Л.Б. Время мчится. Казалось бы совсем недавно — но по календарю прошло пять лет — как мы с Вами, Борис, делали первую часть нашего интервью, которая была посвящена, в основном Вам, Вашей научной и общественной деятельности. И вот тогда, прощаясь с читателями, мы пообещали сделать вторую часть и рассказать в ней, прежде всего, о Вашем отце Льве Владимировиче Альтшулере (1913–2003 гг.), физике мирового масштаба и одном из создателей советской атомной бомбы, а, по возможности, — и о советском атомном проекте в целом.
Б.А. Да, мы тогда славно поработали. Спасибо Вам и спасибо газете «Вести», это было очень хорошее интервью, мы его разместили на нашем российском сионистском сайте «Хаверим». Кстати, опубликовано оно было в «Окнах-Вести» 10 января 2013 г. — день, наверно, самого веселого заседания нашей Московской Хельсинкской группы. Почему веселого? Потому что за 12 дней до того был принят «закон подлецов», запрещающий усыновление российских сирот в США, а также запрещающий лицам с двойным российско-американским гражданством возглавлять российские НКО — статья, очевидно, специально внесенная для Председателя МХГ Людмилы Алексеевой, у которой как раз такое двойное гражданство. Вот Людмила Михайловна и посчитала своим долгом собрать нас по одному вопросу: отправляем ли мы ее в отставку, следуя предписанию нового федерального закона РФ? В общем мы повеселились, а я процитировал частушку каких-то конферансье еще сталинских времен: «Англичане нам прислали ультиматум за печатью. Ульти мы пришили к делу, матом будем отвечать им». Мне было 13 лет, когда умер Сталин, так что слышал я ее не сам, а позже в пересказе отца, он любил всякие хохмы.
Так что я и сейчас готов к сотрудничеству и с радостью поговорю об отце. Тем более, что к читателям прихожу не с пустыми руками. Ещё в 2011 г. в Москве в издательстве «Физматлит» об отце вышла солидная книга, которая называется «Экстремальные состояния Льва Альтшулера» (главы этой книги печатались в «Семи искусствах» — №7/2011 и сл.). Это, прежде всего, несколько его общепонятных научных статей, его воспоминания о драматических эпизодах атомного проекта, об удивительной судьбе его отца и моего деда Владимира Альтшулера; также в книге статьи друзей и коллег ЛВА, недавно рассекреченные поразительные документы начального этапа атомного проекта и жизни «объекта», как тогда называли такие закрытые секретные города. А вот в 2013 г. 12 ноября в Сарове и 5 ноября в Москве в Президиуме РАН по инициативе ученика ЛВА бывшего Президента РАН Владимира Фортова прошли две крупные научные конференции, приуроченные к 100-летию со дня рождения ЛВА.
Л.Б. Здесь я обязана сделать маленькое, но важное «лирическое» отступление. Дело в том, что научный редактор книги Мария Михайловна Козинцева (кстати, родственница режиссёра Г.М. Козинцева и жены И.Г. Эренбурга — известной художницы Л.М. Козинцевой) — моя (только не смейтесь!) пионерка. Да, мы учились с ней в одной (375) московской школе, но она в 4-м, а я — в 7 классе и я была у них пионервожатой.
Б.А. У нас с Вами, Лена, постоянно какие-то личностные параллели, так что я уже ничему не удивляюсь и ко всему готов…
Л.Б. Ну а теперь от юных пионеров вернёмся-таки к пионерам атомной физики. Если я правильно понимаю, основным направлением научной деятельности Вашего отца в послевоенный период стало изучение свойств веществ при сверхвысоких мегабарных давлениях в ударных волнах, получаемых при взрыве. Конечно, эти эксперименты были основой в ходе практической разработки советского атомного оружия. Недаром I Часть книги, которую Вы упомянули вначале, так и называется «И оружие и наука». Вслед за нею идёт Часть II «Начало пути». В ней — о детстве ЛВА, о революционной деятельности его отца, об уникальном «доме Альтшулеров».
Здесь, на полях, хотела бы отметить, что сегодня ряд исследователей стремится откреститься от этой стороны жизни российского еврейства. Лично я с этим не согласна. Моя мама родилась и выросла в Полтаве. Её братья и сёстры активно участвовали в революции. И достаточно посмотреть на эти старые фотографии, чтобы понять, что речь идёт о людях, истинно преданных идеалам.
