В прифронтовой Литве 1914 г.0

Предлагаемая статья продолжает освещение событий Первой мировой войны, касающихся положения евреев в прифронтовой Литве. В отличие от предыдущих публикаций автора[1], время описываемых событий — 1914 год, учтены несколько ныне находящиеся в границах Литвы населенных пунктов бывших Сувалкской и Гродненской губернии, а также описаны в ряде пунктов действия германцев во время их кратковременного пребывания в этих пунктах.

Публикуемые материалы могут быть интересны краеведам, генеалогам и историкам еврейских семей, так как содержат много конкретных фактов и персоналию, которые обычно опускались в подцензурных изданиях.

Об источниках статьи

С. М. Дубнов в «Книге жизни», касаясь 1914–1917 годов, вспоминал: «Я получал копии сообщений, которые присылались в наше бюро уполномоченными Комитета помощи еврейским жертвам войны, ездившими легально в прифронтовую полосу»[2]. Речь идет о Политическом бюро, действовавшем во время Первой мировой войны при еврейских депутатах IV Государственной Думы[3].

По словам Я. Г. Фрумкина: «При Политическом бюро состояло Информационное бюро, поставившее себе целью собирать материалы о преследованиях евреев и направленных против них действиях властей. Это бюро имело штат постоянных сотрудников. Многие сведения поступали в Информационное бюро от деятелей еврейских учреждений, работавших в прифронтовой полосе — Еврейского комитета помощи жертвам войны (ЕКОПО) и ОЗЕ»[4].

Действительно, с разрешения МВД в Петрограде 3 сентября 1914 г. была создана благотворительная организация ЕКОПО, оказавшая помощь евреям беженцам и выселенцам из зоны военных действий[5]. Типовые направления интенсивной деятельности ЕКОПО и аналогичных местных и губернских комитетов помощи широко освещены в литературе. Поэтому в статье они не рассматриваются.

Собираемый Информационным бюро «материал множился в количестве 200–300 экз. и рассылался членам Государственной Думы, Государственного Совета и видным общественным и политическим деятелям»[6]. Всего, по воспоминаниям С. В. Познера, были собраны материалы «относящиеся к „кровавому навету”, отношению некоторой части населения к еврейскому на театре военных действий, к массовым еврейским выселениям из последнего, институту заложничества и т. п., составившие впоследствии собрание в несколько тысяч документов»[7].

Хотя Информационное бюро хранило пять полных комплектов материалов, собранных для передачи их в книгохранилища, судьба этих комплектов неизвестна. В «Архиве русской революции» опубликованы лишь 68 документов «из частной копии, представляющей из себя переписанную на машинке тетрадь in folio на 158 стр.»[8].

В петербургских архивах мы натолкнулись на три дела, содержащие материалы Информационного бюро, которые ранее не публиковались. Их содержание описано в наших предыдущих публикациях (см. сноску 1).

В 2010-е годы для исследователей, работающих в Российском государственном историческом архиве (РГИА), стали доступны архивные дела фонда 1547 «Консультация присяжных поверенных по оказанию юридической помощи неимущим евреям (1901?1917)»[9].

В годы Первой мировой войны «члены Консультации командировались в губернии, где организовывали при местных комитетах ЕКОПО особые юридические комиссии, бюро и пр. Последние в своей деятельности были связаны с Консультацией как с центральной руководящей организацией, в которую направляли сообщения, отчеты и доклады о положении евреев на местах, о случаях погромов, принудительного переселения, нарушения имущественных прав и пр.»[10].

Несколько дел этого фонда, судя по их содержанию, предположительно являются копиями части указанных комплектов материалов.

Обнаруженные материалы представляют собой рассказы участников и очевидцев описываемых событий, записанные по их свежим следам. В копиях, поступивших в Консультацию, обычно нет персональных сведений ни о рассказчике, ни о записавшем его рассказ лице. Иногда указана дата записи и в большинстве случаев — входящий номер и дата поступления документа в Консультацию (не позже августа 1915 г.).

Военные действия

20 июля 1914 года Николай II подписал «Высочайший Манифест» о войне. Подробное описание военных действий на Северо-Западном фронте в 1914 году не входит в нашу задачу. Он сделано специалистами[11]. Для темы статьи достаточны самые общие сведения о наступлении и отступлении русских и германских войск и переходах ими границы с Восточной Пруссией.

При первых пограничных столкновениях на этом фронте небольшие части как русских, так и германских войск кратковременно переходили границу, но из-за их малочисленности не могли прорвать фронт противника и отбрасывались в исходное положение.

31 июля главнокомандующий Северо-Западным фронтом ген. Жилинский отдал командующему 1-й армией ген. Рененкампфу и 2-й армией ген. Самсонову директиву о переходе границы с Восточной Пруссией. 1-я армия перешла границу 4(17) августа, 2-я армия — 7(20) августа. Обе армии, перейдя границу, наступали с боями, сопровождавшимися значительными потерями личного состава.

В результате боев 14(27) августа 2-я армия была раздроблена на три изолированные группы и как таковая перестала существовать. 15(28) августа ген. Самсонов отдал приказ об отступлении армии и после полуночи 17(30) августа застрелился. Под давлением 8-й германской армии 1-я армия ген. Рененкампфа начала 28 августа (10 сентября) беспорядочное отступление, после чего германская 8-я армия, перешла границу России и вступила в Ковенскую и Сувалкскую губернии.

Эрих Людендорф, начальника штаба 8-й германской армии, вспоминал: «Ранним утром 10 сентября поступило чрезвычайно обнадеживающее известие: севернее Гердауена, в полосе действий 1-го резервного корпуса, противник отошел с занимаемых позиций <…>. Теперь нужно было энергично, по пятам, преследовать отходящие русские войска и в тесном взаимодействии с собственными частями навязывать им прямые столкновения. В то же время нашему правому флангу надлежало, двигаясь к дороге Вирбаллен-Ровно, охватить противника с юга <…>. За четыре дня германские войска, сражаясь и напрягая все силы, прошли победным маршем более 100 километров. Наше неотступное преследование <…> измотало русскую армию, и она ушла за Неман обескровленной»[12].

Успешное наступление русской армии в Галиции, сопровождавшееся занятием Львова и падением крепости Перемышль, потребовало переброски основных сил 8-й германской армии в Верхнюю Силезию для оказания помощи австро-венгерским войскам. В связи с этим 11(24) сентября отступившей 1-й армии совместно с вновь сформированной 10-й армией было приказано вновь наступать на Восточную Пруссию, что и было сделано.

Особенности представления документов в публикации

Ниже цитируются документы РГИА Ф. 1547. Оп.1. Цитаты заимствованы из двух дел, указанных фонда и описи:

Д. 48. О ходе военных действий, еврейских погромах и положении еврейского населения в Петроковской, Варшавской, Радомской и др. губерниях. 1915 г. 327 л., и

Д. 49. О погромах, выселении евреев из прифронтовых районов и положении еврейского населения в Курляндской, Виленской, Ковенской, Варшавской и др. губерниях. 1915 г. 578 л.

Дела весьма обширны. Они не могут быть воспроизведены в данной публикации в сколь-нибудь полном объеме и представлены немногими цитатами. Цитаты подвергались небольшой редактуре, поэтому приводятся без кавычек, но с указанием источника. Для сокращения числа сносок, номер и листы архивного дела приведены непосредственно после цитаты. Следует заметить, что российские материалы датированы по старому стилю, цитата из книги Людендорфа — по новому стилю.

Цитирование ограничено сведениями за 1914 г. Для краеведов, интересующихся об исследуемом населенном пункте полным текстом архивного документа, приведены в таблице его архивные реквизиты и перевод используемого в цитатах старого названия этого населенного пункта в современное.

 

Цитаты разбиты на три тематические группы (последняя с подгруппами):

Реакции евреев на объявление войны и их участии в начавшейся мобилизации. Формы помощи: лазареты, охрана и ремонт различных объектов. Отношения между войсками и еврейским населением:

— во время первого русского наступления в Восточной Пруссии;

— при отступлении из Восточной Пруссии;

— во время первого вступления германцев в населенные пункты России и кратковременного в них пребывания;

— после возвращения русских войск в населенные пункты России, в которых побывали германцы.

Внутри тематических групп цитаты, для упрощения их поиска краеведами и историками еврейских семей, расположены по алфавиту населенных пунктов.

Реакции евреев на объявление войны и их участие в начавшейся мобилизации

Реакция евреев на объявление войны наиболее подробно описана в документе о городе:

ШАВЛИ. Еврейское население воодушевлено было патриотическим настроением, которое разделялось даже и радикальной молодежью. Ортодоксальная часть еврейства была более сдержанна на первых порах в проявлении своих настроений, чем интеллигенция и молодежь.

25-го июля состоялось в синагоге торжественное молебствие о даровании России победы, в присутствии всех военных и гражданских властей города, на которое собралось почти все еврейское население. Раввин города Геллер, обратился к присутствующим с горячей речью о необходимости напрячь все силы для преодоления врага. Военные и гражданские власти выразили тут же свою благодарность раввину. Молебствие закончилось грандиозной манифестацией, к которой присоединилось русское население города.

