В конце I тысячелетия до н.э. во времена царствования Давида, второго царя Израиля и Иудеи, написаны псалмы, которые включены в Библию и составляют важный элемент храмового ритуала в иудейской и христианском богослужениях. Псалмы – это гимны или песни, исполняемые хором и возносящие хвалу Б-гу, или содержащие мольбы, жалобы и проклятия. Всего известно 150 или (151 в христианской версии) Псалмов.
Относительно их авторства и происхождения историки и богословы высказывают разные мнения. Обычно, считают, что их автор – сам царь Давид-песнопевец, либо, что это предсказания пророка Иеремии, адресованные Давиду, либо – собрание народных песнопений, посвященных разным событиям. Вполне возможно, что в Псалмах встречается и то, и другое и третье. Так или иначе, их относят к классическим памятникам древней лирической поэзии. Псалмы многократно переводились на европейские языки, в том числе, на русский, и переводятся по сей день. Они служат основой многих переложений и вариаций. Это сам по себе очень интересный процесс, в котором отражено развитие литературного языка и содержательных истолкований.
Гениальное стихотворение Б. Пастернака «На Страстной» начинается с упоминания чтения этой величественной книги в православной церкви:
На Страстной
Еще кругом ночная мгла.
Еще так рано в мире,
Что звездам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В русской поэзии более других известен Псалом 136/137 «Плач на реках Вавилонских». В нем поется о стремлении евреев совершить Исход из плена и возвратиться на родную землю, о неизбывной тоске по священному Иерусалиму, откуда народ был изгнан, и желании жестоко отомстить за перенесенные мучения.
События происходят после поражения Иудеи, восставшей против Вавилонского царства. Царь Навуходоносор II захватил и уничтожил Иерусалим, до основания разрушил храм Яхве (Первый Храм), увел в плен, в далекую Месопотамию тысячи евреев. Это случилось в 586 г. до н. э. Изгнание продолжалось 70 лет.
Вот содержание Псалма Давида № 136:
(1) У рек Вавилона, там сидели мы и плакали, вспоминая Сион. (2) На ивах, посреди него, повесили мы наши арфы. (3) Ибо там пленившие нас требовали от нас песнопений, а издевавшиеся над нами — веселья: «Спойте нам из песен Сиона!». (4) Как нам петь песнь Б-га на земле чужой? (5) Если забуду тебя, о Иерусалим, — да онемеет десница моя! (6) Да прилипнет язык мой к нёбу, если не буду помнить тебя, если не вознесу Иерусалим во главу веселья моего! (7) Припомни, о Б-г, день Иерусалима сынам Эдома, говорившим: «Разрушайте его, разрушайте до основания!» (8) О, дочь Вавилона, на разорение обреченная! Счастлив тот, кто воздаст тебе по заслугам, по содеянному тобой с нами. (9) Счастлив тот, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о скалу!
Интересно, что Псалом написан во времена Давида, то есть задолго до Вавилонского пленения. В нем пророчески оплакивается разрушение Иерусалима, изгнание евреев и зверства вавилонян по отношению к пленникам.
Перевод, лучше сказать, переложение Псалма впервые прозвучало по-русски в стихах Федора Глинки (1786–1880), в прошлом, офицера, сражавшегося с Наполеоном, а впоследствии сочувственно относившегося к декабристскому движению:
Плач пленных иудеев
На реках вавилонских тамо седохом
и плакахом, внегда помянута нам Сиона.
Псалом 136
Когда, влекомы в плен, мы стали
От стен сионских далеки,
Мы слез ручьи не раз мешали
С волнами чуждыя реки.
В печали, молча, мы грустили
Всё по тебе, святой Сион;
Надежды редко нам светили,
И те надежды были — сон!
Замолкли вещие оргáны,
Затих веселый наш тимпан.
Напрасно нам гласят тираны:
«Воспойте песнь сионских стран!»
Сиона песни — глас свободы!
Те песни слава нам дала!
В них тайны мы поем природы
И бога дивного дела!
Немей, орган наш голосистый,
Как занемел наш в рабстве дух!
Не опозорим песни чистой:
Не ей ласкать злодеев слух!
Увы, неволи дни суровы
Оргáнам жизни не дают:
Рабы, влачащие оковы,
Высоких песней не поют!
