И за что мы их так любим?0

Количественная модель качества стихотворений

Данная статья основана на докладе, сделанном Славой Бродским и мной на заседании Миллбурнского литературного клуба 6-го августа 2011 года. В докладе предлагался некоторый способ описания стихотворений по определенному набору признаков с целью попытки предсказания общей эстетической оценки качества стихотворения. И то и другое делалось самими авторами и еще тремя добровольцами, взявшими на себя труд оценить 40 анализируемых стихотворений. Рекомендации по оценке признаков и общего качества были опубликованы в том же году на вебсайте http://www.russian-nyc.com/ (в «Инструкции» дано подробное описание принципов оценки, а в «Тесте» — таблица, которую предлагается заполнить всем желающим).

Но собственно анализ собранных данных и выводы на сайте отсутствуют. Причина в том, что у авторов возникли определенные разногласия насчет конкретных способов анализировать данные (известно, что на двоих статистиков обычно приходится три-четыре мнения — это тот самый случай). Поскольку уже прошло несколько лет, а согласие так почему-то и не появилось, то мы договорились o другом — чтобы я опубликовал выводы, полученные по моей собственной методике, а там пусть статистически-поэтическая общественность рассудит. Так появилась идея этой статьи.

При этом быстро выяснилось, что если не поместить в текст сопутствующие материалы, а ограничиться лишь моделью и выводами — никто ничего не поймет. Поэтому я включил сюда главные принципы оценки и полный список стихотворений (Приложениe). То есть все описательные части и частично Заключение можно считать написанными совместно со Славой Бродским, и лишь раздел “Анализ результатов” — собственно моим.

Неуловимое очарование поэзии и грубые цифры статистики

Стихотворные произведения воспринимаются разными людьми по-разному, у каждого есть собственная внутренняя субъективная «шкала качества». Он может интуитивно оценить, насколько ему нравится или не нравится стихотворение, базируясь просто на своих, часто не вполне осознанных, ощущениях. Для разных людей такие оценки будут различными. Однако есть довольно высокая вероятность, что по некоторым стихотворениям оценки большого числа людей будут близки — огромному числу русскоговорящих нравится «Я помню чудное мгновенье…» Пушкина, а англоговорящих — «Ворон» Эдгара По. Этa часть — дать оценку качества — сравнительно легкая и доступна каждому желающему.

Но есть другой аспект проблемы. Можно ли установить какие-то признаки стихотворения, значения которых предоопределяют оценку качества? То есть можно ли — пусть лишь частично — ответить на вопрос «почемустихотворение нравится (или нет)?» Это уже намного сложнее, или, по мнению многих, вообще невозможно (некоторые защитники такого мнения названы в Заключении).

Но есть и противоположные мнения. Книга выдающегося математика Д. Биркхофа «Эстетические измерения» [2] была опубликована в 1933 году. В ней автор, в частности, предложил некоторую функцию качества стихотворения, зависящую от положительных (аллитерации и ассонансы, рифма, музыкальные звуки) и отрицательных (избыточные аллитерации, согласные звуки) параметров. Позднее появились и другие варианты декомпозиции стихотворения на отдельные элементы, среди которых особенно важен структуралисткий подход к поэтике. Идеи структурализма как такового в трудах Пражской школы (Я. Мукаржевский, Р. Якобсон и др.) выдвигались еще с двадцатых годов, а потом активно развивались в трудах Р. Барта, Ю. Лотмана и других в течение всего 20-го века. Главная установка — найти некоторые устойчивые структуры в тексте, независимые от истории, личности автора, «лирики» и тому подобного — оказалась очень плодотворной и попала в маинстрим литературоведения в известной степени. Однако конкретные результаты применения такого подхода не оривели, насколько мне известно, к созданию некоей стройной системы, говорящей о том, какие же именно компоненты стихотворения наиболее важны и перманентно встречаются в живом творчестве.

В этом отношении характерным является творчество известного современного исследователя А. Жолковского. Он озабочен поиском «инвариантов», то есть некоторых повторяющихся структур или образов — ярким примером примером может служить книга [3]). Но это есть дело, во-первых, очень профессиональное и «штучное» (безусловно, с высокой долей субъективизма), и, во вторых, почти не поддающееся строгой формализации и анализу. Исследование фактически выглядит как очень свообразный перевод поэтического «птичьего» языка на другой, тоже «птичий», но не столь завораживающий (в силу своей нагруженностью научной терминологией и другими смыслами). И в любом случае такой подход чрезвычайно далек от «экономичного» описания, которое необходимо как прелюдия к любому формализму. Так, блестящий анализ А. Жолковским “Раскованного голоса” Б. Пастернака http://www-bcf.usc.edu/~alik/rus/ess/bib158.htm содержит около 8700 слов при объеме самого стихотворения 55 слов, то есть около 158 слов комментатора на каждое слово поэта. Тонкость анализа и огромная эрудиция автора доставляют большое удовольствие, но подобное «разложение» исходного материала на компоненты не может случить основой для какого-то общего подхода к пониманию того, почему же это стихотворение так трогает читателей (меня, во всяком случае).

В предлагаемом подходе тоже используется структуралистская идея «устойчивых компонент стихотворeния», но используется совершенно другой принцип. Первый раз, насколько я могу судить, он был применен к анализу творчества Н. Олейникова [4]; второй, куда более систематически — к исследованию поэзии О. Мандельштама [5]. Идея чрезвычайно проста — каждый стих описывается несколькими легко понимаемыми предикатамиа (типа «стих про любовь», «стих про «евреев» и т.п.), а затем полученные данные подвергаются статистичской обработке. Конечно, изысканность и глубина структурализма в его лучших образцах при этом пропадают, но компакность и простота дают возможность делать какие-то обобщения и понимать процесс в целом. Вся проблема в том, какие именно признаки использовать для описания стихов. Ранее (в [3] и [4]) я применял интуитивно очевидные признаки, исходя из непосредственного понимания текста стихотворения. Здесь задача сложнее: мы со Славой Бродским попробовали сформулировать нечто, что не лежит на поверхности, но носит вроде бы достатично универсальный характер и может быть боле-менее надежно измерено.

