жаль-птица
памятник Каразину, как хамелеон,
замер в закатных лучах перед универом,
в зеленых потеках цвета доллара.
о, мой ум тронут осенней печалью,
промозглостью, точно говяжьи кости
неспешно рубят тесаком на пне
и костный мозг морошкой выпадает
на вытоптанную, как гранит, землю.
ветер – жирный монах-невидимка -
лениво отхлестывает себя плетью с гвоздями,
с неповоротливыми голубями.
кроны деревьев – пирамидальные парики
глухонемых фрейлин - завшивлены воробьями,
и пусть мой бедный разум обманывает,
я все отдам за осень на этой планете,
всё-всё, до последней капли смысла
глупого, как ослик, чистого, как роса.
пусть нас выжимают, точно тряпки с уксусом,
заворачивают горячие тельца рассудков
в кислые простыни судеб,
чтобы сбить температуру мечты,
жар добровольного безумия.
мертвые листья –
ссохшиеся насекомые, выпитые пауком,
одноразовые пакетики с морковным супом.
истошно кричат грачи – живой уголь
швыряют лопатой в остывающую печь заката,
синерылые кочегары
вечера.
а когда я исчезну - место в новой осени
тут же займет кто-то другой. океан
не заметит потери, тотчас зарастет волной
хрустальный шрам, будто выковырили из холодца
вареную морковь. что с твоим лицом?
его уже нет, оно стало прозрачным, как витраж,
тают отблески заката, шуршат
зыбучие пески в вышине, прохожий
прорастает в листопад, как кошачий коготь,
и длится сумеречное состояния сознания, когда
мне нечего предложить миру,
и ему нечего с меня содрать.
красная листва вот этого - кальмаровое? -
дерева впитала в себя закат,
клейкие плавники цвета юной свеклы.
перспектива вечера волочет необъятный зад
горисполкома,
ежеминутно паром от тела исходит мечта,
бессмысленно испаряясь, возвращаясь в ионосферу,
чтобы выпасть ледяным дождиком поутру
над зеленым, как панк,
памятником Каразину…
марафонец
осенний сад
разворочен хвостатыми снарядами сорок.
среди червивого от сырости пространства
розы дрожат, как факелы в руках марафонцев –
застыли во времени тощие бегуны,
треугольные шипы проросли
сквозь зеленые мышцы,
и лишь ветер толкает стебли, раскачивает бутоны,
дарит надежду - фулк-фалк - и тут же ее отбирает её,
осенний сад налит
гнилостным ароматом увядания,
хромированным сиянием,
как ванна - полузатопленым телом киноактрисы
с перерезанными венами герани,
вот так плетусь в конце человечества с черновиками,
а многомордая, как пучок мидий,
ящерица человечества
шипит, - шеишеи - мне. пошевеливайся.
в столице взорвали политика, как петарду с мясом -
не беда. завтра тренировка: хочу отжать от груди 105,
Минские соглашения нарушены... а собачка Минди
украла чеснок и грызет его в закутке,
жена уронила, когда варила борщ...
В Крыму поврежден еще один газопровод... смотри,
как красиво и бешено ветер
перегоняет опавшие листья - будто нашествие белок.
разрушительные ураганы Ирма, Мария,
вот же фурии - пьяница, похожий на панду, разворошил
выставленный мусор,
человечество в опасности... да ну вас…
это не входит в планы моей вселенной.
под ноктюрны Шопена отращиваю,
как сталактиты, стихотворения,
а желто-черный цунами информации
ползущий медленно-медленно
сметает с лица земли все города...
оставляет в живых только младенцев и даунов
что мне глобальное потепление?
лучше попью чаю вместе с мамой, смотри,
какие вкусные пирожные принес, зачем,
я на диете, занесу дрова для камина,
посмотрю на розы в ноябре, они величественно
самодержавно держат себя посреди сада,
посреди суетливого ада с замашками,
с претензиями на райский…
запомни.
ты тропинка, которая важней магистрали,
чтобы тебе не орали
асфальтоукладчики,
тяжелые пузаны катков,
прыщавые демоны горячего асфальта...
плодожорка, не оглядывайся на сад,
на бездарные спектакли небожителей,
ползи себе вперед, к только тебе
одной известной цели.
кузнечики лжи
плывет, точно акула на мелководье,
сороколетняя красавица в модном пальто:
лицо иссушено соляриями, коньячная тарань,
вся она - геологический срез сказочной породы,
угадываются мифические времена,
когда сладкоголосые сирены сводили с ума
и горгоны красоты неописуемой превращали воинов
в железобетонные опоры.
но как выбраться из западни времени?
а красота исподволь высыхает, как яд,
как вода в аквариуме. и золотая скумбрия
медленно заваливается набок, тяжело
раздувает жабры – можно просунуть мизинец.
еще лет пять-десять.
и женщина вылезет сквозь ребра, точно ангел
сквозь растянутые прутья клетки -
и что на самом деле красота?
скоропалительное желание для падающей звезды,
свинец для пули, протеин
для молниеносного хищника?
форма жестокосердного древнего, как ящер, божества:
требует жертв, даже когда они не нужны.
выпивает женщин и мужчин до дна.
ведро желтого тщеславия.