Эта манифестация, однако, вызвала недовольство со стороны польского населения. Влиятельный среди поляков д-р Лавцевич через два дня заметил обратившемуся к нему по делу еврею: «Вы, евреи, мошенники, притворяетесь патриотами. Известно ведь, что вы все революционеры, и вдруг устраиваете манифестацию». (Д. 49. Л. 10)

Участие евреев в начавшейся мобилизации наиболее ярко представлено в сообщении о городе:

МАРИАМПОЛЬ. Все евреи запасные, находившиеся налицо, явились по первому зову в ряды армии. Мобилизация началась еще до объявления войны. Запасным чинам Владиславовского[13] и Мариампольского уездов надлежало явиться на сборный пункт в г. Мариамполь. Но на второй или третий день мобилизации, когда воинскому начальнику стало известно, что война объявлена, он с присутствием ночью уехал в г. Прены, отстоящий от г. Мариамполя на расстояние свыше 40 верст. Запасные, в том числе и еврейские, узнав об этом, немедленно отправились туда вслед за воинским начальником. Но из Прен воинский начальник перенес присутствие в посад Олиту, отстоящий от Прен на расстояние свыше 30 верст. Из Олиты он вновь перенес присутствие в г. Прены, а из Прен он обратно перенес таковое в г. Мариамполь. Бедные измученные запасные повсюду следовали за воинским начальником. (Д. 48. Л. 123)

Формы помощи: лазареты, охрана и ремонт различных объектов

Среди форм помощи, оказываемой армии ее ближайшим тылом, наиболее ярко описаны лазареты.

ВОЛКОВЫШКИ. Находясь почти у самой границы с Германией, где происходили первые боевые стычки с неприятелем, Волковышки с самого начала сделались главным перевязочным пунктом для раненых. Помимо существовавших других военных больниц и перевязочных пунктов, субсидируемых и поддерживаемых еврейским населением, евреи устроили специально от себя прекрасно оборудованный лазарет для раненых воинов. В этом еврейском лазарете была оказана медицинская помощь многим тысячам раненых воинов, которые встретили гостеприимный прием без различия вероисповедания.

Оставшаяся на месте интеллигентная еврейская молодежь, за исключением тех, которые отправились на поле брани в качестве запасных, записалась санитарами, оказывая этим неоценимую услугу делу помощи раненым. (Д. 48. Л. 207)

МАРИАМПОЛЬ. Был устроен общегородской лазарет для раненых воинов на 25 кроватей. В комитет лазарета были приглашены и 6 членов евреев. В заседании магистрата, состоявшемся 23-го августа, при обсуждении вопроса об устройстве лазарета, было постановлено отпустить из городских сумм на его оборудование необходимые средства. Были доставлены для него помещение, обстановка, постельное белье, собранные преимущественно между евреями старанием и заботам оставшихся в городе членов названного комитета супругов Стоклицких (евреев) и христианок госпож Форстер и Войтович. (Д. 48. Л. 123?123 об.)

ШАВЛИ. На средства еврейского общества был устроен лазарет на 25 кроватей в здании шавельской Талмуд-Торы, функционировавший до эвакуации. (Д. 49. Л. 11)

Другой формой помощи был сбор пожертвований.

ВЕНДЗЯГОЛА. Несколько раз происходили сборы в пользу раненых. Собирали деньги, вещи, табак. Собирал обычно стражник. Давали все. У раввина стояла кружка для сбора пожертвований в пользу раненых, которую он потом передал стражнику. (Д. 49. Л. 95)

РЕМИГОЛА. С началом войны производились сборы в пользу Красного Креста. Собирали старшина, урядник. Многие говорили, что, если бы собирал раввин, давали бы больше и охотнее. Но сами евреи боялись устраивать сборы, чтобы они не послужили поводом для наветов. (Д. 49. Л. 219)

СЕСИКИ. Бывали сборы. Собирал урядник, начальник почты. На почте имелся особый подписной лист, и всякий приходящий за письмами, давал в пользу раненых. Евреи отзывались охотно на сборы. Давали деньги, теплые вещи, белье. (Д. 49. Л. 105)

ШАТЫ. На сборы в пользу Красного Креста еврейское население местечка горячо отозвалось. Благотворительные марки 10 коп. достоинства, продававшиеся старостой и урядником, раскупались главным образом евреями. Были и крупные пожертвования вещами от И. Лурье, Х. Штрома, Ю. Шнайда. (Д. 49. Л. 90)

ЭЙРАГОЛА. В местечке был образован комитет для сборов в пользу раненых, в который вошли представители разных национальностей — земский начальник Ваксель, ксендз, а также евреи Зиф, Арон, раввин и др. (Д. 49. Л. 100)

В связи с войной требовались работы по охране и ремонту различных объектов.

БОБТЫ. Евреев посылали на охрану телеграфных столбов, на починку моста и другие работы. Кроме этих работ, на каковые назначались и христиане, были работы, исполнявшиеся исключительно евреями: погребение павших лошадей и охрана волостного правления. Изредка отправляли с пакетами в Вендзяголу или близлежащие местечки. (Д. 49. Л. 371)

ВЕНДЗЯГОЛА. С августа евреев стали посылать на охрану телеграфных столбов. Посылали стражник и урядник каждую неделю на трое-четверо суток. Обыкновенно евреи посылали за себя других и платили по 1 р. ?1 р. 20 к. Так продолжалось несколько дней. За небольшую «мзду», которую получал стражник, последний перестал посылать в охрану. Посылались евреи и на земляные работы в 18 верстах от Вендзяголы. Ходил Юдель Райбштейн три раза, Гирш — два раза и др. Более состоятельные не ходили сами, а нанимали кого-нибудь. Христиане получали за земляные работы 1 р.?1 р. 20 к. в день. Евреи платы не получали. (Д. 49. Л. 95)

ЖЕЙМЫ. С начала войны евреи каждые 10 дней посылались по 8 человек в сутки на охрану телеграфных столбов. Посылались все. Однако разрешалось вместо себя посылать другого за плату. Некоторые, например, Друкман, Фасвидовский, Гордон, Линковский посылались и на земляные работы на ковенских фортах. (Д. 49. Л. 194)

ШАТЫ. Евреев отправляли на работу в Ковно. Каждые две-три недели созывали в волостное правление и назначали группами по 10?15 человек. Состоятельные посылали за себя других. Многие отправлялись на своих лошадях. Однако многократные назначения одних и тех же лиц чрезвычайно вредно отражавшиеся на их деле, вынуждали многих, путем уплаты уряднику небольшой суммы в 2?5 р., избегать поездки в Ковно. Были даже три четыре случая, когда евреи собрали крупную сумму, превышающую 100 р., для урядника. (Д. 49. Л. 90)

Отношения между войсками и еврейским населением

Отношения во время первого русского наступления в Восточной Пруссии были, в основном, хорошими.

БАЛЬВЕРЖИШКИ. С самого начала войны в Бальвержишках было много войска. Разные войсковые части приходили, уходили, сменялись новыми. Евреи относились к солдатам внимательно; не роптали, если иные солдаты не платили за съестные продукты. Было спокойно. Солдаты никого не трогали, не обижали. (Д. 49. Л. 97)

ВОЛКОВЫШКИ. Офицеры и солдаты встретили самый теплый прием в еврейских домах. Евреи делились с ними всем, что только имели, часто отдавая солдатам последний кусок хлеба, который был в доме. Солдаты и офицеры в свою очередь относились очень сочувственно к евреям. Трогательные картины наблюдались на улицах Волковышек в первые дни войны: еврейские женщины, в порыве глубокого патриотизма, встречали на улицах возвращавшиеся с поля сражения после первых стычек с неприятелем войска, угощая их хлебом, колбасой, фруктами и т. п. Так продолжалось первые 5 недель войны. (Д. 48. Л. 207?208)

ЛОЗДЕЕ. Уже на вторую неделю после объявления войны начали проходить войска. Обращались с населением хорошо. За все платили. Евреи их радушно принимали, угощали, но солдаты ничего лишнего не требовали. Некоторое время были казаки, но и они обращались хорошо. Был только один офицер-пехотинец, который обращался грубо, избивал евреев на улице. Два-три дня его пребывания были тяжелы для евреев. (Д. 49. Л. 103)

МАРИАМПОЛЬ. Вскоре после объявления войны через город проследовало значительное количество русских войск, причем в самом городе войска оставались недолго. Отношение к населению со стороны солдат и офицеров было вполне дружественное, платили за все забираемое в лавках. Спокойная жизнь города не нарушалась довольно долго. (Д. 48. Л. 129)

СЕРЕЕ. Войска проходили через посад уже с первого дня мобилизации. Проходили мирно. Платили. Улучшилась, благодаря этому, торговля. Солдаты, среди которых было много евреев (Минской и Могилевской губерний) относились хорошо. (Д. 49. Л. 191)

СРЕДНИКИ. По словам рассказчика Меера Ганза, мельника и торговца мукой, при первом наступлении русские войска держали себя мирно по отношению к еврейскому населению. (Д. 49. Л. 437)

Отношения между войсками и еврейским населением при отступлении из Восточной Пруссии были сдержанными. Но были отклонения в лучшую и в худшую сторону.

ВОЛКОВЫШКИ. 28 августа стали поступать известия об отступлении русской армии из-под Инстербурга. Вскоре действительно показался обоз, а с ним и вся армия, большая часть которой отступала через Волковышки. Еврейское население и тут проявило глубокое сочувствие, отдавая солдатам все свои съестные припасы. В некоторых домах голодные офицеры, видя, что гостеприимные евреи отдают им свои последние припасы, сами отказывались есть, требуя, чтобы хозяева оставляли для себя что-нибудь. Еврейские пекари днем и ночью, не покладая рук, работали, приготовляя хлеб, который продавали исключительно солдатам. К сожалению, они не в состоянии были удовлетворить всех, так как через город проходили десятки тысяч солдат, голодных и измученных на походе. Между тем все запасы иссякли; во всем городе не осталось ни муки, ни сахара, ни чая, ни других припасов. Население само голодало и болело душой за голодных солдат, которым уже нечего было дать.

