Нужен ли Красноярску музей современного искусства? За вторую половину ХХ века у нас создано многое, достойное сохранения. Создаётся и сейчас. Только вот лучшие работы красноярских художников вместо музейных фондов уходят в Китай, там наше искусство любят и ценят. Остро стоит проблема творческого наследия. Пока музея удостоен только Ряузов, а Поздеев, Худоногов, Ишханов, Мусат, Довнар, Знак, Горенский, Гладунов и многие другие? Нам есть что показать и чем гордиться. И у нас, отдалённых от центра и мира, есть потребность быть ближе к мировому процессу.
О необходимости создании музея современного искусства творческая общественность буквально вопила много лет, но в последнее время, устав, видимо, биться головой о стену, притихла. И вот — нá тебе: преобразование в такой музей Красноярского культурно-исторического музейного центра объявляется делом практически решённым. На некоторых сайтах так и написано: Красноярский музей современного искусства (бывший КИЦ). Наконец-то не будет метаний, что показывать: пейзажистов из Союза художников или московских концептуалистов. Радость-то какая! Для московских концептуалистов. Точнее, для московских разработчиков концепций кицевских биеннале и музейных ночей. Сами-то мы разве что придумаем? Мы-то чо? А мы ничо, так, валенки сибирские. Ходим тут по Красноярску с ружьями да медведей отстреливаем. Из Москвы-то оно виднее!
Широко анонсировалась дискуссия, на которой эту идею предстояло одобрить, да только обсуждения никакого не получилось. Сначала немецкий гость деловито рассказал, как они работают у себя в Нюрнберге, потом ему задавали конкретные вопросы и получали конкретные ответы, а потом замдиректора ККИМЦ Сергей Ковалевский долго что-то вещал о том, какие же они сами молодцы и как тяжко пришлось бы без них современному искусству как фактору культурно-пространственной идентичности. Потом кто-то поругался с каким-то фотографом, потом министр культуры сказал, что дискуссии так не проводятся. И все разошлись. А тема — осталась. И я бы разбила её на темы более частные.
Музей?
Основой создающегося музея обычно является коллекция. Из чего состоит коллекция ККИМЦ — непонятно. Если там слева хранятся идеи, а справа пенопласт — то из чего состоят фонды? Количество единиц хранения — ещё не повод для музеефикации, если нет вещей музейного качества. То, что представлено на их сайте,— и мало, и, мягко говоря, не шедевры.
А ещё для художественного музея нужны специалисты. В руководстве КИЦа — можно, я для простоты изложения буду так называть? — нет людей с серьёзным искусствоведческим образованием. Один никому не известный философ, вдруг мутировавший в культуролога, двое несостоявшихся архитекторов. Представьте, что больницей руководит искусствовед, хотя бы и увлекающийся медициной. Что, нереально? Это может привести к трагическим последствиям, непрофессионализм в нынешних условиях и аморален, и опасен. А вот в учреждении культуры — можно! И не просто руководит по своему усмотрению, но ещё и гуру из себя изображает. Дескать, кто со мной не согласен, тот ничего не понимает. Да, искусство может (с разным качеством, естественно) восприниматься людьми с разным уровнем подготовки — хотя бы на уровне непосредственного, эмоционального восприятия. Это создаёт иллюзию, что искусством может заниматься кто угодно. За редкими исключениями (такими, как Гоген), люди, пришедшие в художественную сферу взрослыми и из других профессий, остаются любителями, не понимают элементарных вещей, зато с самоуверенностью невежества пытаются поучать профессионалов. На самом деле профессионализм в искусстве не менее важен, чем в науке или технике, этой профессии нужно долго и трудно учиться, а ещё лучше — вырасти в этой среде.
Музей, кроме прочего,— здание. Большое здание. Но по планировке, освещению, размерам помещений для художественного музея не годится. Поднимаешься по лестнице, а кажется, что спускаешься в катакомбы. Темнота, глухие стены, лабиринт коридоров и стеклянные окна в полу — знакомая привела пятилетнего ребёнка на выставку, а тот говорит: «Пойдём отсюда, мне страшно!» Даже дорогостоящая реконструкция существенно организацию пространства не изменит.
