Размышления путешественника «в драме истории»
Ренат Аймалетдинов (журнал «Парус»): Михаил Викторович, Вам довелось значительную часть жизни провести вне Родины, побывать во многих странах. Вы как-то сказали, что у Вас была мечта написать цикл книг, посвященный отношениям между русскими и — немцами, французами, американцами…
Михаил Назаров: Этот цикл книг предполагал обдумать взаимоотношения русского народа с другими, с которыми ему пришлось тесно соприкасаться «в драме истории» — так я это формулировал. После непослушания Богу падшее человечество не было лишено попечительства Божия, мы видим из Священного Писания, что людям готовился путь спасения, единый для всех: через воплощение Мессии — это центральная точка мировой истории, от которой поэтому летосчисление идет в разные стороны. И мне хотелось на примере русского народа осмыслить, как каждый из народов, оставивших след в нашей истории, следовал Замыслу Божию о человечестве и в чем уклонялся от этого Замысла, включая русский народ — из этого взаимодействия народов и создается драма истории. Вряд ли я уже возьмусь за столь серьезный обобщающий труд, хотя некоторые оценки у меня рассеяны в разных книгах и статьях...
Р.А.: Однако в отличие от историософского анализа места и роли народов в мировой истории, Ваш опыт бытового и профессионального общения с иностранцами, размышления об их культурно-психологических особенностях не нашли подробного отражения в публикациях (за исключением, мягко говоря, непростых взаимоотношений с еврейством). Хотелось бы в какой-то мере компенсировать это в рамках сегодняшней беседы, которая, уверен, будет интересна многим нашим читателям. А начать предлагаю с Алжира, где Вы, молодой переводчик, оказались в 1975 году на строительстве металлургического завода. Расскажите, какой Вам увиделась эта североафриканская страна, ее обитатели.
М.Н.: Для этого мне надо сначала описать свое тогдашнее внутреннее состояние, связанное с поиском смысла жизни, с желанием и невозможностью познания этого в советской системе образования, в частности — познания запретного плода иностранного мира, в «свободной и истинной» философии которого я тогда надеялся найти ответы на жизненно важные вопросы, запрещенные в марксистском тоталитарном СССР... Это было не желание попасть в «колбасно-пивной рай», как стандартно пишут об эмигрантах мои идеологические красные оппоненты (судят по своему пониманию ценностей). Это было стремление познать истину, а с все более очевидной для меня официальной ложью марксизма я мириться не хотел: жизнь нам дана один раз. Это было движущей силой всего моего поведения в молодости.
В то время я пытался написать рассказ о чутком ко лжи провинциальном юноше, который настолько не верил тупой советской пропаганде о «враждебном капиталистическом Западе», что усомнился в существовании этого Запада. Ему стало казаться, что иностранный мир придуман советской пропагандой как страшилка-декорация, чтобы жупелом внешнего врага дисциплинировать народ в послушании партии. Иностранные антисоветские радиостанции — имитация с той же целью. (Замечу, что тогда я еще не был знаком с антиутопией Орвелла.) И вот мой вымышленный герой замышляет побег за границу с помощью дельтаплана где-то в пограничных с Турцией Кавказских горах — и попадает на высокий обрыв у моря, которое сверху в тумане кажется ему Мировым океаном, в котором на трех китах держится Земля... Герой моего рассказа в своем воображении это воочию увидел... Там его хватают советские пограничники, годы он проводит в психушке, наконец, возвращается в свое село. Но он уже другой, непереубедимый, поскольку видел «край земли», за которым никакого иностранного мира нет, всё его восприятие советской реальности и поведение становится соответствующим, и у него остается один путь — опять в ту же психушку... Но при виде такой непоколебимой веры заражается ею и его друг, судя по тому, что он начинает мастерить дельтаплан... Это был не политический антисоветский рассказ, а свидетельство о таком экзистенциальном мироощущении, местами с легким сюрреалистическим оттенком...
Вот и у меня осознание того, что мы не одни на земле, что есть и другие народы, но запретные для нас в своих знаниях, было экзистенциальным вопросом. Уже в детстве, когда родители купили роскошный по тем временам приемник «Рига-10», я любил крутить его ручку и слушать непонятные далекие языки, заучивая некоторые фразы просто «для коллекции». Хотелось понять, что они там говорят, за мигающим зеленым глазком, и почему не по-русски. Родители шутили: станешь полиглотом, как С. (сельский знакомый нашей семьи, выбравший изучение языков). Так и получилось: в более зрелом возрасте я поступил на переводческий факультет, рассматривая это не как будущую профессию, а как расширение инструментов познания запретного мира. Нечто таинственное я ощущал в свободном поведении западных интуристов в СССР — они были из другого, недоступного измерения, с другими законами бытия. И когда мы летели в Алжир над «сапогом» Италии и я впервые увидел землю «капиталистического мира» — покрытый зеленью берег и море — я невольно подумал и о тех «трех китах», и о том, что Италия действительно существует в том месте, где ей положено быть на советских картах... Затем в доказательство на горизонте материализовалась и черная земля Африки... Такое же ощущение чудесной материализации было позже, когда впервые увидел американский берег...
Командировка в Алжир для меня была изначально связана с планом подготовить оттуда побег на Запад, но лишь в конце двухлетнего срока пребывания, за который еще предстояло всё хорошенько обдумать. Сразу же стал массово покупать книги по «буржуазной философии» (список составил заранее по разоблачительным статьям в «Литературной газете»). Однако мой опыт познания алжирского народа ограничился тремя месяцами. Очень интересной была автомобильная поездка (вместе с немецким инженером) в Сахару, «самоволка» без спроса у начальства, — но это мое географическое любопытство было разоблачено (нарушение правил пребывания советских граждан за границей) и должно было закончиться высылкой в Москву, поэтому последний месяц прошел в бегах на нелегальном положении (с женой и трехлетним ребенком) — не хотелось хоронить мечту о философской учебе в западном университете. В поисках выхода из Алжира пришлось проехать все побережье до марокканской границы, перейти которую не удалось из-за вспыхнувшей там войны (испугался француз, на чье содействие я рассчитывал)... За этот месяц у меня составилось впечатление не столько об алжирском народе, — от него я и не ждал альтруизма, и уголовные опасности меня не удивили, — сколько разочаровался в западных «свободнорожденных» иностранцах, которые (за исключением инженера на стройке, многодетного испанского католика Эстебана Диаза) равнодушно отказывали в элементарной помощи.
Алжир тогда освободился от французской зависимости и стал на путь «социалистического развития», потому в нем и появились тысячи советских специалистов. То есть он не был типичной мусульманской страной, большинство женщин в городах не паковали себя в футляры, хотя жители нашего поселка постились в Рамадан и вечерами за столиками уличной кофейни ждали возгласа с минарета, в магазинах не было свинины (охотники ради заработка продавали русским мясо диких кабанов, но сами не ели). Были заметны традиционная бедность вне городов, пригородные жестяные трущобы (климат для этого был благоприятен); меня поразило, как там похоронили мальчика, погибшего во время урагана: его два человека просто зарыли в белой простыне на соседнем с трущобами клочке земли (потом догадался: возможно, ранее там было кладбище, но жестяные сараи подошли вплотную)...
Конечно, оставался колониальный культурный налет в виде официального французского языка и европеизированного верхнего слоя арабского общества, гордившегося этим. Французов в экономике было уже не так много, они вели себя сдержанно, но в своем кругу весьма высокомерно по отношению к «аборигенам»: мол, разрушают то, что мы им построили... Действительно, были заметны обветшавшие здания, кое-где размытые прекрасные дороги, алжирцы не пытались тушить горящие леса, и огонь в окрестностях спокойно переползал с одного вечнозеленого холма на другой... Из аборигенов у меня осталось хорошее впечатление об одном из руководителей строившегося нами комбината — он был по национальности бербер, из древнего народа до арабского завоевания Алжира, и критически относился к социалистической политике правительства. Берберов там оставалось мало и какой-либо местной автономии они не имели...
Национальный характер простых алжирцев, думаю, мало чем отличается от других арабов и более всего везде узнается на суке (рынке), где наглядно проявляется их энергия и предприимчивость. Создавалось впечатление, что, помимо рынка, в обычной жизни у них отдых ценится больше, чем труд. Почему-то сельские мужчины в светлых одеждах любили равнодушно лежать днем на солнцепеке на обочинах дорог, — возможно, так они пасли верблюдов...