1-го сентября над городом появился неприятельский аэроплан, который сбросил две бомбы и сигналами указывал прицел. Вскоре началась бомбардировка города. Все население в смертельном ужасе попряталось в погребах. Канонада продолжалась несколько часов, причинив повреждения во многих еврейских домах, из которых некоторые совсем сгорели. (Д. 48. Л. 208?209)

КАЛЬВАРИЯ. В пятницу 29 августа через Кальварию стали проходить отступавшие из Восточной Пруссии русские войска. Еврейское население встретило их с редким радушием. Запасы в городе еще были. Лавки в пятницу и в субботу были открыты. Евреи собирали деньги, покупали хлеб и ломтями раздавали его проходившим солдатам. Офицеры и солдаты проявили хорошее отношение к еврейскому населению; они выражали даже сожаление, что оно обречено теперь на ужасы войны и предстоящее хозяйничанье немцев. Взаимные отношения христиан и евреев были нормальные. Преобладающее население в городе — литовцы, которые дружно живут с евреями. Поляков в городе мало. Сиделец монопольной лавки Ботанин пытался начать погромную агитацию, но она скоро была прекращена внушением начальника земской стражи.

Состоятельные элементы стали спешно выезжать из города. В субботу 30 августа был уничтожен спирт в монопольных лавках, а ночью из города выехали власти. За несколько дней до этого начальник земской стражи пригласил к себе начальника пожарной охраны Розенгольца и сказал ему, что вверяет ему город. Должны быть приняты все меры для его охраны и предотвращения разгрома. 1-го сентября через Кальварию проходил казацкий эскадрон. Полковник потребовал к себе начальника городской милиции. Позвали Розенгольца. Полковник резко заявил ему, что, если евреи встретят немцев, как они встречали в Сувалках[14], он их перевешает. При этом он склонял на всевозможные лады слово «жиды». На замечание Розенгольца: «Мы евреи и верноподданные Русского Государя» — полковник крикнул: «Вы проклятые жиды и ничего больше!» На вопрос Розенгольца, как обходиться с немцами, полковник ответил: «Окатить пожарными насосами». (Д. 48 Л. 237)

КОПЦИОВО. С 28 августа стала доноситься канонада. 29 августа стал проходить отступающий обоз и вместе с тем беженцы из Сувалок. На следующий день, 30 августа, население стало бежать в страхе перед немцами. (Д. 48 Л. 105)

КРУКИ. Во вторник 2 сентября у местечка произошел бой. Перепуганные жители разбежались по окрестным деревням, некоторые бежали даже в Эйраголу, отстоящую на 25 верст, и в Чекишки (10 верст). Когда беженцы вернулись в местечко, некоторые евреи нашли свои лавки разграбленными. Лейба Фогель нашел свою лавку, запертую им перед бегством, открытою, причем было украдено товара рублей на 50. Так как солдаты во время отсутствия евреев в местечко не заходили, остается предположить, что грабили оставшиеся крестьяне. Уже по возвращении евреев в воскресенье 7 сентября, через местечко началось отступление русских войск из других районов. Солдаты занимали дома, забирали пищу, хлеб. Жителям пришлось помогать солдатам вытаскивать случайно застрявший обоз, иногда их будили ночью и заставляли работать, работавших же недостаточно быстро, били. Так, например, были избиты нагайками Мовша Фогель и Иосиф Либа. Евреи были посланы также погребать павших во время боя солдат 6-ой пограничной бригады. (Д. 49. Л. 370)

МАРИАМПОЛЬ. С воскресенья 31 августа, стали привозить в лазарет раненых воинов в таком огромном количестве, что не только сначала предназначенное помещение оказалось недостаточным, но пришлось занять еще четыре больших помещения, и все эти помещения были переполнены ранеными. Не хватало белья и кроватей, вследствие чего пришлось вторично собирать все это, преимущественно среди евреев. Тяжело раненых клали на кровати, а легко раненых положили на тюфяках и соломе. Всех надо было накормить, и никто не вышел из лазарета голодным. Были дни, когда в лазарете находилось до 300?400 раненых. Медицинскую помощь оказывал единственный в городе врач еврей господин Липский и студенты медики высших курсов — евреи: Сегаль, Гершонович, Бандалин и один студент христианин — Катил. Все они работали без устали с раннего утра до поздней ночи, а студенты еще дежурили по ночам. Само собою разумеется, что они работали безвозмездно. Между сестрами милосердия и санитарами было также немало евреев, которые усердно занимались своим делом.

Начиная с 31 августа, до появления в Мариамполе германцев, то есть до 3 сентября, через Мариамполь проходили отступавшие из Восточной Пруссии наши войска. Солдаты были голодны, а в городе не было запасов хлеба, потому что отступление было неожиданным. Евреи отдали солдатам весь хлеб, что имели, а сами голодали в течение этого времени, но это была капля в море, так как все-таки хлеба оказалось очень мало. Что же касается пекарей, то в Мариамполе всего шесть еврейских пекарен, которые день и ночь пекли хлеб, но и этого было недостаточно, так что не было никакой физической возможности снабдить хлебом всех голодных солдат. Они обступали пекарни, где пекся хлеб, а когда его вынимали из печи, солдаты буквально рвали хлеб из рук и еще горячим ели. (Д. 48 Л. 123 об.)

МАРИАМПОЛЬ (другой рассказчик). Особенно много было сделано евреями для русских раненых еще до прихода немцев и во время их пребывания в городе. С утра до ночи самоотверженно работали в местном лазарете единственный в городе врач еврей Липский и евреи студенты медики Сегаль, Гершонович, Бандалин и другие. Не отходя от больных, дежурили по ночам еврейские сестры милосердия Аронгауз, Каплан, Гурвич и санитары Яблоковский, Франк и Димант. Хозяйством и регистрацией раненых заведовала энергичная госпожа Стоклицкая, фактически стоящая во главе всего дела. Не было перевязочных средств, и еврейские девушки целыми днями изготовляли бинты из простынь. Еврейское население жертвовало белье для раненых, не переставало приносить им суп, молоко и другие съестные припасы. Через лазарет прошло примерно 1500 раненых. (Д. 48 Л. 131)

Отношения между войсками и еврейским населением во время первого вступление германцев в населенные пункты России и кратковременного в них пребывания были очень напряженными.

ВЕЙСЕЕ. За два дня до еврейского нового года (Рош Гашоно), т. е. 7 сентября 1914 года, в Вейсее пришли немцы. Обращение с населением было корректное, за продукты платили. Евреи, к которым немцы охотно обращались, избегали встреч с последними, отнекиваясь непониманием языка, незнанием самых простых вещей. Боялись доносов в случае ухода немцев и возвращения русских войск. 16 Сентября под Вейсее произошел бой, немцы отступили. (Д. 49. Л. 375)

ВОЛКОВЫШКИ. 1-го сентября вступили неприятельские войска, которые с музыкой и пением прошли по пустынным улицам города. На них не было ни души, все спрятались в домах и погребах. Первые два дня пребывания неприятеля в Волковышках город имел вид необитаемой местности: двери магазинов и жилищ, а равно ставни окон были закрыты и ни одной души не было видно на улице.

Долго неприятель рыскал по городу, пока ему удалось задержать на улицах шесть человек, а именно двух христиан, кантора кирхи Келлерта и сидельца монопольной лавки, и четырех евреев, почти исключительно из низших классов населения. Этих шесть человек он объявил заложниками. В их числе был также и шурин г. Я. Хмелевского, которого злая судьба заставила играть несчастную роль в злополучном городе.

По настоянию жены арестованного Триваша, Хмелевский, человек по своему характеру очень смелый и самоотверженный, решил пойти вместе с г. Гаскелем к коменданту. Последний принял их очень грозно и объявил, что уже арестовал трех христиан: Шефлера, Плечкайтиса и Пата. На его вопросы: «Где власти, где представители города, где, наконец, раввин?» — ему ответили, что все уехали из города. Тогда комендант вынул из кармана список лиц и, наметив наиболее представительных, потребовал созвать их к 3 часам на совещание, угрожая в противном случае расстрелять задержанных заложников.

Нечего было делать, поневоле пришлось подчиниться его требованиям. Когда в 3 часа собралось 18 человек, а именно: Я. Хмелевский, М. Гаскель, Котлер, Мозесзон, Митковский, Фельтенштейн, и христиане: кантор Келлерт, ксендз Сакович, В. Гофман (чиновник уездного казначейства), Лерман, Э. Пат, Шефлер, Плечкайтис, Э. Гофман, Ф. Пат и Лукшт, а затем также прибывшие потом и принимавшие участие в городском управлении нотариус Бар, оценщик страхового общества Сабинский и землемер Грязнов, явился комендант и объявил, что всех собравшихся он назначает членами комитета городского правления и, указав на г. Хмелевского, сказал: «А вы будете бургомистром». Сопротивляться, вообще противоречить нельзя было, так как комендант объявил, что неисполнение приказаний повлечет за собой наказание: денежное, сжигание домов и расстрел. После этого он предъявил целый ряд приказов, а именно: кормление 1100 пленных и раненых русских, снаряжение пекарен и снабжение их мукой, освещение и чистка улиц и т. п.

Насчет пленных грубый комендант заявил, что они могут хоть издохнуть с голода, но все остальные требования должны быть в точности исполнены. В противном случае он примет самые крутые меры, до расстрела включительно. В случае неисполнения приказания об освещении города, комендант сказал, что он прикажет каждый вечер зажечь любой дом с какого-нибудь конца города, чтобы таким способом его освещать. На том же собрании была также определена такса всем предметам первой необходимости, причем комендант определил курс в 1 м. 30 пф.