1822
Поэт не следует буквально исходному тексту. Он особо подчеркивает, что вдали от родных стен не звучат «вещие оргàны» и «веселые тимпаны», а «Сиона песни — глас свободы» не ласкают «злодеев слух». В стихотворении отчетливо слышится декабристская тема: «Рабы, влачащие оковы, высоких песен не поют!», и это главная мысль поэта. Причем интересно, что стихи написаны (если верно указан 1822 год) за четыре года до отправки на каторгу в Сибирь осужденных декабристов, «влекомых в плен», к «чуждым рекам». Не удивительно ли такое пророчество Федора Глинки? При этом ни плач по Иерусалиму, ни проклятия его разрушителям даже не упоминаются.
У Федора Глинки, однако, есть и другой вариант перевода, сделанный где-то между 1826 и 1930 гг. (точная дата не установлена):
Псалом 136
В стране изгнанья — в Вавилоне,
При дальних, неродных реках,
Мы по родном своем Сионе
Грустили молча и в слезах.
На серебристых ветвях ивы
Повесил каждый свой оргàн,
И с струн их отзывы плаксивы
Срывала буря чуждых стран.
«Зачем для песен Иеговы
Вы жизнь не взбудите в струне?
Играйте!» — говорят нам. «Что вы?
Как нам играть в чужой стране?..
Забудь меня, моя десница,
Когда тебя забуду я,
Иерусалим — царей столица, —
Святая родина моя!
Припомни, бог, как сын Эдома
Наш град неистово громил:
И меч и пламень в дом из дома,
Как лютый вихорь, разносил!
О, в ком дух мести бог возбудит
На злую Вавилона дщерь,
И от кого терпеть ей будет
За то, что терпим мы теперь?
Блажен, кто, стоны преселенцев
Послышав, на тебя пойдет
И плачущих твоих младенцев,
Взмахнув, о камень расшибет!..»
<1826–1830>
Здесь есть клятва вечно помнить святой Иерусалим. В целом же, перевод совсем не безупречен с неоправданными редукциями гласных («взбудите», «преселенцев»), смещением ударений, неточными словами и эпитетами («отзывы плаксивы», «послышав» вместо «услышав», «взмахнув» вместо «размахнувшись») и т. п.
Иначе представлена картина Вавилонского пленения в переложении Николая Языкова, современника Федора Глинки. Языков известен своим славянофильством, ему принадлежит большое стихотворение «К не нашим», обращенное к тем, кто хочет «преобразить, испортить нас,// и онемечить Русь»:
…Вы, люд заносчивый и дерзкий,
Вы опрометчивый оплот
Ученья школы богомерзкой.
Вы все — не русский вы народ.
Оторопь берет при чтении таких слов. Словарь современных «наших» не изменился за два почти века. Как ни странно, стихи относится не к евреям, а к западникам, неизменно посягающим на самобытность России. Но, не бывать тому:
…Крепка, надежна Русь святая,
И русский Бог еще велик!
Хочется продолжить в том же ритме: «Броня крепка, и танки наши быстры».
Некрасов, Белинский и Герцен критиковали Языкова, считали его реакционером. Зато теперь, приверженцы Куняева и Ко с удовольствием присоединяются к словам: «Вы все — не русский вы народ». Фразу эту цитируют, она стала почти крылатой, но уже не применительно к немцам, а относительно других представителей «школы богомерзкой». Слова «сионисты» Языков не знал.
Знаменательно, что Псалом Давида 136 о плаче пленников Сиона у Языкова никак не соединялся с сочувствием к евреям, жившим в плену за «чертой постоянной еврейской оседлости». Да и врагами России были тогда те, кто желал ее «онемечить», от них, как писал поэт, «Русская земля… не примет просвещенья». Теперь недруги у России другие.
Н. Языков, однако, хороший стихотворец, его строки легки и звучны. Вдохновившись Псалмом 136, он написал замечательное стихотворение, назвав его «подражанием», поскольку это не буквальный перевод, а вариация на библейскую тему.
Подражание Псалму 136
В дни плена, полные печали,
На Вавилонских берегах,
Среди врагов мы восседали
В молчаньи горьком и слезах;
Там вопрошали нас тираны,
Почто мы плачем и грустим:
«Возьмите гусли и тимпаны
И пойте ваш Ерусалим».