Более всего меня там впечатлили руины древнеримских городов.
Однако сами алжирцы не проявляли к ним интереса и даже из знаменитого Гиппона с церковью, где погребен блаж. Августин, туристического объекта не сделали: охраны не было, руины были совершенно заброшенные, в земле можно было увидеть кости и мелкие осколки какой-то древней тонкой стеклянной посуды с радужными переливами, вместо туристов бродили овцы и козы...
Тем не менее даже развалины свидетельствовали о величии Империи, разрушенной дикими арабскими племенами... Некая машина времени устроила там свою выставку под девизом Sic transit gloria mundi... Схожее чувство я потом испытал при посещении величественных руин так же сокрушенного Второго Рима. При этом, конечно, с мыслью о судьбе Третьего Рима...
Говорят, что в какой-то мере народ характеризует его национальная кухня. Это верно, например, в отношении «изысканной» кулинарной культуры жизнелюбов-французов («лягушатников»), находчивых итальянцев-«макаронников», умеющих готовить разнообразные и вкусные блюда из простых мучных изделий, грубоватых немцев («немец-перец-колбаса, кислая капуста»), безэмоциональных и чопорных англичан (пресный хот-дог с отвратительным вареным луком), совсем уж опростившихся американцев (главный ингредиент — кетчуп). Алжирская кухня была весьма простая (обязательный кус-кус), жирная (весьма подходит к слову «Алжир» по методу «народной этимологии»), все блюда с однообразными специями (чабрец), и она во многом уступает другим восточным кухням — греческой и югославской. Примечательно, что для всех арабов характерны знаменитые восточные сладости — они по-своему выявляют чувственность и сладострастие их национальной культуры с идеалом наслаждения.
А заунывная восточная музыка с четвертьтонами, непривычными для нашего слуха диссонансами, создает впечатление какой-то тоски и страдальческой бессмыслицы бытия. Это не просто иллюстрация того, что «мир во зле лежит», но и безнадежности: спасения из него не видно, разве что заедать печаль сладкой халвой и мечтаниями в мареве фата морганы. Вероятно, это присуще всему исламу с его чувственными сладострастными представлениями о рае...
(Кстати, и в русских песнях преобладает грустный минор, как это отмечают немцы — у которых народные песни бодренькие, особенно у баварцев, — и этот наш минор мне кажется особенно странным в советских пионерских хоровых песнях... Казалось бы, зачем пионерам вселенская грусть? Тоже потому, что «мир во зле лежит», а «грядущая победа коммунизма» еще далека? Шучу... А вот большинство церковных православных песнопений мажорны и торжественны... Даже «Господи, помилуй!» у нас обычно поется в мажорном аккорде. Это знаменательное отличие от восточной музыки.)
Больше я ничего примечательного сказать именно об алжирцах не могу. Но это было не типичное время для алжирского народа в период между колониализмом и исламским фундаментализмом. Сейчас там, судя по ТВ, многие женщины даже в жару ходят «упакованными», как и в строгих мусульманских странах...
Р.А.: Вскоре после этого Вам удалось перебраться в Германию, где Вы и обосновались почти на два десятилетия, занимаясь журналистской, писательской, переводческой работой. Очевидно, что именно немцев Вам пришлось узнать особенно близко. В послесловии к переведенной и изданной Вами книге мыслителя-русофила Вальтера Шубарта «Европа и душа Востока» Вы посчитали нужным смягчить его нелицеприятные оценки своих немецких соотечественников, отметив сердечную доброту и порядочность многих немцев. Какие еще качества этого народа Вы бы назвали? И как вообще рассматриваете давнюю и, несомненно, глубокую историческую, культурную, в частности философско-духовную, связь между Россией и Германией?
М.Н.: Об исторической благотворной связи немцев с Россией в дореволюционные времена следует говорить отдельно от ХХ века и от нынешнего времени. Немецкий романтизм повлиял на славянофильскую русскую мысль в XIX веке. Правда, в целом немецкая классическая философия нам скорее вредила, так как она стремилась объяснить мир без «гипотезы о существовании Бога» (об этом есть хорошая книга немца Георга Зигмунда Der Kampf um Gott, 1957), хотя это и помогло некоторым нашим славянофилам (например, Самарину, Ивану Киреевскому) как бы «от обратного» лучше понять истину Православия.
Немцы, благодаря своим деловым качествам, были широко представлены в российской администрации, армии, науке. Гончаровский образ Штольца в его сравнении с несколько утрированным Обломовым во многом верен. И культурно-психологические зарисовки Шубарта о немцах в основном правильны, хотя и с самокритичными перегибами. Мне запомнилось у него более всего о воинственности немцев как хороших солдат: «становясь воином, он преодолевает в себе бюргера», возвышается духом. Повторять Шубарта нет нужды — каждый может его прочесть сам. Но соответствуют ли оценки Шубарта о немцах и о русских нашему сегодняшнему состоянию?
То было другое время, другая Россия, да и другие немцы. Наши национальные характеры хорошо дополняли друг друга: с немецкой стороны — приземленная деловитость (особенно у протестантов) и предусмотрительность, законопослушность, организованность, требовательность к себе и другим (нередко вырождающаяся в национальную гордыню); с русской — творческая готовность к импровизации по обстоятельствам (знаменитый русский «авось»), непритязательность в бытовых удобствах, терпеливость в невзгодах, потребность в высшем идеале и неотмирность (часто вырождающаяся в т.н. «русскую лень» и ее преодоление героической штурмовщиной). То есть русская лень у Обломова была не просто от безволия, но от неудовлетворенности земной суетой; вспоминается отсутствие у реалиста Штольца ответа на резонный вопрос Обломова: «Так когда же жить?» — то есть стоит ли так суетиться по-немецки только ради земных благ? В этом ли смысл жизни? Но без впадения в крайности русские и немцы хорошо совместимы в общем деле.
Сегодня взаимопониманию наших народов сильно мешает не только американская русофобская политика НАТО, но и утрирование неосоветскими правителями РФ вместе с евреями темы Холокоста, сохранение советской историографии ВОВ и апология марксистских режимов соцлагеря как «освобождения Европы от мировой чумы». Однако наши народы отчасти объединяет национальный консерватизм в неприятии разлагающих тенденций глобализации. Или уже скоро и это останется в прошлом?..
Но вот «Орднунг мус зайн» — это у немцев, так сказать, «в крови». Этому неискоренимому качеству они обязаны своей экономической мощью несмотря на проигранные страшные войны. Обратной стороной орднунга является бытовая экономность вплоть до смешного крохоборчества. Плюс к этому бросается в глаза гипертрофированная немецкая чистота дома и на улице (показателен большой процент рекламы моюще-чистящих средств на немецком ТВ). А вот порядочность зависит от воспитания. Жулики есть в каждом народе, однако в сегодняшней РФ жуликам вольготно, начиная с самых верхов. Все познается в сравнении, и получается: значит, в Германии их мало и больше честности... Хотя немецкие честность и законопослушность могут доходить до доносительства на коллег и соседей — это не считается предосудительным...
Мои суждения могут выглядеть во многом субъективными. У человека с другими интересами и жизненным опытом оценки могут быть другими. К тому же в каждом народе имеются различные социальные слои: от нищих и обывателей-середняков до т.н. «элиты», правителей и религиозных наставников. Рассмотреть их общую национальную психологию можно лишь на основе их общих национальных ценностей и идеалов. Часто они выражены в народных пословицах и сказках. Сравните, например, «Тысячу и одну ночь» с ее плутовскими сюжетами (когда превозносится хитрость и наслаждение) или мрачные и порою жуткие сказки братьев Гримм с нередким торжеством зла — с русскими сказками про Иванушку-дурачка и Царевну-лягушку, где зло побеждается добром, как и в наших былинах о богатырях — вот вам и основа для некоторого психологического вывода, для которого не нужно долго жить на арабском Востоке или в Германии.
Философ Владимир Соловьев приводил известную иллюстрацию национальных идеалов на примере самоназвания своей страны у европейских народов, сравнивая с ними русский идеал «Святой Руси». Потом это развил профессор А.В. Карташев в книге «Воссоздание Св. Руси»: «Ни нашей матери греческой “церкви-нации”, ни православным сирийцам и арабам, ни нашим братьям славянам, ни соседям румынам, никому не полюбилось назваться так по крещению и вере. Англия охотно величает себя “старой”, Германия “ученой”, Франция “прекрасной”, Испания “благородной”».