Структуралисты обычно ограничивались именно разложением текста на компоненты и не ставили себе целью дать общую «оценку качества». Аналитики же типа Биркхова, напротив, принимали некоторые свойства стиха за прямое отражение качества и приписывали им специальные коэффициенты. Так, в [2] рифма входит в уравнение качества с коэффициентом 1, а избыточные аллитерации — с коэффициентом —2 и т.д. В этом наш подход тоже отличен от других. Мы хотели произвести две независимые оценки — самого качества как непосредственного ощущения человека, и возможных параметров как неких независимых измерителей определенных свойств стихотворения. А уж затем с помощью статистических методов установить, влияют или нет параметры на качество и если да, то в какой степени.

Такая процедура выглядит менее субъективной, поскольку мы не говорим заранее, что именно определяет качество, а лишь производим измерения и анализируем их, надеясь, что какая-то связь будет установлена, а не постулирована. Это как если бы мы старались, например, понять причины разного уровня преступности в американских городах и для этой цели собирали бы данные и о самой преступнпсти (целевая переменная), и о потенциальных факторах ее роста (образование, расовая структура населения, доход и пр.). А затем построили бы статистическую модель, связывающие эти два типа данных. Для статистики подобное установление связи между причиной и следствием самых разных областях является рутинной процедурой (в которой есть, конечно, много своих внутренних трудностей).

В такой форме решение задачи эстетического качества поэзии нам не встречалось. Уже по этой причине отношение к полученной модели у читателя должно быть немного снисходительным, как к первой попытке такого рода. Другая важная причина того, что предлагаемая модель не очень хороша, заключается в слишком малом объеме информации — всего пять участников. Хотя некоторая согласованность мнений между ними и соблюдается, куда большее число участников требуется, чтобы твердо делать какие-то выводы. Но, однако, как пилотный проект предлагаемая модель имеет вполне определенный смысл.

И что же там внутри? Объективные факторы качества

Отбор факторов осуществлялся на основе трех принципов.

Они должны быть объективными (или почти объективными). В противном случае очень легко можно было бы достичь хорошего описания за счет введения таких субъективных признаков как «лиричность», «поэтичность» и т. п. Вся идея подхода состоит в том, чтобы показать, можно или нельзя субъективную характеристику качества разложить на несколько объективных компонент.

Конечно, «объективность» — вещь сама по себе весьма спорная. Как будет далее видно, наш набор признаков весьма мало совпадает с таковым у Биркхофа [2], который тоже считал свою формулу объективной. Но если отвлечся от этого обстоятельства (то есть от личностей авторов и их склонностей — хотя это и трудно…), то отличие объективных признаков от заведомо субъективной оценки качества общего заключается в том, что для первых мы можем предложить определенные правила измерения на любом стихотворении, а для второго — нет.

Факторов не должно быть очень много. В противном случае может произойти то, что в статистике называют «over-fitting». Это означает, что хорошее разложение получилось не потому, что описательные факторы были удачно выбраны и не потому, что обнаружились истинные связи явлений, а по причинe создание большого шумового поля, которое описывают не явление в целом, а его случайные составляющие. Оба автора должны быть согласны и с набором факторов, и со способом их измерения. Это потребовало множество итераций, но в конечном счете консенсус был достигнут.

Для анализа были выбраны 40 поэтических произведений (Приложение). Выбор до некоторой степени был случайным, но но все же ограничен известными поэтами; мы старались включить в подборку разнообразные по стилю и качеству произведения.

При выборе факторов мы опирались на четыре компоненты поэзии: рифму, ритм, содержание, язык. Внутри каждой из компонент (кроме ритма) были отдельно рассмотрены положительная и отрицательная составляющие. В итоге были выбраны следующие семь описательных факторов:

I. Дефекты рифмы.

II. Нетривиальность рифмы.

III. Дефекты ритма.

IV. Дефекты содержания.

V. Нетривиальность содержания.

VI. Дефекты языка.

VII. Нетривиальность языка.

 

Высокая оценка всегда означает нечто положительное, даже если название фактора говорит о чем-то отрицательном. Например, оценка 10 по фактору «Нетривиальность рифмы» означает, что в стихотворении много примеров нетривиальной рифмы (это хорошо). Но та же оценка по фактору «Дефекты рифмы» означает, что дефектов мало (не много!). И это — тоже хорошо. Когда мы делали оценку какого-либо фактора, мы по возможности абстрагировались от своей собственной общей оценки произведения и воспринимали данный фактор сам по себе. Это может привести к ситуациям на первый взгляд парадоксальным. Например, мы могли дать оценку 1 какому-то стиху по фактору 4 (Дефект содержания) по той причине, что все фразы в нем бессмысленны. Но кто-то из может поставить за стихотворение высокую общую оценку именно из-за нравящейся ему бессмысленности (он может видеть в ней некую красоту). Такие результаты кажутся нелогичными только на первый взгляд. На самом деле они вполне приемлемы. Высшая оценка (10) предполагает, что конкретное свойство присутствует в максимально возможном «количестве» в том ментальном континууме, который есть у авторов. Например, 10 за нетривиальность языка означает, что данный стих являтся совершенно виртуозным, входит в небольшое количество шедевров в данном аспекте. То же самое с низшей оценкой (1) — хуже уже некуда. Поэтому таких крайних оценок весьма мало.

Подробное разъяснение оценок с примерами дается ниже. Ссылки на соответствующие стихи даны по номерам в Приложении.

I. Дефекты рифмы

Приблизительная рифма: неба — плена; души — пузыри (21); интеллигенты — жесты; роту — породу (39).

Подгоночная (притянутая) рифма с коверканьем слов или изменением ударений:

…Услышь сквозь паровозные свистки,
Сквозь ветер, тучи рвущий на куски…(36)

Похоже, что «паровозные свистки» здесь не вызваны смысловой необходимостью, а даны только для рифмовки к слову «куски».

Пример с коверканьем слов (3):

Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Леший вытащил бревешко
Из мохнатой бороды.

Не очень-то нормальное слово «бревешко» дается только для рифмовки к слову «плошка».

 II. Нетривиальность рифмы

Собственно нетривиальная рифма, неожиданная находка. Фрагмент с высокой концентрацией нетривиальных рифм (11):

Эй, синеблузые! / Рейте!
За океаны! / Или
у броненосцев на рейде
ступлены острые кили?!
Пусть, / оскалясь короной,
вздымает британский лев вой.
Коммуне не быть покоренной.
Левой! / Левой! / Левой!