Современного?
То, что показывают в КИЦе под видом современного и актуального искусства, уже давно и несовременно, и неактуально. Главным образом, это отстой с мировой околохудожественной помойки. Концептуализм возник в 1960–70-е годы и довольно быстро выдохся. Паблик арт — порождение анархического бунтарства 1960-х, рассчитанное на заигрывание с неподготовленным зрителем,— относится скорее к массовой поп-культуре, приколам и развлечениям. Другие «инновации» тоже на самом деле ничего нового не содержат. Так, местечковый вариант давно пройденного.
Искусства?
Бывает в этих стенах и искусство. Экспозиция Поздеева, показывали «Взятие снежного городка» Сурикова, Шагала, Генри Мура, рисунки Дали, были другие неплохие выставки. Параллельно с ними — какие-то двухголовые монстры, динозавры, самоцветы, рыбы, виссарионовцы, буддисты, эзотерики, корпоративные банкеты в выставочном зале и бог знает что ещё. Выставочные площади сдаются кому угодно, лишь бы за деньги. Из-за этой неразборчивости практически все нормальные люди перестали туда ходить. Музейные ночи — просто дешёвые тусовки по недешёвым билетам под видом удовлетворения интереса молодёжи к современному искусству и поиска ими «ответов на свои проблемы». Конечно, если не публику поднимать до уровня художественности, а самим наклониться до уровня публики, популярность легче приобретается.
Бедные-несчастные
В нашей стране беспроигрышно работает ещё один метод приобретения популярности. Для этого надо прикинуться непонятым и гонимым — и слава, считай, уже в кармане. Несчастных у нас любят. И доказывай потом, что кицевский форвард Вася Слонов не был принят в Союз художников из-за низкого профессионализма, а не потому, что его новаторское творчество не поняли закоснелые реакционеры.
Причём разыгрывать сироту казанскую свойственно не только отдельным персонажам. Сам КИЦ этим тоже успешно пользуется. Ах, у нас нет денег, ах, мы бюджетное учреждение, ах, культура финансируется по остаточному принципу! Ах, нас угнетают «дотационные академисты»! Ах, власть поддерживает реакционное искусство! Ах, нам негде выставляться! Ведь у нас с советских времён сохранилось подсознательное убеждение: если художник противостоит официальному искусству — он передовой. Хотя и ситуация давно изменилась, и власть давно ничего не запрещает: пиши что хочешь. Проблема-то не в том, что ты оппозиционный, а в том, чтó ты делаешь — действительно искусство или говно. С трудом верится, что они не знают положения вещей. Знают, конечно же. Но разве грешно приврать для саморекламы?
Хотя — пардон! Про «дотационных академистов», которые, присосавшись к добренькому государству, по старинке кропают пейзажи и исторические баталии,— чистая правда. Имеются таковые среди красноярских художников. Целых четверо получающих ежемесячное содержание от Академии, что-то около 12 000 руб.— побольше уборщицы, поменьше дворника. Остальные двести членов Союза художников не получают ничего ни от Академии, ни от государства. Наоборот, платят 1200 рублей членских взносов, за свой счёт покупают холст, краски, подрамники, багет, перевозят работы на выставки в другие города, оплачивают содержание мастерской и многое другое. Эти люди любят свою профессию и готовы платить за возможность заниматься любимым делом. Зажрались! Более того: если интересно, загляните на сайт администрации Красноярска, откройте документы «Расчёт дополнительного финансирования на реализацию мероприятий программы реализации основных направлений стратегии структурной политики» и саму эту программу и посмотрите, на что планируется потратить и какие деньги,— и сравните, сколько миллионов планируется дать КИЦу и сколько, например, потратить на всё художественное образование в крае. А Союз художников, равно как и другие творческие союзы, в этих программных документах просто не упоминается. Не существует их для нашего государства. Хотя уровень развития общей культуры напрямую зависит от состояния профессионального искусства. Но оно-то как раз никакой государственной поддержки, в отличие от бедного и несчастного музейного центра, не имеет.
