизнью. Не спеша доходит он до Вильгельмштрассе и несколько минут любуется Дворцом принца Альбрехта, в котором расположена штаб-квартира СД.
Флешбэк:
Хуго танцует с Беатой…
Он тряхнул головой, танцы кончились. Перед ним штаб-квартира СД, он видит часовых у входа, штандарты, пора на службу.
Хуго поднимается по лестнице, идет по коридору, заходит в свой отдел. Там девушка в форме говорит ему:
— О, Хуго, наконец-то появились. Вас давно ждет гауптштурмфюрер Дитрих.
— Вы как всегда очаровательны, Ингрид. Спасибо.
Ингрид демонстративно отворачивается, видно, что между ними что-то было, но остались только неприязненные отношения.
Хуго заходит в кабинет Дитриха. Тот встает, улыбается, выходит из-за стола, и радостно жмет руку Хуго, приобнимает его за плечи:
— Дружище, я по тебе уже соскучился. Должен тебя поздравить, начальство высоко оценило твою работу в Вене, и я под шумок смог забрать тебя к себе. Всегда хотел видеть тебя в своем отделе. Наконец получилось!
Дитрих садится на свое место, приглашает сесть Хуго. Хуго доволен, их связывают старые приятельские отношения и интерес Дитриха к Хильде.
— Спасибо! Я очень рад. Давай отметим это хорошей вечеринкой в ресторане?
— Только приглашаю я. Кстати, как Хильда? Как она выступила?
— А я думал, что тебя интересует она сама…
— Конечно она, но и ее успехи тоже! Бери ее, и давай вместе проведем вечер. Я заеду за вами. У меня, наконец, появилась служебная машина. Нужно же ею пользоваться!
Дитрих закуривает. Хуго смотрит на пачку:
— О, Кемел! Трофейные?
— Нет, итальянские друзья поставляют. Нужно признать, у этих янки сигареты вполне приличные.
Хуго закуривает, Дитрих пускает кольца к потолку. Хуго спрашивает:
— А чем я у тебя буду заниматься?
— Пока ничего особенного. Заниматься охраной Рейхсфюрера и оперативной работой точно не будешь. В общем — рутинная канцелярская работа.
— Вот и прекрасно, останется время для театров, ресторанов и…
Хуго сделал паузу, широко улыбнулся и продолжил
— И легких романов.
— Ну, тут ты мастер…
3. Варшава. октябрь 1939 года
1 сентября 1939 года началась война. 28 сентября пала Варшава.
В театре-кабаре (ночном клубе) «Мелоди Палас» собрались перепуганные артисты, и среди них Беата. Мы слышим продолжение разговора:
— Вы же знаете, что делали немцы с евреями. А говорите, культурная нация! Как же… А «Хрустальная ночь» вам ничего не объяснила?
— Объяснила, не объяснила, что толку вспоминать! Бежать надо! Южная граница еще проходима?
— Куда бежать? Как? Транспорт уже не работает, бежать — это просто «пляска смерти», ничему не поможет!
— Не бежать, нужно найти убежище в Варшаве или в провинции. Это не может быть надолго!
— Как раз может. Немцы пришли именно всерьез и надолго. — вступил в разговор режиссер театра Абрахам Гонтвейн, — Но поймите, они же не идиоты, не будут здесь творить то же, что в своей Германии. Нужно встраиваться в систему, стать полезными них.
— А что, в Австрии и Судетах евреи живут спокойно? Встроились?
— Я встречалась с немцами совсем недавно, в Брюсселе. — вступает в разговор Беата, — На мой взгляд, немцы обаятельные, культурные люди. Воюют правительства, а мы… Мы переживем это.
— Это уж кому как повезет.
— Прекратите, это все пустое. — говори Гонтвейн, — Кто бежать — бегите, кто прятаться — прячьтесь, а я ставлю новое представление с теми, кто останется.
***
Беата осталась. Театр «Мелоди Палас» продолжил работу. Мы видим, как из театра выходит работник и наклеивает на рекламный щит новую афишу. На афише надпись: «Танцует Беата Шиманская»
В один из вечеров в зал входит группа немецких офицеров, среди них Хуго. Беата замечает вошедших, но в их сторону не смотрит. Позже, из-за кулис, она рассматривает зал. Хуго в форме офицера СС Беата узнает не сразу, слишком не похож этот офицер на обаятельного брюссельского ухажера.
Действие продолжается, она снова выходит на сцену.
Хуго смотрит на Беату…
Флешбэк:
Яркой вспышкой вспоминает, как он держит ее в объятиях после прыжка со сцены…
…но отворачивается. Все это нужно забыть!
Беата испугана, она хочет избежать встречи с ним, и после спектакля уходит из театра через черный ход.
Забыть у Хуго не получается. Через несколько дней он приходит снова, останавливает сотрудницу театра:
— Мадам, передайте записку г-же Беате Шиманской.
После спектакля он ждет ее напротив театра, но Беата не приходит.
Хуго не сразу понимает, что ждать бессмысленно. Он взбешен! Так игнорировать его! Он идет по улице, в раздражении пинает ногой какой-то ящик. Ночью это создает сильный шум. Ящик ударяется о стену и вылетает на середину улицы. Встречный поляк, взглянув на него, сразу прячется в первый попавшийся подъезд, — с такими, как Хуго, лучше не встречаться!
4. Варшава. Ноябрь 1940 года
В «Мелоди Палас» — редкий гость. Это Адам Черняков, глава юденрата. Даже в гетто он по-прежнему выглядит польским сенатором. Они с Абрахамом Гонтвейном уединяются в гримерке. Артисты прислушиваются, стены тонкие, фанерные, уединение весьма условное, их разговор хорошо слышен всем.
— Абрахам, я долго помогал тебе, больше не могу. Впредь твои люди будут работать на рытье окопов.
— Пойми, наш театр — единственная отдушина в гетто. Земляные работы убьют театр.
