Дом на семи ветрах
ну вот пережили зиму – дом на семи ветрах –
и алюминиевым проводом я прикрутил ветряк
детали его растащили – добыча чёрных дроздов
пойдут на постройку гнёзд и ремонт нью-йоркских мостов
тюльпан и нарцисс: их ножки из хилых стеблей
в тюрьме прозрачного жбана
уже на столе
повесть зимой придумана бог его знает кем
что дом пролетит над землёю на том ветряке
он врос в свою землю – сжился с кустами малин
должен я всем делиться – даже когда на мели:
тревогами этой зимы за пазухами анфилад
в глазах удерживать ветер
и недоросший сад
я слышу как стихает в подвале тёплый котёл
книгами что читаю я все стены подпёр
листки с моими стихами устлали паркет
дом с ветряком в котором проживает поэт
должен следить за собой – что с пиита возьмёшь?
разве что лист бумаги
или пару галош
«так вот он что напридумывал – думает дом себе –
лучше бы мне валяться пьяным в густой траве
или обрызгивать травку как тот соседский пёс
ромашки растут после этого – сирень ударяет в нос
енот заглянет погреться – и после выпадет дождь
ему починить бы лоферы:
пятки торчат из подошв»
«эй – говорю я дому – кто б это так вознёс
тело твоё что вышито из лепестков роз
из шёлка южного ветра – из белых моих ветрил
исписанных стихами – на которых парил
если ветряк оторвёт нас от притяженья к земле
зиму уже пережили мы
значит в полёт
смелей»
дрозды принесли новость: лис своровал жупан
драпал с ним к океану – за горизонтом пропал
трава его прикрывала но был неизбежен финал
поймали неподалёку так как на обе хромал
я всё ещё сочиняю – и слушаю песнь ветряка
в доме что не летал ещё
в котором нету замка
Лютня
мне бы горло занять у дрозда и играть на лютне
когда ты разметала юбок шелка с кружевцом
и говорить: неизвестно кто кого любит
что мои элегии лучше звучат пополудни
пощипывая струны – лёжа к небу лицом
голосом – перстень серебряный с перламутром –
просишь чтобы мех добыл я убойным свинцом
для шубы из чернобурки с отливом ртути
чтобы шили её в ателье "К° и Перельмутер"
я пощипываю струны – лёжа к небу лицом
я ищу мелодию – я глотаю воздух дома
я достаю сборники и становлюсь певцом
стихи мои под лютню никому не знакомы
пою лишь тебе и снегу – и никому другому
пощипывая струны – лёжа к небу лицом
а ты говоришь я дрозд с прозрачным горлом
и что лютня моя из хижин а не из дворцов
и что снега так много: в нём утопает город
и времени так мало: уже не сдвинуть горы
пощипывая струны – лёжа к небу лицом
я твержу: мы теряем время круглое как перстень
а в песне семь седмиц замкнутых кольцом
и зачем ты ревнуешь к лютне ведь кроме песни
я теперь ничего не добуду – ни меха – ни шерсти
пощипывая струны – лёжа к небу лицом
потому у дрозда я горло занял – и вот играю
перья сорококрылиц и очи сороколиц
у тебя не спрашиваю ни к кому не взываю
и никому не выболтаю что порой я летаю
пощипывая струны – и никогда ниц
Восточная река
«посмотри – ты видишь? Восточная там река?»
«она ходит ногами а может быть на руках?»
«разве ты не знаешь: её носят жёлтый пёс и лиса
то восьмое чудо света вдобавок к семи чудесам»
кто-то вбухал воды в тот глубокий ров
и ромашек насеял для синих коров
и течёт будто свет сквозь дыру дверного замка
и когда это свет – то зачем ему имя «река»?
и когда твой лисий нюх так тонок как свет
и когда от веснушек у пса золотистый цвет
то река как груз на спине лисы или пса
доживёт до зимы и потом превратится в сад
я смотреть на Восточную речку мог бы век
когда пса и лисицу засыплет по уши снег
как сдвигается снегом течение с их спин
и как мёрзнут чайки слетясь на пустынный пирс
как течёт река в промёрзших жёлтых такси
и деревья стоят на посту из последних сил
вот приходит сезон: тёплый плащ натяни на дом
ведь доходит зима до моих одиноких дроздов
жёлтых псов – быстроногих рыжих лисиц
и на зимний хлеб из озимых пшениц
натяни намордник на пса и готовь на лисиц капкан
зимовать их оставит Восточная наша река
«посмотри – ты видишь полоску?» «прости – не секу»
«неужели не видишь как пёс поедает реку́ ?