А утверждать, что в Союзе художников выставляют только поросшие мхом академизма пейзажи, может только тот, кто не бывает на союзовских выставках. Там показывают и абстрактное искусство, и этноархаику, и многое другое. Различие одно: это сделано профессионально, умно и красиво. И смысла в этом, уверяю вас, никак не меньше, чем в мозге с костылями, горделиво красовавшемся под сводами музейного центра.
Про пейзажистов из Союза художников — тоже отчасти правда. Пейзажистов действительно много — а как вы хотели? Может художник жить посреди эдакой красоты и никак на неё не реагировать? Пока мы живём в городах, пейзажный жанр будет всё больше востребован, и чем дальше мы отрываемся от природы, тем сильнее к ней тянемся. Что, кстати, показывает выставка пейзажа и натюрморта «Осенний вернисаж», которую посетило 10 000 человек, некоторые приходили туда по пять-шесть раз и оставили сотни восторженных отзывов. Это всё — убогие несовременные люди, не понимающие актуального искусства в версии КИЦа? Не верите? А вот Михаил Павлович Шубский уверен: «...традиционное искусство, по большому счёту, современного человека не трогает, не задевает».
Вообще-то, «традиционное искусство» — это термин, обозначающий искусство так называемых традиционных обществ; по своим характеристикам такое искусство аналогично первобытному. То есть если где-то в амазонских джунглях живёт племя, сохранившее в неизменном виде уклад жизни и мировоззрение каменного века, то их художественная деятельность и есть традиционное искусство. Но, похоже, бывший философ, социолог, а также токарь, слесарь-монтажник, инженер-механик, бетонщик, оператор, преподаватель и начальник лаборатории г-н Шубский называет этим словосочетанием всё то, что не вписывается в круг его личных пристрастий. Например, искусство, придерживающееся традиций реализма и других классических направлений.
Можно ли согласиться с тем, что современного человека реалистическое искусство «не трогает»? Во-первых, мы здесь имеем дело с мыслительной ошибкой, которая называется «сверхобобщением». А именно: человек, не способный логически мыслить (проще говоря, дурак, психбольной или неуч), качество, присущее одному объекту, приписывает всем объектам подобного типа. Пример такого мышления: «все мужики — сволочи» или «все бабы — дуры». Достаточно найти хотя бы одного честного мужчину или одну умную женщину, чтобы опровергнуть такой тезис. Так и здесь: если конкретных руководителей конкретного учреждения не интересует «традиционное» искусство, это не означает, что оно не интересно и всему остальному человечеству. Или же пусть они с фактами и цифрами докажут, что молодые люди, преодолевающие высокий конкурс на поступление в художественные училища и институты, должны вымереть, как динозавры. Недавно мы с А. П. Левитиным показывали студентам художественного училища реалистические натюрморты и пейзажи Майи Копытцевой. Более пятидесяти молодых людей, с первого по пятый курсы, смотрели как заворожённые, в полной тишине, их глаза блестели от восторга и желания учиться такой живописи. Это несовременные люди? Им не место в нашей жизни, потому что они не писают кипятком от радости при встрече с иберовским писающим зелёным уродцем?
