Птица
Случилось это в самый разгар лета, в пору, когда жара сменяется резкими и сильными ливнями, а прохладные водоемы так завлекающе плещут волнами в лучах полуденного солнышка.
В этот день, перед самым обедом, рабочий Гера неожиданно для всех обнаружил на подвальной лестнице какого-то серого птенца и принес его на склад, к тете Вале.
Выяснить, что это была за птица, им вдвоем так и не удалось, так что вскоре по этому поводу на складе собрался целый «консилиум». Оказалось, что около половины работников предприятия очень хорошо разбирается в орнитологии: шум поднялся непередаваемый.
— Это ласточка! — напирали одни.
— Да что вы! Определенно это птенец какого-то хищника, — настаивал кто-то, — голова заостренная, клюв крючком.
— Видите, как дрожит, глаза щурит, не привык к дневному свету: это совенок. Видимо, вообще еще не летает, — убеждал всех толстяк из второго цеха.
— Надо ему мух наловить! — догадалась наконец кладовщица, обладавшая неплохой интуицией.
Выполнять эту сложную задачу кинулись сразу два или три человека. Становилось душно. Открыли окно.
— Пожирнее! — энергично крикнул вдогонку «охотникам» полненький представитель второго цеха.
Попробовали дать птичке кабачки и прочую домашнюю снедь, но потерпели неудачу: дикарка наотрез отказалась от всего, лишь еще крепче вжала свое серенькое тельце в дно коробки, где сидела.
Подошедшая в это время заместитель директора Анна Владимировна привлекла внимание всех, сразу же выразив готовность забрать птенца домой под тем предлогом, что у нее, мол, осталась большая клетка «от попугая». Ей никто не возражал. А в этот момент забежал молодой электрик Леша с мухами: «Целых две!» — с пафосом воскликнул он.
Все повернулись к коробке, чтобы накормить, наконец, изголодавшегося представителя фауны. Но та почему-то оказалась пустой, и лишь самые зоркие успели заметить, как в раскрытом окне что-то мелькнуло и сразу исчезло из вида.
На «Киевской»
Когда я был школьником и учился в Москве, мы с одноклассниками ездили на «Киевскую». Нельзя сказать, что все мы поголовно собирали монеты, многие ездили просто за компанию.
Вспоминаю, с каким волнением я подходил к хорошо знакомому магазину «Филателия». Несколько минут пешком от метро, и вот — за поворотом открывается небольшая группа людей, собравшихся возле дверей магазина. Многие оживленно беседуют, иные просто стоят с сумками, а кто-то разложил пару альбомчиков на выступе стены.
В самом магазине присутствие коллекционеров не поощряется, поэтому большинство располагается на улице. Гоняет их и милиция, но, правда, весьма вяло. За спиной уходящего стража порядка сразу же вновь раскрываются альбомы и возобновляются прерванные на самом интересном месте обсуждения.
Здесь есть завсегдатаи, то есть те, кто присутствует ежедневно. В основном это люди немолодые, многие из них уже на пенсии. Они сразу же заинтересованно осматривают вновь пришедшего и приводят в замешательство вопросом: «Марки, монеты есть?» Часто эти люди пристают даже к посторонним гражданам, просто прохожим, имевшим неосторожность пройти слишком близко от входа в магазин.
Ясно, что за всем этим что-то кроется. Не иначе, тонкий расчет. А, точно! — вон уже прыщавый старшеклассник выворачивает карманы, а черноусый толстенький коллекционер застыл в ожидании… Смотрит медяки, принесенные парнем. Усы поползли вниз. Явно недоволен. «Три рубля за все хошь?» Парень мнется. «Ну, нет, и не надо». И черноусый отходит к стене, где покуривают еще двое-трое таких же субъектов.
Среди «стариков» есть одна дама, которую также можно смело отнести к завсегдатаям. Это — баба Вера, ее все знают, и монеты у нее хорошие, и недорого. Начинающие коллекционеры-школьники часто обращаются к ней. Бывает, она цену скидывает на рубль-два. И на том спасибо. Другие могут и не скинуть. Особенно вон тот — курчавый, с усиками. Он скорее поднимет цену, если слишком долго будешь торговаться. Зато монеты у него — эксклюзив, даже золотишко имеется, валюта.
Есть среди завсегдатаев и молодежь. Это прежде всего Длинный с компанией, несколько других ребят. Им палец в рот не клади. Как-то зимой, под вечер, подобные «ребята» чуть не забрали деньги у моего одноклассника — тут же, за углом. Насилу вырвался. С тех пор на «Киевскую» не ездил.
Но это скорее исключение, чем правило. Деньги здесь обычно никто не отбирает, потому что ты сам их отдашь. И, как человек разбирающийся, скажу — есть за что.