— Немцев это не интересует.
— Адам, ты не можешь не понимать! Скрипач, который долбит землю кайлом, перестает быть скрипачом.
— Я все сказал. Будь благодарен, что я пока ещё спасаю твоих от депортаций. Знаешь, что это такое?
— Знаю.
— На работу — завтра, чтоб было 10 человек.
Адам Черняков, не глядя на артистов, уходит.
***
Прошел год.
Артисты «Мелоди Палас» готовятся к выступлению. Настроение у всех мрачное. Они устали, устали от тяжелых работ, от страшной обстановки в гетто.
К театру спешит опаздывающий артист. Холодно, метет поземка. Артист поднимет воротник, глубже натягивает шапку. Мы видим гетто, полностью обнесенное высокой стеной, у входных ворот — вооруженная охрана.
Артист заходит в театр.
Слышны разговоры:
— Я просто в ужасе. У моей подруги, ну ты ее знаешь, так вот — у нее умер ребенок. Так она бросилась на стену, на пулеметы и полицейские ее расстреляли.
— Какой ужас…
— Это не выход. Если попытаться бежать, то хоть небольшой, но шанс есть, а так…
— Да, сейчас и в город то не выйдешь. Нужно где-то добывать разрешение, пропуск.
Входит Абрахам Гонтвейн. Он осунулся, ссутулился, но старается держаться.
— Внимание, репетиция через 15 минут. Всем поторопиться.
***
В декабре Абрахама Гонтвейна забрали на строительство каких-то укреплений. Оттуда он уже не вернулся.
В зале театра Беата и влюбленный в нее Лео, пианист «Мелоди Палас». Так сложилось, что в замкнутом мире гетто они все больше проводят времени вместе. Через некоторое время им стало казаться, — это судьба, они созданы друг для друга!
— Вслед за Гонтвейном могут прийти за любым, и он так же исчезнет! — говорит Беата, — Говорили же мне, не возвращаться из Брюсселя. Какая я дура!
Она плачет у Лео на груди. Лео ее обнимает. Некоторое время они стоят, прижавшись друг к другу. Лео целует Беату, она отвечает на поцелуй.
— Боже, как давно я хотел сделать это!
— Боже, какой ты глупый!
Она целует Лео.
Вбегает еще один артист театра. Не обращая внимания на обнявшихся он говорит:
— Чернякова больше нет!
— Как нет? Он же недавно приходил?
— Он отравился!
Садится на стул, плачет…
— От него требовали по 6000 человек в сутки.
— Куда, на работы?
— На уничтожение!
Беата бледнеет, садится на стул.
— Он пытался спасти дом сирот Корчака, но не смог. Ему повезло, у него был цианистый калий. Я знаю одного, тот продает, но деньги нужны сумасшедшие!
Артист встает и, сгорбившись, уходит. Беата и Лео опять остаются одни.
— Беата, нужен не цианистый калий, нужно искать выход.
— Какой тут может быть выход? Придумала! Представь, мы с тобой улетаем на большом полосатом воздушном шаре. Полицаи от удивления упускают время, а когда они опомнились, мы уже высоко. И летим, летим…
— Почему полосатом?
— Так красивее!
— Беата, мой вариант проще. Тебе нужно спрятаться в городе, подумай об этом. Хорошо? Давай назло им выживем, и будем жить долго-долго! У тебя есть в городе, кто может тебя спрятать?
— Почему меня, а не тебя?
— Ты женщина, красивая женщина, ты в большей опасности. Ну пошлют меня что-то копать, я справлюсь… Уходить надо тебе.
— Я подумаю. Но не сейчас.
Она обнимает Лео, кружит его по комнате…
5. Варшава. март 1942 года
Беата начинает искать пути к спасению. Одевшись так, чтобы не быть похожей на узницу гетто, она выходит в город.
Весна, она садится на скамейку в парке, зажмуривается.
Она видит театральную площадь, Большого театр «Вельки». Потом видит сцену, на которой она танцует партию Жизель. Танец закончен, она выходит поклониться, раздаются аплодисменты…
Она вздрагивает. Аплодисменты реальные и очень громкие.
Беата открывает глаза. Невдалеке польское семейство с ребенком лет 12. Ребенок ловко жонглирует тремя мячиками. Сидящая напротив группа немцев приветствует его аплодисментами.
Беата быстро уходит. Она идет к Зденеку, своему однокласснику. На счастье, Зденек оказывается дома.
— Беата, как я рад тебя видеть. Ты прекрасно выглядишь.
— Не ври, Зденек. Ты не умеешь врать.
— Садись, я сейчас быстро организую чай… А может ты поешь что-нибудь?
Беата садится к столу, она выглядит очень усталой, измученной.
— Не суетись, — говорит Беата, — сядь, пожалуйста.
Зденек садится к столу напротив Беаты.
— Я к тебе по делу. Не простому делу.
— Ты же знаешь, я для тебя все что угодно сделаю.
— Ты можешь меня спрятать? Только это надолго. И спрятать так, чтобы и при обыске не нашли…
— Конечно, только такое убежище нужно еще устроить.
— Это долго?
— Дней за 10 управлюсь. Давай через 10 дней, вернее через 12, встретимся в парке возле нашей школы. Сможешь придти к 2-м, немцы уйдут обедать. У них все по часам. Орднунг!
— Я буду вовремя.
Беата целует Зденека в щеку и уходит.
***
Через 12 дней вместе с группой рабочих Беата выходит из гетто. Она идет на встречу со Зденеком. Когда приходит в условленное место, Зденек ее уже ждет.
— Беата, все готово, пошли. Ты там спокойно встретишь конец войны! Я все устроил.
Они идут к нему домой. Зденек возбуждено рассказывает:
— Я, ну ты помнишь, у меня кухня длинная. Я часть отгородил, сделал стенку, а вход загородил буфетом.