Почти все здесь ново: рейте! — рейде: или — кили; короной — покоренной и особенно лев вой — левой!

Нетривиальной считается рифма, которая так воспринимается на данное время. Вопрос довольно тонкий. Например, нетривиальные цитированные выше рифмы В. Маяковского, созданные 90 лет назад, все еще видятся даже сейчас как таковые (тут как раз есть место субъективизму — кто-то их уже так не рассматривает). Но, возможно, рифмы Пушкина, которые сейчас воспринимаются как абсолютно привычные, были много лет тому назад в высшей степени нетривиальными. Но мы не можем и не должны проецировать себя на то время. Если нетривиальности рифмы не наблюдается сейчас, выставляется низкая оценка.

Внутренняя рифма. Вот пример (19):

А когда ты упал со скал,
Он стонал, но держал,

где не только скал — держал, но и упал — скал и стонал — держал (в особенности, конечно, упал — скал).

III. Дефекты ритма

Сбои ритма. Пример из стихотворения Блока «Девушка пела в церковном хоре» (не входящем в список). Здесь 7 различных размеров на первые 8 строк (У — ударный слог, Б — безударный). Единственная пара строк, где размер совпадает, выделена курсивом:

Девушка пела в церковном хоре УББУББУБУБ
О всех усталых в чужом краю, БУБУББУБУ
О всех кораблях, ушедших в море, БУББУБУБУБ
О всех, забывших радость свою. БУБУБУББУ
Так пел ее голос, летящий в купол, БУББУББУБУБ
И луч сиял на белом плече, БУБУБУББУ
И каждый из мрака смотрел и слушал, БУББУУББУБУБ
Как белое платье пело в луче. БУББУБУББУ

В этом примере размерные сбои на слух трудно улавливаются, но в другом (10) сбои (а точнее, отсутствие всякого размера) очевидны:

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.

 Искусственные вставки для поддержания ритма. Три примера вставок, все с «уж», и все — А.С. Пушкина:

Октябрь уж наступил — уж роща отряхает…
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало…
…Стоял ноябрь уж у двора.

 В последнем примере дефект отягощается еще и сочетанием «уж — у» (ассонанс).

Изменение ударений для поддержания ритма:

Вот оно, глупое счастье,
С белыми окнами в сад!
По пруду лебедем красным
Плавает тихо закат (20)

 Хотя, возможно, это и допустимая перестановка ударения.

 IV. Дефекты содержания
Смысловая пошлость, тривиальность мысли.
Бессмысленные фразы.
Нехудожественная пропаганда идей.
Натянутый сюжет.

Яркий пример буквально всех дефектов содержания (39):

Тяжелорукие, но легконогие,
Книжки перечитавшие — многие,
Бревна таскавшие — без числа,
В бой, на врага поднимавшие роту —
Вас ожидают большие дела!
Крепко надеюсь на вашу породу.

 V. Нетривиальность содержания
Глубина содержания и умозаключений.
Неожиданность выводов, свежесть мысли, остроумие

Пример нетривиального и сильного образа из стихотворения О. Мандельштама (26): “Мы живем, под собою не чуя страны”. Высокая оригинальность И. Анненского (6):

 И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.

Неожиданное умозаключение В.Набокова (13):

Но, сердце, как бы ты хотело,
Чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
И весь в черемухе овраг!

VI. Дефекты языка
Нехудожественные или нелитературные выражения и слова.

Пример не вполне художественных выражений (5):

Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит.

 Еще один пример (В. Высоцкий):

 Если парень в горах — не ах…

 Все это — тоже довольно спорные вещи, ибо многие так называемые «нелитературные выражения» давно стали в известной степенью нормой (особенно в последние годы, когда и мат себя свободно в поэзии чувствует). Но, однако, в этом и есть одна из задач исследования: если выяснится, что именно такие выражения негативно связаны с оценкой качества, то исходный тезис (о их «нелитературности») как раз и будет косвенно подтвержден. Это же замечание касается всех собранных здесь характеристик: они не просто умозрительные конструкции, но и материал для эмпирической проверки.

Стилистические огрехи (например, смысловая невязка предложений). Пример небольшой стилистической ошибки у Блока:

 Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.

Вместо предлога «о» (“о всех”) грамматически корректно использование предлога «обо».

 VII. Нетривиальность языка

Богатство языка (свободное и естественное использование разнообразных, в том числе редких слов, выражений и конструкций речи). Чрезвычайно богат язык Б. Пастернака (14):

Сонет говорит ему:
«Я признаю
Способности ваши, но, гений и мастер,
Сдается ль, как вам, и тому, на краю
Бочонка, с намыленной мордой, что мастью
Весь в молнию я, то есть выше по касте,
Чем люди,— короче, что я обдаю
Огнем, как, на нюх мой, зловоньем ваш кнастер?

Здесь сочетается сложная конструкция речи с малоиспользуемыми, но точными в данном контексте словами («масть», «каста», «кнастер»)

Нетривиальность метафор и образов. Пример (12):

И когда, приход его мятежом оглашая,
выйдете к спасителю — вам я
душу вытащу, растопчу, чтоб большая!—
и окровавленную дам, как знамя

Еще один пример (20):

Здравствуй, златое затишье,
С тенью березы в воде!
Галочья стая на крыше
Служит вечерню звезде.

 

Общая оценка качества стихотворения делается по шкале от 1 (наихудшее) до 10 (наилучшее). Наилучшим предлагается считать то, которое, по внутренним ощущениям читателя, входит в его личный набор шедевров. Лучшее произведение — это когда «дух захватывает», «слезы наворачиваются» и т.п. Худшее — то, что вызывает активное отторжение, несогласие. Если стихотворение не вызывает никаких особо сильных эмоций (не сильно радует, но и не отвращает), то ставится средний балл.