Эти точно подмеченные идеалы для меня становятся понятны как раз из историософского анализа места и роли народов в мировой истории. Но сейчас во всем мире прежние идеалы размываются, на смену им приходят деньги. Сегодня немецкий национализм в верхнем социальном слое фактически представляет собой гордость экономическими и спортивными успехами американизируемой Германии. А традиционный культурно-исторический национализм оттеснен в маргинальную оппозицию, у которой антиамериканизм и оборона от «мультикультурализма» могут сочетаться с симпатией к России, но и с некоторой некритической апологией Третьего Рейха, — что я считаю вполне понятной реакцией на послевоенное унижение, денационализацию и просто огульную историческую клевету на немецкий народ. К сожалению, у немецких националистов это порою соединяется с их древним язычеством, что препятствует взаимопониманию с Православием.
Мне кажется, что запоздалое (лишь в конце XIX века) обретение немцами единой политической государственности, достигнутое при важной поддержке со стороны России, стало причиной некоторого комплекса неполноценности у немцев в сравнении с другими европейскими державами, возникло чувство политической обделенности при всех немецких талантах, захотелось наверстать упущенное, и такой рост национальной гордыни помешал дальнейшему их взаимопониманию с Россией. Этим воспользовались наши общие геополитические противники, столкнув нас в Первой мировой войне, которая была начата немцами... Реакция Гитлера на поражение в ней Германии была понятна, но развилась в русле той же националистической гордыни с языческим оттенком...
Но и наша «Святая Русь» — где она сейчас?.. Хорошо, конечно, что хотя бы малая часть нашего народа сохраняет этот идеал. Однако наши церковные конформисты и официозные православные патриоты пытаются его сочетать с компрадорско-олигархическим режимом (типичную иллюстрацию выдает «Русская народная линия»). Олигархическая «элита» у нас сейчас в основном нерусская, и она задает тон в политике, внешней и внутренней, в СМИ и культуре. К тому же президент нашего олигархата в который уже раз заявляет, что богоборческая коммунистическая идеология (напомню: провозгласившая уничтожение семьи, частной собственности, национальности, религии) — это всего лишь слегка измененное христианство, а труп богохульника в центре страны — это православная традиция почитания святых мощей... При дальнейшем насаждении такой государственной идеологии для «Святой Руси» останется место разве что совсем в малом остатке нашего народа — наподобие катакомбной Церкви.
Р.А.: Вы как-то писали, что и малый остаток народа способен выполнить предназначенную ему Богом миссию. То есть Вы в таком случае предлагаете понимать под народом не все население, а только его наиболее сознательную часть? И вообще во избежание разномыслий мне кажется уместным уточнить сами понятия народа, нации и термина «национальный», которые имеют порою различные определения и разный смысл.
М.Н.: Да, это важное замечание. Не стану сравнивать формулировки из разных словарей, а изложу сейчас свои представления об этом для нашей беседы, независимо от того, насколько они соответствуют «энциклопедическим».
Прежде всего нужно отметить некоторое различие между народом и нацией в разные исторические эпохи. Современное западное понятие нации означает государство и может пониматься как один большой народ, так и совокупность нескольких народов, объединенных в одно государство не по этническому признаку, а по политическому — на общей территории, с общей экономикой, единой жизненной инфраструктурой, системой права.
Единство такой нации скрепляется общим пониманием цели государства и жизненных ценностей, которые в большинстве случаев материально-экономические: например, у четырех народов маленькой Швейцарии (знаменитый швейцарский нейтралитет: «моя хата с краю»). Такое государственное образование прочно, если в нем исторически объединены народы одного культурного типа, чьи права обеспечиваются в виде культурно-национальных автономий на основе равноправия (таковы, и современные Бельгия и Канада, хотя они образованы довольно искусственно). Это государственно оформленный коллектив с единой прагматической целью (без духовного стержня), а слово «национальность» в западных языках вообще означает государственную принадлежность. Сегодня и наши спортивные комментаторы по этому правилу называют негров шведами, а русских — украинцами или казахстанцами.
Нация в смысле кровно единого народа-этноса сегодня на Западе под подозрением, ибо противоречит повсеместно насаждаемому «мультикультурализму». Но по этимологической сути именно народ как этнос есть природная нация (лат: племя, народ) с ее особой культурой и духом. По-моему, наиболее точно с европейской точки зрения это изложено в «Доктрине фашизма» Муссолини. Слово это со времен Второй мировой войны ее победители сделали ругательным, хотя изначально оно имело во многом положительный смысл народного единения и служения разных классов для общего блага нации. Эта оборонительная идеология, воспротивившаяся как интернациональному марксизму, так и разлагающей либеральной демократии, поначалу вызвала огромную симпатию в русской эмиграции. О понимании народа-нации позвольте привести цитату из «Доктрины фашизма»:
«Фашизм — это духовная позиция, возникшая из общего движения нашего столетия против обессилевшего материалистического позитивизма XIX столетия... Это религиозное воззрение, рассматривающее человека в его внутренней связи с высшим законом, объективным духом, который превосходит отдельный индивидуум и делает его сознательным членом духовного сообщества. Народ — не раса или географическая область, а непрерывно сохраняющаяся в историческом развитии общность, ... личность, духовное явление... Человек фашизма подавляет в себе инстинкт эгоистичного желания, чтобы вместо этого в чувстве долга укоренить высшую жизнь нации, не ограниченную рамками пространства и времени: жизнь, в которой индивидуум путем самоотречения и пожертвования личных интересов, даже через смерть — осуществляет предельно духовное бытие, на котором основывается его человеческое достоинство... Ни одно действие не ускользает от моральной оценки. Поэтому жизнь в понятии фашиста — серьезна, строга, религиозна. Он создает из самого себя инструмент построения достойной жизни...».
Звучит привлекательно с устремлением к высшим ценностям. Однако именно нация как биологический государственный организм уже в итальянском фашизме стала сама высшей ценностью, которой должна утилитарно служить и церковь — и в этом был духовный порок фашизма. Если нация служит не Богу, а самой себе и своему земному благополучию — она попадает в сети диавола, строящего свое земное царство, что наглядно продемонстрировал гитлеровский вариант фашизма в виде нацизма (хотя были и вполне здоровые образцы в католических странах: Австрии, Испании, Португалии).
Поэтому мне не нравится, когда русские патриоты называют себя «националистами» — это слово производное от «национализм», а он, как часто и всякий «изм», отражает в названии ту ценность, которую считает высшей: в коммунизме — в переводе с латинского: общность (в виде принудительной уравниловки с уничтожением семьи, сословий и национальности), в либерализме — свободу (в т.ч. свободу греха), в капитализме — деньги как меру всего. В национализме таковая определяющая ценность — нация. Но без уточнения ее все-таки не высшего места в иерархии ценностей у кого-то из наших патриотов получается сомнительный нацистский смысл, например, с лозунгом «Россия — всё! Остальное — ничто!», — эту речевку некоторые патриотические деятели скандируют на Русских маршах, вскидывая руки вверх в т.н. «римском приветствии». Такие иллюстрации любят демократические СМИ, выдавая их за сущность русского национализма как «нацизма».
Под таким же предлогом «нацизма» сегодня и на Западе признаки здорового отношения к своему народу как несомненной ценности с целью ее защиты от разлагающего «мультикультурализма», гей-культуры и лавины мигрантов — клеймятся как «ультраправые» (партия Ле Пен во Франции, «Альтернатива для Германии» и т.п.). И это часто повторяют наши россиянские СМИ, несмотря на симпатии этих правых европейцев к России как к оплоту традиционных ценностей.
В Европе в процессе глобализации уже пытаются искусственно объединять и большие, культурно и политически состоявшиеся народы с целью их денационализации и дехристианизации — говорят уже о «европейской нации», в которой на основе «равноправия» всё причесывается под одну гребенку и экономически, и юридически, и политически — с полной утратой былого государственного суверенитета... Их т.н. «элиты» везде одинаково американизированы. В таких условиях европейские националисты уже в явном меньшинстве и не могут добиться политической власти. А если где-то и удается, то им грозит всемирный бойкот, как было в 2000 году с Австрийской народной партией Хайдера в Австрии.