Несмотря на трудность выполнения всех этих требований, присутствовавшие все-таки немного успокоились, видя, что все требования касаются лишь благоустройства города, а кормление и содержание пленных и раненых они даже считали своей святой обязанностью. Но напрасно они думали, что одним тем все уже кончено. На другой день германские офицеры стали обходить весь город, забирая все шубы, даже у самых бедных. Весь хлеб, находившийся в амбарах, был реквизирован. Они также забрали всех лошадей, повозки, поводы, фураж как из самого города, так и из окрестностей. Германские солдаты стали также ходить по городу, взламывать двери, лавки, магазины, погреба и амбары.

Монопольный казенный водочный склад был расхищен подонками местного населения. И вот чернь, состоявшая исключительно из христиан, стала угощать этой награбленной водкой солдат, спаивая их и толкая на путь грабежей и разгромов. Эта самая чернь, против разнузданности и преступлений которых и были приняты бургомистром Хмелевским самые строгие меры, озлобилась против него и впоследствии стала подстрекать русские власти, как против г. Хмелевского в частности, так и против всего еврейского населения вообще.

Вскоре к коменданту стали приходить жители с разными жалобами: у кого солдаты зарезали последнюю скотину, кого ограбили и т. д. Пекари жаловались, что у них нет ни муки, ни дрожжей. В комитет постоянно приходили солдаты с приказаниями от коменданта, доставить им продукты, которых в городе не было. Начались тяжелые дни для комитета. Приходилось бегать от коменданта к интенданту, просить, умолять, доказывать, унижаться перед требовательным и беспощадно строгим врагом. С трудом удалось г. Хмелевскому вымолить у коменданта, чтобы он не реквизировал крестьянских лошадей, подвод и коров, доказав, что в противном случае в город не будет подвоза и начнется голод.

Немцы реквизировали в городе весь хлеб и, по признанию коменданта, все пекарни были заняты для снабжения войск. Вследствие этого мирное население, оставшись без хлеба, голодало. Члены комитета бросились к коменданту, и после долгих трудов им удалось уговорить его, чтобы четыре пекарни были предоставлены исключительно для нужд городского населения.

Общие интересы города составляли единственную заботу членов комитета. По их настоянию комендант выдал охранительные записки для архива нотариуса, оценщика страхового общества, ипотечного отделения, а также физического кабинета гимназии, благодаря чему все эти драгоценные учреждения были сохранены в целости. Члены комитета спасли также имущество и кассу гминного суда.

Хмелевскому, Гаскелю и Котлеру удалось спасти от неминуемой казни сторожа Волковышского уездного управления. От неосторожного обращения с огнем случился пожар в здании управления, где в то время помещались немецкие солдаты. Взбешенный этим комендант заподозрил, что сторож нарочно поджег здание, и приказал его расстрелять. Тогда названные члены комитета бросились к коменданту и стали доказывать невиновность этого старика. С величайшим трудом им удалось смягчить гнев коменданта и спасти жизнь несчастному сторожу.

Для выезда из города в соседние деревни и города требовались особые пропуска, для получения которых, по требованию коменданта, нужно было представить удостоверение личности, выданное г. Хмелевским для городских жителей и ксендзом Саковичем для деревенских жителей. Это была весьма трудная обязанность, так как подонки общества, воспользовавшись суматохой отступления, очень много награбили у частных лиц, а также в казенных учреждениях и офицерских зданиях. Боясь держать у себя, награбленное, они его хотели свезти в ближайшие деревни и спрятать там. Они стали обращаться в комитет за пропусками. Таким лицам члены комитета беспощадно отказывали в выдаче пропусков, чем и восстановили против себя и против всех евреев вообще. В таких мучениях и мытарствах прошли 18 дней владычества немцев в Волковышках.

Председатель комитета г. Хмелевский, как только немцы оставили город, первым делом побежал в казармы посмотреть, не осталось ли раненых. И действительно нашел там одного раненого солдата, запасного 170 Молодеченского пехотного полка 12-й роты Якова Антонова Шенеца, а также одного раненого мирного жителя христианина Варенко, управляющего литовским синдикатом «Соха». Г. Хмелевский немедленно распорядился отнести их в еврейскую богадельню, где их лечили и содержали за счет евреев. (Д. 48. Л. 209?217)

КАЛЬВАРИЯ. 3-го сентября в среду прибыл первый немецкий разведчик. На площади он попросил напиться. Какой-то мальчишка принес ему бутылку лимонада. Раньше, чем выпить, немец заставил мальчика попробовать питье.

В тот же день в город стали входить еще немцы. В четверг и пятницу они только проходили через город. В первые часы лавки были закрыты. По требованию немцев их окрыли. Немцы потребовали масла, сала, меда и папирос. Запасов уже было мало. Не хватало папирос, и немцы настойчиво требовали их, подозревая, что не хотят продавать. При покупках большей частью платили.

В пятницу 5-го сентября в городе был уже немецкий комендант. Он стал искать бургомистра, представителей города. Когда оказалось, что все уехали, комендант арестовал в качестве заложников Розенгольца, поляков-аптекарей Дунина и Низломского, литовца Пунишку и евреев Марголиса, Вексмана и Соболевича. Бывший жандармский унтер-офицер Зельвиндер был назначен бургомистром, а помощником к нему учитель начального немецкого училища Шейтис. В субботу 6-го утром в город случайно зашел казацкий разъезд из трех человек. Немецкий профессор, корпусный врач, стрелял в них из своего автомобиля и убил одного казака.

Немцы осели в городе и стали вводить свои порядки. Они сразу стали распространять прокламации на еврейском и литовском языках. В еврейских прокламациях они старались воздействовать мотивами правового характера, а в литовских — мотивами национально-патриотического и религиозного характера. Началась реквизиция фуража, домашнего скота, муки и т. д. Пекарей заставили печь хлеб для немцев из муки, данной им. Ксендз был вынужден отправиться в окрестности оповестить деревенское население, что оно спокойно может привезти на рынок свои продукты.

Платили за продукты, взятые для армии, записками. За продукты, взятые для собственного потребления, платили наличными. Записками сильно злоупотребляли: выдавали их на меньшее количество, выдавали их и при закупках на личные надобности. Давали также записки с шутливым текстом, пользуясь тем, что не все умеют читать по-немецки.

Через несколько дней немцы расклеили по городу объявления, на которых сообщалось, что жители не должны выходить из своих домов позже 9-ти часов вечера и что курс русского рубля 1 м. 40 пф. Население оповещалось, что оно должно принимать реквизиционные записки только с подписью и печатью коменданта. Ввиду участившихся грабежей и краж объявлялось, что жители должны жаловаться на обиды со стороны солдат.

Немцами было конфисковано все содержимое литовской кооперативной лавки и велено населению заплатить 560 марок., в которые ее товар был оценен. Было потребовано от населения доставить 300 пар теплых рубах и 300 пар теплых кальсон. Собрали материал со всего города. Были созваны все швеи и все женщины, умевшие шить. Успели заготовить только 412 штук, которыми комендант удовлетворился.

В понедельник 8 сентября, в канун еврейского нового года, комендант заявил заложникам, что ввиду того, что из соседнего имения стреляли в немцев, причем был ранен в руку немецкий офицер, он накладывает на население контрибуцию в 10000 рублей, которые под угрозой бомбардировки города должны быть доставлены в 7 часов вечера. Не помогли все мольбы и уверения, что все состоятельные люди выехали из города и нет денег. Заложники и оставшиеся представители города были вынуждены пойти собирать контрибуцию, причем к каждому из сборщиков комендантом был приставлен солдат с ружьем. Шел собирать и ксендз. Собирали не только деньгами, но и золотыми и серебряными вещами. В 7 часов вечера оказалось, что наличными собрали всего 3600 рублей. Деньги считали в присутствии коменданта и двух офицеров, причем специальный счетчик проверял и вкладывал деньги в мешки. Медные монеты, серебряные и золотые вещи комендант не согласился принимать. Предложили ему реквизиционные записки немцев, но комендант требовал только наличные. Он дал отсрочку до 12 часов следующего дня. В 7 часов вечера в первый день еврейского нового года в синагогу собрались евреи и христиане. Совещались, что делать. Решили пытаться продолжать сборы. К счастью, командующий генерал смилостивился и простил остальную сумму. (Д. 48. Л. 237?239).

КОПЦИОВО. 4 сентября немцы стали обстреливать городок, затем заняли его. Оставшиеся жители стали пешком уходить из города. Немецкие разведчики, разъезжавшие вокруг города, встречали беженцев и уговаривали их вернуться, успокаивая и убеждая, что они мирное население не трогают. При вступлении немцы заставили жителей посада исправить разрушенный русскими войсками мост. Разместившись по частным квартирам, немцы заказывали еду, не платя ни за что. За фураж платили расписками. В посаде они пробыли 4 дня и двинулись через Гродно по направлению к Друскеникам. Оставляя город, они все же бросили несколько ручных гранат. (Д.48. Л. 105)

ЛОЗДЕЕ. 8 сентября вечером прибыл разъезд немцев. Произошла перестрелка. Один немец был убит. Немцы отступили.

15 сентября вновь появились немцы и заночевали в посаде. Брали все, что нужно было, но платили. Пробыли два дня. Перед отступлением потребовали у евреев продукты и приказали принести за город. Евреи отказались. Тогда немцы зашли в посад и под угрозой заставили дать необходимые продукты. (Д. 49. Л. 103, 103 об.)