 

 3. Анализ результатов

Как отмечалось, в исследовании принимало участие всего пять респондентов, включая авторов: Слава Бродский, Игорь Мандель, Сергей Зарембский, Яна Кане и Илья Липкович. Выборка, конечно, нерепрезентативная относительно » всего населения», но достаточно однородная в более узком смысле: все имеют высшее образование (четверо — степень кандидата наук или выше); возраст на момент опроса (2011) близок к 50 или старше; место проживания — США; все участники — члены Миллбурнского литературного клуба. То есть, в целом, это профессиональная эмигрантская не шибко молодая публика, интересующаяся литературой (четверо из пяти и сами публикуются). От участников можно ожидать какую-то согласованности во взглядах, что придает моделированию некоторую оправданность. В случае полной рассогласованности никакие общие модели невозможны — но, как выяснилось, этого не случилось.

Сводная информация относительно согласованности мнений пяти участников приведена в таблице 4. В каждой клетке — коэффициент корреляции: чем его величина ближе к единице, тем более похожи оценки двух респондентов. Больше всего похожи оценки респондентoв А и B (авторы статьи), 0.7. Меньше всего согласованы оценки у B и С (0.3). Но в целом некоторая согласованность, безусловно, есть — все корреляции положительны. Это свидетельствует в пользу гипотезы, что, несмотря на все индивидуальные различия, общие представления о качестве поэзии, кажется, существуют, хотя для ее убедительного доказательства или опровержения нужен куда более обширный материал.

 

Согласованность определялась как дробь, где в числителе — средняя оценка, а в знаменателе — среднеквадратческое отклонение этой оценки (то есть согласованность это величина, обратная коэффициенту вариации). Чем она выше — тем ближе все оценки концентрируются вокруг среднего (типичного) значения. Для представления в таблице показатели качества и согласованности были отнормированы таким образом, что все значения разместились в пределах от 0 до 100, что делает сравнение обеих оценок более удобным: 100 означает наивысшее, 0 — наименьшее относительное значение данного показателя. Стихотворения расположены по убыванию качества, а их номера соответствуют Приложению, так что всегда можно найти данных текст.

Таблица 5 позволяет посмотреть на данные под разными углами зрения. Например, фрагмент из «Облако в штанах» В. Маяковского имеет очень высокую оценку качества (77, пятую в списке), но степень общепризнанности этой оценки не высока — 13 (19 стихов из 34, которые ниже «Облака» по качеству, имеют более высокий уровень согласованности). А вот «На холмах Грузии» А.Пушкина счастливым образом и самый любимый, и самый общепризнанный шедевр (обе оценки равны 100).

В идеале, если бы люди мыслили совершенно одинаково, согласованнось была бы очень высокой для всех стихов — примерно этому обычно и учат в школе. Но, конечно, такой конформизм в природе не встречается, даже среди интеллигентных людей не первой молодости. Наглядно это видно на рисунке 1, на которoм данные таблицы 5 представлены в графической форме.

График разделен на четыре квадранта в соответствии со средними значениями показателей (вертикальная и горизонтальная линии). В первом находится всего три стиха, которые имеют качество ниже среднего, но согласованность выше среднего. Типичным является стихотворение Н. Некрасова — все пятеро весьма единообразно считают его достаточно посредственным. Второй квадрант содержит стихи с высокими значениями обоих характеристик — если стихотворение претендует на звание «всенародно любимого», оно должно находится именно здесь. И, действительно, все стихи в нем — общепризнанные и широко известные шедевры лирики, особенно три стихотворения в крайнем верхнем правом углу (Пушкина, Цветаевой и Шекспира). В третьем квадранте — стихи с высоким качеством, но большим разбросом во мнениях, то есть те, про которые говорят «противоречивые». Например, «Нежнее нежного» О. Мандельштама получило высокие оценки у всех мужчин — и низкую у единственной женщины (исследование гендерной компоненты в понимании поэзии очень интересно как отдельная задача, которую здесь нет возможности рассматривать). Мужчины предопределили высокую общую оценку, а женщина — низкий уровень согласованности. В «Расстреле» В. Набокова причина вполне себе в одном мужчине, который дал стиху оценку, намного ниже всех других. Наконец, в четвертом квадранте, самом многочисленном, находятся стихи с оценкой ниже среднего и согласованностью ниже средней. Про них можно сказать, что самые неважные стихи кем-то ценятся все равно весьма высоко. Например, стих М. Кузьмина в целом мало людям нравится (оценки 3 или 4) — но один респондент дал ему 8; в результате стих имеет максимальный разброс оценок относительно всех других.

В целом, если взглянуть на график, видна положительная корреляции (0.56) качества и согласованности — чем выше одно, тем выше и другое. Это интересный факт — люди проявляют большее относительно единообразие в оценке хорошего, чем в оценке плохого. Но и это заключение нуждается в дополнительной проверке на большем материале. К тому же надо учитывать, что обе оценки связаны — коэффициент согласованности имеет в своем числителе качествa, что увеличивает коррелированность.

Сводные результаты регрессионного моделирования представлены в табл. 6. По каждому респонденту строилось свое уравнение регрессии, где зависимая переменная — это оценка качества, которую он дал 40 стихам, а влияющие переменные — оценки семи факторов, описанных выше. То есть модели отличаются друг от друга только зависимой пременной, так как факторы одинаковы для всех.

Качество модели оценивается коэффициентом детерминации (последняя строка), который показывает, сколько процентов вариации зависимой переменной можно объяснить вариацией влияющих переменных. Как видно, модели описывают от 38 до 78% вариации качества, что следует признать довольно высоким результатом. Детерминация у А и Б вообще весьма высока — 78 и 70%, что косвенно может говорить о том, что они «инстинктивно» ставили более высокие оценки отдельным факторам, если стихотворение нравилось (и наоборот). Важно что, детерминация C, D и Е находится в ставнительно узких пределах, от 38 до 55%, что по-видимому, и следует признать реалистичной оценкой этого показателя для других потенциальных ценителей поэзии.

 

Каждый фактор можно оценить по степени его влияния на коэффициент детерминации по специальной формуле: сумма вкладов равна этому коэффициенту. В таблицe все значения вкладов поделены на коэффициенты и поэтому числа интерпретируются так: насколько важен данный фактор во внутренней модели респондента, независимо от того, как сильно факторы отражают оценку качества, то есть насколько велик коэффициент детерминации (поэтому в строке «Всего» стоит 100%).