— А чтобы зайти, нужно проползать под буфетом?
— Можно и проползать, конечно. Но я к буфету колеса приделал, его можно легко и быстро отодвинуть и спрятаться! Не так романтично, но и нет шанса застрять.
— Какой ты молодец, Зденек!
— Я не решался сказать тебе раньше…
Зденек несколько смутился…
— Я всегда мечтал пригласить тебя к себе, но не мог решиться. А сейчас, ты не поверишь, я счастлив…
Беата берет его под руку:
— Лучше бы ты пригласил меня при других обстоятельствах.
Их останавливает немецкий патруль. У Беаты нет документов для нахождения вне гетто, нет желтой звезды, белой повязки. Все это может для нее очень плохо кончиться. Зденек хочет отвлечь от нее внимание.
Сержант спрашивает:
— Ваши документы, бите!
Зденек начинает шарить по карманам, делает шаг в сторону. Солдат хватает его за рукав. Зденек выдергивает руку. Солдаты сосредотачиваются на нем, и это дает возможность Беате отойти в сторону. Чтобы спасти Беату, Зденек вырывается и начинает убегать. Патруль его преследует. Солдаты бегут за Зденеком, а Беата прячется в подвале соседнего дома
В это время на улице раздается автоматная очередь, Зденек падает.
Беату трясет от ужаса, как погиб Зденек, она не видит, но стрельба слышна очень хорошо. Она плачет. Её ищут, но не очень долго. В подвале Беата прячется до темноты, а затем осторожно, с оглядкой, возвращается в гетто.
Прошел месяц прежде, чем Беата решилась повторить попытку. Теперь она идет к Порицкому.
Она приходит на прием к Порицкому.
— Что тебя привело к старику, дорогая. Надеюсь не медицинские проблемы?
— Готлиб, ты можешь меня спрятать? Ты меня обо всем предупреждал…Какая же я была дура. Прости меня. Я просто не могла поверить.
Она плачет. Готлиб обнимает ее, достает из кармана платок и осторожно вытирает ей глаза.
— Не плачь, не ты одна не могла поверить. Это уже в прошлом. Конечно, я тебя спрячу, но тут нужно будет кое-что перестроить. Давай так, я все сделаю, подготовлю и сам приду за тобой. Хорошо? А ты пока будь очень осторожна.
Беата кивает.
— Вот и умница.
***
Порицкий начал перепланировку. У него большая квартира и есть возможность сделать укрытие. Но эти работы не скрыть от внимания соседей.
Под примитивным предлогом к нему заходит соседка:
— О, пан Готлиб, Вы затеяли большой ремонт?
— Вот посмотрите, это и это уже никуда не годится, — он показывает на деревянные дверные проемы, — все нужно менять, да и покрытие полов тоже…
— Может лучше это отложить, ну до поры, пока все не стабилизируется?
— Нравится нам это или нет, но немцы завтра не исчезнут, это надолго. Что делать, так получилось. Ни я, ни Вы, пани, это не изменим.
— Это уж точно, пан Готлиб!
— Вот и нужно жить теперь при их власти, а значит, обустраивать свое жилище… Вам нравится это цвет?
Готлиб показывает на свежевыкрашенную панель.
— Это очень хорошо, пан Голиб. У Вас просто великолепный вкус. Не буду Вас задерживать!
Работа тянется долго. Беата ждет известий, но их все нет.
6. Варшава. май 1942 года
Беата продолжает танцевать в «Мелоди Палас».
После выступления к ней подходит Хуго.
— Беата, давай поговорим, я не укушу тебя.
Беата кивнула. Почему не поговорить. Хуго почти тот же, что и в Брюсселе, вот только форма. Бета смотрит на него, на мгновение она видит прежнего Хуго, потом снова возвращается в реальность.
Хуго выходит с ней в город. Они подходят к какому-то кафе, садятся за столик у стеклянной витрины.
— Чего тебе хочется? Что заказать?
— Заказывай что хочешь, мне все равно.
Хуго заказал бутылку вина, сыр, потом передумал и заказал венский шницель.
Молчание затягивалось. Хуго крутит в руках вилку, то кладет ее на стол, то снова берет… Наконец он говорит:
— Беата, я вполне понимаю твои чувства ко мне, к этому мундиру и вообще к немцам. Не так давно мы были друзьями. Я даже думал, что мы не просто друзья… Теперь…
Хуго замолкает. Пауза затягивается. Беата молчит, внимательно смотрит на него. У нее в глазах вопрос — что он хочет, о чем он?
— Беата, я прошу просто выслушать меня.
— Ты же видишь, я слушаю.
— Беата, я служу «в управлении по переселению». Ты об этом управлении не знаешь, но именно я реально помогаю евреям уехать, спасаю их от уничтожения. Поверь, мне самому противно это отношение к евреям. Я не понимаю действий немецкой администрации вообще, но это не в моей власти.
— А что в твоей?
— После аншлюса я работал в Вене. Там с Эйхманом мы всего за 4 месяца создали «Центральное агентство еврейской эмиграции в Вене» и смогли наладить его работу. Оно помогало евреям покинуть Австрию. Поверь, это было очень-очень непросто.
Беата начала слушать Хуго с интересом.
— Германская администрация — о-о-о! Это вершина бюрократии. — продолжает Хуго, — Что только мы с Эйхманом не делали, чтобы упростить процедуры для желающих эмигрировать… И мы многого добились.
К ним подошел официант. Хуго замолчал, при официанте он говорить не хочет. Шницель выглядит потрясающе аппетитно. Беата почувствовала, как проголодалась. Хуго налил вина в бокалы.
— Я хочу выпить за то, чтобы ты, наконец, поняла, я тот же Хуго, с которым ты познакомилась в Брюсселе, а форма — это всего лишь форма. Когда-нибудь все это закончится, и я поменяю ее на фрак, который надену на твое триумфальное выступление!