Б.А. Я с Вами полностью солидарен, Лена. Лучшие, честнейшие люди верили в идеалы Революции. Десятки миллионов людей в СССР и в мире находились под воздействием этого социального наркотика. Такова правда Истории. Но вернёмся к книге! В ней, кстати, много прекрасных фотографий. Вот, например, на этом снимке Льву Владимировичу 36 лет, это фото из статьи в журнале «Атом», посвященной первому испытанию советской атомной бомбы в августе 1949 года.
ЛВА, Саров, 1949
Тогда, в 1946–48 гг., ЛВА и создал то самое небольшое, несколько десятков см. в диаметре, полусферическое кумулятивное взрывное устройство, которое позволило измерять свойства веществ при ударном сжатии до давлений в миллионы атмосфер. Благодаря этому устройству ЛВА и стал родоначальником того нового направления в физике, о котором Вы, Лена, упомянули в начале интервью, — изучения свойств материи при сверхвысоких давлениях в условиях ударного сжатия. И за это в 1991 году ЛВА был удостоен Премии Американского физического общества.
Л.Б. Для читателей отмечу тут некую семейную преемственность — в 2014 г. БЛА тоже получил Премию Американского физического общества — Премию им. Андрея Сахарова 2013 г. за защиту прав человека, в том числе прав детей, в современной России.
Б.А. Да, острый интерес к социальным проблемам у меня от отца. Он искренне возмущался разными творящимися безобразиями и постоянно высказывался открыто и очень эмоционально. Например, в том же 1946 г., когда Ю.Б. Харитон привлек друзей детства — ЛВА и В.А. Цукермана к атомному проекту, в Москве 6 апреля на дне рождения Вени Цукермана ЛВА произносит тост, навеянный сообщением об окончании Нюрнбергского процесса и казни фашистских главарей: «Я счастлив, что дожил до момента казни нацистских преступников. И я надеюсь дожить до нашего Нюрнбергского процесса». За столом полно народа, квартира коммунальная, но никто не донес. А Вениамин Аронович, человек глубоко идейный, член партии, только сказал: «Ну, Лёвка опять языком треплет». Я, много позже, когда отец вспомнил эту историю уже в новые времена, спросил его: «Почему так жестко, ведь ты же верил в идеалы Революции, социализма, коммунизма?». И он пояснил, что, конечно, верил, но не мог простить таких глупостей и преступлений власти против страны и социализма как:
(1) коллективизация с её массовым истреблением самой работоспособной части крестьянства; (2) уничтожение перед войной всего комсостава Красной Армии; (3) неподготовленность 22 июня 1941г., в результате чего погибла 3-миллионная армия, немцы захватили полстраны, и победа далась невероятными жертвами; (4) и не мог простить А.А. Жданову гибель в блокаду 2 миллионов ленинградцев.
Л.Б. Интересно, что точно такая же личная позиция была у Андрея Дмитриевича Сахарова, о чем он пишет в своих «Воспоминаниях». В основе их многолетних дружеских отношений было — как я понимаю — конечно же, то самое чисто нравственное неприятие несправедливости. Оба изначально верили в социализм как самое справедливое общество, оба остро переживали его «извращения». Но, как пишет ЛВА в своих воспоминаниях «Рядом с Сахаровым», Андрей Дмитриевич в его обобщающей критике СССР пошел гораздо дальше. Покинули они Саров навсегда в одном и том же поезде в один день 14 сентября 1969 г.
Л.В. Альтшулер и А.Д. Сахаров, Москва, 1987 г.
В Разделе обсуждаемой нами книги, который называется «Друзья и коллеги о ЛВА», мы читаем такие его характеристики: «неистовый, несгибаемый, свободный; физик от Б-га; лев экспериментальной физики; в любой ситуации борется до конца».
Если же вернуться к главе воспоминаний самого ЛВА, где — помимо А.Д. Сахарова — представлены интереснейшие портреты Ю.Б. Харитона, В.А. Цукермана, Е.И. Забабахина, Я.Б. Зельдовича и других, то в качестве эпиграфа к ней я бы взяла любимую строчку «друзей моих прекрасные черты…». Но у ЛВА иначе: «Друг — это действие». И друзья чётко подтвердили это.
