СЦЕНА ПЕРВАЯ
13 января 1948 г.
Я знаю, вы не дрогнете,
Сметая человека.
Что ж, мученики догмата,
Вы тоже жертва века.
Борис Пастернак
СТАЛИН: (один в своем рабочем кабинете)
В безмолвие страна погружена.
Народ храпит советский. Тишь да гладь.
С души воротит. Классы спят и массы,
И армии, и тюрьмы. Дрыхнут все.
И лишь мое окно, как верно пишут
Поэты, ярко светит над страной.
Ну что ж, спокойной ночи, день прошедший,
Число двенадцатое января
Сорок восьмого года…
Наступай,
Число тринадцатое… Дюжиной недаром
Тебя прозвали чертовой…
Входит молчаливый человек, кладет на
стол какие-то бумаги. Выходит и снова появляется с подносом, на котором стакан чая и баранки. Уходит.
Лаврентий
Все не звонит. А ведь пора. Должно быть,
Еще не кончил дело…
Звонит телефон, Сталин берет трубку
и что-то долго слушает.
Да, спасибо
Тебе, наш ангел смерти. Что неясно —
Ты спрашивай… Что, версию? Конечно…
Вполне подходит… Автокатастрофа…
Попал под «Студебекер» …
Кладет трубку. Подходит к окну
Ночь какая.
На всю страну храпит, храпит народ.
Спит, как свинья в своих же нечистотах,
Забот не зная и тревог…
А как же,
Социализм для них уже настал!
Им, видите ли, можно каждой ночью
Спасть, высыпаться всласть… Пора державу
Поднять из дремы… Да! Пусть громыхнет
Дверь на Лубянке!..
Задумывается и не замечает, как над дверьми появляется, словно в кинокадре, портрет Михоэлса в черной рамке и с сопроводительным текстом.
Сталин продолжает размеренным шагом ходить по комнате, отпивает из стакана, набивает, открыв коробку «Герцоговина флор» трубку, и, затянувшись дымком, подходит к телефону.
Жданова. Скорей.
Так разбудите!
Поднимает другую трубку и сразу начинает говорить.
Вы, товарищ Жданов,
Хотя и время позднее, но все же
Внимательно подумайте. Хочу вам
Задать вопрос. Вы человек военный,
И чин у вас высокий, чин — который,
Напомню, был присвоен вам…
Скажите,
Что происходит, если враг… исчез!
Проснулись, а разведка вам доносит,
Что враг пропал. Врага не стало. Больше
Сражаться не с кем…
(Пауза)
Правильно, беда.
Теперь себе представьте, что сложилось
Такое положение — на нашем,
На фронте политическом… Противник
Пропал. Враг стал невидимым. Но враг —
Он существует…
Кстати, о евреях.
Покуда шла война — они кто были?
На гибель обреченное меньшинство.
Враг Гитлера и наш союзник… Ныне
Они, неблагодарные, сплотились
Вкруг дяди Сэма. Сколько их в Нью-Йорке?..
Космополиты, чуждые народу
Советскому. Народу и стране.
Отсюда вывод… В Минске только что
Их Соломон закончил дни свои.
Да-да, Михоэлс. Вас прошу продумать
Вопрос: кто наш противник? Кто союзник
Противника….
Взгляд Сталина падает на портрет Михоэлса над дверью. Вскрикивает в испуге.
Что это? Это что?
Охрана! Кто-нибудь! Сюда, скорее!
Входит молчаливый человек, портрет над дверью сразу исчезает. Сталин быстро овладевает собой. Человек берет со стола поднос со стаканом и баранками.
СТАЛИН (с напускным равнодушием):
Изобретенье новое?.. Возможно,
Меня знакомят с текстом некролога,
По принципу кино… Но я не вижу
Окошечка, откуда луч идет…
Хватает телефонную трубку
Послушай, ты!..
А некролог готов
На этого еврея?.. Как так — утром?
Вы что там, спите? Кто его напишет?
Ты и твои сотрудники? Он должен
С утра сегодня выйти. В «Правде», да.
Портрет Михоэлса начинает соскальзывать со стены, текст под ним блекнет. Портрет повел глазами и приоткрыл губы, словно намереваясь заговорить.
СТАЛИН:
Галлюцинации… Или тот самый бред
Преследованья, про который
Профессор толковал мне, будь он проклят…
Болезнь в душе моей… Покоя нет…
Но это значит, что болезнь моя
Отечеству на пользу… Будь ты трижды
Профессор, будь ты Бехтеров, а прежде
Чем ставить свой диагноз — ты подумай…
Ну что ж, свой гонорар он получил
За тот визит, за то, что много знает —
Путевку… на тот свет… пусть отдыхает…
Портрет Михоэлса исчезает. Открывается дверь, и в кабинет входит Михоэлс.