Р.А.: Говоря словами Бжезинского, Европу превращают в вассалов, в «протекторат» всемирной американской империи, Pax Americana, как «плацдарм» для завоевания Евразийского континента — «главного приза для Америки»... Тем не менее насколько, по Вашему мнению, верно представление о том, что и в такой Европе среди вассалов имеет место своего рода иерархия господства, при которой на вершине условной пирамиды восседают британцы, ниже располагаются немцы и французы, еще ниже — все прочие народы вплоть до тех, что населяют бывшие республики СССР, включенные или стремящиеся быть включенными в Евросоюз?
М.Н.: Что-то подобное очевидно. Англичане теперь главный вассал — прямой инструмент США, бывшая колония подчинила себе и сделала своим придатком метрополию... «Брекзит» стал формой выделения гордой Англии из среды прочих вассалов. Германия обладает ведущей финансово-экономической мощью, но остается оккупированной страной с ограниченным политическим суверенитетом. Франция, Испания, Италия еще в большей мере зависимы от международного финансово-экономического механизма, контролируемого США... Поодиночке ни одна из этих стран не в состоянии избавиться от вассальности, а их «элиты» этого и не хотят, в отличие от значительной части своих народов. Назначение ЕС — денационализировать и дехристианизировать европейские народы. Даже греки при всей нашей исторической православной общности меня разочаровывают календарным обновленчеством и экуменизмом (наблюдал это даже на знаменитом острове Патмос)... Условия интеграции в ЕС нанесли огромный удар по греческой экономике, нынешнее левое правительство поначалу пыталось отстоять суверенитет, но подчинилось диктату. Что ж, в разные времена народы могут находиться в разных состояниях, сильно меняясь.
Народам «Новой Европы» из стран бывшего соцлагеря и СССР их комплекс неполноценности перед Западом сильно мешает трезвомыслию. Их правители готовы продаваться за чечевичную похлебку и платить за нее своим русофобским вкладом в Мировую гибридную войну по устройству царства антихриста... Довелось мне кратко побывать у «братушек» в Болгарии — симпатии к русским в народе остались, но молодежь денационализируется, дехристианизируется... Как и в Венгрии, где, впрочем, премьер-министр Орбан в последние годы проснулся... Поляки более сохраняют свое национальное лицо и христианскую традицию, и к нам, русским, у простых людей не встретил ненависти, наоборот, доброжелательность, но их нынешние власти видят своего «гаранта независимости» в Америке и готовы на любые русофобские услуги... Что касается «десоветизации» — она была бы оправданна и необходима при четком различии между коммунистическим правительством и русским народом, при осознании собственной вины всех лимитрофов за предательство русского Белого движения в договоре с большевиками... Разумеется, нынешняя власть в РФ своей тупой приверженностью к советской историографии этому тоже всячески препятствует, подпитывая русофобию...
Теперь впереди паровоза пытается бежать «незалежна Україна», отказавшаяся от русского имени и демонизирующая историческую Россию как средоточие мирового зла — это уже не просто комплекс неполноценности, а единственное лукавое оправдание существования «Украины» как «не России». Украинцы, конечно, для нас исторически не другой народ. Украинское самосознание большевики трансформировали из местного географического в национальное, но эта смесь до сих пор неоднородна, хотя следует признать и некоторые психологические отличия «хохлов» от «москалей», — они вполне точно выражены в анекдотах. Но в западных областях украинское национальное самосознание уже существует в нескольких поколениях как естественное для них греко-католическое. Если и говорить о состоявшемся украинском народе, — то лишь в этих западных пределах, попытки же переварить в этом духе всё остальное, подаренное большевиками, будут постоянным источником культурной деградации и разрухи на столь неестественной Украине. К сожалению, наш олигархат, финансово привязанный к мировой экономике, не способен к восстановлению исторической справедливости, РФ признала легитимным американский госпереворот в Киеве и может только мямлить о своем "невмешательстве во внутренние дела украинского государства".
Р.А.: При виде русофобии в нынешних постсоветских государствах, как Вы думаете, существовала ли политическая многосоставная российская нация до революции, как о ней сегодня принято говорить?
М.Н.: И да (в какой-то своей части), и нет в целом, в российской огромности... Тогда это была не похожая на все другие Империя с державообразующим триединым русским народом (кажется, 67 % в 1897 году), в которую входили очень разные народы с разными правами и обязанностями: от первобытных северо-сибирских племен до фактически автономных государств как Финляндия. Однако русский народ был первенствующим по своей организующей и удерживающей имперской функции, да и не могло быть иначе.
Р.А.: Давайте уж заодно уточним и понятие империи, которое используется сегодня немалой частью русского патриотического движения и тоже вызывает неоднозначную реакцию... Ведь в современных языках слово «империя» явно отрицательное с жупелом «империализма».
М.Н.: Империя (лат.: верховная власть) возникает из естественного экономического или военно-завоевательного (в соперничестве с соседями) расширения политической власти могущественной державы на соседние малые народы без их национальной унификации. Это далеко не всегда плохо для них, если более культурная центральная власть создает дороги, каналы и прочую инфраструктуру, повышает уровень жизни, облагораживает дикие обычаи, умиротворяет давние конфликты между малыми народами, устанавливает более справедливые законы (поэтому, в частности, ни Христос, ни апостолы не порицали Римскую имперскую власть, видя в ней организующее удержание от зла). Плохо, если центр эгоистично эксплуатирует окраины, чего в Российской империи не было.
Имперское расширение дореволюционной России диктовалось на юге и на востоке обороной от осколков Орды, в Средней Азии — защитой добровольно просившихся под русскую защиту малых народов, на Кавказе — защитой христианских народов от иранского и турецкого притеснения, на Балканах — освобождением христиан от турецкого рабства, войны с Турцией за возвращение Малороссии и Крыма привели к возвращению России на Черное море (где в Х веке в противодействие Хазарии было основано Тмутараканское русское княжество, просуществовавшее до нашествия Орды). При этом везде мы видим умиротворение конфликтов и великодушную защиту слабых народностей от сильных соседей, культурное и правовое облагораживание обычаев, доступ для желающих истины Православия, что для языческих народностей северо-востока было особенно важно и спасительно в их духовном развитии.
От упомянутой составной политической нации империя отличается тем, что узаконивает относительное естественное административно-политическое (но не личное гражданское!) неравноправие, ибо она объединяет порою совершенно чужекультурные составляющие на разных уровнях развития, представители которых по своим личным качествам могут допускаться к участию в центральной администрации, но они не могут существовать без державообразующего стержневого народа, который несет на себе основную ответственность и государственное бремя. От его благополучия зависит благополучие всех остальных, поэтому, сознавая это, малые народы не могут требовать от стержневого народа умаления его интересов и влияния. Так было в Римской империи в ее лучшие времена, так было в Российской империи — Третьем Риме, поэтому, с моей точки зрения, она не была нацией в нынешнем западном понимании.
И больше всего прав и обязанностей возлагалось на русских — только так столь огромное государство и могло существовать, причем на основе уникального качества русских, о котором сказал К.С. Аксаков: «Русский Народ не есть народ, это человечество; народом он является от того, что обставлен народами исключительно с народным смыслом, и поэтому человечество в нем является народностью». Именно в этом качестве можно видеть главную разгадку геополитического феномена русского освоения срединной части земной суши, то есть духовную сущность вселенской «удерживающей» православной империи Третьего Рима, донесшего свет Православия до американского континента.
Р.А.: С этой точки зрения, заморские колониальные империи европейцев были чисто эксплуататорскими и Российская империя не заслуживает сравнения с ними. Особенно, учитывая работорговлю и геноцид туземного населения в Америке...
М.Н.: Разумеется. Но православную Российскую империю уже не восстановить, как и интернациональную советскую. Максимум возможного — взаимовыгодный оборонный и Таможенный союз. И у русского народа нет на это сил в нынешнем расчлененном состоянии после большевицкого Русского холокоста и советской денационализации, к тому же до сих пор без должной государственной власти.