МАРИАМПОЛЬ. Германцы вступили в Мариамполь 3 сентября и ушли 18-го. Почти все жители, оставшиеся в городе, спрятались. Германцы вошли в город незаметно. В это время в городе находилось еще много наших солдат, которых они забрали в плен. Бывший в это время в городе начальник уезда едва успел уехать. О встрече германцев евреями с хлебом-солью и речи быть не могло.

Германцы заняли почти все дома мирных жителей, не исключая и еврейских, и распоряжались всем, как хозяева положения. Они в хлебе не нуждались, так как у них имелись большие запасы его, а требовали только лакомства, деликатесы и табак, которых в городе нельзя было достать. Насильно забрали они у еврейских торговцев весь находившийся в их амбарах овес, пшеницу, принадлежавшую еврею-мельнику, муку, находившуюся как на мельнице, так и у пекарей, а также разные вина и напитки, находившиеся как у христиан, так и у евреев.

Германские офицеры с солдатами ходили по домам как еврейским, так и христианским и насильно отбирали шубы, у кого только находили их. Равным образом забирали они лошадей. Денег за все это не платили, а только находившимся налицо собственникам забранного имущества выдавали квитанции с обозначением стоимости такового по собственному усмотрению, а если не заставали хозяина, то забирали шубы и прочее без ничего.

С самого начала стали они справляться относительно состоятельности горожан, видно с целью наложить на город контрибуцию, и действительно вскоре потребовали ее. Улицы в течение первых 8 дней пребывания германцев не чистились. Грязь стояла страшная, фонари по вечерам не зажигались. Немцы обратили на это внимание, а так как в городе не было никакой полиции и администрации, то германский комендант строго приказал указать ему лицо, которое бы наблюдало за чистотой и освещением города и исполняло бы его, коменданта, требования в качестве бургомистра. Вследствие этого бургомистром был назначен еврей Гершенович, а помощником его — провизор Барклинг, христианин. Комендант непременно настаивал, чтобы бургомистром был еврей на том основании, что с евреем он сможет изъясняться на немецком. (Д. 48. Л. 124)

МАРИАМПОЛЬ (другой рассказчик). Немцы вступили в Мариамполь в среду 3 сентября в 12 часов дня. Жители спрятались, так как вступлению немцев предшествовала оружейная перестрелка, при которой был убит один русский солдат. Все, кто мог, еще раньше выехали из города. Лавки были закрыты.

Как и повсюду, немцы раньше всего стали обыскивать дома — нет ли русских солдат. В тот же день они расклеили по городу объявления, в которых под угрозой военных репрессий требовали, чтобы население беспрекословно исполняло все их требования и не противодействовало им. Они не удовлетворились этим. Немецкие солдаты, звоня в колокольчики, обходили улицы и объявляли по-немецки и по-литовски, что, если население будет проявлять враждебные действия по отношению к немцам, город будет зажжен со всех сторон и население будет строго наказано. В тот же день немцы задержали в качестве заложника владельца магазина Бирштейна. На другой день его выпустили, но обязали подпиской о невыезде.

Немцы расположились в домах по 8 человек на комнату. Бывали случаи, когда они выгоняли хозяев. На другой день началась реквизиция, часто граничащая с разгромом. Особенно пострадали евреи, так как они в Мариамполе преимущественно являлись торговцами. Были очищены ренсковые погреба Гинзбурга и Шатенштейна, пивные склады Вольфа и Гольдберга, причем забирали пиво с посудой, которую потом употребляли как топливо. Больше всего пострадали магазины меховых и теплых вещей Абельсона, Бернштейна, Рубинсона, Гольдингейма и других. Было реквизировано также все зерно и у еврейских хлеботорговцев Понимунского, Рабинова, Розенталя, Белоблоцкого и т. д. В различных магазинах забирали съестные припасы. Брали по запискам и без них. Наличными платили, когда брали только лично для себя, но не всегда и по большей части сами произвольно назначали цены. Забирали шоколад, но платили по его стоимости в Германии. Пострадали некоторые литовские магазины и колониальный магазин при Литовском синдикате сельскохозяйственных машин «Соха».

На четвертый день явился новый комендант. Он обратился к заложнику Бирштейну с требованием, чтобы население избрало бургомистра. Город пришел в запустение, не освещаются и не чистятся улицы. Комендант обратился также к раввину и к ксендзу с приказанием предложить в храмах населению избрать бургомистра: «Если не выберите, наложу на город контрибуцию в 10000 марок». На замечание раввина, что город беден и таких денег не найдется, комендант заметил: «Если сгною вас в погребе, деньги найдутся».

Долго шли разговоры о бургомистре, предлагали стать им литовцу Пенчило, владельцу книжного магазина, исполнявшему раньше несколько месяцев обязанности бургомистра. Но оказалось, что он не знает немецкого языка. Отказались и другие. На восьмой день после частых и долгих совещаний остановились на Гершеновиче, местном общественном деятеле, уважаемом и любимом всеми в городе. Гершенович со слезами на глазах отказывался, но, наконец, был вынужден согласиться. Он чувствовал, что в будущем ему придется расплачиваться за роль, навязанную ему. Он говорил своим близким, что дает свое согласие только потому, что это спасет город и население. Он говорил, что вынужден взять на себя роль искупительной жертвы, хотя по еврейскому закону в жертву надо было принести не его больного и слабого, а здорового и сильного, так как жертва должна быть без изъяна. Помощником его был избран литовец аптекарь Барклинг. Немцы назначили четырех стражников: двух литовцев и двух евреев.

Для Гершеновича начались мучительные дни, полные унижения и страдания. Комендант беспрестанно посылал за ним солдат и давал ему, под угрозой наказания, расстрела и репрессий для города, всякого рода поручения. Ему даже было приказано позаботиться о регистрации проституток и организации их врачебного осмотра. Гершенович терял последние силы и продолжал свою работу в сознании, что спасает город от уничтожения и население от неприятностей.

Особенно тяжелым был для него один из последних дней пребывания немцев в городе. Немецкий офицер заявил, что у него украли четырех лошадей. Он обратился к Гершеновичу: «В продолжение получаса должны быть найдены лошади. Если не найдете их, город должен будет уплатить 5000 рублей контрибуции или же вы будете расстреляны». Гершенович бросился искать лошадей. Хотели отдать немцам других лошадей, но те нашли их плохими, выругались и не взяли. Гершенович в сопровождении солдата должен был пойти искать лошадей. С трудом нашли четырех лошадей, но случайно проходившая через город немецкая артиллерия забрала их, и Гершенович опять был вынужден продолжать свои поиски. Солдат вел его под дождем в продолжении 6 часов от 7 часов утра до 1 часу дня из сарая в сарай, пока не нашли каких-то подходящих лошадей, удовлетворивших немцев. Гершенович от огорчения и усталости заболел.

Немцы провели в Мариамполе еврейский новый год и Йом-Кипур. В Йом-Кипур в синагогу пришли молиться германские солдаты-евреи. Профессор Фрейнкель целый день простоял, молясь в синагоге. В католические праздники германские солдаты-поляки приходили также молиться в костелах.

19-го сентября немцы стали отступать. Началась канонада. Во время канонады немецкий комендант потребовал от Барклинга, заменявшего больного Гершеновича, 5000 рублей контрибуции. Барклинг отослал требование к евреям в синагогу. К счастью, немцы ушли, не успев взыскать контрибуции. (Д. 48. Л. 131 об. ?133)

СУВАЛКИ[15]. Начальник немецкого авангарда арестовал несколько наиболее видных жителей города, как полагают местные жители, по указанию нескольких немцев, живших в Сувалках, в частности некоего г. Рюделя, и велели им в виде депутации от города встретить начальника дивизии генерала фон-Моргена. В состав депутации вошли: крупный помещик Гонецкий (православный), внук бывшего командующего войсками Виленского военного округа, частный поверенный Белашевич, ксендзы Балтрушайтис и Хойновский, врач городской больницы д-р Наневич и еврей купец Голлендерский. Приехавший на другой день фон-Морген назначил военным генерал-губернатором города офицера Фолькмана, владевшего превосходно русским языком, и приказал установить новый магистрат. Бургомистром был назначен Гонецкий, помощником его Белашевич, а ратманами — Бальтрушайтис, Наневич, Голлендерский и еще один еврей Эльяш Розенталь.

Немцы ушли в ночь на 20-е сентября. Перед уходом они взорвали служившие для освещения города две динамомашины. (Д. 48. Л. 162, 163, 164).

СУВАЛКИ (другой рассказчик). В депутации, встречавшей немцев, было четыре поляка и один еврей. Насколько участие этого еврея было вынужденным, можно судить по следующему.

Вечером 30 августа подъехал немецкий автомобиль к квартире г. Голлендерского, который сидел в кругу своей семьи, ничего не подозревая. Вышедший из автомобиля унтер-офицер и два конвойных объявили г. Голлендерскому, что он должен с ними ехать. Куда и зачем, не сказали. На вопли его престарелых родителей германцы сказали лишь, что «не намерены делать зла их сыну». С этого момента началось вынужденное участие г. Голлендерского во всем том, что германцы ему приказывали под угрозой смерти. Голлендерский часто рассказывал, что он каждый день утром перед уходом в магистрат (он был назначен германцами ратманом) прощался со своими родителями и своими детьми как бы в последний раз. (Д. 48. Л. 170, 171)

ТАУРОГЕН. Немцы пришли в первый день еврейского нового года. Улицы были пусты. Тотчас по прибытии значительных сил, немецкий комендант майор Шаден назначил бургомистром русско-подданного немца, таурогенского мещанского старосту Бэна. В качестве заложников были взяты лесопромышленник Гиткин, частный поверенный Гольдберг и судебный следователь Шульц; всех их, впрочем, через несколько часов освободили.

