DE PROFUNDIS
Es ist ein Stoppelfeld, in das ein schwarzer Regen fällt.
Es ist ein brauner Baum, der einsam dasteht.
Es ist ein Zischelwind, der leere Hütten umkreist.
Wie traurig dieser Abend.
Am Weiler vorbei
Sammelt die sanfte Waise noch spärliche ähren ein.
Ihre Augen weiden rund und goldig in der Dämmerung
Und ihr Schoß harrt des himmlischen Bräutigams.
Bei der Heimkehr
Fanden die Hirten den süßen Leib
Verwest im Dornenbusch.
Ein Schatten bin ich ferne finsteren Dörfern.
Gottes Schweigen
Trank ich aus dem Brunnen des Hains.
Auf meine Stirne tritt kaltes Metall
Spinnen suchen mein Herz.
Es ist ein Licht, das in meinem Mund erlöscht.
Nachts fand ich mich auf einer Heide,
Starrend von Unrat und Staub der Sterne.
Im Haselgebüsch
Klangen wieder kristallne Engel.
DE PROFUNDIS
Это жнивьё, над которым шумит чёрный дождь.
Бурое дерево тянется ввысь одиноко.
Шепчутся ветры вокруг опустелых домов,
О, как этот вечер тосклив.
Редкие всходы вдали от родного села
Жнёт златоглазка-сиротка, и взгляд её нежный
Странствует в сумраке, девичье лоно её
Небесного ждёт жениха.
Нашли пастухи, под вечер домой возвращаясь,
Сладчайшее тело её,
Что в терновнике тлело.
Я тенью хожу вдали от угрюмых селений.
Молчание Бога
Я пью из лесного колодца.
Холодный металл чело обжигает, а сердце
Паук оплетает.
В устах моих гаснет свеченье.
Ночью один я остался в безлюдной глуши
И цепенею от звёздного праха и сора.
Снова звучит из лещиновых чёрных кустов
Хрустального ангела песнь.
____
AN DEN KNABEN ELIS
Elis, wenn die Amsel im schwarzen Wald ruft,
Dieses ist dein Untergang.
Deine Lippen trinken die Kühle des blauen Felsenquells.
Laß, wenn deine Stirne leise blutet
Uralte Legenden
Und dunkle Deutung des Vogelflugs.
Du aber gehst mit weichen Schritten in die Nacht,
Die voll purpurner Trauben hängt
Und du regst die Arme schöner im Blau.
Ein Dornenbusch tönt,
Wo deine mondenen Augen sind.
O, wie lange bist, Elis, du verstorben.
Dein Leib ist eine Hyazinthe,
In die ein Mönch die wächsernen Finger taucht.
Eine schwarze Höhle ist unser Schweigen,
Daraus bisweilen ein sanftes Tier tritt
Und langsam die schweren Lider senkt.
Auf deine Schläfen tropft schwarzer Tau,
Das letzte Gold verfallener Sterne.
МАЛЬЧИКУ ЭЛИСУ
Элис, дрозд прокричал в почерневшем лесу,
Возвестив о твоей скорой гибели.
Пусть же губы твои пьют прохладу синего горного родника.
Пусть струится с чела твоего
Кровь старинной легендой,
Тёмным таинством птичьих полётов.
Ступая легко, ты уходишь в ночи
Под своды пурпуровых гроздьев.
Как красив твоих рук синий танец.
И сияет в терновнике
Взор твоих лунных очей.
Элис, о, как давно тебя нет.
В гиацинт твоей плоти монах
Восковые персты опускает,
Чёрным гротом зияет молчание наше.
И выходит порой из него кроткий зверь,
Опуская неспешно тяжёлые веки,
И чёрной росой на твои ниспадает виски
Последнее золото звездопада.
____
SEBASTIAN IM TRAUM
Fuer Adolf Loos
1.
Mutter trug das Kindlein im weissen Mond,
Im Schatten des Nussbaums, uralte Hollunders,
Trunken vom Safte des Mohns, der Klage der Drossel;
Und stille
Neigte in Mitleid sich ueber jene ein baertiges Antlitz
Leise im Dunkel des Fensters; und altes Hausgeraet
Der Faeter
Lag im Ferfall; Liebe und herbstliche Traeumerei.
Also dunkel der Tag des Jahrs, traurige Kindheit,
Da der Knabe leise zu kuehlen Wassern, silbernen
Fischen hinabstieg,
Ruh und Antlitz;
Da er steinern sich vor rasende Rappen warf,
In grauer Nacht sein Stern ueber ihn kam;
Oder wenn er an der frierenden Hand der Mutter
Abends ueber Sankt Peters herbstlichen Friedhof ging,
Ein zarter Leichnam stille im Dunkel der Kammer lag
Und jener die kalten Lider ueber ihn aufhob.
Er aber war ein kleiner Vogel im kahlen Geaest,
Die Glocke lang im Abendnovember,
Des Vaters Stille, da er im Schlaf die daemmernde
Wendeltreppe hinabstieg.
2.
Frieden der Seele. Einsamer Winterabend,
Die dunklen Gestalten der Hirten am alten Weiher;
Kindlein in der Huette von Stroh; o wie leise
Sank im schwarzem Fieber das Antlitz hin.
Heilige Nacht.