Cогласованность оценок (таблица 4) еще не гарантирует похожесть моделей (для этого нужно иметь куда более высокие корреляции между оценками). Например, даже у респондентов А и Б с наибольшей согласованностью оценок (корреляция 0.7) вклады факторов весьма различны. Видно также, что респондент Е весьма сильно отличается от остальных. Но, однако, некие общие черты у всех участников наблюдаются.

1) Для четырех респондентов (кроме С) степень нетривиальности языка формирует от 5 до 35% их представлений о качестве.

2) Нетривиальность содержания очень важна для других четырех респондентов и определяет от 17 до 83% их представлений о качестве.

3) Отсутствие дефектов содержания является единственной характеристикой, значимость которой признается всеми без исключения (колебания от 8 до 31%), хотя она никогда не является решающей

4) Похоже, что можно выделить два класса респондентов. Корреляция между вкладами А и С 0.98, очень высокая — оба придают наибольшее значение нетривиальности содержания, очень малое или нулевое значение рифме и языку. Другой класс — респонденты B и D (корреляция 0.83): у обоих максимальное влияние на качество оказывает нетривиальность языка, они чувствительны также к нетривиальности рифмы и дефектам содержания. Респондент Е не похож вообще ни на кого, имея со всеми отрицательные корреляции.

5) Наиболее стабильный и высокий вклад дают оба фактора связанных с содержанием: его величина колеблется от 33 до 91%. Вполне можно сказать, что «содержательный аспект» выступает как наиболее существенный в оценке качества; за ним следует «языковый аспект». Некое обобщенное представление о сравнительной значимости всех факторов можно получить, глядя на последний столбец таблицы со средними значениями всех факторов.

Конечно, проведенный анализ является очень ограниченным из за малого числа респондентов, как уже не раз отмечалось. Вполне вероятно, что существуют целые классы людей, которые, скажем, больше ориентированы на «язык» чем на содержание (как B и D) или, наоборот, на содержание в ущерб языку (как A и C). Мы не можем с уверенностью сказать, представляют ли такого типа люди редкое исключение или сигнализируют о наличии больших классов со сходными взглядами. Но это не отменяет того факта, что моделирование возможно и что оно дает даже в такой разведочной стадии неплохие результаты.

В последние году появляется все больше исследований в области так называемой «само-этнографии» (autoethnography), или “авторской этнографии”, в которой автор излагает некоторые собственные переживания (носящие, однако, общий для людей характер — например, манера сна, еды, ходьбы и т.п) в достаточно объективистской манере, допускающей в принципе сопоставление с другими подобными же текстами на эту тему [6]. В такое парадигме «единицей наблюдения» является вообще один человек, a исследование самого себя — вещь не только очень интересная, но и имеющая вполне определенное значение для других. Мой собственный опыт такого рода — исследование собственной памяти [7] это ясно показал: моему примеру последовал товарищ, и в результате «объем выборки» удвоился [8]. Так что малое число наблюдений само по себе еще не есть основание считать результаты не имеющими смысла. Надо просто понимать степень неопределенности, с ними ассоциированную.

Заключение

Еще задолго до окончания эксперимента обнаружилось, что все знакомящиеся с методикой обследования делятся на две группы. В первой считали, что таинственное воздействие поэзии на человека вообще не может укладываться в рамки сухих цифр. Во второй (меньшей) думали, что такой подход сможет выявить модель, в которой описательные факторы полностью или почти полностью смогут «объяснить» субъективную характеристику качества.

Если бы были правы участники второй группы, то результат исследования продемонстрировал бы близкую к 100% степень согласия для большинства участников. Если бы были правы участники первой группы, то результат исследования продемонстрировал бы очень низкую степень согласия. Результаты, как видно, находятся где-то посредине.

После того, как работы была представлена на заседании Миллбурнского литературного клуба, авторы выслушали много критики во время доклада и после него. Среди критически настроенных лиц были, например, Наум Коржавин (с которым мы обсуждали данный вопрос во время интервью [1]); Бенедикт Сарнов (которого я пытался расспросить на эту тему во время встречи в Москве); Игорь Ефимов (во время неоднократных дискуссий), а также многие участники Миллбурнского клуба. Критических замечаний на заседании клуба было так много, что никто не осмелился сказать что-то позитивное в наш адрес.

Реaльный эксперимент показал, что избыточный критизм все же не вполне оправдан. Всего на пяти респондентах мы установили, что связь между общим восприятием произведения и описательными факторами существует и она может быть достаточно высокой, иногда больше 70%. Но для большинства, скорее всего, около половины того, что можно назвать «субъективной оценкой качества» все-же определяется некотороми более-менее объективно измеряемыми характеристиками, среди которых наиболее важными (что так не уж неожиданно) представляются нетривиальность содержания и языка поэта.

Расширение эксперимента, безусловно, позволит существенно уточнить эти и другие выводы.

Литература

Наум Коржавин. Интервью. The Annals of the Millburn Club (Страницы Миллбурнского Клуба), т.1, 2011, сс. 166 — 184 D. Birkhoff Aesthetic Measure. Cambridge Press, 1933 Жолковский А.К. Поэтика Пастернака: Инварианты, структуры, интертексты. М.: Новое литературное обозрение, 2011 И. Мандель Ироническая онтология Николая Олейникова в наши дни (2011) http://7iskusstv.com/2011/Nomer9/Mandel1.php И. Мандель: «Измеряй меня…» Осип Мандельштам: попытка измерения (2012) http://club.berkovich-zametki.com/?p=1687 Ellis, C. (2009). Revision: Autoethnographic Reflections on Life and Work. Walnut Creek, CA: Left Coast Press. И. Мандель Незабываемое как статистическая проблема. Анализ процессов забывания прочитанного на примере отдельной личности. Семь искусств, 2014, №6  http://7iskusstv.com/2014/Nomer6/Mandel1.php

Мандель И., Оксенойт Г. Моделирование долговременного процесса забывания прочитанного на основе самоанализа. Мир психологии, 2014, 4 (80), с. 146-162

Приложение.