Затем началась реквизиция. Из запертых магазинов и частных квартир были забраны съестные продукты, белье и проч. Из квартиры уехавшей г-жи Рабинович один немец-врач даже увез «на память» понравившиеся ему ноты… В ренсковых погребах[16] евреев Палангена и Зальца были взяты немцами более 10 тысяч бутылок разного вина. Платили немцы за товар по расчету 1 м. и 40 пф. за один рубль. При этом цены назначались произвольные: так, например, за пачку папирос, стоимостью 10 коп, уплачивали только 7 пф. За фураж «платили» квитанциями. Недовольным обывателям немцы объясняли, что боны будут обязательно оплачены либо германским, либо русским правительством в зависимости от исхода войны. В близлежащих имениях Урбановича, гр. Мола, Фишера и др. немцы на привезенных локомобилях смолотили зерно и увезли в Пруссию. В майорате депутата Васильчикова они реквизировали 80 лошадей. Усадеб не разрушали, за исключением усадьбы в имении Ломэ, принадлежащей брату «заложника» Шульца, земскому начальнику. Все велосипеды и мотоциклы частных лиц, а также кареты дилижанса были конфискованы немцами под тем предлогом, чтобы население не могло сноситься с русской армией и служить ей в целях разведки. Часть реквизированных вещей, главным образом, предметы домашнего обихода, немцы роздали приехавшим из пограничных местечек Пруссии родственникам запасных-германцев. Вследствие отсутствия подвоза, цены на многие продукты значительно поднялись: фунт сахара стоил 22 коп., керосина 9 коп. и т. д. Из окрестных деревень крестьяне привозили на базары хлеб, живность и молочные продукты, но по распоряжению коменданта все это продавалось исключительно немцам, в обход коренного населения.

Наложение контрибуции на Тауроген в сумме 8000 марок произошло при таких обстоятельствах. Тотчас по приходе немцев в Тауроген, они начали издавать газету на немецком языке. Листок этот расклеивался по всему городу на видных местах. В одно утро были обнаружены на всех расклеенных листках решительные плакаты с надписями на русском и немецком языках «Долой немцев!» Комендант был взбешен этой демонстрацией населения, и решил наказать его штрафом. Так как все мало-мальски зажиточные обыватели покинули Тауроген еще до появления немцев, собрать 8000 марок не было возможности. После обычных угроз расстрелом и бомбардировкой, коменданту пришлось удовлетвориться 4000 марок.

На почве установления курса рубля произошло «недоразумение» с владельцем меняльной лавки Кацем, который систематически отказывался менять немцам марки на русские деньги по установленному комендантом курсу. За это Кац был оштрафован на 50 марок с предупреждением, что при повторении его лавка будет совершенно «конфискована».

Немцы принуждали местных молодых людей для них рыть окопы, землянки и проч. Вместо денег немцы угощали их вином, «реквизированным» в еврейских погребах. За несколько дней до отступления немцы стали проявлять признаки сильного беспокойства. Все чаще стали привозить в Тауроген раненых; немецкие разведчики редко возвращались благополучно, большей частью они гибли от русских пуль, либо попадали в плен. Накануне ухода комендант Шален куда-то выезжал в Пруссию и, возвратившись, распорядился держаться в местечке до последней крайности. Удалились немцы только после жестокого поражения в бою у фольварка Буртели в полтора верст от Таурогена. Русской артиллерией были уничтожены все дома в фольварке, где прятались немцы, и последние спешно отступали по направлению к Пилькелену, увезя с собой в качестве военнопленных судебного следователя Шульца и ксендза Кемешиса, брата редактора центрального органа литовских клерикалов. (Д. 48. Л. 173, 173 об.)

Отношения между войсками и еврейским населением после возвращения русских войск в населенные пункты России, в которых побывали германцы, были плохими.

БАЛЬВЕРЖИШКИ. В сентябре местный раввин по приказанию квартировавших в посаде офицеров обошел местечко и приказал евреям печь хлеб для солдат даже в субботу. Евреи пекли. Раввин получил по этому случаю благодарность от губернатора. 14 сентября 1914 г. через посад проходило много войска. Небольшие запасы табака были быстро распроданы. Несколько дней до получения свежего товара табака в Бальвержишках не было. Офицер проходившего через посад отряда заявил: «Достать мне немедленно папирос. Вот повешу двух „жидов“ и табак немедленно найдется». Но такие случаи бывали редки и оканчивались лишь угрозами. (Д. 49 Л. 97?97 об.).

ВЕЙСЕЕ. 16 сентября под Вейсее произошел бой и в деревне появились русские части.

Немедленно посыпались доносы. Первым пострадал рыбак Янкель Янкович. Проходя как-то по улице, Янкович заметил на земле проволоку. «Наверно немцы оставили, — подумал он, — пригодится для невода». Взял. Это видел крестьянин Радлевский и донес на Янковича, что последний разорвал телефонную проволоку. Арестовали, отправили к коменданту, допрашивали и освободили. Однако через два дня Янкович был снова арестован по тому же делу и сидит в заключении до настоящего времени <записано 15 июля 1915 г.>. (Д. 49. Л. 375)

ВЕНДЗЯГОЛА. 8 сентября проходили русские войска. Евреи давали им пищу, пекли для них хлеб. Солдаты оставались несколько часов; никого не трогали. (Д. 49. Л. 95)

ВОЛКОВЫШКИ. Немцы удрали из города, и через несколько часов город был занят отрядом русских войск. Озлобленная против г. Хмелевского и всех членов комитета чернь вылезла из своих нор и, спаивая русских солдат награбленной из монопольного склада водкой, стала натравливать их на всех евреев, будто евреи приняли немцев с хлебом-солью. Ужасные дни настали для еврейского населения. Под впечатлением ложных слухов и преступной агитации против евреев, солдаты стали скверно обращаться с невинным и многострадальным еврейским населением, нападали на евреев, били, грабили и вымогали деньги. В магазинах солдаты бесплатно брали вещи, и никто не смел противоречить. Печальнее всего, что даже высокое начальство поверило во все легенды, распространяемые дикой чернью против евреев.

Вскоре явились арестовать и самого г. Хмелевского. Не застав его дома, офицеры арестовали вместо него г. Гаскеля, которого под конвоем отвезли в деревню Пазиоры. По дороге конвоировавшие офицеры били его, угрожали то расстрелять, то виселицей. Наконец, они освободили его и ушли. Пролежав некоторое время без памяти, г. Гаскель, наконец, очнулся и, окровавленный от побоев, весь в грязи, бросился обратно в город. Но недалеко от города его встретил вольноопределяющийся 1-го эскадрона 1-й гвардейской дивизии, который в свою очередь начал издеваться над ним. Он его обыскал и забрал все имевшиеся у него деньги, всего 150 рублей, а также часы, перочинный ножик и др. После этого он отвел его в город. Г. Гаскель начал умолять его, чтобы он позволил ему зайти в дом г. Шляхецкого напиться воды. В этом доме вольноопределяющийся накинулся на г. Шляхецкого и на его сына, стал вымогать деньги, забрал серебряные и золотые часы, одеяло, полушубок, белье, часть которого он роздал другим солдатам, находившимся на дворе в качестве часовых. Из кошелька г. Шляхецкого он забрал 8 р. и потребовал, чтобы в течение часа доставили ему тысячу рублей, угрожая в противном случае, отсечь голову. Перерыв весь дом и не найдя денег, он стал приставать к дочерям г. Шляхецкого, намереваясь их изнасиловать. На их ужасные крики пришли часовые и спасли честь дочерей. Издевательство этого вольноопределяющегося над г. Шляхецким не знало никаких пределов. Например, он заставил его раздеться догола и сделать ему ванну. Потом он положил голову Шляхецкого и угрожал обнаженной шашкой и т. п. Промучив всех до утра, этот свирепый вольноопределяющийся на рассвете оставил всех под стражей, а сам ворвался к еврею-пекарю Клементовскому и забрал у него 500 рублей, причем угрожал донести на него, что он немецкий шпион. Так неистовствовали войска в Волковышках против мирного населения…

Положение стало еще невыносимее с прибытием в город начальника уезда Дмитриева. Человек по своему характеру вообще злой, антисемит, он теперь нашел возможность неистовствовать против ненавистного ему еврейского населения. Начались обыски, аресты невинных людей, по указанию пьяной христианской черни, даже маленьких детей, например, детей Табаришского. Сам начальник с нагайкой в руке ходил по городу, бил всех встречных евреев, приговаривая: «Я вас всех жидов своей властью перевешаю». Он избил женщин Прейзе, Альтман, Литович, Табаришскую, а также Вайса и Слуцкого, которому он выбил два зуба. Ворвавшись в магазин Маре, он стал разбрасывать товар. Он также заставил идти на черные работы исключительно евреев, называя их «сволочью». Некоторые товары он забрал себе. Население пришло в ужас и массами стали убегать из города, спасаясь от издевательств начальника уезда. (Д. 48. Л. 217?219)

ВОЛКОВЫШКИ (другой рассказчик). В сентябре в субботу, по уходу немцев, в город вошел отряд русских в числе около 100?120 человек казаков и конногвардейцев. Они остановились возле гостиницы Потсупецкого. Вызвали хозяина и заказали обед для 20 офицеров и 100 солдат. Так как у Потсупецкого продуктов не было на такое число людей, то он пошел с несколькими евреями и собрал требуемые продукты. Офицеры расположились в гостинице. Скоро к Потсупецкому пришли г-жи Файнберг и Гликсон и сообщили, что поляки агитируют среди солдат против евреев, причем раздавали водку и денатурат.