О том, что реализм умер, говорят уже лет сто с лишним. Если смотреть на развитие искусства упрощённо, может показаться, что каждое новое художественное направление «отменяет» предшествующее. Например, после классицизма пришёл романтизм. Потом романтизм уступил место реализму. А затем импрессионизм появился и выкинул реализм на свалку истории. А импрессионизм довёл «до потолка возможностей» средства правдоподобного изображения реальности, и перед искусством встала проблема того, как изобразить нечто, не существующее материально,— например, эмоции, абстрактные понятия и т. п. Таким образом, искусство пришло к деформации, намеренному искажению некоторых свойств реальных объектов (изменение пропорций, усиление цветовой активности, уплощение или расчленение объёмной формы и так далее), имевшему место в постимпрессионизме или ранних модернистских течениях. А логическим продолжением деформации стал и отказ от предметного изображения. Носителем содержания стала абстрактная художественная форма, наподобие того, как это происходит в музыке. Собственно говоря, на первый план вышли цвет, ритм, линия, контраст и прочие изобразительные средства как таковые. Но все они и в фигуративном искусстве имели не меньшее значение. Просто это было понятно профессионалам. А для простой публики, смотревшей на изобразительное искусство как «двойник реальности», формальные средства, благодаря которым произведения и воспринимались так, как этого хотел художник, воздействовали на подсознание, но на сознательном уровне такой зритель думал, что понимает произведение благодаря сюжету и правдоподобию изображения. А сильно ли изменился простой зритель спустя сто с лишним лет? И виноват ли человек, что, как и тогда, при взгляде на живопись обращает внимание на внешнее жизнеподобие? И что — его, такого несовременного, застрелить за это? Или силком тащить в свою секту? Разве классицисты и романтики разом вымерли, когда на историческую арену выступил классицизм? Нет, в большинстве своём они продолжали жить и продуктивно работать. И у них была своя категория зрителей. Или импрессионисты совершили массовый геноцид реалистов? Ничего подобного. А абстракционизм, хотя некоторые его представители на эту тему хорохорились, никоим образом не уничтожил предметную, фигуративную изобразительность. Хотя и повлиял на неё некоторым образом. И все сообщения о смерти реалистического искусства оказались несколько преувеличенными. Среди всех появившихся и появляющихся направлений реализм выжил, сохранил и свои позиции, и своих приверженцев. И причина этого совершенно проста и понятна. Что, по большому счёту, человеку любого времени интереснее всего? Да он сам, любимый, и жизнь, которую он проживает, и та среда, природная, предметная и социальная, в которой его жизнь проходит. А значит, всегда будет и зритель, которому интересно и приятно видеть это всё в искусстве, и так же всегда будет художник, которому интересно эту жизнь изображать, анализировать и выражать свои чувства по поводу этой жизни. Например, уважение к человеку или восхищение красотой природы. А поскольку и жизнь в целом, и мировоззрение человека не стоят на месте, то и реалистическое искусство так же вместе с этой жизнью меняется и развивается — и, как смею утверждать, никогда не умрёт. Во всяком случае, до тех пор, пока существует род человеческий. Кстати, западные дилеры сейчас наиболее охотно скупают в России как раз крепкое, профессиональное реалистическое искусство советского периода, а мода на нонконформистов, скорее политическая, чем художественная, практически прошла. Что никоим образом не препятствует появлению новых направлений в искусстве. Они и появляются, и впредь будут появляться — если в этом есть объективная потребность.
А ещё, говорят, в эру инноваций живопись как таковая тоже не нужна. Ничего не напоминает? Вспомните: когда появилось кино, пророчили смерть театру. Не случилось. Говорили, что фотография вытеснит живопись,— не произошло. Телевидение, в свою очередь, не убило кино, а компьютер — не отменил бумажные книги. Хотя — что это я так обобщаю? Кое-кому живопись действительно не нужна. И я даже кое-кого из них знаю. И почему — тоже знаю. Вот почему. Живопись, точно так же как скульптура, графика или декоративно-прикладное искусство,— дело нелёгкое. Чтобы достичь здесь успеха, нужно иметь талант, долго учиться и много работать. А если таланта нет, учиться неохота, работать лень, а быть богатым и знаменитым ужас как хочется?