Oder wenn er an der harten Hand des Vaters
Stille den finstern Kalvarienberg hinanstieg
Und in daemmernden Felsennischen
Die blaue Gestalt des Menschen durch seine Legende ging,
Aus der Wunde unter dem Herzen purpurn das Blut rann.
O wie leise stand in dunkler Seele das Kreuz auf.
Liebe; da in schwarzen Winkeln der Schnee schmolz,
Ein blaues Lueftchen sich heiter im alten Hollunder fing,
In dem Schattengewoelbe des Nussbaums;
Und dem Knaben leise sein rosiger Engel erschien.
Freude; da in kuehlen Zimmern eine Abendsonate erklang,
Im braunen Holzgebaelk
Ein blauer Falter aus der silbernen Puppe kroch.
O die Naehe des Todes. In steinerner Mauer
Neigte sich ein gelbes Haupt, schweigend das Kind,
Da in jenem Maerz der Mond verfiel.
3.
Rosige Osterglocke im Grabgewoelbe der Nacht
Und die Silberstimmen der Sterne,
Dass in Schauern ein dunkler Wahnsinn von der Stirne
des Schlaefers sank.
O wie stille ein Gang den blauen Fluss hinab
Vergessenes sinnend, da im gruenen Geaest
Die Drossel ein Fremdes in den Untergang rief.
Oder wenn er an der knoechernen Hand des Greisen
Abends vor die verfallene Mauer der Stadt ging
Und jener im schwarzen Mantel ein rosiges Kindlein trug,
Im Schatten des Nussbaums der Geist des Boesen erschien.
Tasten ueber die gruenen Stufen des Sommers. O wie leise
Verfiel der Garten in der braunen Stille des Herbstes,
Duft und Schwermut des alten Hollunders,
Da in Sebastians Schatten die Silberstimme des Engels erstarb.
СОН СЕБАСТЬЯНА
Адольфу Лоосу
1.
Мать носила ребёнка под белой луной,
Под тенью орешины и бузины многолетней,
Отведавших лунного света и плача дрозда;
И тихо склонился над ними,
Сострадающий лик бородатый
Затихший во мраке окна;
Домашняя утварь отцов
Там ветшала: любовь и осенние грёзы.
То был чёрный день года, печальное детство,
Когда отрок неслышно спускался в холодную воду,
К серебряным рыбам,
Покой и лицо;
Тут он бросился камнем под ноги коней разъярённых,
И звезда высоко проплыла над ним серою ночью.
Или: когда он, держа, материнскую руку замёрзшую,
По погосту Санкт Петерса осенью шёл,
Хрупкий мертвец, в тихом мраке гробницы лежавший,
Холодные веки над ним приподнял.
И всё же он был маленькой птицей средь голых ветвей,
Колокольною песней ноябрьских вечерий,
Безмолвьем отцов, покуда спускался
В потёмках по лестнице винтовой.
2.
Мир в душе и покой. Одиночество зимнего вечера,
Пастухов очертанья темнеют на старом пруду;
Ребёнок в соломенной хижине; о как неслышно
Упадало лицо в черноту лихорадки.
Ночь Святая.
Или когда он, ведомый отцовскою твёрдой рукою,
Восходил бессловесно на тёмный Кальварий,
В нишах скал вечереющих
Проплывал синий призрак, подобно легенде,
А из раны под сердцем хлестала пурпурная кровь.
О, как тихо душа несчастливая воздвигала свой крест!
Любовь: когда растаял чёрный снег в душе,
И в старой бузине резвился синий ветер,
В лещиновом тенистом своде;
И перед отроком бесшумно появился его розовощёкий ангел.
Радость: когда в холодной комнате лилась вечерняя соната,
Когда на матице червлёной из бледной хризалиды
Вдруг выплыл синий мотылёк.
О, близость смерти! В каменной стене
Желтеет изголовье, замолчал ребёнок,
И в том же марте умерла луна.
3.
В склепе ночи алеют пасхальные колокола,
Серебряные голоса созвездий,
Что ливень тёмного безумья
Со спящего чела смывал.
О, как тихо движенье вниз по речке синей,
В раздумьях о забытом, когда в ветвях зелёных
Дрозд Незнакомца всё зовёт в закат.
Или: когда, держа сухую руку старца, он шёл
По городу вдоль ветхих стен вечерних,
И кто-то в чёрном мимо проносил румяного младенца,
Тогда в лещиновой тени ему злой дух явился.
По лета зелёным ступеням шаги. О, как тихо
Увядают сады в червлёной осенней тиши.
Аромат этот грустный отживших кустов бузины,
И в тени Себастьяна умер ангела голос серебряный.
_____
Георг Тракль (3 февраля 1887, Зальцбург – 3 ноября 1914, Краков) – австрийский поэт. Стихотворное наследие Тракля невелико по объёму, но оказало значительное влияние на развитие немецкоязычной поэзии. Трагическое мироощущение, пронизывающее стихи поэта, символическая усложнённость образов, эмоциональная насыщенность и суггестивная сила стиха, обращение к темам смерти, распада и деградации позволяют причислить Тракля к экспрессионистам, хотя сам он формально не принадлежал ни к одной поэтической группировке. Сам поэт описывал свой стиль следующим образом: «Моя манера изображения, сливающая в единое впечатление четыре разных образа в четырёх строках».