После распада СССР и вместе с ним территории исторической Российской империи, когда отпали почти все окраинные территории, согласно переписи 2002 года русские в РФ составляют 84 % населения (вместе с «украинцами» и «белорусами»), а следующий по величине народ, татары — всего 3,9 %, на третьем месте башкиры — 1,17 %. Фактически РФ — это мононациональное государство, однако русский народ не имеет в нем пропорционального представительства в экономике, культуре и в органах власти (особенно это бросается в глаза в сравнении с евреями, которых насчитывается лишь 0,16 %). Русские дискриминируются и в вопросах миграции (переселения в РФ из стран СНГ, в том числе с Украины), и в «национальных республиках» внутри РФ и даже, в отличие от них, русский народ не упоминается в конституции РФ. Запрещено создание политических организаций со словом «русский» в названии, запрещено упоминание национальности в паспорте. Опасаясь русского национального возрождения, несовместимого с нынешним компрадорско-олигархическим режимом, нынешние правители РФ пытаются говорить о некоем многонациональном «российском народе» в смысле многосоставной нации — фактически с перелицовкой «советского народа как новой исторической общности» — главный современный идеолог этой концепции академик Тишков осыпан множеством почетных званий и орденов, в том числе от руководства РПЦ.
Но такая дискриминация русского народа разрушительна и для крепости всего оставшегося постсоветского государства. Оно сможет выздороветь только при ведущей роли русского народа на основе осуждения геноцидного Русского холокоста и восстановления русской православной культуры.
Поэтому вернемся к тому, что нацией называют и большой сильный народ уже не только в политическом, но и этническом значении. Независимо от неприемлемой для нас трактовки нации в некоторых вариантах фашизма, в Православии это тоже ценность, только не вместо Бога. В народе-нации мы видим ступеньку в иерархии ценностей между личностью и Богом, где низшие ступени служат для восхождения к высшей. Для нас народ-нация — это не биологический организм и не прагматически объединенный коллектив. Это целостное и личностное понятие: соборная личность, о которой есть Замысел Божий (ответно осознаваемый нами как национальная идея).
Человечество было разделено на отдельные народы в результате крушения Вавилонской башни, чтобы языковыми границами между ними затруднить распространение зла. И Господь решил также создать от Авраама заново Свой, новый народ для особой великой миссии. В Ветхом Завете о миссии и о падениях еврейского народа всегда говорится о нем как о целостной личности. И в Новом Завете многократно говорится о народах. Христос говорит своим ученикам: «идите, научите все народы» (Мф. 28:19); это подтверждается схождением Святаго Духа на апостолов, которые обрели знание «иных языков» (Деян. 2:4). После падения еврейского народа именно эти другие народы занимают у Бога место изменившего своему призванию еврейского народа (таков смысл многих притч Христа), и в конце времен Господь будет судить народы, которые предстанут пред Ним (Мф. 25:32). Таким образов, во всем контексте Священного Писания «народы» — это не просто синоним понятия «все люди», «человечество», а ответственные и нравственно вменяемые деятели истории.
Народу как соборной личности присущи единая история и судьба, единое чувство солидарности и взаимоответственности в добре и зле, но эта народная личность основана также и на кровной общности (что в русском языке обычно и понимается как национальность в составе многонациональной империи). Можно напомнить, что эта кровная общность в Священном Писании многократно выражена Богом через пророков в отношении к пестуемому богосозданному народу, которому в Ветхом Завете запрещено смешивание с другими.
Р.А.: Вы сейчас говорите о кровной общности народа, но при этом часто подчеркиваете, что «выдающиеся русские люди порою имели такие фамилии, как Аксаков (треть знатных дворянских родов на Руси имела татарские корни), Багратион, Даль, Дитерихс, Нилус или Роуз (урожденный американец о. Серафим даже не совсем хорошо владел русским языком, больше писал по-английски, но большинству современных русских очень далеко до его понимания мирового призвания России). И семья последнего нашего Государя имела лишь небольшую долю русской крови, но явила собой образец русского патриотизма и русской святости. Русский, по нашему убеждению, — тот, кто соответствует Замыслу Божию о русском народе, кто старается служить Ему» («Что значит быть русским?»).
М.Н.: Этот важный дополняющий фактор русскости на уровне культуры и самосознания имеет главное значение для осознанной принадлежности к русскому народу, которая в данном случае воспринимается не как переход в новую национальность, а как приобщение части к целому должному в смысле всечеловечного свойства русского народа, отмеченного Аксаковым и Достоевским. И это не отменяет уважения к своим биологическим предкам — татарским или немецким — но это уже на уровне как бы особенностей личной биографии. Ведь и русский народ сложился поначалу не только из славянских, но и из финско-угорских, балтийских, половецких кровей. Но, в моем понимании, личные биографии присоединяющихся к народу из других национальностей не отменяют значения природной кровной общности основной части любого народа (хотя могут быть и недостойные его миссии кровные члены, от народа фактически отпадающие, как шелуха).
Таким образом, хотя «кровь» сама по себе не является определяющим принципом, — все же попробуем уточнить понятие «кровной общности», ведь оно не только физиологическое. С одной стороны, это биологическая генетическая основа, определяющая внешние национальные черты. Они, конечно, могут быть разнообразными в определенном спектре, например, славянин может быть и голубоглазым блондином или кареглазым брюнетом, но оба они заметно отличаются от африканца (и если африканец приобретает российское гражданство, он не становится этническим русским). В этом можно видеть для народа и определенную культурно-эстетическую ценность своего традиционного облика, которая не высшая (как в расизме), но достойна защиты от ее размывания.
Помимо этого, кровное происхождение в то же время имеет важный бытийственный смысл для личного самосознания человека. Это ощущение нашей причинно-наследственной связи с предками, с их историей, их природным пространством, уготованным нашему народу Богом, с их молитвами и чаяниями, страданиями, победами над злом — мы живем на созданном ими культурно-историческом фундаменте как продолжатели с чувством ответственной принадлежности к единому родовому корню. Отрыв от него обедняет человека, что убедительно доказывали И.А. Ильин и другие русские православные мыслители, говоря о национальном самосознании. Например, прот. Сергий Булгаков писал в эмиграции:
«Родина есть священная тайна каждого человека, так же, как и его рождение. Теми же таинственными и неисследимыми связями, которыми соединяется он чрез лоно матери со своими предками и прикрепляется ко всему человеческому древу, он связан чрез родину и с матерью-землей и со всем Божиим творением... Каждый человек имеет свою индивидуальность и в ней неповторим, но равноценен каждой другой, это есть дар Божий. И она включает в себя не только лично-качественное я, идущее от Бога, но и земную, тварную индивидуальность, — родину и предков... И как нельзя восхотеть изменить свою индивидуальность, так и своих предков и свою родину. Нужно особое проникновение, и, может быть, наиболее трудное и глубокое, чтобы познать самого себя в своей природной индивидуальности, уметь полюбить свое, род и родину, постигнув в ней самого себя, узнать в ней свой образ Божий» (Автобиографические заметки. Париж. 1946).
И ведь бывает так, что выросший в другом народе человек уже в зрелом возрасте неожиданно узнает свое точное кровное происхождение от другого значительного народа, и это знание может по-новому влиять на его самосознание, отношение к миру, пробуждает в нем новые интересы, новое чувство долга и даже лояльности...
Так называемый «зов предков» — это бесспорное явление онтологической связи человека с давшими ему жизнь поколениями предков, что в чем-то соответствует описанному К.Г. Юнгом понятию «коллективное бессознательное», важному для сохранения и творческого развития народной культуры, философии и других наук. Разумеется, тут нет стопроцентной зависимости от кровного происхождения, но оно порою прагматично учитывалось кадровиками и властями в некоторых государственных обстоятельствах в виде отбора и отсеивания кандидатур в те или иные важные профессии, на ответственные должности, — чтобы исключить риск профессиональной непригодности и нелояльности. Причем это было не только в авторитарных странах (ограничения для «нерастворимого» еврейства в фашистской Италии) или в тоталитарном СССР (депортация и дискриминация российских немцев, чеченцев, крымских татар и др., а с началом еврейской эмиграции это коснулось и евреев), но и, например, в Америке, где в годы войны с Японией американские граждане японского происхождения считались неблагонадежными и были интернированы в специальные поселения.
Р.А.: Вроде бы Ваше суждение подтверждается тем, что кровное происхождение сегодня лежит в основе законов о репатриации в некоторые европейские государства, например, этнических немцев в Германию, евреев в «Израиль». И это никем в мире не осуждается как «нацизм»... Но, возможно потому, что тут чисто государственные причины?
М.Н.: В любом государстве это проявление заботы о своих кровных соплеменниках. В Германии это связано с большими расходами, а не с соображениями какой-то государственной выгоды. В нынешнем еврейском государстве выгода очевидна в увеличении численности евреев в соотношении с палестинцами. Однако, помимо этого, репатриация евреев имеет религиозный аспект, освящающий именно кровное единство еврейского народа. Причем это у евреев не придумка их религиозных вождей, она имеет эмпирическую и духовно-мистическую основу. Давайте на этом примере дополнительно попробуем уточнить сущность «крови».