Забавы дилетантов
Так уж устроен человек, что недостаточно ему, как прочим животным, питаться, размножаться и быть в безопасности. Хочется ему, человеку, ещё и чувствовать свою значимость. Единственный нормальный способ удовлетворения чувства собственной значимости — самореализация. А единственный нормальный способ самореализации состоит в том, чтобы определить свои способности, возможности, развить их по максимуму и заниматься своим делом. А это трудно. Трудно стать хорошим философом или архитектором: кто знает философа Шубского или архитектора Ковалевского? А пахать в проектной мастерской, читать лекции студентам или вкалывать на заводе — как-то «в лом», хочется славы и почёта. И они нашли для себя способ тешить самолюбие, причём за государственный счёт. Ладно бы если только для себя, но они ведь и рекламируют себя очень настойчиво. Дескать, мы самые-самые, давайте к нам, тоже такими будете. Причём в такой области, в которой мало кто разбирается, а значит, и критериев оценки не имеет. Если в науке нести всякую чушь — быстро разоблачат. В реалистическом искусстве — тоже трудновато выдать чёрное за белое и наоборот. А в так называемом актуальном — делай что хочешь. На самом-то деле и в нефигуративном искусстве критерии те же самые: композиция, форма, ритм, цветовая гармония, равновесие и прочее. Просто это знают специалисты, а для простого зрителя — тайна, покрытая мраком. Раз ты этого не понимаешь — значит, ты тупой. Или несовременный. А какому человеку, особенно молодому, с не устоявшимся мировоззрением, хочется быть тупым или отсталым? Никакому. А известный по НЛП приём «присоединения» — работает как часы. Обратись к клиенту словом «мы» — и он твой. Например, «умные четверги». Не знаю, происходит там что-нибудь умное или нет, лично я ничего умного в КИЦе ни разу не слышала. Но приходит туда молодой человек — и сразу может почувствовать себя умным. Это ведь приятно, особенно если самому ничего делать не надо. Просто приобщись к «умным» — и порядок. Или отдыхают ребята на природе, из мусора складывают кучку, придумывают к ней заумную концепцию — вот и арт-объект сотворили, вот они и креативные. Круто! «Мастерская креативных технологий», или как это у них там называется!
Компенсация ущербности
Если ты нормален, талантлив, любишь искусство, не оглядываясь на всяких указчиков, делаешь то, что душа просит,— найдёшь и единомышленников, и почитателей, и уважение их будет искренним и заслуженным. А если ты ноль без палочки, а прославиться хочется — вот тогда и просыпаешься с вопросом: а что бы такое придумать, чтобы мир удивить? Пределы такой деятельности располагаются обычно в границах от обыкновенной глупости до весьма опасной паранойи. Если личности с параноидным типом характера (а убеждённость в непогрешимости своего мнения как раз их и отличает) удастся собрать вокруг себя фанатиков (тоже неприятная и опасная категория психопатов), то иметь дело с ними чрезвычайно трудно, потому что доводы логики на них не действуют, а прислушиваться к мнению, не совпадающему с их собственным, они неспособны. Их кредо: кто не с нами, тот против нас. Хотя, согласно логике, тот, кто не с нами, не обязательно против нас. Он — может быть и сам по себе, не с нами и не с ними.
Кроме того, деятели такого типа очень любят проповедовать, учить и указывать. Дескать, должно искусство быть креативным и творческим (что, между прочим, одно и то же), актуальным, интеллектуальным, инновационным, интерактивным и далее в том же духе. Вообще-то, человек, по поводу и без повода употребляющий слово «должен», причём не так важно, кому адресованы эти установки долженствования — себе, другим людям или искусству, является невротиком. Человек самореализованный адекватно смотрит на жизнь и не выдаёт своё мнение за всемирный закон, готов к открытой дискуссии, в которой будет использовать логику и разумные аргументы, а не высказывать некие истины, не подкреплённые доказательствами. Невротик же, каким бы светилом себя ни провозглашал, подсознательно очень неуверен в себе, такая вот «мания величия на почве комплекса неполноценности». Поэтому ему нужно, чтобы все его любили, почитали и слушались, признавали самым лучшим, непогрешимым. Нормальный человек трезво оценивает свои возможности, а невротик фактически приравнивает себя к Богу. Его «установки долженствования» нереалистичны, а если предъявляются к чему-то, от него не зависящему,— абсурдны. Нереально требовать, чтобы какой-либо процесс — например, такой, как развитие искусства,— развивающийся объективно и по своей внутренней логике, вдруг начал тебе подчиняться. При всех человеческих влияниях и субъективных особенностях творцов, искусство — саморазвивающаяся система. Что получилось бы, если бы мы переместились, скажем, в Древнюю Грецию и стали указывать Фидию, какой должна быть скульптура? Ничего. Другое время, другие ценности, другие задачи. Нравится нам это или нет, но через нас, художников, даже если мы думаем, что сами себе хозяева, через наше творчество выражается та или иная эпоха. И против этого, как против закона земного тяготения,— не попрёшь. Можно стоять на берегу Енисея и требовать, чтобы он тёк в другую сторону, но ведь не потечёт! Хоть тресни!