Нет! Свято нам воспоминанье
О славной родине своей;
Мы не дадим на посмеянье
Высоких песен прошлых дней!
Твои, Сион, они прекрасны!
В них ум и звук любимых стран!
Порвитесь струны сладкогласны,
Разбейся звонкий мой тимпан!
Окаменей язык лукавый,
Когда забуду грусть мою
И песнь отечественной славы
Ее губителям спою.
А ты, среди огней и грома
Нам даровавший свой закон,
Напомяни сынам Эдома
День, опозоривший Сион,
Когда они в веселье диком,
Убийства шумные вином,
Нас оглушали грозным криком:
«Все истребим, всех поженем!»
Блажен, кто смелою десницей
Оковы плена сокрушит,
Кто плач Израиля сторицей
На притеснителях отмстит!
Кто в дом тирана меч и пламень
И смерть ужасную внесет!
И с ярким хохотом о камень
Его младенцев разобьет!
1844
Поэт призывает «отмстить» за унижение Иерусалима, и вечно помнить о святом городе. В тексте оригинала сказано еще сильнее: «поставить Иерусалим во главу веселия моего». Но эта строка в подражании Языкова отсутствует, как, впрочем, и у Глинки.
Еще один перевод принадлежит Льву Мею, тоже поэту пушкинской плеяды. Стихотворение называется «Давиду ― Иеремием», то есть подчеркивается, что Псалом предсказан песнопевцу Давиду пророком Иеремием. В нем чувствуется более точное следование ветхозаветному оригиналу:
Давиду ― Иеремием
На реках вавилонских
Мы сидели и плакали, бедные,
Вспоминая в тоске и слезах
О вершинах сионских:
Там мы лютни повесили медные
На зеленых ветвях.
И сказали враги нам:
«Спойте, пленники, песни сионские!».
— «Нет, в земле нечестивой, чужой,
По враждебным долинам
Не раздаться, сыны вавилонские,
Нашей песне святой!»
Город господа брани,
Мой Шалим светозарный! в забвении
Будет вечно десница моя,
И присохнет к гортани
Мой язык, если я на мгновение
Позабуду тебя!
Помяни, Адонаи,
В день суда, как эдомляне пламени
Предавали твой город и в плен
Нас вели, восклицая:
«Не оставим и камня на камени!»
О, блажен и блажен,
Злая дочь Вавилона,
Кто воздаст твоей злобе сторицею,
Кто младенцев твоих оторвет
От нечистого лона
И о камень их мощной десницею
Пред тобой разобьет!
1854
Легко обнаружить некое многословие перевода по сравнению с текстом Псалма, Иерусалим назван Шалимом, Г-сподь — древнееврейским именем Адонаи, есть и легкие неточности «предавали твой город и в плен нас вели, восклицая». Арфы, которые Глинка называет оргáнами и тимпанами, а Языков — гуслями, Мей именует медными лютнями и т. п. Но это — мелочи. Переводчику позволительно менять оригинал. Но не только в этом отличие перевода Л. Мея от переложения Ф. Глинки и подражания Н. Языкова. Здесь более отчетливо обозначена главная тема Плача: «…в забвении// будет вечно десница моя,// и присохнет к гортани// мой язык, если я на мгновение// позабуду тебя!». В этих словах непоколебимое стремление, стойкая надежда возвратиться в Иерусалим, клятва вечной верности ему.
И еще одна важная тема: мщение врагам. В стихотворении Ф. Глинки и Н. Языкова на «дщерей Вавилона» призываются страшные проклятия: «И плачущих твоих младенцев,// Взмахнув, о камень расшибет!…», Н. Языков написал: «И с ярким хохотом о камень// Его младенцев разобьет!». У Л. Мея об этом говорится еще более определённо: «Злая дочь Вавилона,// Кто воздаст твоей злобе сторицею,// Кто младенцев твоих оторвет// От нечистого лона// И о камень их мощной десницею// Пред тобой разобьет!». Какие жуткие проклятия!