С моей точки зрения, упомянутое «коллективное бессознательное» Юнга основано на верном эмпирическом наблюдении, однако этому феномену он дает лишь психологическое объяснение, духовно не осмысленное и порою оккультно-нездоровое, лишь распространяя индивидуальное бессознательное Фрейда на народный коллектив. Тогда как этот феномен имеет и несомненную духовную причину, коренящуюся в духовной взаимосвязи членов одного народа как соборной личности, и на примере еврейского народа это особенно очевидно.
В толковании талмудического иудаизма еврейская кровь священна, потому что Бог создал мир только для евреев, только евреи люди, неевреи не имеют той же человеческой души и подобны скоту. На этом основан еврейский моральный кодекс «Шулхан арух», поэтому и сегодня в еврейском государстве запрещены браки евреев с неевреями, запрещено хоронить неевреев на еврейских кладбищах. Этот жидонацизм (замечу, что слово «жид» здесь уместно в том антихристианском смысле, как оно содержится в Новом Завете в словах апостола Павла), конечно, — горделивое заблуждение, но в нем не просто биологическое отношение к кровному наследству, оно имеет и таинственный духовно-мистический аспект единства еврейского народа.
Это особое еврейское мистическое единство заметно и в нашем жизненном опыте, оно интуитивно ощущается и самими евреями, чему поражался еврейский писатель Амос Оз: «Что объединяет всех этих людей воедино?!! … Достаточно лишь мимолетного взгляда, чтобы убедиться, что все эти люди — евреи. Не спрашивайте меня, что такое еврей. Сразу видно, что ты в окружении евреев... И это — волшебство. Это — вызов, это — великое чудо...»; оно «сметает даже политические барьеры», объединяя левых и правых (Континент. М., 1991. № 66 ). (Это «волшебство» и мне бросилось в глаза, когда впервые посетил здание Радио «Свобода» и впервые увидел евреев в таком количестве... Ранее у меня подобного опыта не было. «Третья эмиграция» своим поведением и заставила меня вникать в «еврейский вопрос», за что могу ее поблагодарить: гл. 23. «Третья эмиграция» как духовный феномен и еврейский вопрос в русском зарубежье.)
Протоиерей Сергий Булгаков (к которому обвинение в т.н. «антисемитизме» тоже никак не применимо) в связи с современным ему холокостом в Германии размышлял об этой загадке еврейского народа, коснеющего в антихристианстве: «Самой таинственной стороной из судеб Израиля остается именно его единство. Благодаря ему вина одной лишь его части, вождей, является судьбой для всего народа, призывая на себя проклятие христоубийства и христианоборчества». Поэтому отвергшее Христа и ждущее антихриста еврейство стало «лабораторией всяких духовных пороков, отравляющих мир и в особенности христианское человечество» (Булгаков Сергий, прот. Христианство и еврейский вопрос. Париж, 1991).
В этом еврейском мистическом единстве мне видится та же тайна, что и в понятии первородного греха: каким образом грех прародителей несут и все их потомки, лично не причастные к грехопадению в раю? И в других местах Ветхого Завета указывается, что Божественное наказание постигает не только непосредственных виновников отступничества от Бога, но и их потомство. Например, в книге «Исход»: «не поклоняйся им [бесам] и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня» (Исх. 20:5). И еще жестче: «Проклятия сии... будут знамением и указанием на тебе и на семени твоем вовек» (Втор. 28:46).
То есть нельзя не видеть, что есть некий установленный Самим Господом Богом духовный закон, который объединяет индивидуумов в соборные общности с присущей им коллективной ответственностью в добре и зле. Апостол Павел говорит, что «если страдает один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены» (1 Кор.12:26).
Это единство людей лежит и в основе Искупления, когда вочеловечившийся Христос взял на Себя, невинного, грехи всех людей и за всех искупил их и открыл всем путь спасения.
И если через Моисея и пророков Господь грозил карой всему еврейскому народу за отступничество его части, то какие же последствия могут быть за страшный грех богоубийства, скрепленный страшной клятвой: «весь народ сказал: Кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27:25)! Причем сделано это было еврейскими начальниками сознательно, ради принятия «иного» мессии (Ин. 5:43), который поставит еврейский народ господствовать над человечеством. «Ваш отец диавол» (Ин.8:44), — сказал им на это Христос.
И так же, как члены Церкви мистически связаны друг с другом в таинствах, в общей молитве и любви к Богу, в сострадании, но также и в допускаемых грехах — как члены одного соборного тела в пространстве и времени, так и «дети диавола» мистически связаны друг с другом в совершенном и совершаемом преступлении богоубийства в некое прочное единство с иным духовным знаком, ощущаемое ими интуитивно и проявляющееся вовне как еврейская солидарность.
Видимо, столь ужасная кровавая клятва богоубийства требует специального покаяния и отречения от христоборчества. Полагаю, что именно из осознания этого свт. Амвросий Медиоланский и составил специальный «Чин и устав, како подобает приимати приходящих от жидов к правей вере христианстей»... В Чине существует специальная пометка, что такое публичное отречение от жидовства необходимо даже в том случае, если крестят еврея-младенца. В этом случае («аще будет детищ» — говорит церковнославянский текст) отречение за него должен произнести восприемник.
Это место в Чине крещения указывает именно на то, что удивляло о. Сергия Булгакова: что существует проблема еврейской «крови» в виде национальной причастности каждого еврея к общееврейскому греху богоубийства, даже если лично данное крещаемое лицо (младенец) не совершало этого греха. И так же, как грехопадение Адама стало причиной первородного греха всего человечества, начиная с момента зачатия каждого младенца — так и этот грех богоубийства может быть преодолен и достигнуто спасение только в Церкви присоединением к искупительной жертве Сына Божия с отречением от сатаны (что, впрочем, предусмотрено в чине крещения для всех, но для евреев, как видим, особое). Такие освобожденные из сатанинского плена евреи становятся нашими братьями во Христе и порою даже ведут жертвенную борьбу за спасение своих соплеменников, как наш соратник Семен Кизельштейн, поплатившийся за это жизнью.
В противном случае кровная клятва, возможно, и заставляет человека даже с небольшой долей крови этого народа нести на себе некую причастность к его ужасному коллективному греху. Я не могу ни закрывать глаза эту на реальность, ни найти иного объяснения тому, почему некоторые христиане-евреи или даже с небольшой долей еврейского происхождения не могут забыть о нем и часто выступают в роли борцов против «православного антисемитизма». В их среде также находятся «реформаторы» Церкви, либералы-западники, борцы за «толерантность», русофобы и ненавистники Православия.
Р.А.: Евреи проживают далеко не только в Израиле, и почти везде — особенно в США, ЕС, РФ — это привилегированные и влиятельные сообщества вне связи с государством «Израиль» и без формальной принадлежности к иудаизму. Можно ли, по-Вашему, объяснить данный факт на уровне их национальной психологии?
М.В.: Объяснение дает известная еврейская писательница Ханна Арендт:
«Главной особенностью секуляризации евреев оказалось отделение концепции избранности от мессианской идеи... представление об избранности евреев превратилось в фантастическую иллюзию особой интеллигентности, достоинств, здоровья, выживаемости еврейской расы, в представление, что евреи будто бы соль земли. Именно в процессе секуляризации родился вполне реальный еврейский шовинизм... С этого момента старая религиозная концепция избранности перестает быть сущностью иудаизма и становится сущностью еврейства». Х. Арендт анализирует это на примере Ротшильдов: «Превращение Ротшильдов в международных банкиров... дало новый стимул для объединения евреев как группы, причем международной группы... в тот момент, когда религиозно-духовная традиция перестала объединять евреев. Для неевреев имя Ротшильда стало символом международного характера евреев в мире наций и национальных государств. Никакая пропаганда не могла бы создать символ, более удобный, чем создала сама действительность... Еврейский банковский капитал стал международным, объединился посредством перекрестных браков, и возникла настоящая международная каста». Их «изоляция и независимость укрепляли в них ощущение силы и гордости» (Арендт Х. Антисемитизм // Синтаксис. Париж. 1989. № 26).