Когда пустые тарелки убрали, Хуго продолжил:
— Когда мы уезжали из Вены, — продолжил Хуго, — то возле нашего офиса во Дворце Ротшильда собрались еще не успевшие уехать евреи и просили нас остаться!
— Многих вы отправили?
— Я этим могу гордиться! Мы отправили из Австрии почти 100 000. Заметь, на законных основаниях. А еще многих вывезли контрабандой в Палестину и другие страны, но это не важно.
— А что важно?
Хуго кладет руку на руку Беаты. Та свою руку не убирает.
— Важно то, что такая же задача у меня и здесь. Ты можешь на меня рассчитывать, я тебе помогу. Не только тебе, но и многим другим. Кстати, тебе большой привет от Хильды.
Хильда, как давно это было… В той, другой, мирной жизни…
— Завтра я тебе принесу документы, позволяющие свободно находиться за пределами гетто без всяких звезд и повязок. Ну и документы на проживание в отеле «Польски». Тебе там понравится.
— Что мне там делать?
— Ждать выезда! Я надеюсь, что переезд в Швейцарию или в Южную Америку тебя устроит.
— Хорошо, Хуго, дай мне подумать.
— Только не долго.
***
От Порицкого все нет известий. Хуго приходит снова.
— Беата, что ты решила? Я не могу долго ждать, ситуация может выйти из-под контроля!
— Конечно, я согласна! Спасибо тебе.
— Считай меня предсказателем. Я уже принес тебе документы. Это пропуск для нахождения в городе, а это предъявишь в отеле «Польски», там тебя поселят. Это ул. Длуга 29. Знаешь, где это?
— Хуго, ты конечно предсказатель, но ты забыл, что я родилась в Варшаве, я знаю здесь всё!
***
Беата живет в отеле «Польски» и по-прежнему продолжает танцевать в «Мелоди Палас». Она с удовольствием гуляет по Варшаве, документы, переданные ей Хуго, вопросов не вызывают. Почти довоенная жизнь, если не возвращаться в гетто.
Наконец в «Мелоди Палас» приходит Порицкий.
— Беата, все готово, я все устроил. Мы можем идти.
— Дорогой Готлиб, спасибо. Но сейчас у меня появилась возможность выехать в Швейцарию или Южную Америку.
— Каким образом?
— Это немецкий план.
— С чего бы они вдруг стали заботится о евреях? — с иронией спрашивает Готлиб.
— Я думаю, такой способ избавиться от евреев, но он меня устраивает. Прости, что доставила тебе столько хлопот.
— Откуда у тебя эти сведения?
— Тогда в Брюсселе во время конкурса я познакомилась с одним немцем. Он сейчас здесь, нашел меня. Это его предложение.
— Ты веришь немцу? Ты думаешь, их обещания чего-то стоят?
— Мы с ним обо всем договорились, его предложения выглядят логично
— Беата, пойми, с порядочными людьми, нет необходимости в договорах, а с непорядочными, никакие договора не помогут. Вы договорились! Какое это имеет значение?
Беата задумалась. Она уже раз не прислушалась к словам Готлиба. Но перспектива сидеть в глухом помещении неизвестно сколько лет, ее не привлекает.
— Прости, Готлиб, я уже сделала выбор.
7. Варшава. Июль 1942 года
Вечер. В баре кабаре Адриа проводят вечер офицеры СС, среди них Хуго. Все выпили достаточно много. Гауптштурмфюрер Дитрих в расстегнутом мундире, кажется, что он благодушен, в хорошем настроении, вот только глаза его выдают. Трезвые, цепкие глаза охотника. Хуго с ним рядом. Дитрих обнимает его за плечи, наклоняется к нему и тихо, на ухо, задает ему вопрос:
— Что у тебя с той еврейкой? Что ты с ней так носишься?
Для Хуго этот вопрос — полная неожиданность.
— Она нужна мне для работы с богатыми евреями. Ну, по тому плану с паспортами. А в чем дело?
— Да так. Это закрытая информация, послушай. Тобой начал интересоваться еще Йозеф Майзингер, а он просто так ничего не делал. Большой любитель чистки партии! Особо он любил охоту на всяких нарушителей расовых законов! Чувство юмора у него, как у моей овчарки. Это тебе так, к сведению.
— Но он же уже давно посланник в Японии?
— Ты меня удивляешь, дружище, он что, все бумаги забрал с собой или уничтожил? Ты думаешь, все так просто? Ушел Майзингер, пришел Заммерн-Франкенегг. Ничего не меняется.
— Так что мне делать?
— Я тебя пока прикрываю, просто имей это в виду. Надеюсь, у тебя мозгов хватит.
— Спасибо, Дитрих. Просто через эту еврейку я хочу вытащить тех, кто прячется в городе. Их должны заинтересовать паспорта нейтралов. Это вполне понятный оперативный план. Разве не так?
— Дружище, оперативные планы могут и не принять во внимание.
— Что, и фон Заммерн-Франкенегг тоже умом не блещет?
— Умные не нужны. Нужны верные. Это к тебе относится точно так же.
Хуго напуган, интерес к нему полиции безопасности не сулит ничего хорошего. Настроение пропало. Через некоторое время он прощается и уходит.
Хуго идет по темной улице, останавливается перед витриной, смотрит в нее, как в зеркало. Он много выпил. Своему отражению в витрине он говорит:
— Они просто тупые мясники!
Отражение в витрине изменяется. Это уже не Хуго, а шеф полиции безопасности, то ли Майнзингер, то ли Заммерн-Франкенегг. Он говорит, обращаясь к Хуго:
— Конечно, мы мясники, когда это нужно. Мы можем многое. Хочешь проверить? Давай! Как тебе нравится разжалование и восточный фронт?
Фигура в стекле тянет руку, схватить его за горло.
Хуго бьет ладонью по витрине, изображение исчезает, и Хуго, пошатываясь, уходит.
