* * *
не будет тебе воздаяний на том берегу.
ни хладного ада в награду, иным в назиданье.
лежать тебе камнем разумным — века ни гугу.
ни слова наружу, ни жеста — молчанье, молчанье.
не будет тебе ни забвенья, ни вечного сна.
все эти расклады тебя не коснутся, поскольку
отныне ты — мыслящий камень на все времена.
немой обездвиженный мыслящий камень, и только.
* * *
нет никакого нео, никакой ложки.
нет капитана немо, и чёрной кошки
в комнате без окон, где погашен свет,
нет. кстати, комнаты тоже, как видишь, нет.
нет никакого поля, никакой жизни.
всё, выходи из боя, пока ты лишний.
время сменить пространство, судьбу, планету,
двигаться к свету, переиграть всё это.
двигаться, ощущая биенье пульса.
не обещай, не вздумай назад вернуться.
это чужая память, чужое небо.
не во что падать — глупо, смешно, нелепо.
есть неоглядный космос, звезда в зените.
это так просто — сплюнуть в сердцах: изыди.
в знобком тумане верный нащупать путь.
двинулись с богом, выйдем куда-нибудь.
* * *
когда остановится солнце и я уйду
по шаткому льду туда где нельзя согреться
не вспоминай не сетуй на пустоту
на боли в сердце
всё получилось так как хотела ты
как ты мечтала — честно и откровенно —
гулкое небо пластиковые цветы
сырые стены
длится процессия шаркают сотни ног
вьётся мелодия тонко и прихотливо
створки смыкаются лязгнет вот-вот замок
счастливо
* * *
можжевельник подорожник
хвоя да листва
я тебя любил до дрожи
жаль что ты мертва
жаль что всё прошло и вышло
боком нам с тобой
василёк ромашка пижма
лютик зверобой
* * *
город-ковчег,
где каждой твари по паре.
где печенег
братается с негром в баре.
где славянин
с хазарином пьют зубровку.
где армянин
с арабом берут воровку.
город-ковчег,
в котором чечен как дома.
се — человек.
здесь ему всё знакомо.
вязкая ночь,
блики бельмастых окон.
не превозмочь
комы глухой, глубокой.
* * *
на железнодорожном полотне
в холодном сне лежать тебе и мне
кусками красной плоти на закате
железная дорога в два ряда
уходит монотонно в никуда
и воробьи чирикают некстати
и пролетевший в небе самолёт
оставит свой инверсионный след
как хорошо что белыми ночами
светло почти как днём и смерти нет
пока пичуга малая поёт
и можжевельник шевелит плечами
* * *
Когда судьба тебя приметит
и навсегда благословит,
во глубине иных соцветий
не делай изумлённый вид.
В сплетении иных реалий
не жди иной, чем есть, расклад.
Забудь! Всё в умных книжках врали —
не ждут тебя ни рай, ни ад.
Там жизнь, как здесь, благоухает,
и смерть добычу стережёт.
Тиран лютует, плебс бухáет,
и Кашин вдохновенно лжёт.
Там так же ничего не значит
любое мнение твоё.
«Титаник» тонет, скрипка плачет,
Киркоров бабу в морду бьёт.
На нервных изнурённых лицах
следы бессмысленных страстей.
Там так же никому не сбыться
ни на холсте, ни на кресте.
То Асахара, то Мавроди.
Не демагог, так казнокрад.
Ротация дерьма в природе,
как сто, сто тысяч лет назад.
Вселенная летит по кругу,
ей весело и всё равно —
найдёшь ли ты свой пятый угол,
о чём в ночи рыдает вьюга,
зачем Толстой ходил за плугом.—
Не парься, всё предрешено.
* * *
ещё чадит в руке чадило
ещё бликует огнь во лбу
ещё звучит уймись чудило
изгадишь почву и судьбу
расчешешь гондурас до паха
и что останется тогда
окровавленная рубаха
топор изгвазданная плаха
жизнь заскорузлая от страха
хроническая ерунда
молчи таи свои потери
не выставляй их напоказ
не в этот раз по крайней мере
не в этот раз не в этот раз
* * *
тяжкий жребий проклиная,
знай: за крайнею чертой
не случится жизнь иная.
только старец с бородой,
что совковая лопата,
в дланях длинное весло,
не за совесть, но за плату
чёлн, гружённый тяжело,
по притокам ахерона
направляет в царство тьмы,
где, по жанровым законам,
навсегда осядем мы.
где ни звука нет, ни света,
льётся скорбная печаль,
да орфей, и. о. поэта,
клянчит в пропуске печать.
но мандат его просрочен,
раскурочен инструмент,
сам бессвязное бормочет,
словно нюхал клей «момент»;
но в краю теней и мрака,
безусловно, решена
участь всякого, и, всяко,
причитаньям грош цена.
это только в дольнем мире:
выйдешь к роще у реки,
вдаришь чувственно по лире,
ляпнешь в рифму две строки —
глядь, несут венок лавровый
и торжественный нектар,—
ювелиру, дескать, слова
за его бесценный дар.
а уж как велись пейзанки —
норовили всё в гарем.
правда, как-то раз по пьянке
упромыслили совсем.
и возврата нет к былому,
как пощады ни канючь,—
скажут: что ещё за клоун? —
да запрут на дальний ключ.
полусонной станешь тенью,
молчаливой и пустой,
уподоблен привиденью,
лёгкой дымке над водой,
по которой древний старец
бодро шлёпает веслом.
хрен чего от нас останется,
никому не повезло.