Б.А. «Друзей прекрасные черты» — так называются опубликованные в той же книге интереснейшие воспоминания о работе на «объекте» (КБ-11) в 1947–50-х годах ученика и коллеги ЛВА Константина Крупникова. Но знаменитые слова Цветаевой «Друг — это действие» — это точно про ЛВА и его ближайшее дружеское окружение. Когда 9-летняя дочка Цукерманов Ира заболела в 1946 г. летальным тогда туберкулезным менингитом, чудо ее спасения произошло только благодаря невероятным совместным усилиям ближайших друзей: ЛВА, его сестры Ольги Альтшулер, Леонида (Израиля Соломоновича) Галынкера, Виталия Гинзбурга (будущего Нобелевского лауреата). Об этом подробно в книге.
Или другой эпизод. Я уже говорил, что Лев Владимирович, так сказать, резал правду-матку, невзирая на обстоятельства и в любую эпоху, и делал это очень эмоционально. Вот почему название книги его памяти «Экстремальные состояния Льва Альтшулера» имеет двойной смысл: тут и ударные волны, тут и характер.
Вот, например, в ноябре 1950 г. в самой «глубине» карательных сталинских времен отец открыто высказал приехавшей в КБ-11 «авторитетной» московской комиссии своё несогласие с линией партии в области биологии и еще припечатал любимца Сталина: «Лысенко безграмотный». В книгу включены материалы этой комиссии и другие документы, рассекреченные уже после кончины ЛВА. Отец этого не знал. Оказывается, тогда, в ноябре 1950-го, несогласие с линией партии в области биологии высказал не он один, а также А.Д. Сахаров. Но Андрею Дмитриевичу простили — ведь его сам Берия привлек к работе на «объекте». А в отношении ЛВА было распоряжение о немедленном удалении его с «объекта» — с очевидными дальнейшими последствиями. В тот момент спасло заступничество друзей и коллег В.А. Цукермана, Е.И. Забабахина и А.Д. Сахарова («Друг — это действие»). Изгнание отменили, но, как оказалось, временно. Через полтора месяца, 5 января 1951 г., Л.П. Берия подписывает строгое указание: «Как могло случиться, что Альтшулер, [названы и другие лица]… до сих пор остаются в КБ-11?… Немедленно убрать… Об исполнении доложить. Срок 5 дней». Тогда же МГБ аннулировало допуск ЛВА к секретным материалам, о чем он тоже никогда не знал — ходил на работу, брал по утрам в т.н. «первом отделе» документы со штампами «СС», «ССОП» («Совершенно секретно», «Совершенно секретно особая папка»). И это указание Берии никогда не было исполнено. Почему?
Был телефонный звонок Ю.Б. Харитона лично Берии и потом письмо на его имя — с единственным аргументом «Альтшулер нужен». Были ходатайства руководителей атомного проекта более высокого уровня (Б.Л. Ванникова и А.П. Завенягина) с тем же аргументом: «ввиду крайней важности выполняемых им работ и отсутствии специалистов, могущих заменить Альтшулера, просим на время… разрешить оставить…» Одним словом, вопрос об изгнании ЛВА был замят на высшем уровне.
Аналогичным образом в январе 1953 г., в разгар «дела врачей» в результате коллективного письма А.П. Завенягина, И.В. Курчатова и Н.И. Павлова было отменено увольнение из КБ-11 В.А. Цукермана. Короче, спасали друзья, спасала бомба. Но бомба также и всю советскую физику спасла от «лысенкования».
И тут мне бы хотелось попытаться ответить на два вопроса, которые задают многие:
1) Почему такие замечательные, честные люди как А.Сахаров, Л.Альтшулер и другие столь самоотверженно трудились над созданием страшного оружия для преступного режима? Ответ простой: при всем их неприятии «извращений социализма» (вспомним тост ЛВА на рождении Цукермана в 1946 г.) они верили в величие главных идеалов, а также были искренне убеждены, что США могут ударить по СССР так же, как они ударили в 1945 г. по Японии. А совсем кратко — известной еврейской присказкой — ответил на этот вопрос Виталий Лазаревич Гинзбург, тоже один из создателей советской водородной бомбы: «Хотел бы я быть таким умным вчера, как моя жена сегодня».