***
Несколько дней Хуго не появляется в отеле «Польски», он медленно успокаивается. Это все нервы! Дитрих просто пугает.
Он приносит Беате новые документы, у старых уже закончился срок действия.
— Спасибо, Хуго. — Беата берет у него документы, — Я рада тебя видеть.
— А у меня для тебя новость. Наконец что-то удалось. Евреев Варшавы с иностранными паспортами нейтральных стран, но только нейтральных, интернируют в отель «Польски», откуда их отправят за границу.
— Хуго, но где брать такие паспорта. И у меня его нет.
— Не бойся. Из Швейцарии уже пришла первая партия таких паспортов. Есть решение с пониманием относиться к купленным паспортам. В них будут выездные визы в Парагвай, Панаму, Перу, Гватемалу или Боливию, не бесплатно, конечно, за 1500 долларов на человека.
— Но это же огромная сумма!
— Да, не малая, но это для состоятельных еврейских семей. Так хоть кого-то спасем. Бесплатно — Берлин не соглашается.
— А визы как получать?
— Мы сами поставим. Ведь важно только пересечь границу Рейха. Ну и часть людей мы планируем просто обменять на немецких военнопленных.
«В общем, с виду надежная схема», — подумала Беата.
— Но у меня денег точно нет.
— У тебя есть я, а у меня паспорта. Считай, что он уже у тебя в кармане. Подумай, в какую страну ты хочешь?
— В Швейцарию!
— Беата, если знаешь кого-то, кому нужна такая помощь, то я буду рад помочь!
— Спасибо Хуго!
Она целует его в щеку. — Зря я о нем плохо думала!
***
8. Варшава. октябрь 1942 года
Слух о возможности приобрести паспорта и уехать быстро распространился по Варшаве. Беата сообщила об этой возможности нескольким знакомым, а те своим знакомым… Из-за этого многие из тех, кто скрывался от немцев на «арийской» стороне, вышли, чтобы купить паспорта. Купивших такой «пропуск в жизнь» селили в отеле «Польски». Их оказалось около 2500 человек.
***
Вечером в лобби отеле «Польски» Лео наигрывает на старом пианино. Постояльцы отеля ведут бесконечные разговоры, все пытаются заглянуть в завтрашний день. Они заплатили за паспорта и ждут, когда их выпустят из Рейха.
— Что вы думаете, пан Камински, о Мадагаскарском плане? Это же надо такое удумать, везти нас туда, к дикарям…
— Пану кажется, что здесь дикарей мало?
— Какая ерунда. Что вы, панове, обсуждаете? Да куда угодно, хоть на Мадагаскар, только бы подальше отсюда.
Но Мадагаскарский план вскоре был снят с повестки дня. О нем забыли.
Беата все больше времени проводит с Лео. Это в замкнутом мире отеля получилось как-то само собой. По вечерам они гуляют в небольшом скверике у отеля, мечтают о будущем без войны.
Беата говорит:
— Нужно возвращаться, скоро может прийти Хуго, он будет меня искать.
— Мне кажется, что у Вас какие-то странные отношения. Он тебя явно выделяет из всех. Да и ты, как мне кажется…
— Лео, когда-то в другой жизни, мы были знакомы. Мы даже думали, что любим друг друга… Но это было давно. Может у него что-то ко мне и осталось… Я не знаю. Он говорит, что да. Он мне не нужен, но у него ключи от выезда. Если бы только моего.
— Он обманет, не верь ему.
— Лео, он мне кажется порядочным человеком. Да и выбора нет. Он мне говорил, что проект интернирования и выезда — его.
— Моя бабушка говорила — «Даром и курица не кудахчет».
— Лео, не мучай меня. — Беата почти плачет, — что мне делать? Разругаться с ним? Завтра придут еще люди, которым нужны паспорта, что я тогда им скажу?
Совсем стемнело. Приходит Хуго, он ищет Беату, но ее нигде нет. Хуго выходит на улицу и видит невдалеке гуляющих Беату и Лео. Хуго стоит в тени дерева и наблюдает за ними. Он не слышит, что Лео говорит Беате, но это ему и не важно. Еще некоторое время он продолжает за ними наблюдать.
Лео что-то сказал, и Хуго видит, как Беата целует этого нескладного еврея.
Хуго взбешен. Он громко окликает Беату, подходит к ним. Затем, обращаясь к Лео, говорит:
— А ты пошел вон.
Хуго видит, что Лео готов броситься на него и достает пистолет.
— Пошел вон!
Беата легонько подталкивает Лео в сторону отеля:
— Иди Лео, иди, все в порядке.
Лео уходит, Беата смотрит на Хуго. Хуго взвинчен:
— Ты ведешь себя, как проститутка! Как тупая проститутка.
— Ты не понимаешь, что творишь?
— Это ты не понимаешь, что творишь! — Хуго импровизирует, — Этот тип связан с сопротивлением и за ним пока просто следят. Его возьмут, заодно и всех, кто с ним связан. Я тогда не смогу тебя спасти!
Беата некоторое время молчит, затем спрашивает:
— Успокоился?
Хуго не отвечает, резко поворачивается и уходит.
***
Хуго не успокоился. Бешенство кипит в нем. Он приходит в комнату Хильды. Та приехала в Варшаву по приглашению Дитриха. Официального предложения о свадьбе он Хильде еще не сделал, но Лео и Хильда считают, что это дело почти решенное.
Хильда видит, что Хуго взбешен. Он не садится, подходит к окну, открывает его, закрывает, подходит к стулу. На нем подушка. Хуго швыряет подушку в сторону дивана. Подушка отскакивает от спинки и падает на пол. Он с грохотом отодвигает стул. Наконец садится.
— Что случилось дорогой? Из-за чего такие волнения?
— Эта тварь. Я столько для нее сделал. Неблагодарная сука, да и все они такие.
— Ты о ком?