Кружок по интересам
Нет ничего удивительного, что неадекватные идеологи привлекают неадекватных последователей. Подобное притягивает подобное. На «дискуссии» с гордостью прозвучало, что КИЦ, как и положено уважающей себя галерее, имеет своих художников: это Василий Слонов и Виктор Сачивко. Не буду вдаваться в анализ их нетленных произведений, хотя, глядя на них, да и на самих творцов тоже, так и хочется проконсультироваться с психиатром. Если Сачивко, выпускник КИСИ, где рисунок и живопись всегда преподавались слабо, ничего толком не умеет — неудивительно, то Слонов мог бы достичь большего. Он на четвёрки и пятёрки окончил Суриковское училище, хотя и не на живописи, на оформительском отделении, но базовое образование у него есть. Или другая кицевская гордость — Олег Пономарёв, тоже выпускник училища, только махровый троечник. Думал, чем бы мир удивить, и придумал. Вот, все писали кистью, а я — детородным органом. Сочинил этому псевдофилософское объяснение типа «совокупления с живописной поверхностью» и «акта жизнетворения» — и уже гений! Да хоть яйцами холст раскрашивай, лишь бы хорошо получилось. А получается-то — соответственно. Для искусства. А для них — очень даже удобно. Тешь себе амбиции за денежки налогоплательщиков, в том числе и мои, и ваши, и ваших друзей и родных,— а чтобы обосновать свою нужность, прикрывайся мудрёными словами. Чтобы те, кто выделяет деньги, не сомневались в твоей актуальности. А оно нам нужно? Мы этого хотим? Почему диван из хлеба, сфинкс из мусора или звёзды из какашек для понимания смысла жизни и удовлетворения потребности в прекрасном дают больше, чем картины Сурикова (не Александра) или Репина? Всё это чушь собачья, призванная для дилетантов оправдать их существование.
Если такие художества для КИЦа — дело и смысл всей жизни, так пусть господа Шубский и Ковалевский со товарищи организуют кружок по интересам и наслаждаются процессом «креативного творчества» за свои кровные. Или создадут общественную организацию и реализуют свои грандиозные проекты за счёт членских взносов. Если дело живое и нужное — выживет и пробьётся. И актуальность будет доказана. Может, пару лет не финансировать кицевский креатив — и сразу ясно станет, нужна кому-нибудь эта деятельность или нет?
Слова, слова, слова
Что приходит на выручку, когда нет настоящих дел? Естественно, слова. Да не простые, а вот такие: не произведение искусства, а арт-объект; не искусство для публики, но паблик арт. Но это ещё цветочки. А вот и ягодки.
«Стремясь определить зону индивидуации в культурной сфере, отражая имеющийся опыт, проектную практику и символические обретения, концептуальное ядро Красноярского МСИ можно выделить в феномене «экзистенциально-пространственного растяжения России». «Самоопределение в пространстве», «идентичность распространения» исторически связана с территориализацией Сибирской земли. Судьба России решалась освоением «пустоты», раскинувшейся от Европы до Тихого океана. Предметом развёртываемых на сибирском стратегическом плацдарме художественных исследований становятся пространственные структуры воображения».
Впечатляет? А если по-русски пересказать? Дело нелёгкое, большинства из этих перлов в толковых словарях нет. Придётся порыться в специальных — философских, психологических, социологических, экономических, но и в них, к примеру, вы не найдёте «территориализации». Ну нет в русском языке такого слова, что уж поделать. Если следовать логике русского языка (колонизация, глобализация и так далее), то это некий процесс, в результате которого нечто, не являющееся территорией, в неё превращается. Например, если мы засыплем грунтом какую-нибудь часть акватории Северного Ледовитого океана — это будет «территориализацией». То есть, по логике Ковалевского, до появления КИЦа Сибирь территорией не являлась, но зато теперь на это можно надеяться. Он же говорит, что от Европы до Тихого океана простиралась «пустота». Однако в этой «пустоте» жили и развивались интереснейшие самобытные культуры, с очень даже приличным искусством,— например, было высокоразвитое древнехакасское государство, простиравшееся от Иртыша на западе до Ангары на востоке и до пустыни Гоби на юге.