2) В отношении самого ЛВА: «Зачем? Почему он не держал язык за зубами? Зачем это донкихотство с риском для жизни?». Недаром ветеран cоветской А-бомбы сотрудник ЛВА и Цукермана Аркадий Адамович Бриш, также пытаясь ответить на этот вопрос, назвал свое выступление на конференции к 100-летию ЛВА в Президиуме РАН 5.11. 2013 г. «Рыцарь атомной эры». Смешной вопрос: «Зачем?!» Да ни зачем, просто не мог по-другому, такой уж характер. И таких эпизодов-высказываний было множество. Так в июне 1967 г. во время «Шестидневной войны», ЛВА, случайно заглянув в комнату, где партийные сотрудники его отдела клеймили «израильского агрессора» (сам ЛВА членом партии не был никогда, как и А.Д. Сахаров), послушал немного, стоя у двери, и выпалил: «О чем вы тут говорите. Взгляните на карту — сравните размер Израиля и окружающих его арабских стран. Какой агрессор?!» Сказал эту очевидность, повернулся и ушел. А донос пошел. И их было множество по разным поводам. Поэтому Горком партии г. Сарова и заблокировал в 1969 г. выдвижение ЛВА в АН СССР.
Л.Б. Думаю, Борис, Вы совершенно правы, когда говорите, что Лев Альтшулер преподал нам своей жизнью два важнейших урока:
-
Одержимость в науке, умение работать и добиваться результата.
Острое чувство справедливости, а также невозможность проявить неискренность, хитрить.
Б.А. Да, так всегда — мгновенная реакция при столкновении с любой несправедливостью и неправдой. И сознание личной ответственности — и в малом и за всё, что происходит в стране. (Но при этом ЛВА никогда механически не ощущал себя частью целого, поэтому и предложения вступить в партию всегда отклонял.)
Смотрите, Лена, а вот ещё три замечательных фотографии:
Родители ЛВА. Золотая свадьба. Москва, 1957
Об отце ЛВА мы скажем чуть ниже. Рядом — мать ЛВА Анна (по паспорту Эсфирь) Львовна Кершнер. Её постоянная забота о близких и дальних, ум и такт придавала ей огромную силу душевного притяжения, которое и сделало дом Альтшулеров (по выражению родных) своего рода «гравитационной аномалией».
Сохранившаяся в семье книга Владимира Александровича Альтшулера — отца ЛВА и моего дедушки —«Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского Правительства Р.С.Ф.С.Р., 1923 г., 1958 стр.».
Книга Вл. Ал. Альтшулера, 1923 год
Отец ЛВА в 1920-е годы работал юристом Совнаркома и собрал этот 15-сантиметровый по толщине том — свод нормативных актов Правительства РСФСР. (Ну а сам он — простите за каламбур — работал ненормированно, с полной отдачей. Как и ЛВА: коллеги подтвердят).
Так вот, что касается увлечённости наукой, то тут всё очевидно. Добавлю, что интерес к загадкам квантовой механики и теории относительности я воспринял от отца. Если же говорить об одержимости работой как таковой, о стремлении доводить начатое дело до конца — это у нас, как видите, семейное.
А вот и ещё одна семейная символическая фотография. Назовём её «Здравствуй, племя младое незнакомое».
Данечка
Это сын нашего с Ларисой Миллер младшего сына Павла Альтшулера и Оксаны Ворониной — Данечка, правнук ЛВА, родившийся 8 июля 2013 г., лучший подарок ЛВА к его 100-летнему юбилею. О поэте Ларисе Миллер, с которой мы вместе уже 53 года, стоит поговорить отдельно. Но в другой раз. Но не могу не привести ее стихотворение, посвященное «внуку Данечке»:
***
Не мешайте ребёнку сиять,
ну прошу, не мешайте,
И счастливых смеющихся глаз
Этот мир не лишайте.
Что он стоит — подержанный мир —
Без такого сиянья?
Без него — он скопление дыр
И сплошное зиянье.
Если долго за взглядом следить —
За младенческим взглядом,
То далёко не надо ходить,
Всё чудесное рядом.
Лариса Миллер, октябрь 2014 г.
И вот еще фото: ЛВА, Лариса и мой средний брат Александр.