После обеда офицер спросил, сколько следует за обед. Потсупецкий сказал, что ничего не следует, так как продукты собраны среди евреев. Однако в тот же день его арестовали, посадили его в номер, туда же привели приказчика Хоржельского. По словам офицера, на них пожаловались окружные помещики (поляки). Арестованных отправили за город и там передали 18-му Сувалкскому пехотному полку. Ротный офицер сказал: «Давайте тут же прикончим их, чего таскаться с ними». Все же их доставили к полковнику. Тот знал брата Потсупецкого и препроводил их в штаб дивизии. Там присоединили к ним Зайлигера 80 лет с племянником из деревни около Пильвишек. Всех четверых отправили в деревню.

Там собрались офицеры и приказали солдатам приготовить веревки. Служащие поляки имения подзадоривали: «Немцам вы давали, а русским не продаете». Вскоре велели евреев отправить в штаб корпуса через Волковышки. Пришли в Гижи и опять обратно, так как штаб отошел. Около Волковышек генерал Епанчин 3-го корпуса позвал всех арестованных, стал ругать: «Вы. жиды, поднесли немцам хлеб-соль и портрет Вильгельма!» — «Честное слово, это вранье, это агитация поляков», — возразили евреи. Генерал велел военному следователю привести евреев к присяге о том, что они невиновны и что они не подносили хлеб-соль. Военный следователь вынул книжку, предложил сказать слово «хейрим» (клянусь). Все крикнули «хейрим». Епанчин сказал: «Если выяснится, что вы виноваты, мы вас повесим. Гони их дальше». (Д. 49. Л. 450?451)

ДРУСКЕНИКИ (Записано со слов друскеникского духовного раввина Рубинзона).

8 сентября вступил в город отряд русского войска. Командир отряда потребовал от еврейского населения приготовить обед для солдат.

Население охотно уступило свой праздничный обед, а так как его не хватило на весь отряд, то евреи из продуктов, заготовленных на второй праздничный день (новый год), сами не евши, приготовили обед на всех, а когда солдаты ели его, то уже стали издеваться над евреями, называя их жидами и т. п. Заставили евреев печь для солдат хлеб. Отношение солдат к евреям было очень обидное. По вечерам на улицу показываться было небезопасно.

Вечером в среду во дворе дома Куксеса слышен был револьверный выстрел. Дочь Куксеса вышла во двор, справиться о происхождении выстрела. Стрелял офицер, который с несколькими сотнями солдат квартировал в ее дворе. Он объяснял выстрел тем, что она укрывает немцев, которые стреляют. Поэтому он окружил дом и обыскал всех живущих в доме, спящих и бодрствующих, сопровождая все это издевательствами.

Через земского начальника население жаловалось полковнику, обещавшему, что это больше не повторится. По расследованию назначенного для этого капитана факт провокационного выстрела со стороны офицера подтвердился.

Разные случаи враждебного отношения солдат вызвали бегство евреев из Друскеник. (Д. 48. Л. 71?72)

КАЛЬВАРИЯ. 19-го сентября русские войска вошли в Кальварию. Солдаты были уже враждебно настроены против евреев. Кто-то, очевидно, уже успел солдат подготовить. Передавались рассказы о дружественной встрече, устроенной немцам, о случаях еврейской нелояльности.

22-го вернулось местное начальство. В это же день все евреи города с барабанным боем были созваны на площадь. Им объявили, что все мужчины, начиная с 12 лет до глубокой старости без различия возраста и положения, должны, по распоряжению военных властей, отправиться на земляные работы в наказание за благожелательное отношение евреев Сувалкской губернии к немцам. Умоляли отпустить старика раввина, но хлопоты были тщетны.

Все без исключения евреи мужчины, оставшиеся в Кальварии, свыше 1000 человек, во главе с двумя раввинами, были отправлены за 30 верст в местечко Симно исправлять шоссе. Громадное большинство шло пешком с лопатами и котомками за плечами. Шли старики и дети, больные и калеки. Были случаи, когда христиане рабочие вызывались заменить своих хозяев стариков, но их прогоняли. Город остался без мужчин евреев. Дорога в Симно была ужасная, размытая дождем, шли по колено в грязи. К счастью, светила луна. Пришли в Симно и расположились в синагоге и оставшихся целых домах. Город был совершенно разгромлен: осталось всего один-два десятка евреев.

В 6 часов утра все явились на работу. Их стали гнать с одного места на другое, от коменданта к инженеру, от него в гминное[17] управление и обратно. Наконец дали работу. Солтысы окрестных деревень приводили на работу своих евреев. Среди них были 80-ти и 90-летние старики. Работали четыре дня. Условия работы были тяжелые. Большинство спало на грязной соломе. Не было хлеба. Многие варили на костре найденные овощи.

26-го днем евреев отпустили. Поздно они вернулись в Кальварию, но не успели они войти в свои дома, как им с барабанным боем объявили, что назавтра в 6 часов утра должны снова собраться для работы на Выштынецком шоссе. С громадным трудом удалось добиться, чтобы отпустили на субботу и посылали сменами в 50 человек.

В настоящее время в Кальварии арестовано несколько человек по обвинению в принудительном сборе контрибуции для немцев. (Д. 48. Л. 239?240)

КЕЛЬМЕ. В начале октября прибыл какой-то полк из Кишинева, солдаты кое-где грабили, совершали насилия. Но при жалобах начальство принимало меры, и массового характера все это не принимало. (Д.49. Л. 284)

КОПЦИОВО. 8 сентября была перестрелка, жители попрятались в погребах, и в посад вступили наши войска. Немедленно они стали открывать лавки и забирали, что хотели. На другой день солдаты потребовали хлеб, табак, сахар и чай, которые разобрали уже накануне, руководимые местными христианами, утверждавшими, что «евреи попрятали все, а немцам давали». Солдаты стали обыскивать погреба. Они забирали, что получше, а местные, что могли унести, остальное предавалось уничтожению. (Д. 48. Л. 105)

ЛОЗДЕЕ. 17 сентября начался бой, все спрятались. Скоро вошли русские войска. Потребовали есть, но ничего не было, все немцы взяли. У жителей даже хлеба не было, были только наскоро испеченные маленькие лепешки.

Казаки были озлоблены: «Для немцев было!» — начались грабежи.

Один мальчик, Шмуель Гликман, спросил у солдата: «Куда идете?» — его арестовали, привели к коменданту, сказали, что повесят. Дали 30 розог. Мальчик долго лежал больной. Схватили еще одного парня, Миркуса. Он стоял на улице и глядел: «Чего смотришь, ты шпион!» — повели к коменданту. Войт поручился за Миркуса, и его освободили.

Особенно озлоблены были солдаты, когда в Лоздее проник слух, будто в Сувалках евреи встретили немцев с хлебом-солью. Это оказало сильное влияние. Случайно приехал из Сувалок помещик Кржижановский из имения Таручишки. Офицеры всё справлялись, правда ли это. Он категорически отрицал. И сразу стало легче. (Д. 49. Л. 103 об.)

МАРИАМПОЛЬ. 19 сентября наше войско вернулось в Мариамполь. Еврейское население высыпало ему навстречу. Часть войска, которая вступала со стороны лазарета, встретил с хлебом-солью и вином весь его персонал с госпожой Стоклицкой во главе. Приемом войско было очень довольно.

Во время встречи кто-то из офицеров спросил: «Германцев тоже таким образом встречали?» — г-жа Стоклицкая дала, разумеется, отрицательный ответ. Вдруг один из санитаров, некий Боровский, молодой поляк, громко сказал: «Да, евреи встретили германцев с хлебом-солью!» — г-жа Стоклицкая ответила: «Это клевета, ничего подобного не было», а он, в свою, очередь сказал: «Я это докажу». Эти слова Боровского произвели на солдат и офицеров громадное впечатление. (Д. 48. Л. 127?128)

МАРИАМПОЛЬ (другой рассказчик). 19-го сентября в 9 вечера в город въехал казак-разведчик. Через час стали вступать русские войска. Еврейское население на Пренской улице встретило их со свитками Торы и пением гимна. Во главе встречавших были раввин Гершенович и другие. Офицер благодарил встречавших. Солдаты-евреи подходили и целовали Тору. Евреи раздавали солдатам хлеб и огурцы.

Но настроение скоро изменилось. Офицеры и солдаты оказались настроенными против евреев. Они из «Литовской Руси» и других источников знали уже о депутации, будто бы встречавшей немцев хлебом и солью.

В тот же день в 3 часа дня начались аресты евреев. Были арестованы около 40 человек, среди них раввин Гершенович, его помощник Кравчинский и другие. Был арестован также Барклинг. Казаки при встрече прохожих спрашивали: «Ты жид?» — и, если получали утвердительный ответ или по лицу узнавали еврея, задерживали встречного.

Суббота прошла печальная и тревожная для еврейского населения. Никто не показывался на улице. В воскресенье арестованных выпустили, остались под арестом только Гершенович и Барклинг, которые были переданы военному суду.

В воскресенье 21 сентября, первый вечер праздника Суккот, в синагоге было объявлено, что все без исключения мужское еврейское население наказывается работами за дружелюбное отношение к немцам.