— Представляешь, эта тварь целовалась с каким-то дурацким евреем.
— Какая тварь? Тут всяких полно!
— Подруга твоя, Беата Шиманская!
— Нашел подругу! Плюнь на это. Какая тебе разница с кем целуется эта еврейка? Зачем она тебе? Лучше скажи, не говорил тебе Дитрих, когда он, наконец, соберётся сделать мне предложение? Зачем-то же он меня сюда пригласил!
— Подожди. У нас с Беатой это еще с Брюсселя… Между нами что-то было. Не любовь, конечно, то надежная взаимная привязанность.
Теперь вскакивает Хильда. Она в ужасе. Под угрозой ее брак и будущее в целом. Хильда срывается на крик.
— Ты сошел с ума! — кричит Хильда. — Только любви к еврейке нам не хватало.
— Заткнись!
— Заткнись? — Хильда замахивается дать ему пощечину.
Хуго перехватывает ее руку и сам готов ее ударить. Но сдерживает себя, толкает ее на диван.
Хильда плачет:
— Погубить нас хочешь, идиот! Забудь это! — она опять срывается на крик. — Где еще ты болтал об этом?
Хуго садится напротив нее.
— Прекрати кричать, не хватало, чтобы нас услышали.
Они сидят молча. Проходит некоторое время, они успокаиваются. Хуго подходит к окну, закуривает, потом говорит:
— Я все понимаю… Когда я ее не вижу, я все понимаю. Но стоит мне ее увидеть, хочется все бросить и бежать с ней куда угодно…
Хильда тихо:
— Ты сумасшедший.
— Не настолько, чтобы бежать. Я знаю, далеко не убежишь.
Он стает, подходит к окну, потом возвращается к Хильде.
— Хильда, послушай. Не все идет по плану. Жизнь может повернуться по-разному. Многое может измениться. Возможно, что и расовые законы уйдут в прошлое. Война еще не кончилась!
— Это ты о чем?
— О том, что с Беатой все еще не потеряло смысл. Она на самом деле большая балерина?
— На самом деле. Одна из лучших.
— Ну вот! Дарить её какому-то… Я отправлю ее или в Швейцарию, а лучше во Францию. Может все и забудется. А нет, так после войны жизнь продолжится, вы еще будете танцевать вместе!
Хильда задумывается.
— Хуго, но все же в твоих руках?
— Да, та права. Давай выпьем вина!
— Вон там у меня стоит бутылка Троллингера. Об остальном будешь думать завтра.
***
Беата после стычки с Хуго вернулась в отель. Лео сидит у пианино, что-то наигрывает одной рукой. Беата садится рядом:
— Лео, сыграй, мне нужна музыка. Мне нужно в мир нормальных людей…
Лео закрывает глаза, некоторое время сидит молча, потом начинает играть. Это «Грезы любви» Листа.
Вокруг них начинают собираться привлеченные музыкой постояльцы. Вдруг Лео перестает играть, он обращается к своему коллеге-пианисту:
— Сыграй, пожалуйста, я хочу танцевать.
Зазвучал вальс Штрауса. Лео и Беата танцуют.
Два старика разговаривают в сторонке:
— Погляди на эту прекрасную пару. Симхе, я еще не выжил из ума, я не могу танцевать, но я все могу понять. Это прощание, поверь мне.
— Какое прощание? Мне вообще все здесь сплошное прощание. Все жду на стене какой-нибудь огненной надписи, вроде «мене, мене, текел упарсин»…
Танец закончился.
В лобби музыкант продолжает играть. Музыка меняется, звучат тревожные аккорды.
Два старика поднимаются и уходят.
— Ты что так подскочил, Симхе?
— Ты глух, как тетерев! Не хватало мне слушать Totentanz (Пляску смерти Ференца Листа). Мне и без этого хватает.
Беата и Лео продолжают разговор на улице.
— Лео, ты должен уходить. Хуго, он способен на все. Он убьет тебя.
— Куда уходить? Как?
— Я знаю куда. Ты пойдешь к Готлибу Порицкому, он уже оборудовал убежище для меня, там и спрячешься.
— Мы пойдем вместе.
— Нет, Лео, там двоим не спрятаться, да и прямо сейчас в опасности именно ты. Не бойся за меня, после войны мы будем жить долго и счастливо. Ты должен уйти немедленно.
В отеле Беата пишет письмо Порицкому и отдает Лео:
— Вот еще что, письма недостаточно. Он обязательно захочет проверить, что ты от меня. Нужно что-то, что знаю только я и он.
Беата ненадолго задумывается.
— Расскажешь ему, как он меня просил не возвращаться из Брюсселя. Этого хватит.
— Как я тебя оставлю?
— Придется, если не оставишь, то завтра тебя заставят оставить. Мы не потеряемся, встретимся в театре после войны.
Беата напугана.
— Мне страшно, Лео, как мне страшно!
Лео пытается как-то успокоить Беату. Он обнимает ее, находит губами ее губы и целует… Беата прижимается щекой к его пальто. Некоторое время они стоят, прижавшись друг у другу. Беата прижимается к его крепкой груди, ища защиту в этих объятиях.
— Я не могу больше, — неожиданно для самого себя говорит Лео.
Беата скидывает шубку на пол. Она поднимает руки и обхватывает ладонями его лицо, прижимается щекой к его щеке, и, чувствуя, как он дрожит, снимает жакет и начинает расстегивать блузку, затем берет его руку и прикладывает к своему сердцу.
— Я люблю тебя, Беата.
Беата отвечает на каждый его поцелуй. Он поднимает ее и несет к кровати, сам опускается рядом с ней на колени. Беата прижимает его голову к себе, затем стаскивает с него свитер. … Он с силой привлекает ее к себе и целует страстно и жадно.
Их близость была нежной. Они словно изучали друг друга, стремясь познать до конца, запомнить друг друга, сохранить в памяти.