Список анализируемых произведений
1. Евгений Баратынский
Сначала мысль, воплощена
В поэму сжатую поэта,
Как дева юная, темна
Для невнимательного света;
Потом, осмелившись, она
Уже увертлива, речиста.
Со всех сторон своих видна,
Как искушенная жена
В свободной прозе романиста;
Болтунья старая, затем
Она, подъемля крик нахальный,
Плодит в полемике журнальной
Давно уж ведомое всем.
2. Николай Заболоцкий
Я увидел во сне можжевеловый куст,
Я услышал вдали металлический хруст,
Аметистовых ягод услышал я звон,
И во сне, в тишине, мне понравился он.
Я почуял сквозь сон легкий запах смолы.
Отогнув невысокие эти стволы,
Я заметил во мраке древесных ветвей
Чуть живое подобье улыбки твоей.
Можжевеловый куст, можжевеловый куст,
Остывающий лепет изменчивых уст,
Легкий лепет, едва отдающий смолой,
Проколовший меня смертоносной иглой!
В золотых небесах за окошком моим
Облака проплывают одно за другим,
Облетевший мой садик безжизнен и пуст…
Да простит тебя бог, можжевеловый куст!
3. Николай Заболоцкий
Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей.
Толстозадые русалки
Улетают прямо в небо,
Руки крепкие, как палки,
Груди круглые, как репа.
…
Меркнут знаки Зодиака
Над постройками села,
Спит животное Собака,
Дремлет рыба Камбала,
Колотушка тук-тук-тук,
Спит животное Паук,
Спит Корова, Муха спит,
Над землей луна висит.
Над землей большая плошка
Опрокинутой воды.
Леший вытащил бревешко
Из мохнатой бороды.
Из-за облака сирена
Ножку выставила вниз,
Людоед у джентльмена
Неприличное отгрыз.
Все смешалось в общем танце,
И летят во сне концы
Гамадрилы и британцы,
Ведьмы, блохи, мертвецы.
…
Высока земли обитель.
Поздно, поздно. Спать пора!
Разум, бедный мой воитель,
Ты заснул бы до утра.
Что сомненья? Что тревоги?
День прошел, и мы с тобой —
Полузвери, полубоги —
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.
4. Анна Ахматова
Что войны, что чума? — конец им виден скорый,
Их приговор почти произнесен.
Но кто нас защитит от ужаса, который
Был бегом времени когда-то наречен?
5. Анна Ахматова
Ты все равно придешь — зачем же не теперь?
Я жду тебя — мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой,-
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда Полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
6. Иннокентий Анненский
Среди миров, в мерцании светил
Одной Звезды я повторяю имя…
Не потому, чтоб я Ее любил,
А потому, что я томлюсь с другими.

И если мне сомненье тяжело,
Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
7. Александр Блок
О доблестях, о подвигах, о славе
Я забывал на горестной земле,
Когда твое лицо в простой оправе
Перед мной сияло на столе.
Но час настал, и ты ушла из дому.
Я бросил в ночь заветное кольцо.
Ты отдала свою судьбу другому,
И я забыл прекрасное лицо.
…
Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слезы лил, но ты не снизошла.
Ты в синий плащ печально завернулась,
В сырую ночь ты из дому ушла.
…
Уж не мечтать о нежности, о славе,
Все миновалось, молодость прошла!
Твое лицо в его простой оправе
Своей рукой убрал я со стола.
8. Александр Блок
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
9. Иосиф Бродский
Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров
я приду умирать.
Твой фасад темно-синий
я впотьмах не найду.
между выцветших линий
на асфальт упаду.
И душа, неустанно
поспешая во тьму,
промелькнет над мостами
в петроградском дыму,
и апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос:
— До свиданья, дружок.
И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
— словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед.
10. Иосиф Бродский
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но не важно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях.
Я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь
от тебя, чем от них обоих.
Далеко, поздно ночью, в долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне,
как не сказано ниже, по крайней мере,
я взбиваю подушку мычащим «ты»,
за горами, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты
как безумное зеркало повторяя.
11. Владимир Маяковский
Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы! // Ваше
слово, // товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу истории загоним.
Левой! // Левой! // Левой!