СТАЛИН:
Тебя не вызывал я, Соломон!
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Из тех краев, откуда я пришел,
Являются без вызова, без всяких
Повесток, приглашений… Контрамарку
Сам выдает Всевышний.
СТАЛИН:
А у нас
Другой порядок: пропустить сюда
Или обратно полномочно только
Одно лицо. Я. Лично я. Но я
Тебя не вызывал же, Соломон.
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Я разве — здесь? Вам кажется…
СТАЛИН:
Кто ж — этот?
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Так, тень моя…
СТАЛИН:
Какая ж это тень,
Когда я голос слышу — твой, нахальный…
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Великий гений, может быть, не знает,
Что существуют призраки?
СТАЛИН:
Ты — призрак?
Ты — привидение? Ты — дух? Да-да, конечно,
Ведь ты убит… Конечно, Соломон.
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Позвольте уточнить, великий вождь:
Убит по высочайшему приказу
Бригадой исполнителей…
Снаружи доносятся скорбные звуки скрипки. В окно видно, что на крыше невысокого строеньица во дворе стоит худенький, весь поглощенный скрипкой музыкант, напоминающий персонаж Шагала.
СТАЛИН:
Такое
Придумать могут только лишь евреи.
Нет почвы под ногами — так они
На крыши лезут. Кстати: подтверждая,
Что вовсе и не нация они.
Для нации им всем не достает
Тех признаков, которые открыл я
В трудах своих…
(Помолчав)
Скажи-ка, Соломон,
Ты скрипача намеренно привел
И взгромоздил на крышу — чтоб меня
Сбить с панталыку и отвлечь от мыслей,
Которых ждет страна, которым лечь
Дано в основу курса всей эпохи?
И что он там играет, твой скрипач?
Чем недоволен он? Чего он хочет?
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Играет песню о тяжелой доле
Народа… А вот ты, ты, дикий Цербер,
Чего ты хочешь? Кровь твоя чумная,
Твой мозг больной — какие в них желанья
Роятся и гниют? Народ еврейский
С лица земли стереть? Шесть миллионов,
Адольфом уничтоженных, — вам мало?
При жизни я ведь многого понять
Не мог… Смерть помогла… Теперь я знаю…
СТАЛИН:
Я не боюсь тебя, наглец! Ты — тень…
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Я знаю это… Да и глупо было б:
Генералиссимус — боится тени…
А всё же…
(поразмыслив)
Вдруг нелепость или чудо,
И колесо, гляди-ка, повернулось.
И не помогут ни лампасы крови,
Стекающие красными ручьями,
Ни звездное сиянье на погонах…
(Словно спохватившись и меняя тон)
Я так скажу вам, а уж вы простите
Актера Вовси, я скажу, Иосиф
Виссарионович: день нынешний — всему
Мерило. Как в Талмуде говорится
Про это: нет таких понятий «прежде»
Или «потом»…
СТАЛИН:
Хитер, хитер еврей —
Уж и не человек, кого б могли мы
Поставить к стенке, а — хитер…
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Вы правы,
Я — мёртв. Меня убить еще раз вы
Не можете — и потому вам правду
Всю выскажу, я не боюсь вас…
СТАЛИН:
Не-е-ет,
Я первым заявил: «Я не боюсь,
Тебя, наглец! Ты — тень…».
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Палач, конечно,
Убитой жертвы тени не боится,
Но лучше б для него — окаменеть
От ужаса, убийство замышляя…
СТАЛИН:
Я лично никого не убивал.
Тебя же — и не тронул пальцем. Помни
В твоей судьбе не я повинен — Время.
Собой эпоху ты открыл — холодной
войны.
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Чем заслужил такую честь?
Откройте эту тайну мне — чтоб стоя
Перед Судом последним, я, вернее,
Мой вечный Дух не ежился от страха,
Что собственную смертью я разжег
Войну, пусть и холодную…
СТАЛИН:
Вопрос
Иначе должен быть поставлен.
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
В чем
Вина моя?
СТАЛИН:
Ну что ж, твою вину
Мы разъясним народу. Но, конечно,
Не в некрологе — в нем ты будешь горько
Оплакан нами… А потом узнают,
Что ты служил… стране враждебной…
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Я?
Стране враждебной? Но кому?
СТАЛИН:
Кому —
Ты лучше знаешь. Так что не ломай
Комедию. Ты ж, кажется, актер
трагический?
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Трагический… Но даже
Шуты и зубоскалы-хохмачи
Смеются у евреев, как известно,
Сквозь слезы… Я — служил стране враждебной…
А ведь давно сказал наш мудрый Шлоймэ,
Экклезиаст: хэвэл хаволим. То есть:
Вздор вздоров, суета сует, дурь дури…
СТАЛИН:
Я это изучал. Наш разговор
Однако затянулся. Скоро утро,
И ты исчезнешь, как исчезнет скоро
Вся нация твоя… Она исчезнет,
и в коммунизм не вступит!..