Но ведь так поступали «притеснители» при разрушении Иерусалима. «Око за око, зуб за зуб» ― сказано в Торе. И можно ли отступить от священной библейской мудрости? Нарушить заповедь? Прикрыться иной, более гуманной моралью, получить некий выкуп за сожженный Храм? Обменять «земли на мир?». Ветхозаветная мудрость и современная политика учат, что ничего из этого не получается. На силу следует отвечать силой, на бандитские «кассамы» есть один ответ ― «литой свинец». Мудрость мести, мудрость возмездия, если речь идет о выживании народа и возмездии за разрушенные святыни.
В последующих переводах Псалма 136/137 эти мотивы всегда присутствуют. Причем, не только в русских версиях, но даже в переводе на украинский язык. Согласно возникшей недавно фантастической легенде, создаваемой в наши дни жуликоватыми историками и журналистами. Тарас Шевченко (1814–1861), великий украинский поэт, между прочим, совсем не отличавшийся юдофилией, после окончания службы в армии в 1857 г. добрался через Иран до Иерусалима и совершил путешествие по Святой Земле. Об этом сохранились лишь немногие отрывочные сведения, вроде того, что некий еврей Янкель «наш гарний жидок з-пiд Винницi», как писал поэт в дневнике, заплатил турецким властям взятку за удостоверение личности для Шевченко.
Пребывание на Святой Земле и библейские пейзажи вызвали у поэта прилив религиозных чувств, он ходил по Иерусалиму, воображая себя то царем Давидом, то Моисеем, то пророком Иеремией. Осенью 1858 года Шевченко перевел Псалмы Давида на украинский язык. Псалом 136-й звучит так:
На ріках круг Вавилона,
Під вербами в полі,
Сиділи ми і плакали
В далекій неволі
І на вербах повішали
Органи глухії,
І нам стали сміятися
Едомляне злії:
«Розкажіть нам пісню вашу,
Може, й ми заплачем.
Або нашу заспівайте,
Невольники наші».
Якої ж ми заспіваєм?..
На чужому полі
Не співають веселої
В далекій неволі.
І коли тебе забуду,
Ієрусалиме,
Забвен буду, покинутий
Рабом на чужині.
І язик мій оніміє,
Висохне, лукавий,
Як забуду пом’янути
Тебе, наша славо.
1858
Красива українська мова! «І коли тебе забуду,// Ієрусалиме,// Забвен буду, покинутий// Рабом на чужині.// І язик мій оніміє,// Висохне, лукавий…»
Любопытно, что в наши дни возникло паломничество к «могиле Шевченко» на Голанских высотах, и туда ежегодно прибывают толпы паломников, везя с собой сало и горилку, чтобы помянуть Тараса, гордость украинской литературы. На самом деле, его прах покоится в Санкт-Петербурге.
В безбожные советские времена поэтам было не до псалмов. Гражданская война, индустриализация-коллективизация, подготовка к войне с фашистами, сама кровавая Война напрочь заслонили библейскую тему. Послевоенные государственные антисемитские кампании, накатывавшиеся одна за другой, тоже сделали невозможным обращение к еврейским сюжетам, тем более, в религиозном аспекте.
Первый возврат к этой теме совершен Наумом Гребневым, хорошим поэтом и блестящим переводчиком. Окончив Литературный институт в 1949 г., Н. Гребнев не имел возможности публиковать свои стихи, и, как и многие другие «инвалиды пятой группы», вселял свою душу в стихи кавказских и восточных поэтов. Наиболее известны его переводы Расула Гамзатова, например, «Журавли». Под конец жизни Н. Гребнев взялся за труднейшую задачу сделать полный перевод Книги Псалмов (Псалтири). И выполнил эту работу, но при жизни переводчика Книга не была издана, она увидела свет лишь в 1994 г.
В Танахе Псалтырь означает «Книгу восхвалений» (Сефер Теhилим), а «текилим» имеет тот же корень, что «калелуйа» или «аллилуйа».
У Н. Гребнева знаменитый 136 Псалом звучит так:
Псалом 136
Рыдали мы на реках Вавилона,
Свой край воспоминали сокрушенно,
Свои повесив арфы меж ветвей.
А кто-то из пленивших нас людей
Сказал нам: «Песню вашего Сиона
Пропойте, чтобы стало веселей!»