Эй, синеблузые! // Рейте!
За океаны! // Или
у броненосцев на рейде
ступлены острые кили?!
Пусть, //оскалясь короной,
вздымает британский лев вой.
Коммуне не быть покоренной.
Левой! // Левой! // Левой!
Там // за горами горя
солнечный край непочатый.
За голод // за мора море
шаг миллионный печатай!
Пусть бандой окружат нанятой,
стальной изливаются леевой,-
России не быть под Антантой.
Левой! // Левой! // Левой!
Глаз ли померкнет орлий?
В старое станем ли пялиться?
Крепи // у мира на горле
пролетариата пальцы!
Грудью вперед бравой!
Флагами небо оклеивай!
Кто там шагает правой?
Левой! // Левой! // Левой!
12. Владимир Маяковский
Плевать, что нет // у Гомеров и Овидиев
людей, как мы, // от копоти в оспе.
Я знаю —// солнце померкло б, увидев
наших душ золотые россыпи!
Жилы и мускулы — молитв верней.
Нам ли вымаливать милостей времени!
Мы — // каждый —// держим в своей пятерне
миров приводные ремни!
Это взвело на Голгофы аудиторий
Петрограда, Москвы, Одессы, Киева,
и не было ни одного, // который
не кричал бы: // «Распни, //распни его!»
Но мне — // люди, // и те, что обидели —
вы мне всего дороже и ближе.
Видели, // как собака бьющую руку лижет?!
Я, // обсмеянный у сегодняшнего племени,
как длинный // скабрезный анекдот,
вижу идущего через горы времени,
которого не видит никто.
Где глаз людей обрывается куцый,
главой голодных орд,
в терновом венце революций
грядет шестнадцатый год.
А я у вас — его предтеча;
я — где боль, везде;
на каждой капле слёзовой течи
распял себя на кресте.
Уже ничего простить нельзя.
Я выжег души, где нежность растили.
Это труднее, чем взять
тысячу тысяч Бастилий!
И когда, // приход его // мятежом оглашая,
выйдете к спасителю — // вам я
душу вытащу, // растопчу, // чтоб большая!—
и окровавленную дам, как знамя.
13. Владимир Набоков
Бывают ночи: только лягу,
в Россию поплывет кровать;
и вот ведут меня к оврагу,
ведут к оврагу убивать.
Проснусь, и в темноте, со стула,
где спички и часы лежат,
в глаза, как пристальное дуло,
глядит горящий циферблат.
Закрыв руками грудь и шею,-
вот-вот сейчас пальнет в меня!-
я взгляда отвести не смею
от круга тусклого огня.
Оцепенелого сознанья
коснется тиканье часов,
благополучного изгнанья
я снова чувствую покров.
Но, сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
и весь в черемухе овраг!
14. Борис Пастернак
…И, бреясь, гогочет, держась за бока,
Словам остряка, не уставшего с пира
Цедить сквозь приросший мундштук чубука
Убийственный вздор.
А меж тем у Шекспира
Острить пропадает охота. Сонет,
Написанный ночью с огнем, без помарок,
За дальним столом, где подкисший ранет
Ныряет, обнявшись с клешнею омара,
Сонет говорит ему:
«Я признаю
Способности ваши, но, гений и мастер,
Сдается ль, как вам, и тому, на краю
Бочонка, с намыленной мордой, что мастью
Весь в молнию я, то есть выше по касте,
Чем люди,— короче, что я обдаю
Огнем, как, на нюх мой, зловоньем ваш кнастер?
Простите, отец мой, за мой скептицизм
Сыновний, но сэр, но милорд, мы — в трактире.
Что мне в вашем круге? Что ваши птенцы
Пред плещущей чернью? Мне хочется шири!
Прочтите вот этому. Сэр, почему ж?
Во имя всех гильдий и биллей! Пять ярдов —
И вы с ним в бильярдной, и там — не пойму,
Чем вам не успех популярность в бильярдной?»
— Ему?! Ты сбесился?— И кличет слугу,
И, нервно играя малаговой веткой,
Считает: полпинты, французский рагу —
И в дверь, запустя в приведенье салфеткой.
15. Борис Пастернак
В посаде, куда ни одна нога
Не ступала, лишь ворожеи да вьюги
Ступала нога, в бесноватой округе,
Где и то, как убитые, спят снега,-
Постой, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, лишь ворожеи
Да вьюги ступала нога, до окна
Дохлестнулся обрывок шальной шлеи.
Ни зги не видать, а ведь этот посад
Может быть в городе, в Замоскворечьи,
В Замостьи, и прочая (в полночь забредший
Гость от меня отшатнулся назад).
Послушай, в посаде, куда ни одна
Нога не ступала, одни душегубы,
Твой вестник — осиновый лист, он безгубый,
Безгласен, как призрак, белей полотна!
Метался, стучался во все ворота,
Кругом озирался, смерчом с мостовой…
— Не тот это город, и полночь не та,
И ты заблудился, ее вестовой!
Но ты мне шепнул, вестовой, неспроста.
В посаде, куда ни один двуногий…
Я тоже какой-то… я сбился с дороги:
 — Не тот это город, и полночь не та.
16. Марина Цветаева
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной —
Распущенной — и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
…
Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня — не зная сами! —
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами, —
За то, что вы больны — увы! — не мной,
За то, что я больна — увы! — не вами!
17. Николай Некрасов
Прости! Не помни дней паденья,
Тоски, унынья, озлобленья,-
Не помни бурь, не помни слез,
Не помни ревности угроз!
Но дни, когда любви светило
Над нами ласково всходило
И бодро мы свершали путь, —
Благослови и не забудь!
18. Николай Некрасов
Мы разошлись на полпути,
Мы разлучились до разлуки
И думали: не будет муки
В последнем роковом «прости»,
Но даже плакать нету силы.
Пиши — прошу я одного…
Мне эти письма будут милы
И святы, как цветы с могилы, —
С могилы сердца моего!
19. Владимир Высоцкий
Если он не скулил не ныл,
Пусть он хмур был и зол, но шёл,
А когда ты упал со скал
Он стонал, но держал.
Если шёл он с тобой, как в бой,
На вершине стоял хмельной,
Значит, как на себя самого,
Положись на него.
20. Сергей Есенин
Вот оно, глупое счастье,
С белыми окнами в сад!
По пруду лебедем красным
Плавает тихо закат.
Здравствуй, златое затишье,
С тенью березы в воде!
Галочья стая на крыше
Служит вечерню звезде.
Где-то за садом несмело,
Там, где калина цветет
Нежная девушка в белом
Нежную песню поет.
Стелется синею рясой
С поля ночной холодок…
Глупое, милое счастье,
Свежая розовость щек!
21. Алексей Крученых
Сошлися черное шоссе с асфальтом неба
И дождь забором встал
Нет выxода из бревен ледяного плена
— С-с-с-с-ш-ш-ш-ш —
Сквозят дома
Шипит и ширится стальной оскал!
И молчаливо сxодит всадник с неба
— Надавит xолод металлической души —
И слякотной любовью запеленат
С ним мир пускает
Смертельной спазмы
Пузыри!
22. Михаил Кузмин
В проходной сидеть на диване,
Близко, рядом, плечо с плечом,
Не думая об обмане,
Не жалея ни о чем.
Говорить Вам пустые речи,
Слышать веселые слова,
Условиться о новой встрече