Ну а что же с переводом на нормальный, человеческий язык? Что получится, если расшифровать фразы, которые я выделила курсивом? А вот что: «Стремясь определить часть физического пространства для формирования себя как самостоятельного индивида в области культурной деятельности, отражая имеющийся опыт, практику осуществления проектов и условные обретения, понимательное ядро музея современного искусства можно выделить в явлении существовательно-пространственного растяжения России». Супер! Снимите шляпы, господа!
Или «символ» — одно из самых модных слов и одно из самых туманных и неопределённых до сих пор понятий. Но если выбрать наиболее информативное из разнообразных определений, то получается, что это определённый объект, выражающий, помимо своих реальных качеств, определённое философское, религиозное или эстетическое содержание. Например, голубь — символ мира, символ Святого Духа; целующиеся голуби символизируют любовь, хотя на самом деле — самец в процессе ухаживания угощает самку отрыжкой пищи из своего зоба. Вот такая проза жизни. «Символические обретения» оставим на радость нашим героям. Раз уж нет обретений настоящих — пусть тешатся символическими.
А что такое «сибирский стратегический плацдарм художественных исследований», и откуда такая воинственная риторика? Как это можно перевести на нормальный человеческий язык? А чего стóят «пространственные структуры воображения», которые на вышеозначенном плацдарме надлежит исследовать! Воображение, вообще-то,— один из психических процессов, в нашем мозге проистекающий. И никаких пространственных структур процесс этот не имеет. Вот в его результате означенные структуры появиться могут — архитектурный проект, допустим.
Теперь попробуем с инновационностью разобраться. Термин «инновация» — экономический и подразумевает внедрение новых технологий, материалов и тому подобного с целью увеличения прибыли. По-русски означает «нововведение». Про инновации в искусстве ничего вразумительного вы нигде не найдёте, что не мешает, однако, заявлять, будто современное искусство — это искусство инновационное, актуальное, интеллектуальное. Насчёт интеллектуального особо возражать не буду, но напомню, что искусство тем и отличается от науки, что воздействует на наше сознание с помощью эмоций. Это я не к тому, что искусство должно быть тупым, а к тому, что произведение, построенное только на умствовании и не вызывающее эмоциональной реакции, как минимум скучно, а как максимум — к искусству не относится. А вот нововведения бывают разные. Скажем, развитие цифровых технологий дало такой мощный толчок появлению новых жанров и видов искусства и такие возможности его распространения, какого не наблюдалось за всю многовековую историю культуры. А придуманный нашим славным министерством образования приём в творческие вузы по результатам ЕГЭ — нововведение даже не идиотское, а... Короче, слов нет. Что касается искусства, то оно всегда развивалось, всегда обновлялось, по-другому и быть не может. Процесс совершенно естественный, его ни остановить, ни ускорить. Когда новое возникало в том же темпе, что и социальные, мировоззренческие изменения, или слегка их опережая — всё было гладко. Если революционно — возникали трудности непонимания. Отсюда — непризнание современниками гениев, опередивших своё время. Из этого, правда, не вытекает, что любой непризнанный — гений. Возможно, он просто дурак. Или хвастун.
Актуально-то как!
Другая фишка — так называемое актуальное искусство. Что это такое — никому на самом деле неизвестно. И существует ли такое искусство, и на самом ли деле оно актуальное — вопрос, мягко говоря, спорный. Термин этот внедрили в обиход сами «актуальщики», просто для того, чтобы заявить: то, что делаем мы,— это супер-пупер, молодые люди в этом искусстве ищут ответы на свои проблемы; всё, что делают другие,— отстой; и вообще, дайте нам за это денег.