Но можно ли врагу в угоду петь
Святую песню Иерусалима
В краю, где чуждо все и нелюбимо,
Где должно нам не петь, а умереть?
Коль я забуду Иерусалим,
Забудь меня навек, моя десница,
И если я отважусь веселиться
Под небом ненавистным и чужим,
Тебе, язык мой, к нёбу прилепиться.
Припомнится Эдомовым сынам
Тот день последний Иерусалима,
Тот день, когда враги на горе нам
Сожгли в утеху собственным богам
Все то, что было свято и любимо.
Дщерь Вавилона, будет тот блажен,
Кто отомстит за наш позор и плен,
За то, что ваши воины кричали:
«Все разрушайте, жгите без печали,
В прах обращайте камень этих стен!»
Блажен, кто совершит над вами суд,
Воздаст за наши беды и печали,
Пусть о каменья ваших чад побьют,
Как вы младенцев наших побивали!
Стоит дать себе труд построчно сопоставить разные варианты переводов-переложений. Последний вариант представляется более точным по смыслу и простым в лингвистическом отношении, в нем отражены ностальгические чувства пленников, их отказ от пения в неволе, вечная тема плача иудеев о Иерусалиме, жестокие проклятия «за наши беды и печали». Академик А.А. Аверинцев, высоко оценивая труд переводчика,пишет:
«Таким образом, Н.И. Гребнев — продолжатель очень старой и очень славной традиции, без которой русскую поэзию ее лучших времен и представить себе невозможно. Может быть, он — завершитель этой традиции. Для того, чтобы перелагать поэзию чуть не трехтысячелетней давности пятистопными рифмованными ямбами так естественно и в лучшем смысле слова серьезно, необходимо сохранить органическое отношение к нормативистской концепции русской поэзии. Переложение потому и называется переложением, а не переводом, что для него заказан выход за пределы того, что воспринимается в данной национальной традиции как норма».
Но и это не последний русский вариант Псалма.
Почти одновременно с Наумом Гребневым сделал свой перевод другой Наум — Басовский. Он родился в Киеве и теперь житель Израиля, удостоенный там многих литературных наград. Его вариант не сильно отличается от гребневского, местами он более вольный, не буквально точный:
У рек Вавилона сидели мы в печали,
про Сион далёкий, плача, вспоминали,
и висели молча без песнопений прежних
звонкие кинноры на ветках ив прибрежных.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Как мы Божьи песни петь можем на чужбине?
Пусть моя десница мне неподвластной станет,
пусть язык засохнет в моей немой гортани,
если я забуду тебя, Ерушалаим,
если мы веселье вне стен твоих узнаем!
А сынам Эдома Господь припомнит Святый.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вы Ерушалаим крушили так жестоко —
зуб за зуб придётся и око дать за око!
Арфы превратились в «звонкие кинноры», десница стала «неподвластной», «Г-осподь — Святый». А угроза «зуб за зуб и око…за око» отсутствует в оригинале Псалма, и хотя она полностью соответствует настроению текста, но в нем этой библейской формулы нет. Такие отступления от оригинала, несколько меняют колорит перевода.
Почему Псалом 136 это песня плача? Почему плачут евреи и столь грустны их песни и молитвы, возносимые у самой печальной в мире стены? Возможно, потому, что они умеют ощущать и вечно осознавать горе, и помнить, обретая силу в скорби, закаляя память и ненависть к врагам. Израильские солдаты повторяют Давидов Псалом у Стены Плача, а с их плеча вниз стволами свешиваются автоматы.
В конце второго тысячелетии к великому тексту обратился Юлий Ким, бард, принявший израильское гражданство. На его слова проникновенную музыку написал Владимир Дашкевич:
Хор евреев (136-й псалом Давида)
Там, возле рек вавилонских,
Как мы сидели и плакали.
К нам приходили смеяться:
«Что вы сидите и плачете?
Что не посте не пляшете?»
О! О! О!
Ерушалаим, сердце мое!
Что я спою вдали от тебя?
Что я увижу вдали от тебя?
Глазами, полными слез?
Там, возле рек вавилонских,
Нет нам покоя я радости.
Там, под плакучею ивой
Арфы свои изломали мы.