(Каждая встреча всегда нова!)
О чем-то молчим мы и что-то знаем,
Мы собираемся в странный путь.
Не печально, не весело, не гадаем —
Покуда здесь ты, со мной побудь.
23. Михаил Лермонтов
Я не люблю тебя; страстей
И мук умчался прежний сон;
Но образ твой в душе моей
Всё жив, хотя бессилен он;
Другим предавшися мечтам,
Я всё забыть его не мог;
Так храм оставленный — всё храм,
Кумир поверженный — всё бог!
24. Михаил Лермонтов
Светись, светись, далекая звезда,
Чтоб я в ночи встречал тебя всегда;
Твой слабый луч, сражаясь с темнотой,
Несет мечты душе моей больной;
Она к тебе летает высоко;
И груди сей свободно и легко…
Я видел взгляд, исполненный огня
(Уж он давно закрылся для меня),
Но, как к тебе, к нему еще лечу,
И хоть нельзя — смотреть его хочу…
25. Осип Мандельштам
Нежнее нежного
Лицо твое,
Белее белого
Твоя рука,
От мира целого
Ты далека,
И все твое —
От неизбежного.
От неизбежного
Твоя печаль,
И пальцы рук
Неостывающих,
И тихий звук
Неунывающих
Речей,
И даль
Твоих очей.
26. Осип Мандельштам
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.
27. Самуил Марщак (перевод Шекспира)
Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.
Все мерзостно, что вижу я вокруг…
Но как тебя покинуть, милый друг!
28. Александр Пушкин
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой… Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.
29. Александр Пушкин
Бог помочь вам, друзья мои,
В заботах жизни, царской службы,
И на пирах разгульной дружбы,
И в сладких таинствах любви!
Бог помочь вам, друзья мои,
И в бурях, и в житейском горе,
В краю чужом, в пустынном море
И в мрачных пропастях земли!
30. Игорь Северянин
Когда в поэты тщится Пастернак,
Разумничает Недоразуменье.
Моё о нём ему нелестно мненье:
Не отношусь к нему совсем никак.
Им восторгаются — плачевный знак.
Но я не прихожу в недоуменье:
Чем бестолковее стихотворенье,
Тем глубже смысл находит в нем простак.
Безглавых тщательноголовый пастырь
Усердно подновляет гниль и застарь
И бестолочь выделывает. Глядь,
Состряпанное потною бездарью
Пронзает в мозг Ивана или Марью,
За гения принявших заурядь.
31. Федор Тютчев
В небе тают облака,
И, лучистая на зное,
В искрах катится река,
Словно зеркало стальное…
Час от часу жар сильней,
Тень ушла к немым дубровам,
И с белеющих полей
Веет запахом медовым.
Чудный день! Пройдут века —
Так же будут, в вечном строе,
Течь и искриться река
И поля дышать на зное.
32. Афанасий Фет
Снова птицы летят издалёка
К берегам, расторгающим лед,
Солнце теплое ходит высоко
И душистого ландыша ждет.
Снова в сердце ничем не умеришь
До ланит восходящую кровь,
И душою подкупленной веришь,
Что, как мир, бесконечна любовь.
Но сойдемся ли снова так близко
Средь природы разнеженной мы,
Как видало ходившее низко
Нас холодное солнце зимы?
33. Даниил Хармс
Из дома вышел человек
С дубинкой и мешком
И в дальний путь,
И в дальний путь
Отправился пешком.
Он шел все прямо и вперед
И все вперед глядел.
Не спал, не пил,
Не пил, не спал,
Не спал, не пил, не ел.
И вот однажды на заре
Вошел он в темный лес.
И с той поры,
И с той поры,
И с той поры исчез.
Но если как-нибудь его
Случится встретить вам,
Тогда скорей,
Тогда скорей,
Скорей скажите нам.
34. Велимир Хлебников
Когда над полем зеленеет
Стеклянный вечер, след зари,
И небо, бледное вдали,
Вблизи задумчиво синеет,
Когда широкая зола
Угасшего кострища
Над входом в звездное кладбище
Огня ворота возвела,
Тогда на белую свечу,
Мчась по текучему лучу,
Летит без воли мотылек.
Он грудью пламени коснется,
В волне огнистой окунется,
Гляди, гляди, и мертвый лег.
35. Владислав Ходасевич
Вечерних окон свет жемчужный
Застыл, недвижный, на полу,
Отбросил к лицам блеск ненужный
И в сердце заострил иглу.
Мы ограждались тяжким рядом
Людей и стен — и вновь, и вновь
Каким неотвратимым взглядом,
Язвящим жалом, тонким ядом
Впилась усталая любовь!
Слова, и клятвы, и объятья
Какой замкнули тесный круг,
И в ненавидящем пожатье
Как больно, больно — пальцам рук!
Но нет, молчанья не нарушим,
Чтоб клясть судьбу твою, мою,
Лишь молча, зубы стиснув, душим
Опять подкравшуюся к душам
Любовь — вечернюю змею.
36. Евгений Евтушенко
Весенней ночью думай обо мне
и летней ночью думай обо мне,
осенней ночью думай обо мне
и зимней ночью думай обо мне.
Пусть я не там с тобой, а где-то вне,
такой далекий, как в другой стране, —
на длинной и прохладной простыне
покойся, словно в море на спине,
отдавшись мягкой медленной волне,
со мной, как с морем, вся наедине.
…
Услышь сквозь паровозные свистки,
сквозь ветер, тучи рвущий на куски,
как надо мне, попавшему в тиски,
чтоб в комнате, где стены так узки,
ты жмурилась от счастья и тоски,
до боли сжав ладонями виски.
37. Евгений Евтушенко
В стекло уткнув свой черный нос,
все ждет и ждет кого-то пес.
Я руку в шерсть его кладу,
и тоже я кого-то жду.
Ты помнишь, пес, пора была,
когда здесь женщина жила.
Но кто же мне была она?
Не то сестра, не то жена.
А иногда, казалось, дочь,
которой должен я помочь.
Она далеко… Ты притих.
Не будет женщин здесь других.
Мой славный пес, ты всем хорош,
и только жаль, что ты не пьешь!
38. Марк Лисянский
Уступая девушке любимой,
Юноша убил родную мать,
Чтобы сердце матери родимой
Этой гордой девушке отдать.
Нес он дорогой подарок милой
И упал, споткнувшись о порог.
Сердце уронил, и вдруг спросило
Сердце: — Не ушибся ли, сынок?..
39. Борис Слуцкий
Широкоплечие интеллигенты —
Производственники, фронтовики,
Резкие, словно у плотников жесты,
Каменное пожатье руки.
Смертью смерть многократно поправшие,
Лично пахавшие столько целин,
Лично, непосредственно бравшие
Столицу Германии — город Берлин.
Тяжелоруки, но легконогие,
Книжки перечитавшие — многие,
Бревна таскавшие — без числа,
В бой, на врага поднимавшие роту —
Вас ожидают большие дела!
Крепко надеюсь на вашу породу.
40. Ярослав Смеляков
Уйдя — с испугу — в тихость быта,
живя спокойно и тепло,
Ты думала, что все забыто
и все травою поросло.
Детей задумчиво лаская,
старела как жена и мать…
Напрасный труд, мадам Ланская,
тебе от нас не убежать!
То племя, честное и злое,
тот русский нынешний народ,
и под могильною землею
тебя отыщет и найдет.
…
Мы не забыли и сегодня,
что для тебя, дитя балов,
был мелкий шепот старой сводни
важнее пушкинских стихов.

 

Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer2-mandel/