Это Новосибирск, 1967 г. — после нашего похода на Алтай
Хочу сказать несколько слов о конце 1940-х – самом начале 50-х гг., т.е. о периоде травли биологии, генетики, физики. Отец очень болезненно всё это переживал. В связи с этой пресловутой борьбой с махизмом, космополитизмом, «преклонением перед заграницей» (как это перекликается с нынешней подлой компанией против НКО — «иностранных агентов»!) он дома часто декламировал строки известной студенческой поэмы «Евгений Стромынкин» (автор Герман Копылов), остроумно издевавшейся над мракобесами физфака МГУ того времени, утверждавшими: «…что глуп Эйнштейн, что сволочь Бор, / что физик — не макроприбор, / а социальное явленье…». В 1954 г. — самое начало «Оттепели» — в доме появились привезенные из Москвы на папиросной бумаге странички Твардовского «Василий Теркин на том свете», где снизу на титуле было написано «Изд-во Тогосветной литературы» (слова «Самиздат» тогда еще не существовало) — для того времени это были революционные по смелости стихи. Отец знал все это наизусть и все время декламировал.
И вот очень важная — и в этом смысле, и вообще — фотография: «3 крупнейших руководителя Саровского атомного проекта».
В.А. Цукерман, Л.В. Альтшулер, Ю.Б. Харитон, Саров, 1960-е гг.
О той роли, которую играли в жизни ЛВА Вениамин Аронович Цукерман и Юлий Борисович Харитон, говорить не буду. Это хорошо известно. Но считаю своим долгом и на этих страницах сказать о проблеме, которая волновала ЛВА до последнего дня и которой посвящена его последняя прижизненная публикация «Восстановить историческую справедливость» («Известия», 20.09.2003). Речь идет о присвоении имени Ю.Б. Харитона ВНИИЭФу, основателем и бессменным научным руководителем которого в течение полувека был Юлий Борисович. Совершенно справедливо, что ВНИИТФ на Урале стал «имени Евгения Ивановича Забабахина». И совершенно несправедливо, что такое же не случилось с ВНИИЭФ. А любая несправедливость, как уже говорилось, вызывала у Л.В.А. активное неприятие. Должен сказать, что эта несправедливость имеет свою достаточно отвратительную причину. Дело в том, что «объект», КБ-11, Арзамас-16 и ныне Российский федеральный ядерный центр — РФЯЦ-ВНИИЭФ расположены в г. Сарове, на территории Саровской пустыни, Саровского монастыря. В новые времена, сегодня, когда произошло сильное сращивание РПЦ и государства, не обошло это и Саров. Так вот насколько мне известно, именно РПЦ жестко возражает против того, чтобы это святое русское место было официально «увязано» с именем какого-то еврейчика, мать которого к тому же жила и умерла в Тель-Авиве. Последнее чистая правда, мать Юлия Борисовича Харитона — актриса, бросила семью, когда он был совсем маленьким, уехала в Германию, откуда после прихода к власти Гитлера переехала в Палестину. А отец Харитона был выслан из СССР на знаменитом «философском корабле» по распоряжению Ленина. Конечно, МГБ всё это знало. Но Харитон был нужен. Да и сам Юлий Борисович свято верил в справедливость советского строя и работал абсолютно самоотверженно.
Л.Б. Борис, среди прочих фотографий моё особое внимание привлекла одна — три бомбы в Музее ядерного оружия в Сарове.
Слева направо: первая в мире водородная бомба (РДС-6с, «слойка»-«LiDочка» Сахарова-Гинзбурга); атомная бомба, испытанная в 1951 г. (РДС-2, первая, созданная по отечественной схеме, по «Отчету четырех», и поступившая в серийное производство); первая советская атомная бомба (РДС-1, сделанная по американской схеме), испытанная в 1949 г. Фото В.И. Лукьянова и С.А. Назаркина.
Как я поняла, средняя бомба, которая фактически и поступила на вооружение армии, сделана по идее ЛВА, обобщенной в знаменитом «Отчете четырех» Л.В. Альтшулера, Е.И. Забабахина, Я.Б. Зельдовича, К.К. Крупникова. Она в два раза меньше и в два раза мощнее первой советской А-бомбы, испытанной в августе 1949 г.
У меня вопрос по этой первой бомбе, которая, как гласит подпись под рисунком, «сделана по американской схеме». (При этом ясно, что все разведданные надо было проверять и перепроверять, чем и занимались пионеры советского атомного проекта, не подозревая (за исключением И.В. Курчатова, Ю.Б. Харитона, К.И. Щелкина и Я.Б. Зельдовича), что они копируют американского “Толстяка”).