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
В коммунизм?
Отец народов, несомненно, знает,
Как сделать, чтобы один из сыновей
Народа одного — исчез… Войдет ли
Иосиф Сталин в коммунизм? Кому бы
Он нужен был, подобный коммунизм?
Оставим коммунизм — но наш народ
имеет право…
СТАЛИН (сдерживая негодование):
Очень плохо,
Что враз тебя прихлопнули. Нет, я бы
Тебя пустил на лагерную пыль.
Охрана! Все сюда! Скорей! Охрана!
Да ну же!..
Слышен топот бегущих ног. Призрак исчезает.
Нет, назад! Назад! Назад!
СЦЕНА ВТОРАЯ
5 марта 1953 г.
…and we’ll wear out,
In a wall’d prison, packs and sects
of great ones
That ebb and flow by the moon .
William Shakespeare
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Тебя не вызывал я, Соломон
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
А вы уже не на посту. Теперь мы
Предстанем оба пред Судом Небесным.
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Меня — судить? И кто ж такой смельчак?
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
«Есть грозный суд: он ждет» — предупреждал
Поэт тиранов… И хотя о мертвых
Не говорят плохого — но о вас,
Кому теперь наследники готовят
Местечко в пантеоне государства,
Народ узнает правду, не поможет
Раскаянье посмертное…
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Глупец!
Бессмертие при жизни обретя,
Я — каяться начну?
Пред кем? Пред Богом?
Которому я равен стал? И в чем же?
Не в том ли, что великую войну
Я выиграл у Гитлера?
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Неужто?
Не вы, отец народов, а — народ!
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Под мудрым руководством, Соломон!
Под мудрым!
А кому, скажи, прислали
Евреи из Америки, твои же
Евреи, да, кому они прислали
Подарок царский — ты ведь сам привез
Ту шубу мне — да, Сталину, а вовсе
Не этому какому-то на-ро-ду…
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Мне шуба ваша стала в счет, ее мне
Враги России, видите ли, дали
За подлое предательство мое…
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Да хватит ныть-то, Соломон.
Игра
Идет всемирная, а человек дешевле
Соринки.
Так что те, кого для смеха
Пустили в пыль, и те — кто впрямь виновен,
Все вместе уж теперь под колесом
Истории, и вместе петь должны
Телеге аллилуйю.
Под телегу
Мог угодить мой сын, твоя жена…
Тут не предскажешь… Ну а если бог
Еврейский, ваш, кому ты доверяешь,
Не плут — он покарает и тебя.
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Кого Он любит — сказано — того
Пристрастней, строже судит…
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Знаю, знаю,
Я ваше Пятикнижие учил…
И знаю: на земле — ни я, ни ты
Уже на суд не явимся, все дело
Лишь в том, чье имя там какое место
Займет: на пару с Лениным — мое,
Твое — среди шпионов «Джойнта»…
Впредь
И навсегда — ты враг России, ты —
Шпион…
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
А, собственно, с чего
Мне тыкаете вы? Не то чтоб я
Из ваших грязных уст почтенья ждал бы,
А только быть на «ты», как с другом, гадко
С поганым Асмодеем, хоть рядись он
под ангела.
О, скоро ль возгорится
Сиянье света утреннего? Скоро ль
Исчезнут тени, вместе с тенью вашей,
Кто горе нам принес — стране и миру?
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Провинциальный, глупый, старый Лир…
(Раздумчиво)
А нам известно, кстати, как играл ты
На сцене Лира. Как убрал из пьесы
Любой мотив, намек, напоминание
о классовой борьбе…
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Да где ж там классы?
И по законам классовой борьбы
Бороться с кем? С шутом? С родною дочкой?
ПРИЗРАК СТАЛИНА (продолжая):
С другой же стороны — изъял из текста
Существеннейший афоризм: «Виновных
На свете нет»… Где логика? Ведь если
Виновные на свете есть— то, значит,
Есть классы, есть борьба, есть интересы!
А если нет виновных — кто повинен
В страданьях Лира, равно — и в коварстве
Предателей, его же дочерей?
Я? Или вы, товарищ режиссер?
(Задумывается и продолжает)
Мы оба, Соломон, с тобой отцы.
И разве же меня не предал сын мой,
В чьей смерти ранней якобы виновен
Отец его, бездушный человек?..
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Вы — человек? Вы хищный зверь! Но есть ли
Такой в природе хищник, чтобы стольких
себе подобных истребил?..
А Яков —
он вас не предавал, предатель — вы.