как лиса сдвигает её – замочив дрожащий нос»?
«так зачем этот пёс с лисицей вместе нёс
весь поток на спинах – в дырявых сердцах»?
«потому что всё
за-мы-ка-ет-ся...»
Единственная
и можно на isla negra а можно – на белой яхте
жить – воздух проламывается – яма на яме
и та что меня любила и та что теперь не любит
и та что наше имущество теперь у меня отсудит
и та что любила музыку и та что казалась музой
и та у которой взгляд зеленеющей кукурузы
и та что меня хотела и та что меня дурила
и та что ночью вставала и целую ночь курила
и та что твердила: не знаю и та что ушла пригубив
и та что носила китель а после лисью шубу
и та что мне угождала и та что жить не давала
и та что теперь поедет восьмым скоростным трамваем
и та на губе которой ещё молоко не обсохло
и которую видел в Гринич и которую видел в Сохо
и та что сказала приедет и не была в Белграде
и та что как монетку я оставил в Гранаде
и та что владела квартирой но не имела счастья
говорила что исповедуется но говорила не часто
и та что стихи писала и та что пела в баре
и та что никогда мне не могла быть парой
и та что слушала Коэна а другая любила Леннона
и та что мне кричала: еще приползёшь на коленях
и та что меня забыла и та что в раю наверно
и та что была как мёд и почернела как мерва
и можно в богадельне – а можно в стихах исчезнуть
яма над головой а там под ногами бездна
и той что когда-то любила и той что ты не ответил
и той что в тебя вглядывалась: какие получатся дети
и той что тебя просила и той что тебя послала
и той что на коленях книгу твою держала
и ты что любил ту – а той вот морочил голову
и ты что сказал кому-то что умираешь с голоду
и ты что дождём или звуками в снегах в сирени запахах
когда твоё тело любовью глюкозы прокапали
подумал: ну всё конец дошёл до дна пустота
кто станет тебе в головах единственная та?
© 2017 Переводы Аркадия Шпильского
Василь Махно. Родился в 1964 году в городе Черткове Тернопольской области, окончил Тернопольский педагогический институт и аспирантуру при нем. Защитил диссертацию по творчеству одного из крупнейших украинских поэтов двадцатого столетия Богдана-Игоря Антонича (1909-1937). Преподавал в Тернопольском и Ягеллонском университетах (Краков). Автор более двух десятков книг стихов, прозы и эссеистики. Издал двенадцать поэтических сборников «Схима» (1993), «Одиночество Цезаря» (1994), «Книга холмов и времени» (1996), «Февральськие элегии и другие стихи» (1998), «Плавник рыбы» (2002), «38 стихотворений о Нью-Йорке и кое-что другое» (2004), «Cornelia Street Café: новые и избраннние стихотворения» (2007), «Письма зимы» (2011), «я хочу быть джазом и рок-н-ролом» (2013), «Велосипед» (2015), «Иерусалимские стихи» (2016) и «Бумажный мост» (2017), два сборника эссеистики «Парк культуры и отдыха имени Гертруди Стайн (2005) и «Котилась торба» (2011), книгу рассказов «Дом в Бейтинг Голлов» (2015). Переводчик польской, сербской, немецкой и американской поэзии ХХ века. В его переводах вышли книги польских поэтов Збигнева Херберта и Януша Шубера. Участник международных поэтических фестивалей. Стихи, эссе и драмы переводились на многие языки, в частности, на английский, иврит, идиш, испанский, литовский, малаямский, немецкий, польский, румынский, русский, сербский, чешский и другие. Отдельными книгами стихи, эссе и рассказы издавались в Израиле, Польше, Румынии, Сербии и США. 2016 году о Махно снят документальний фильм «Дом на семи ветрах. Портрет Василя Махно» (реж. А. Фразе-Фразенко). Лауреат нескольких премий, в частности Международной поэтической премии «Повелье Мораве» (2013), премии «Книга года BBC» (2015). С 2000 года живет в Нью-Йорке.
Аркадий Шпильский. Родился в 1949 г. в Киеве. Окончил Киевский политехнический институт. Работал в научно-исследовательских центрах СССР и США (с 1992 г.). Пишет малую прозу, стихи и стихотворные переводы. Подборки переводов опубликованы в журналах и альманахах «Слово\Word», «Этажи», «Интерпоэзия», «Эмигрантская лира», «Зеркало», «Связь времён», «Новый Свет», «Чайка», «Вестник Пушкинского Общества Америки» и «Страницы Миллбурнского Клуба».