но как бы мне хотелось, чтобы в моей правде,
хитрой и безжалостной, как и все правды,
завелись кузнечики лжи…
а осенний мир вокруг так таинственно,
так легко и естественно прощается с красотой лета,
точно сорванная ромашка в девичьем венке
глядит на цветочное поле, навсегда покидая его –
со спины юной легкомысленной нимфы,
и подпрыгивают волны летнего платья,
и вращается в кильватерной пене
незабудок да васильков
выоспленный муравейник,
и трава кланяется, расступаясь -
девушка с фиолетовой розой в руках
шелковой ладьей раскачивается на волнах
асфальта возле супермаркета,
мерцает от счастья, как лимузин:
что-то искрит в темной глубине её глаз,
как сварка на строительных лесах.
девушка с фиолетовым цветком,
кто сейчас счастливей тебя в целом мире,?
питбуль, сладострастно и крепко-накрепко
вцепился в автомобильное колесо -
болтается на веревочной привязи дуба,
и огни фонарей, да и весь вечерний город
сейчас новорожденный капкан -
сияет острыми зубцами в масле,
лязгает автомобильными гудками,
грезит наяву о вкусных ляжках
плюшевых людей...
яблочный единорог
В. Р.
винтовая лестница
гордого упругого тела. и взбегаю по ней -
бедро, талия, локоть, ребро, сладкая тень
под грудью, как мальчишка, перепрыгивая ступени,
возвращаюсь - просыпал живую серебряную мелочь
из карманов, отблеск линялых закатов ногтей,
так пальцы творца жадно
купаются в вязкой глине, но что мне слепить из тебя?
ты уже испорчена другими
мечтами, говоришь - пока. так тихо.
ранка на странице от ножа. так жаль.
так жаль. встречаешь женщину чужой мечты,
а корабль с алыми парусами переполнен. и на носу
уже который год болтаются обнявшиеся скелеты,
покрыты солью. связаны бурой веревкой - символически.
не спрашивай, почему не пишу стихи о тебе,
почему не иду на встречу,
женщина - тропинка в скоропалительный рай.
нужно или теряться в хвощах, или идти до конца.
но я хочу садов и полей без бетонных дорог,
бродить в винном тумане зреющих слов,
точно яблочный единорог...
зверь лунного света
душа – серая пена в кастрюле.
собираешь разбросанные носочки, колготы,
желаешь спокойной ночи младшему сыну:
проверяешь: заперта ли дверь,
чтобы бородавчатый зверь
лунного света
не нашел наши души, беззащитные до утра,
теперь ничто не помешает нам
резвиться на розовых конях
в радужных топях, но я всё медлю,
точно уссурийский тигр на ледяном катке,
цепляюсь за книгу перед сном,
брось ее, секунды жизни истаивают,
точно сладкий снег на устах,
и я уже почти растаял –
но внезапно мысль, как коршун,
выдергивает меня из дремотного пейзажа:
дикое воспоминание
врывается в сознание: грабитель с обрезом:
поселок городского типа, мерзкая
осень, маршрутка, поля в стерне - разрезанные швы,
но не выдернуты ошметки ниток из. –
это удалили неба золотой пшеничный плод,
а она беззвучно плакала, пряча лицо
в мокрых ладонях, как медуза горгона в косынке -
стыдилась своих же смертельных глаз,
все вокруг превращая не в камень,
но в пульсирующую язву, в алмаз
позора. соленый вкус слез,
вкус горячей мочи, страдание как женщина внутри
мраморной глыбы: тук-тук, ей не спится, откуда ты?
зачем пришла на ночь глядя,
я же не скульптор, не вандал,
а на воспоминании висит другое воспоминание,
мальчик один дома, поздний вечер,
горшок возле окна, плотные шторы
и скупой просеянный свет фонарей - черные жирафы –
его лучшие друзья.
протяжно поскуливают цимбалы одиночества,
так стажеры рвут зубы в мертвецкой…
но вальсирующие топи засыпания наступают,
и карандаши выпадают из рук создателя,
слышится легкий храп, ритмичное ворчание
холодильника, быстро истаивает
протяжный вздох в трубах отопления,
из-за шторы мягко выпрастывается
зеленая бородавчатая лапа
лунного зверя...
Дмитрий Близнюк. Литератор из Харькова. Публикации в периодике и сети: "Сибирские Огни" (Новосибирск), "Знамя", "Новая Юность", "Homo Legens", "Кольцо А" (Москва), "Prosоdia" (Ростов-на-Дону), "Слово\Word" (Нью-Йорк), "Новая Реальность" (Кыштым), "Плавучий мост", "Крещатик" (Германия), "Южное Сияние" (Одесса), "Дальний Восток" (Хабаровск), "Невский альманах", "Вокзал", "Изящная словесность"(С.-Петербург), "Белый ворон" (Екатеринбург), "Артикль", "Семь искусств" (Израиль), "Иные Берега" (Финляндия), "Сетевая Словесность", "Южная звезда" (Ставрополь), "Ликбез" (С.-Петербург), "Квадрига Аполлона", "Топос" (М.), "Новый Свет"(США), "Полутона", "Артбухта", "Этажи", "Зарубежные Задворки"(Германия), "Новый Континент" (Нью-Йорк), "Русское вымя"(Париж), "Порог"(Киев), "ИнтерЛит" (Москва), "Мы Здесь" (Израиль-США) и мн. др. Публикации на английском языке: in USA, UK, Scotland, Israel. Лауреат нескольких международных конкурсов, в частности: «Согласование времен» 2012, «Кубок мира по Русской поэзии» 2013, 2015, «Чемпионат мира по Русской поэзии» 2014, 2015, 2016, 2017, Финалист конкурса «Открытая Евразия» 2016, и др