— Я никогда не думал, что можно так сильно влюбиться. Как только я тебя увидел… Я мечтал увидеть тебя такой — с чудесными длинными волосами, разбросанными по подушке. Я люблю тебя, Беата.
Лео лежит с закрытыми глазами. Он открывает глаза, Беата пристально смотрит на него. Она обвивает его шею обеими руками и прижимается головой к его груди. Расставание близко.
Беата обнимает Лео:
— Ты должен идти… У тебя на плече знак остался. Это на память, чтобы ты меня не забыл.
— Я тебя не смогу забыть. Знак — он внутри, а этот, он пройдет.
— Нет, не пройдет, шрамик останется. Пошли, я немного провожу тебя.
Они выходят на улицу.
***
Лео выбирается из гетто через подземный ход. Эти ходом пользовались контрабандисты, пронося продовольствие в гетто. Одежду, он предварительно спрятал в непромокаемый мешок. На «арийской» стороне он переодевается и уходит в город. К Порицкому он приходит ночью.
Перепуганный доктор долго рассматривает письмо Беаты. Он опасается провокации.
— Может кроме письма она передала еще что-то?
— Да, она опасалась, что Вы мне не поверите. Она пересказала мне Ваш с нею разговор перед поездкой в Брюссель. Она считает, что это поможет Вам поверить.
— Бедная девочка. Я готовил укрытие для нее.
Готлиб приготовил нехитрое угощение.
— Я не голоден.
— Не важно, это нужно, иначе не выживете. Я Вас спрячу, но вы выходите из укрытия только по моему разрешению, и, надеюсь это понятно, там — ни звука. Соседи слишком любопытные. И этот район непростой, в соседних домах живут в основном немцы, рядом — всякие военные учреждения. Но это неплохо, рядом с «немецким» районом беглецов обычно не ищут.
***
Утром в отель «Польски» прибыл патруль из немецкой комендатуры.
Фельдфебель обратился к сидевшему в холле мужчине:
— Где журнал регистрации?
— Вон там, за стойкой.
Фельдфебель открывает журнал, подзывает мужчину:
— В какой комнате Лео Шнайдер?
— Тут написано — в 215-й.
— Проводи!
Они уходят на второй этаж. Лео там нет.
Фельдфебель собирает людей в холле.
— Советую вспомнить, кто последним видел Лео Шнайдера!
Беата выходит вперед:
— Не знаю, я последняя или нет, но он вечером играл на пианино, а потом вышел прогуляться один. Похоже, что он не вернулся.
— Ты пойдешь с нами!
Они забирают Беату и уходят. В комендатуре ее сажают в камеру. Там же сидит еще одна женщина в порванном платье с кровоподтеком на лице. Она молчит, только тихо стонет и раскачивается из стороны в сторону.
Через полчаса к камере подходит Хуго:
— Доигралась?
— Хуго, вытащи меня отсюда!
— Отсюда так просто не выходят!
— Так я ничего не делала. Лео просто закончил играть на пианино и ушел.
— Мне эти сказки ни к чему.
Хуго молча смотрит на Беату, затем говорит:
— Я посмотрю, что можно сделать.
Хуго ушел куда-то и больше не вернулся. Прошел томительный час. К камере подошел солдат вызвал её и вывел на улицу.
— Можете идти, фройляйн.
10. Варшава. Ноябрь 1942 года
В отель «Польски» Хуго принес список 300 человек, которых решено отправить во Францию, в лагерь для интернированных Виттель.
Он громко объявил:
— Это первая партия. Остальные — потом. Их будут обменивать на немецких военнопленных. Вот список, быть готовыми через сутки. Сбор в 8-00.
Люди засуетились, стали обсуждать событие. Хуго подозвал Беату.
— Подойди сюда. Ты в списке, готовься.
Они вышли в помещение, в нем раньше готовились артисты для выступлений в отеле.
— Здесь можно поговорить. Там, в лобби — крик, как на ярмарке…
— Хуго, я так тебе благодарна.
— Не нужно благодарить. Я просто выполняю обещания.
Хуго молчит. Он хочет чего-то еще. Внезапно он впивается в ее губы долгим, страстным поцелуем. Однако она не реагирует. Он чувствует ее сжатые зубы… Оторвавшись, он смотрит в темные, злые глаза Беаты.
Хуго отталкивает ее к стене, резко поворачивается, опрокинув стул, и уходит.
***
На следующий день уже с семи часов в холле отеля стали собираться те, кто должны были уезжать в Витель. Беата собрала небольшой чемодан, достала из мешочка пуанты, подержала их в руках, снова упаковала и вышла в холл.
В 8-00 появился Хуго. Он объявил, что размер багажа ограничен, предупредил о точном и беспрекословном выполнении инструкций охраны.
Через несколько минут прибыла группа во главе с фельдфебелем и переводчиком.
Переводчик выкрикивает фамилии, вызванные выходят. У них проверяют документы, затем их строят в колонну на улице.
Люди выходят один за одним, но Беату все не вызывабт. Она начала беспокоиться. Наконец она осталась одна. Фельдфебель забирает список у переводчика и собрается уводить людей.
Беата бросается к Хуго.
— Ты вчера говорил, что я в списке?
— Беата, это какая-то ошибка. Я выясню. Жди меня здесь.
Хуго бросился к Дитриху.
Дитрих был у себя в кабинете. Хуго входит, но Дитрих не предлагает ему сесть. Он что-то разглядывает в бумагах, затягивает паузу, берет другие бумаги, смотрит их, что-то пишет. Пауза тянется бесконечно.
Наконец он поднимает глаза, смотрит на Хуго и начинает говорить:
— Хуго, ты заигрался. То, что ты идиот, это еще полбеды, но ты считаешь идиотом меня!
Хуго пытается возразить.
— Молчать!
Дитрих с силой хлопает ладонью по столу. На телефоне подпрыгивает трубка.