Он жить не стал в плену — чтоб тень не бросить
на ваше имя… Кинулся, бедняга,
на проволоку — и сгорел… Лишь фраза
чудовищная на земле осталась,
которую отец его — по званью
Глав-но-ко-ман-ду-ю-щий — произнес:
«Солдат на генералов не меняю»…
(Задумывается)
Вам и сейчас, утратившему тело,
впиваются в глаза горящим взором
и раздирают каменные уши
жена и сын: ты зверь! ты зверь! ты зверь! ты зверь!
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Да не ори ты так… И не забудь,
что у одра у моего стоит
Лаврентий Берия… А кстати, кто разносит
все эти слухи про мою жену?
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Не зря тенями призраки зовутся.
Над временем паря — среди живых
И среди мертвых — знаю то, что станет
Известно скоро всем. Ведь вы, так скажем,
Не тень еще, вы только полутень,
пока лежите, все еще великий
Отец народов, там, в Колонном зале…
Но скоро, скоро ваши злодеянья
Дойдут до всех. И как тавро на вашем
Угрюмом лбу — запечатлеют имя
Не общей жертвы, но — отдельно, каждой
Из миллионов ваших жертв! Так Каин
Клеймён самим Всевышним за убийство,
Заметьте — за одно…
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Артист. Артист.
А ведь тебе, пожалуй бы, пошло
Играть шута. Зачем играл ты Лира?
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Шута?.. О, если б я шута играл!
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
А что, играть шута — оно почетней?
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Свободы больше. Шутовская маска
уберегает… Зускина однако
она спасти от смерти не смогла.
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Кто этот Зускин? Тоже ваш, еврейский
Петрушка? Знать его я не обязан…
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Его убить — обязаны вы были?
Вам отвечать Суду, Иосиф Сталин,
и алиби у вас ни на…
ПРИЗРАК СТАЛИНА (взрывается наконец):
Плевать
на судей тех и всяких прокуроров!
Да после смерти мною хоть забор
вы подоприте… Это знал и Гитлер,
и вовремя исчез. Иди свищи-ка,
доставь поди-ка в Нюрнберг его!
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Напрасно хорохоритесь. Над Злом
Суд не закончен. В каждом доме, в каждой
Семье, по всей стране, на всей планете
И в каждом сердце, что в груди стучится
У Homo Sapiens — свой Нюрнберг вас ждет.
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Ха! Ты забыл, в отличие от Лира,
Дурного короля, я — был на троне
До самого конца! Гляди, вон сколько
Толпится в страхе их, но — упоенных
Величием моим, великой властью
моей —
Внизу, у моего одра!
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Отпустит страх. И кто-нибудь да скажет:
Взгляните, а вампир не так уж грозен,
Сам с ноготок, весь ряб, собою трус.
А что до Лира, то не трон высокий
Его подпортил разум…
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Власть держащий
Таким обязан разумом владеть,
чтоб вопреки разумному уметь
свой разум применить — когда-то нужно,
когда, к примеру, лавочник, нажравшись,
вовсю храпит, и храпом этим сладким
страну грозит повергнуть в летаргию,
в сон беспросыпный… Всю страну! и массы,
и армию, и тюрьмы… Гуманизм
не отрицает партия. Но выше
превсяких гуманизмов — наша Цель,
Идея…
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Долго я при жизни слушал
все речи эти, но, похоже, смерть
терпенья убавляет нам… Припомним:
в степи встречает Лир людей — бездомных,
отчаявшихся. Что он им кричит?
«Бедняги, чем спасетесь вы от бури,
Раздетые, голодные? Как мало
Об этом прежде думал я»…
Вот вся вам
идея. Гуманизм ее. А впрочем,
тиранам это не понять…
ПРИЗРАК СТАЛИНА:
Ну, хватит!
Светает. Утро наступает. Видишь
полоску света, там, на горизонте,
где небеса сливаются с землей?
И музыка откуда-то…
(Скрипач играет на крыше печальную мелодию)
Сейчас
В Колонный зал, как половодье, хлынет
Народ. Но я и ты — две тени наши —
должны исчезнуть…
ПРИЗРАК МИХОЭЛСА:
Вы меня с собой
Не ставьте в пару! Вы — один, один
с ночною мглой растаете… А я…
Я вижу: загораются софиты
на сцене, да, на той, на давней сцене
Московского Еврейского Театра…
Там «Фрейлэхс» — танец радости звучит!
Аншлаг. Как встарь — аншлаг. Мои потомки
на идише поют, страдают, грезят…
И мне — опять живому, в старом гриме —
покинув смерть, из горечи и тлена
опять пора на сцену выходить.
Свет. Призрак Сталина уже исчез. Михоэлс стоит на сцене в гриме короля Лира.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2018-znomer2-3-avergelis/