Актуальный — значит, действующий, жизненный, животрепещущий, злободневный, своевременный, важный, назревший, стоящий на повестке дня, соответствующий моменту, значительный, насущный, современный и т. п. Синоним «современное» — не очень в ходу, потому что им можно назвать всё, что создаётся сейчас, в том числе и другими направлениями, а актуальным художникам это не нравится, они претендуют быть единственными выразителями времени и властителями дум. Ну, и от бюджетного финансирования не отказываются. А иначе, без денег из казны, кто бы их знал-видел? У нас это происходит с КИЦем, в Перми точно так же деньги налогоплательщиков со свистом проваливаются в гельмановский музей современного искусства. Это — обыкновенная коммерция, обильно замешанная на блефе. Может, во Франции, где давно рисовать разучились, Фабрис Ибер и художник, а здесь-то он кого удивит? Кто восхитится его беспомощными каракулями? Кто испытает душевное волнение и радость творчества, созерцая чучело из фруктов и овощей? Какие глубокие размышления о смысле жизни вызовет перелезание через семьсот тридцать семь пластмассовых тазиков? Какие ценности гуманитарной культуры внедряет в молодые, жаждущие обретения «культурной идентичности» умы квадратный метр губной помады? Какое креативное мышление развивают четыре железные трубы с вертушками и бочками? В чём насущная необходимость и злободневность деревянной то ли будки, то ли клетки? В чём великий смысл разложенных на асфальте позолоченных лопат? Какие умные мысли о бесконечности пространства и постижении трансцендентного смысла дали порождают перевёрнутая восьмёрка на противоположном берегу и четыре корявые буквы, улетающие на воздушных шариках? Да никто, ни в чём и никакие. Все эти акции, интерактив, креативные технологии — для развлечения гламурной тусовки под аккомпанемент псевдокультурологических заклинаний. Ну нет у нас в стране объективной почвы для этого баловства, а в Сибири — и подавно. Чуждо это и нелепо, как пальмы в горшках. Тоже, кстати, недешёвые.
Искусство — вечно
Искусство, если оно настоящее,— и без дотаций живо. Для конкретных творцов, которым за мастерскую заплатить нечем,— может, и трагедия. И гибель даже. А искусство, если оно естественное, если оно человеческое,— вечно. Искусство, в отличие от науки и техники, со временем актуальности не теряет. Потому что оно — о главном в человеке и для человека. Не могут потерять актуальность такие человеческие ценности, как добро, любовь, красота, понимание. И только искусство может выразить эти абстрактные понятия в чувственно воспринимаемом облике. И если искусство это делает — оно будет актуальным всегда. Что, скульптуры Поликлета — неактуальны в силу своей древности? Или творения Микеланджело? Или Рембрандт? Шекспир? Пушкин? Бетховен? Василий Суриков? Рерих? Да и нужно ли искусству быть актуальным, то есть злободневным и соответствующим моменту? Может, это задача для журналистики, политики или министерства ГО и ЧС? Может быть, больше смысла в искусстве, которое говорит о непреходящем? И есть ли у нас другой долг, кроме долга развивать всё лучшее, что в нас заложено? И что, кроме искусства, может нам в этом помочь?
А искусству — нужен музей. Дом, достойный Искусства. Если отвечать на вопрос, готов ли Красноярск к музею современного искусства,— да. Готов. Готов ли Красноярский культурно-исторический музейный центр стать музеем современного искусства? Нет.
Этот текст был написан больше года назад, в пылу полемики вокруг преобразования ККИМЦ в Красноярский музей современого искусства, так называемый КрасМуСИ. Участники долгих и бурных дискуссий остались каждый при своём мнении. КИЦ по-прежнему называет себя не своим именем. За это время ничего явно не изменилось, изменится ли в обозримом будущем — трудно сказать. Внушает оптимизм то, что на сотрудничество с ККИМЦ пошли молодые и энергичные профессионалы из Молодёжного объединения при Союзе художников. Если они сумеют переломить изгородь дилетантизма, совершить «революцию снизу» — можно рассчитывать на новую жизнь в старом коричневом бункере на Стрелке.