— Ты кого рассчитывал обмануть со своей еврейкой? Ты не имел права включать ее в список в Витель. Хорошо, что я заметил это и вычеркнул ее. Майнзингер с тобой не довел дело до конца, а зря. Я тебя, как товарища, предупреждал, но ты ничего не понял! Твое место в окопах там, на восточном фронте, а не здесь, в тылу. Нет, не в окопах!
Дитрих сорвался на крик.
— Твое место в тюрьме, в лагере, скотина!
Хуго пытается оправдаться:
— Я все исправлю…
— Нет, это я все исправлю.
Дитрих внезапно прекращает кричать
— Скоро оставшиеся поедут особым транспортом, ты поедешь сопровождать его и лично проследишь за концом этой истории. И без сюрпризов! Это тебе последний шанс! Иди!
***
Хуго собрал постояльцев отеля в лобби сделать объявление.
— Внимание всем! Вы уезжаете. Сначала поездом вы поедете в лагерь Бургау. Это на южной границе Германии, оттуда вас переправят в Швейцарию. Никаких повязок и желтых звезд не нужно. Собирайтесь с вещами, по чемодану на человека. Всё! Никаких вопросов!
Беата все же хотела спросить, что произошло с отправкой в Витель, почему ее не оказалось в том списке, но Хуго, не глядя на неё, ушел.
Для отъезжающих подали обычный пассажирский вагон.
— Вот видите, Симхе, это хороший признак. Пассажирский вагон, это не просто так!
— Я поверю, когда окажусь в Швейцарии!
— Какой Вы упрямый, дорогой Симхе! Но ждать уже не долго.
Тронулись в путь.
Наконец поезд остановился. Люди начинают выходить. Они взволнованы. Осталось немного до свободы, они многое вынесли, но все вроде заканчивается. Пугающим диссонансом звучит надсадный лай овчарок и свирепый вид эсэсовского оцепления.
На перроне стоит Хуго. Беата приветливо машет ему рукой.
— С прибытием в Бургау, — говорит Хуго, — Сейчас несколько слов скажет «сотрудник Министерства иностранных дел Третьего рейха» Франц Хёсслер.
Франц Хёсслер, молодой мужчина в хорошем костюме, широко улыбнулся.
— От имени министерства иностранных дел, я поздравляю вас с завершением сложного периода. Впереди вас ждет Швейцария. Но перед тем как пересечь границу, вам необходимо выполнить небольшую формальность — принять душ в целях обязательной дезинфекции.
Разговор в рядах охраны:
— Я не пойму, это евреи?
— Еще какие!
— А где звезды?
— Да деньги заплатили! А что ты хочешь, богатые жидяры. Сейчас помоются и добро пожаловать в Швейцарию! Чистенькие!
— Да ладно! Где мы, где Швейцария!
— А Швейцария вон там, рядом с трубами… (он показывает на здание крематория)
— Во дела!
— А с каких это пор оберштурмфюрер Хёсслер стал представителем МИДа? Он же наш начальник охраны?
— Отстань. Значит так надо!
По радио звучит указание оставить вещи у края платформы и пройти необходимые гигиенические процедуры.
***
В раздевалке перед газовой камерой (закамуфлированной под душевые) крематория надзиратели из СС приказали всем женщинам раздеться. Примерно половина женщин начала раздеваться, но охрана не вышла из помещения. Женщины замешкались, они почувствовали, что что-то здесь не так.
Сопровождающие вдруг стали уже не такими милыми, как Хёсслер, — тех, кто отказывался снимать одежду с припрятанными ценными транзитными документами, начали грубо торопить. Начались крики, плач, и эсэсовцы начали применять приклады автоматов, чтобы загнать женщин в газовые камеры. Беата все поняла. Иллюзий не осталось. Бежать некуда.
Все в спешке стягивают с себя платья, кофты и чулки. Беата, решила, что терять ей нечего. Она начинает задумчиво снимать с себя вещь за вещью, бросает их на пол. Затем начинает исполнять медленный стриптиз.
Профессиональный танцор. Яркая женщина, от которой нельзя оторвать глаз. Откровенно сексуальный танец. Ее движения буквально гипнотизируют немцев, которые не видят уже ничего, кроме ее прекрасных форм. Когда она почти полностью разделась, напряжение достигло предела.
Наконец, Беата разделась полностью — остались только туфли на высоких каблуках. Она снимает и их, держит туфли в руках и приближается к эсесовцам, к Хуго. Те стоят и смотрят на нее. Внезапно она резко бьет острым каблуком Хуго по лицу. Каблук вонзается в глаз Хуго. Он хватается обеими руками за окровавленное лицо, стоящий с ним рядом фельдфебель расстегивает кобуру и выхватывает пистолет. Он в шоке от происходящего. Они посмели сопротивляться! И в этот момент, падающий Хуго, пытаясь удержаться, хватается за него. Фельдфебель роняет пистолет.
Беата хватает пистолет и дважды стреляет ему в живот, затем в Хуго и еще в одного охранника. Эта пальба стала для женщин сигналом к действию — несколько сотен разъяренных и отчаявшихся женщин нападают на десяток эсэсовцев.
Идет отчаянная драка за жизнь. Еще одному эсэсовцу откусили нос, а другому частично содрали скальп, еще один остался без глаз…
Прибежал начальник зондеркоманды. С большим трудом они вырвали эсэсовцев из рук женщин, заперли дверь и через стены расстреливают стихийное восстание.
Хуго умер в тот же день по дороге в госпиталь.
Эпилог
Музей «Освенцим». У стены крематория стоит Лео. Он кладет к стене цветы, которые так любила Беата. Рядом с ним маленький сын.
Сын спрашивает, как он спасся.
— Мы, евреи, верим в чудо, но не надеемся на него. Это объяснила мне Беата, потому я, да и ты тоже, живы. Положи камень вот сюда...
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2018-znomer1-jankelevich/