Струны свои изодрали мы —
О! О! О!
Ерушалаим, сердце мое!
Что я спою вдали от тебя?
Что ж увижу вдали от тебя?
Глазами, полными слез?
Там, возле рек вавилонских,
Жив я единственной памятью.
Пусть задохнусь и ослепну,
Если забуду когда-нибудь
Камни, объятые пламенем,
Белые камни твои.
Ерушалаим, счастье моё!
Что я спою вдали от тебя?
Что я увижу вдали от тебя
Глазами, полными слёз?..
1993-1994
Получился один из самых задушевных вариантов, замечательных не буквальностью перевода, а точно найденным поэтическим настроением — «Ерушалаим, сердце мое!». Среди многих эпитетов, традиционно воспевающих древние камни Святого города, его белые стены, свет и золотые купола — это слово вдруг оказалось самым искренним — «сердце мое!». В нем есть что-то интимное и личное, так называют любимого человека. Иерусалим — в сердце, и глаза наполнены слезами. А вот слова о мести Вавилону опущены.
Через три года Ю. Ким еще раз обратился к теме Псалма. Стихотворение далеко отстоит от классического текста, оно даже не переложение, а вариация на тему. И есть неточность: пленники на реках Вавилонских оплакивают Первый Храм, а не Второй, разрушенный Титом в 70 г. н. э. Но видно, что тема не отпускает поэта, и всякий раз возникают слова сыновней любви к оставленному Иерусалиму. Изгнанники традиционно возносят молитву, чтобы вернуться в свой город и поют «любимый свой Псалом»:
С тех пор, как Тит разрушил Храм…
С тех пор, как Тит разрушил Храм, стерев с лица земли,
Пришлось евреям долго жить от Родины вдали.
Но все две эти тыщи лет в любом краю чужом
Евреи пели каждый день любимый свой Псалом:
Ерушалаим, сердце моё —
Что я спою вдали от тебя?
Что я увижу вдали от тебя
Глазами, полными слёз?
Хоть ты убей, я — не еврей, я — русский шансонье
С гитарой верною своей кочую по земле.
Но каждый день, хоть ты убей, в любом чужом краю,
Закрыв глаза, забыв про всё, тихонько я пою:
Ерушалаим, сердце моё…
Я жил на улицах твоих, в глаза твои глядел,
Я слышал голос твой и смех, твой хлеб горячий ел.
И каждый день они со мной — вот уже столько лет,
Твой белый камень, синий зной, твой негасимый свет.
Ерушалаим, сердце моё…
В 539 году до н. э. персидский царь Кир II, покоривший Вавилон, позволил евреям возвратиться в Иерусалим и повелел им заново отстроить Храм. Более 40 тысяч евреев вернулись в Иудею. Получилось так, что в VI веке до н. э. в вавилонском изгнании евреи близко соприкоснулись с высокоразвитой культурой шумеров. Они открыли для себя мир новых идей и оказались на верхушке Вавилонского общества, стали советниками правителей, удачливыми купцами, философами и учеными. Есть даже мнение, что вавилонская евгеника по сей день сказывается в генофонде евреев ашкенази.
Разрушение Второго Храма и новое изгнание были еще впереди.
Многие варианты перевода — это всегда разные интерпретации, акценты, интонации, ритмы. Ветхозаветные понятия замещаются современными просторечиями, древний стихотворный размер передается ямбическим стихом, а стремление к максимальной точности порой уступает место возвышенной риторике. Это понятная ситуация, особенно, если речь идет о переводе шедевра ветхозаветной поэзии на современный русский язык.
Видимо, процесс неостановим. Такова прекрасная судьба великих поэтических произведений. Известно, например, что шекспировский «Гамлет» переведен на русский язык более 20 раз. Небольшой по размеру Псалом 136 Давида поет о вечном: любви народа к своей родине, извечном стремлении вернуться в Иерусалим, невозможности покориться воле притеснителей, и грозном желании сурово им отомстить. Поэтому Псалом и стал великим. Нет сомнения, что появятся и другие переводы, переложения, варианты и вариации на данную тему. В них возникнут новые негаданные пересечения древней молитвы с современностью.
Оригинал: http://z.berkovich-zametki.com/2018-znomer4-berljant/