Борис, с позиций сегодняшнего дня, эта, испытанная в СССР в 1949 г. А-бомба, была детищем физиков Манхэттенского проекта или Саровского, или разведки? Лично я, по здравом размышлении, полагаю, что это было «коллективное» творчество», что, скорее всего, в тех условиях холодной войны, гонки вооружений, промышленного и научно-технического шпионажа было неизбежно. (И не по этому ли поводу в те годы высказался С.Я. Маршак: «…и сообщает Штатам, что рассекречен атом»).
Б.А. В данном конкретном случае симметрии нет: советская разведка, благодаря содействию американских ученых-идеалистов, имела практически полную информацию о начальном «атомном» этапе Манхэттенского проекта (а вот про водородную бомбу наши почти ничего выведать не смогли, Сахаров с коллегами всё это сами придумали), тогда как американцы ничего не знали о том, что делается в СССР. Испытание 1949 года было для них полной неожиданностью. И каким образом Альтшулер достигает давлений в 5-10 миллионов атмосфер, они тоже представления не имели до мая 1996 г., когда была рассекречена полусферическая конструкция ЛВА.
В целом Вы, Лена, конечно, правы, говоря о «коллективном» разуме. Здесь всё суммировалось. Но, конечно, каждая из сторон, и советские и американские ученые (кроме тех идеалистов, которые не доверяли руководству США и считали своим нравственным долгом посвятить СССР в американские ядерные секреты) честно старалась укрепить могущество своей страны и предотвратить страшную угрозу со стороны противостоящей «империи зла». Это идейное и фактическое ядерное противостояние несло в себе угрозу самоуничтожения человечества. Но тогда это мало кто понимал.
Л.Б. И слава Б-гу, что холодная война не переросла в горячую термоядерную. Слава Б-гу, что по обе стороны нашлись два великих физика: А.Эйнштейн и А.Сахаров — которые «через головы поэтов и правительств» сказали миру: «Ребята, так больше продолжаться не может. С конфронтацией надо кончать!» И мир их услышал. (Между прочим, должна Вам напомнить, что лавры создателей атомной бомбы не давали покоя многим горячим головам. Например, тот же Бен Ладен свой адский план взрыва «Близнецов» спесиво окрестил «Манхэттенский проект».)
Но здесь, Борис, возникает ещё один неожиданный поворот сюжета — «немецкий след». Я уже обратила внимание на то, что в последние годы, когда речь заходит о советском изобретательстве, о создании новых образцов вооружения, практически неизбежно авторы пишут о немецких учёных и инженерах, которых советское командование в последние годы и месяцы ВМВ интернировало и вывезло из Германии на территорию СССР. И здесь они по своим чертежам и разработкам успешно «доводили» советские замыслы до промышленного, «потребительского» уровня, нередко становясь лауреатами госпремий и т.п. Аналогичный материал я нашла у «вашего любимого Берковича» и в отношении советской А-бомбы: и инженерные решения, и уран, и центрифуги. Особенно много у него о Сухумском Физтехе, об успехах его сотрудников. А как Вы, Борис, расцениваете такую информацию?
Б.А. Да я читал всю эту чепуху. Впрочем, что касается первичного обогащения урана — у немцев был такой опыт, и им здесь воспользовались. Но и только. Да в Сухуми, да и в Москве, этих вывезенных в 1945 г. из Германии ученых было немало. Но сам сухумский институт был заведением второго или даже третьего уровня значимости (и соответственно секретности) в рамках атомного проекта. Во всяком случае в Сарове не было никогда ни одного немецкого ученого. А бомбы сделали именно в Сарове.
Л.Б. Что касается меня, то моя главная позиция по вопросу ядерного оружия сводится, конечно же, к проблеме нераспространения: не дать А-бомбу в руки иранских аятолл, обезопасить Израиль и мир в целом. Ведь и без этого СМИ то и дело передают информацию о «грязных» ракетах и т.п. Необходимо разорвать цепь «цепных реакций», не позволить открыть «ящик Пандоры». Сегодня ясно, что вслед за Ираном в очередь за А-бомбой непременно встанут Саудия, Египет, Иордания… И тогда — «суши вёсла»! Где вы, нынешние Эйнштейны и Сахаровы?! Не слышно, не видно… Лишь один Израиль, как скала, стоит на страже мира.
Б.А. Полностью разделяю Вашу позицию: сильный демократический Израиль — самая верная гарантия мира и безопасности, и не только на Ближнем Востоке, но в мире в целом!
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer3-birgauz/