Тогда, в 80-е, серебряная копейка ХVII века стоила два рубля, рубль пушкинских времен — 25, рубль Петра I — 150 рублей.
Конечно, у нас, семи-восьмиклассников, не было больших денег. Накопив какой-нибудь тридцатник, я уже «летел» на «Киевскую» в предвкушении интересных находок. Бывали случаи, когда, очутившись в заветном месте, я обнаруживал, что там никого нет. Приходилось ждать следующего раза. А то, бывало, придешь и ничего не купишь: нет интересующих тебя и подходящих по цене монет. Но и удачи бывали: как-то в восьмом классе по случаю «схватил» павловский рубль 1800 года за 55 рублей. А потом по недомыслию продал его за гроши. Теперь он стоит половину моей зарплаты — не подступишься.
…Когда открылся специализированный магазин «Нумизмат» на Таганке, «Киевская» отступила на второй план, а потом и вовсе забылась под натиском новых впечатлений. Но все же всплывают иногда в памяти волнующие ощущения давно ушедших лет.
Малян
Осень. Сумрачное непогожее утро уныло глядит в окна старого темно-красного здания школы в центре Москвы.
Мы, семиклассники, ждем начала уроков. Но вот к кучке моих ближайших товарищей подходит широкоплечий малый. Он на пару лет старше нас и держится соответствующе, солидно.
«Ну что, Малян, принес?» — с нетерпением спрашивает кто-то. «Ну! — неторопливо подтверждает крепыш. — Пошли к подоконнику».
Наша стайка спешит за ним. Подойдя к окну, все также не торопясь, он вытаскивает из кармана брюк пригоршню разноразмерных темноватых кругляшей. Мы с жадностью рассматриваем монеты, а Малян поглядывает по сторонам, чтобы нигде не появился учитель, который может все испортить.
В это время звучит звонок, и мы «рассасываемся» до следующей перемены.
Не знаю, как другие, а я весь урок сижу как на иголках. Зная, что у меня есть накопленные несколько рублей, заранее предвкушаю что-нибудь стоящее. Ведь Малян уже не раз приносил нам хорошие монеты. Надо сказать, что среди старшеклассников у меня прозвище Мустафа, и Малян меня тоже так называет. Откуда это пошло, я не знаю, но это меня абсолютно не волнует. Так, к слову пришлось.
Вообще, Малян, он же Саша Маленкович — невысокий, с шевелюрой как у Андрея Макаревича, — приносит нам монеты уже несколько недель. Пара моих ближайших друзей уже спустили на монеты все накопленные капиталы. У меня возможностей меньше, но тоже кое-что приобретаю. Малян даже почему-то отмечает меня особо, всегда здоровается, подчеркнуто размахнувшись ладонью… В общем, мы с ним — приятели.
…Звонок с урока. Срываюсь и почти бегом направляюсь к Маляну, на другой этаж. Вижу, как его широкая фигура словно нехотя «вываливается» из класса. «Ну че, Мустафа? Смотреть будешь?» — одобрительно ухмыляется Саша, и мы уединяемся где-то в коридорчике. «Вот, гляди», — разномастная стопка кругляшей неспешно перекочевывает в мою ладонь. Среди монет особенно выделяется одна, невероятных размеров. Этот гигант — медный гривенник 1830-х годов. Я даже не спрашиваю, сколько эта «шайба» стоит, а ограничиваюсь монетами попроще (позже этот гривенник приобрел мой друг, и лишь некоторое время спустя он оказался у меня).
«Вот эти берешь? Ну ладно», — Малян спокойно убирает остальные монеты. Он никогда не упрекает нас в том, что мы почти ничего не покупаем, давая этим понять, что все еще впереди. Видимо, Саша хорошо разбирается не только в монетах, но и в людях. Кто-то говорит, что он распродает коллекцию дедушки.
Позже, через несколько месяцев, мы с ребятами начали ездить на «Киевскую», и необходимость покупки монет у Маляна отпала. Версия с дедушкиной коллекцией тоже не оправдалась: Малян просто стал ездить на «Киевскую» раньше нас и покупал монеты там. Этим он и «зарабатывал». На что тратил деньги? Кто его знает… Иностранные сигареты покуривал часто. А в остальном… Малян остался для меня навсегда бесшабашным кудрявым крепышом в серой куртке и с сигаретой в зубах, который, еще издали завидев тебя, приветливо машет рукой и кричит: «Как жизнь, Мустафа?» или «О, Разгильдяй Иваныч!»
А когда подсчитаешь, сколько лет прошло, почему-то становится грустно на душе, и лишь осень за окном — все та же.