Но и связь с еврейской религией тут все же остается. Многие еврейские историки гордятся господством евреев в мировой торговле и мировых финансах еще с дохристианских времен. Философ В. Соловьев и известный банкир-мондиалист Ж. Аттали дают этому такое объяснение, что евреи считают свое богатство служением своему «б-гу» и фактически объединили своего «б-га» с деньгами. Именно поэтому им удалось с помощью денег обеспечить комфортную для себя среду в западном мире. Об этом есть откровенная книга американского профессора-еврея Слезкина «Еврейский век», в ней профессор констатирует, что современный мир развивается евреями по еврейским законам и на основе еврейского менталитета, и профессор прогнозирует, что все народы должны этому подчиниться, если хотят быть «успешными» в таком мире.
Кроме того, что касается «вне связи с государством Израиль», не забудем, что это государство считает своим любого еврея в мире, и, по иудейским законам, где бы ни жил еврей и какое бы гражданство не имел — он обязан служить интересам своего народа и еврейского государства. И.А. Ильин напоминал этот существенный момент, обычно умалчиваемый еврейскими борцами с «антисемитизмом»: «...мировой съезд сионистов, руководимый израильским президентом Вейцманом, ... собравшийся в Швейцарии по окончании войны, вынес резолюцию, согласно которой всякий еврей, где бы он ни находился, есть прежде всего гражданин израильского государства, обязанный ему повиновением и услугами. В свое время эта резолюция вызвала острую реакцию даже в самых либерально-демократических газетах Швейцарии, реакцию, которая, впрочем, была скоро заглушена и приведена к молчанию... Разговор же об антисемитизме, сколь он ни удобен для компрометирующей пропаганды, только упрощает и затемняет дело...».
Разумеется, в каждом народе есть разные его члены, в том числе дегенераты и денационализированные обыватели, отступники или интеллигентные космополиты-атеисты, искренне не понимающие причин т.н. «антисемитизма» (мы страдали, а нас не любят), и выдающиеся деятели в различных областях науки и культуры.
Есть и честные евреи-атеисты, которые ведут себя в жизни порядочнее иных православных. Однако в области культуры или идеологии, где идет основная борьба сил добра и зла, они не могут быть на стороне Бога, потому что не видят линии духовного фронта. Христос сказал: «Кто не со мной, тот против меня» (Мф. 12:30). Это, конечно, касается атеистов любой национальности. Однако евреи еще и связаны упомянутой кровной клятвой. Поэтому, отказываясь от истины христианства, еврей может лишь в большей или меньшей степени участвовать в работе упомянутой «лаборатории всяких духовных пороков», даже преследуя при этом некие "благие цели". Именно в ней были созданы антихристианские достижения во всех областях деятельности: в государственном идеале (либеральная демократия, легализующая грех как норму), экономике (капитализм, освящающий стяжательство как добродетель), в праве (законнический буквализм с равнодушием к нравственному содержанию), позитивистской науке (которая «по ту сторону добра и зла»), в социологии (марксизм как идея уничтожения зла превосходящим злом; не случайно и насаждение евреями дарвинизма, который приписывает Богу эгоистичную жестокость «естественного отбора», якобы положенную Им в основу «эволюции»), в психологии (сведение высшего к низшему — фрейдизм) и особенно в культуре, превращенной в массовую коммерческую секс-культуру.
Повторю свое убеждение: лишь освободившиеся из диавольского плена евреи способны внести достойный вклад в содействие Замыслу Божию о человечестве и о русском народе, став его членами. Например, такие православные деятели, как архимандрит Константин (Зайцев) и философ С.Л. Франк.
Такова моя культурно-психологическая оценка стержневого народа истории, который воплотил Спасителя Христа и, согласно православному учению, воплотит антихриста из колена Данова.
Р.А.: В Вашей статье «О “периодической системе народов” в драме истории» русские и евреи определены как народы «стержневые», и анализу отношений между ними Вы посвятили много своих трудов, публичных выступлений, которые сопровождались необоснованными обвинениями в антисемитизме, судами, внесением Вас во всевозможные «черные списки»… В «Израиле», на Святой земле, Вы, знаю, не были. Вам запретили въезд на территорию этого государства?
М.Н.: О запрете мне не известно. В связи с тремя попытками еврейских деятелей (Алла Гербер, Александр Брод, Берл Лазар и др.) возбудить против меня уголовное дело по ст. 282 УК РФ о «разжигании ненависти», прокуратура РФ в 2005–2006 гг. трижды отказала им в этом и выдала мне три документа о том, что я не «антисемит»: «Претензии в адрес М.В. Назарова лишены оснований, так как автор лишь придерживается православно-христианского учения — признанной мировой духовно-нравственной традиции... Высказывания Назарова являются проявлением православной религиозно-философской концепции мировой истории, а не проявлением антисемитизма и фашизма».
Но сами евреи, конечно, считают иначе, поскольку, с их точки зрения, сама православная трактовка православного учения о евреях и об их мошиахе-антихристе — «антисемитская» (об этом у меня был продолжительный диспут с моим бывшим студенческим другом-евреем: «Диспут Назарова с Кацманом»; этому «доказательству» посвящена недавняя лукавая книга доктора неких наук В. Шнирельмана, опять-таки с пространным шельмованием моей персоны как «яркого представителя апокалипсического антисемитизма»).
В еврейском государстве я не был. Оттуда ко мне домой приезжали съемочные группы, в том числе одна для готовившегося фильма о «Ста врагах Израиля», куда и меня зачислили. Возможно, они ожидали от меня нужные им «антисемитские» выкрики, но в двухчасовой беседе я им доброжелательно изложил православную концепцию мировой истории... Не знаю, что у них из этого попало в фильм... Сейчас для граждан РФ еврейская виза не требуется, но не уверен, что с титулом «врага Израиля» меня туда впустят на границе, да и, честно говоря, не хочется собак дразнить: если им не удалось ударить по мне статьей 282, то могут у себя подкинуть наркотики или подстроить иную уголовщину (примеров тому немало)...
Но на Святой земле я все же вместе с супругой побывал: поднимались ночью на величественный Синай (ныне египетский) для встречи восхода солнца — уникальное переживание.
Окунались в Иордан в месте крещения Христа с иорданского берега, посетили другие библейские места в Иордании. Видели там через границу Иерихон, Эйлат и еврейский берег Мертвого моря. Были в Египте в коптских храмах в местах эмиграции Святого Семейства от преследований Ирода.
Р.А.: В 70–80-е годы Вы основательно объездили также США и Канаду. С чем были связаны эти поездки и какие у Вас остались впечатления о них?
М.Н.: Дважды я брал «отпуск» от редакционной работы в «Посеве», чтобы отдохнуть от нее. Отдых состоял в том, что я должен был объехать главные морские порты на американском континенте, где останавливались советские моряки, отоваривались там, и моей задачей было — найти на главной торговой улице такие магазинчики, которые были готовы получать от нас литературу для ее бесплатного предоставления советским морякам. В двух таких длительных поездках по обоим побережьям Америки мне приходилось на месяцы окунаться в англоязычную среду, искать сочувствующих.
При подлете самолета к очередному городу смотрел на него сверху с мыслью, что его надо «завоевать». Первым делом прочесывал главную торговую улицу близ порта. Началом моего разговора везде было разъяснение, что мы, эмигранты-антикоммунисты, издаем запрещенные в СССР книги в областях политики, истории, религии, художественную литературу (многие доброжелательно откликались на имя Солженицына) и стремимся сделать ее доступной советским гражданам для их просвещения с целью внутреннего изменения марксистского режима, с которым ваша страна ведет Холодную войну. Это менее опасно, чем военная конфронтация, и это в ваших интересах. «За вашу и нашу свободу!»...
Из ста владельцев магазинов примерно трое соглашались, как правило — верующие христиане, через полгода оставался один, потому что советские представители, когда замечали нашу литературу в магазинах, угрожали персоналу, что запретят морякам посещать их и получится убыток... Советские представители пытались и на меня в жаловаться в полицию, дважды она меня задерживала, в аэропорту Гандера и в Галифаксе, но после моих разъяснений отпускала... Более серьезным и длительным был разговор в Монреале... Но были еще портовые службы, клубы для моряков, находил по фамилиям в телефонной книге местных русских эмигрантов, через них — студентов-славистов, чтобы опекали найденные точки в мое отсутствие. В Сент-Джонсе на Нью-Фаундленде владелец книжного магазина уже в конце «перестройки» писал в «Посев», мол, почему больше ничего не присылаете, сейчас моряки всё моментально сметают по 50 центов за книжку...