Были заняты на работах по исправлению шоссе, ведущих в Волковышки и Ковно, все евреи, во главе с раввином, его помощником и другими представителями общины. Должны были пойти на работу дряхлые старики и даже калека Франк с ампутированной ногой. Были взяты на работу доктор Липский, заведующий лазаретом, все студенты медики и санитары, хотя в них нуждались в лазарете: некому было оказать помощь раненым. Работали три дня, из них первые два дня праздника Суккот. Работа была облегчена благодаря корректности и умелому руководству шоссейного кондуктора Арнольди. Евреи за свой счет должны были доставить телеги для работы. Часто бывало, что солдаты и офицеры, проходившие мимо, кричали работавшим: «Работайте, жиды, это вам за немцев». Доктор Липский и его помощники были скоро освобождены, так как без них нельзя было обойтись в лазарете.

Через непродолжительное время Гершеновича и Барклинга судил корпусной военный суд по обвинению в государственной измене. Свидетелями со стороны обвинения выступали содержатель книжного магазина литовец Пенчило, который из-за незнания немецкого языка был освобожден от должности бургомистра и спившийся бывший мулла Бырашевский. На суде, между прочим, различные свидетели показали, что Бырашевский во время пребывания немцев распространял их прокламации. В настоящее время Бырашевский сидит в тюрьме по этому обвинению. Гершенович должен был стать искупительной жертвой. Нашлись люди, которые старались найти доказательства еврейской измены и, если их не находили, то их фабриковали. (Д. 48. Л. 132?133)

ТАУРОГЕН. Когда в Тауроген вошел наш передовой отряд, все население высыпало на улицу и встретило его с хлебом-солью. Но офицер, видимо, под внушением злостных выдумок о нелояльности евреев, сурово отнесся к радушной встрече, и как передают очевидцы, даже ударил одного еврея нагайкой. Затем были арестованы, по обвинению в «содействии неприятелю», Гиткин, Рабинович и Шерешевский. Содействие это выразилось в том, что названные лица, по слухам, доставляли немцам фураж (за который немцы везде «платили» квитанциями, адресованными в пространство). За отсутствием всяких объективных улик, их не предали суду, а подвергли первых двух телесному наказанию (по 25 и 35 ударов). Старик Шерешевский избег унизительного наказания. Все трое, по распоряжению властей, высланы из Таурогена на время военных действий. (Д. 48. Л. 174)

СЕРЕЕ. 16 сентября в посаде были уже русские войска. Началась агитация среди солдат со стороны поляков: евреи давали немцам хлеб, спрятали немцев шпионов в домах. 17 сентября в Судный день евреев окружили в синагоге и объявили, что если до 8 ч. дня не выдадут спрятавшихся якобы там немцев, то всех «жидов» расстреляют. Начались крики, плач, готовились к смерти. Немцев, конечно, никаких не оказалось.

Многие еврейские квартиры были заняты солдатами. Они заставляли евреев прислуживать им, обращались грубо, грозили нагайками и виселицей. Одновременно начались грабежи. Разгромили лавку Гирша Землицкого, магазин Гедалия Луцка, избили и разграбили лавку Янкеля Рачковского, Мордхи Бердовского.

Весь день Йом-Кипура (17 сентября) грабили и били: «Для немцев держите, немцам давали!. Забрали весь товар у Шейны Даян. Боялись оставлять у себя имущество. В каменный погреб Землицкого многие из евреев снесли товары. Заделали двери и окна погреба. Однако по доносу местных христиан к Землицкому явился казацкий офицер с казаками и потребовал открыть погреб. Жена Землицкого Малка пошла указать. Открыли, нашли товар: «А, для немцев припрятали!» — несчастную женщину избили так, что она была в бесчувственном состоянии принесена в квартиру. Вечером повезли к коменданту, допрашивали. Больная, избитая, испуганная Малка слегла и через сутки умерла.

Так длилось до тех пор, пока в посад не пришли еще новые войска. Был назначен комендант, и стало сравнительно спокойно. (Д. 49. Л. 191?191 об.)

СРЕДНИКИ. Второй приход русских войск сопровождался насилиями и грабежами. Когда население вернулось в местечко, то оно оказалось совершенно разграбленным русскими солдатами и литовцами. От огня сражения население укрылось в каменной бане. Еврей Янкель (мельник) поманил рукой свою жену и детей, чтобы они шли в баню. Это было истолковано русскими солдатами, как знак немецким разведчикам, и он был арестован. При этом был также арестован Меер-Лейб Голдберг. Эти два еврея были потом казнены. Солдаты заставили всех евреев рыть окопы и при этом всячески ругались и грозили пристрелить.Больного старика Симху Фалка, 75 лет, они заставили работать и били нагайками. При рытье окопов были застрелены еще два еврея. Работали до 11 часов ночи.

Той же ночью солдаты грабили и насиловали женщин. Населению был отдан приказ не выходить на улицу. Наутро шамес Элья-Юда Фрейман просил у начальника отряда разрешения похоронить убитых. Начальник разрешил и при этом рассказал шамесу, что эти евреи были казнены потому, что совершенно отказывались отвечать на вопросы. Шамес же полагает, что они молчали потому, что совершенно не знали языка и были страшно перепуганы.

Убийство трех евреев Саланского, Мойши-Евеля Каплана и Абрама-Хаима Тодресовича (заготовщика) произошло при следующих обстоятельствах. От огня сражения народ бежал на фольварк Саланского (недалеко от города). Разведчики нашли там евреев, схватили их и выстроили на плацу перед фольварком. Крестьянин Самайский, подозванный офицером, указал на Саланского и заявил, что он вел немцев. Саланский был сейчас же пристрелен. Остальных евреев с побоями погнали к начальнику отряда. По дороге старик Каплан, 55 лет, упал от изнеможения; солдат шашкой ударил его по голове, и старик тотчас же умер. Начальник отряда отправил евреев к уряднику. У урядника их пропустили сквозь строй с побоями (через два ряда солдат). Абрам-Хаим Тодресович, чтобы не бежать сквозь строй, сделал крюк и бежал полем, но был застрелен одним из солдат. (Д. 49. Л. 437?437 об.)

Заключение

Приведенные материалы показывают, что в то время, в отличие от русских войск, германские войска грабили все гражданское население, а не исключительно евреев, их не убивали и не насиловали евреек, что дезориентировало многих евреев в 1941 году.

[1] Хаеш А. И. В прифронтовой Литве 1915: Рассказы евреев очевидцев. «Еврейская старина» № 10 от 10.09.2003; Хаеш А. И. В прифронтовой Литве 1915 года. Публикация вторая. «Еврейская старина» № 22 от 10.10.2004; Хаеш А. И. Выселение евреев из Литвы весной 1915 года (на примере местечка Жеймели). «Еврейская старина» № 12 от 9.12.2004.

http://berkovich-zametki.com/AStarina/Nomer10/Haesh1.htm

http://berkovich-zametki.com/AStarina/Nomer22/Haesh1.htm

http://berkovich-zametki.com/AStarina/Nomer12/Chaesh1.htm

Все обращения 20.01.2018.

[2] Дубнов С. М. Книга жизни. Воспоминания и размышления. СПб., 1998. С. 342.

[3] Там же. С. 337.

[4] Фрумкин Я. Г. Из истории русского еврейства // Книга о русском еврействе от 1860-х годов до революции 1917 г. Нью-Йорк, 1960. Переиздание — Минск, 2002. С. 87?88. Фрумкин Яков Григорьевич (1874–1971) — адвокат, историк, общественный деятель, после 1917 г. в эмиграции. ОЗЕ — Общество охранения здоровья еврейского населения.

[5] Документы по истории и культуре евреев Санкт-Петербурга: Путеводитель. Федеральные архивы. СПб., 2011. С. 426?427.

[6] Документы о преследовании евреев // Архив русской революции, изданный Г. В. Гессеном. М. 1993. Т. 19. С. 246 (Репринтное издание).

[7] Цит. по кн.: Кельнер. В. Е. Миссионер истории: Жизнь и труды Семена Марковича Дубнова. СПб., 2008. С. 458. Познер Соломон Владимирович (1876–1846), журналист, общественный деятель, один из координаторов работы Политического бюро.

[8] Документы о преследовании евреев… С. 246.

[9] Российский государственный исторический архив: Путеводитель: в 4 т. Изд. 2-е дополн. и испр. – Т. 3. Фонды общественных и частных учреждений и организаций. СПб. 2012. С. 181.

В первом издании, 1956 года, этого путеводителя сведения о фонде отсутствовали. Не было их и в издании Фонды Российского государственного исторического архива: Краткий справочник. СПб. 1994.

[10] Документы по истории и культуре… С. 428. В издании содержалось наиболее раннее известное автору данной публикации сообщение о фонде 1547 в РГИА.

[11] Вацетис И. И. Боевые действия в Восточной Пруссии в июле, августе и в начале сентября 1914 г.: Стратегический очерк: Действия 1 и 2 русских армий и 8 германской армии. М., 1923. Людендорф Э. Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914?1918. М., 2007. Уткин А. И. Первая мировая война. М., 2002.

[12] Людендорф Э. Мои воспоминания… С. 41, 42. Вирбаллен — это Вержболово, м. Сувалкской губ., ныне Вирбалис (Литва).

[13] Владиславов — ныне Кудиркос-Науместис (Литва).

[14] Об этой встрече — см. ниже цитаты «Сувалки».

[15] Сувалки не входят в состав Литвы, поэтому здесь приводятся сведения только о депутации, которой было приказано встретить германского генерала.

[16] Ренсковый погреб — место хранения и продажи виноградных вин.

[17] Гмина – низшая административная единица в Польше. Солтыс – глава вспомогательного, не имеющего юридического лица подразделения гмины.

 

Оригинал: http://s.berkovich-zametki.com/2018-snomer1-chaesh/