Лучшие мои представления об американцах и канадцах связаны именно с этими поездками. В Америке народ очень разнообразный, от добродушных консервативных простых американцев (они наиболее приятны в общении) до самоуверенных профессоров-интеллектуалов. А в большинстве — довольно примитивная обывательская масса, ничем за пределами Америки не интересующаяся. Я сейчас имею в виду прежде всего так называемую «белую Америку», про «небелую» и говорить нечего.
От Нью-Йорка первое впечатление было, что это вообще другая планета, сильно отличающаяся от Европы, и что человек для такого расового всесмешения не предназначен Богом, это искусственное насилие над его природой — вопреки разделению народов при крушении Господом Вавилонской башни, чтобы положить между народами препятствия для распространения грехов. А в американском смешении денационализированную человеческую «пыль» с разных континентов объединяют прежде всего общие человеческие грехи, на этом основана и государственная идеология американской демократии: отцы американской конституции «не верили, что добродетель способна когда-либо нейтрализовать порок, вместо этого отцы конституции полагались на способность порока нейтрализовать порок» (Янов А. «Русская идея и 2000-й год»). Но ведь при этом уровень легализуемых пороков может только нарастать... Это постоянно пропагандировалось в культурно-философских программах Радио «Свобода»: мол, и в России «необходима мутация русского духа от Православия к новому типу морали на твердой почве просвещенного эгоистического интереса» (Б. Парамонов)...
Таким «эгоистическим быдлом» проще управлять и держать его в послушании посредством дозирования материальных благ. Весьма показательно, по официальным данным, что более половины трудоспособного населения США не работает и живет за счет государственных пособий, пятая часть — неграмотна. Образованный верхний социальный слой «образован» прежде всего в прагматических целях зарабатывания денег. В университетских гуманитарных науках процветает разливанный плюрализм от марксизма до сионистского «христианского фундаментализма», при отсутствии единого духовного критерия истины — как будто все предыдущие поколения человечества никакой истиной не обладали, да она и не нужна сегодня для получения ученых степеней. (Поэтому, с моей точки зрения, сегодня на Западе ученые степени в гуманитарных науках не в меньшей степени девальвированы, чем в СССР/РФ.) Вообще, по выражению той же программы на «Свободе», американская демократия обусловлена «отказом от старого культурного багажа, чтобы не сказать хлама», «будущее принадлежит людям, забывшим о своем происхождении, кто не отяготил себя старыми европейскими ценностями и идеалами».
Объединяет американскую нацию также и гордое чувство патриотизма исключительной сверхдержавы, управляющей миром: «Боже, благослови Америку!». Хотя — какой «Боже»? Фактически, по точной оценке классика политэкономии В. Зомбарта: «То, что мы называем американизмом, есть в главных своих чертах не что иное, как кристаллизовавшийся еврейский дух». Евреи являются духовнообразующим и первенствующим народом США, в том числе с помощью своего инструмента — масонства. Достаточно напомнить, что американская столица с высоты птичьего полета выглядит как чертеж с масонскими символами, они же изображены на долларах, а в главном городе США — Нью-Йорке евреев живет больше, чем в еврейском государстве «Израиль». Но оно посредством еврейского лобби в США определяет американскую внешнюю политику.
Поэтому когда многие патриотические конспирологи сводят исток мирового зла к неким «англосаксам» (иногда такой отвлекающий маневр предпринимается намеренно, как, например, в известной книге некоего Колемана «Комитет 300» — оказывается, мировым заговором рулит европейская аристократия во главе с английской королевой) — становится смешно и грустно...
Всем этим американское государство представляет собой уникальное образование: созданное из денационализированных осколков множества народов, на крови десятков миллионов уничтоженных местных жителей, отстроенное трудом привезенных из Африки миллионов рабов, украшенное масонской государственной символикой и поклоняющееся капиталистическому «золотому тельцу» под еврейским контролем. То есть в лице США «тайна беззакония» создала свою собственную «вселенскую» империю — прообраз всемирной империи антихриста — на той самой материалистической идеологии, которой дьявол искушал Христа в пустыне. Упомянутая книга Слезкина «Еврейский век» как раз дает этому хорошую иллюстрацию, хотя сам профессор не имеет духовного знания, чтобы правильно осознать свои откровения.
Но, разумеется, и в Америке свободой можно пользоваться для достойной цели духовного роста, как это делает русская православная эмиграция. Хотя эмигрантская молодежь уже в 1970-е годы мне показалась заметно американизированной. У меня были четыре поездки на Всезарубежные съезды православной молодежи, где я познакомился с этой Русской Америкой, был и на русской Аляске, в семинарии на острове Кадьяк — остались незабываемые впечатления...
Тогдашний первоиерарх Русской Зарубежной Церкви митрополит Виталий жил в Монреале и фактически это был центр РПЦЗ, там пребывала мироточивая Иверская икона, освящавшая русскую общину... Сейчас и в этом отношении на американском континенте многое изменилось не в лучшую сторону...
В Монреале у меня до сих пор есть хорошие друзья еще со студенческих времен: Е. Соколов и Ю. Боголепов. Они тогда работали на Международном канадском радио и давали мне возможность подработать репортажами и комментариями, что было очень кстати, так как мои «посевские» командировочные были мизерными и безденежье сильно стесняло, а со стороны выглядело скупостью. (Помню, в 1979 году мои друзья в Монреале пригласили на ужин меня и Сашу Горачека, нынешнего епископа Агапита Штуттгартского, и, желая сделать нам приятное, заказали рыбу за 160 долларов, что ввело нас в смущение: с нашей аскетической энтээсовской точки зрения, было неприлично тратить такие деньги на еду...)
В 1986 году после «посевской» командировки на ЭКСПО-86 в Ванкувер я даже решился поступить к друзьям на радио — в штат, то есть перебраться из Германии в Монреаль, прошел собеседования с начальством по-английски и по-французски, получил одобрение, но тут в СССР началась «перестройка» с ее новыми возможностями поддержки там православной оппозиции, — и это изменило мои планы. К счастью. Не думаю, что я мог бы это так же активно делать с американского континента, и вообще прижиться на «другой планете». Хотя, конечно, тогдашняя Канада представляла собой что-то переходное между США и Англией, она ведь, по-моему, и сейчас формально — конституционная монархия, и ее монарх — королева Великобритании, и более консервативные канадцы любят это подчеркивать в отличие от американцев. Хотя давно уже Канада фактически интегрирована с США.
Р.А.: Знаю, что Вы высоко оцениваете духовное наследие иеромонаха Серафима (Роуза), человека уникальной судьбы, американца по происхождению, внесшего большой вклад в православно-историософское осмысление современности. Искали ли Вы личной встречи с ним в те годы?
М.Н.: К огромному сожалению, я упустил этот случай. В 1981 году я был делегатом от Германской епархии на Всезарубежном съезде православной молодежи в Сан-Франциско. В числе докладчиков был и о. Серафим, но он выступал по-английски, восприятие которого от меня требовало напряжения, в то же время меня из Франкфурта обременили многими поручениями: кому-то что-то передать, кого-то посетить, и я, каюсь, сбежал с доклада о. Серафима, чтобы выполнить какие-то из этих поручений. Потом прочел этот его доклад («Будущее России и конец мира») и устыдился... А год спустя о. Серафим скончался... Теперь, конечно, очень сожалею...
Р.А.: Какие еще страны и континенты Вы посетили? Индия, Китай, Бразилия, Австралия..?
М.Н.: К восточной мудрости меня не тянуло. Тем более после обращения к Православию в восточных религиях мне виделась некая духовная ловушка для значительной части человечества, которое чувствует, что «мир во зле лежит», но спасение из него ищет не в Царстве Божием, а в растворении в мираже безличной нирваны. Не добрался я и до стран южного полушария, где люди ходят «вверх ногами», а солнце на севере справа налево, — хотя приглашали на эмигрантские съезды. В молодости я наивно мечтал объехать весь мир, у меня со студенческих времен даже сохранилась карта с маршрутом такого кругосветного путешествия на 20 лет после замысленного побега из СССР, чтобы познакомиться со всеми национальными философиями, религиями. Но в этом не оказалось нужды для познания смысла мира. Не перемещение в пространстве, а ознакомление с трудами православной эмиграции об истине Православия дало ключ к пониманию всех народов, их религий и их места в драме истории.
Беседу вел Ренат Аймалетдинов
Февраль 2018 г.
