ЕЛЕНА СОСНИНА
Иваново – Рим
ЦВЕТАЕВОЙ
Дай умереть, прожившей одиноко
под музыку в толпе.
М. Ц.
Марина, русская Кассандра,
В ладони урони лицо!
Под светлой тенью
Александра
Сергеевича – взгляд свинцов.
Ты говоришь мне: «Милый
берег,
О, русокудрая, молю –
Не доверяй в бреду истерик
Ни золотому, ни рублю».
А я из Польши твой
двухтомник
Везла.
Бесценный, как трофей.
Твоих стихов надрывно-
тёмных,
Мадонна голубых кровей.
Страниц бесчисленное
войско –
Под бережной моей рукой.
Мне вал твоей «гордыни
польской» –
Отчаянье и непокой.
Пойду немыслимой дорогой:
Лесами, инеем, по лапнику, –
К тебе, далеко-одинокой,
В Елабугу.
1992
КИРИЛЛ КОВАЛЬДЖИ
г. Москва
МАРИНА ЦВЕТАЕВА
На Родину вернулась…
Сон дурной:
Муж, дочь, сестра –
Заложники ареста.
Нет кислорода на земле родной,
На необъятной нет под солнцем места.
На Родину вернулась…
Немота возмездием.
Теперь молчок. Могила.
Живые опечатала уста;
Отпрянула от белого листа:
– Не дай Господь, чтоб я заговорила!
Не дай Господь…
В опасности Москва.
К ней рвётся враг,
И дым ползёт прогорклый…
Чтоб не прорвались страшные слова,
Самой себе перетянула горло.
…………………………………
…Как больно, что смертельная беда
Неизлечима завтрашним лекарством
Бессмертия. Не путать с государством,
На Родину вернулась – навсегда!
ЛЕВ ГОТГЕЛЬФ
г. Александров
***
Обстоятельства смерти поэта
Смакуют до сих пор.
Георгия Эфрона
Называют Муром.
Спали, что ли, с ним?
Маринистки эти
Марину Ивановну Цветаеву
Фамильярно обзывают Мариной.
Подружки, что ли, её
Цветаеведки эти.
Анастасия Ивановна у них Ася,
Сергей Эфрон задушевно – Серёжа,
Максимилиан Волошин ваще Макс,
А сёстры Цветаевы – сестрички,
Чуть ли не лисички
У мариноведок этих.
До сих пор учат Марину Ивановну
И Анастасию Ивановну
Как им надо было
Обустроить
Свою жизнь,
А у самих, между прочим,
Ни семьи, ни кола
У цветаевисток этих.
Объясняют Цветаевой
То, что она сама
Не понимала в собственных стихах,
Путаются в ногах,
Мелькают штанами,
По плечу похлопывают.
Ищут, ищут, ищут,
Бесконечно ищут
Безымянную могилу
(их уже, кажется восемь
холмиков горючих),
Слава богу: не нашли.
А то бы обязательно раскопали,
Чтобы увидеть
Как Цветаева
В гробу ворочается.
P.S. Но я их всех,
Нет – почти всех,
Очень люблю…
29.10.05
ОЛЬГА ГРИГОРЬЕВА
г. Павлодар
31 АВГУСТА
Каждый год на исходе лета
Ставлю свечку за упокой.
Ты прости ей, Господи, это –
Не владела она собой.
В поднебесье душа рванулась,
И осталась внизу Земля…
До Елабуги затянулась
Роковая её петля.
Выпал век сумасшедший, бурный…
И людской не пугает суд.
Муж, и дочь, и сестра – по тюрьмам,
И стихи уже не спасут.
Уходила скорбя и веря –
Мол, не будет сынок забыт…
Убивает поэтов время.
Убивает поэтов быт.
Ад ли, рай – было всё едино.
И открылась в бессмертье дверь…
Если знала бы ты, Марина,
Как мы любим тебя теперь!
Без вины и корюсь, и маюсь –
Если б кто-нибудь был с тобой!
Горький август, Маринин август.
Ставлю свечку за упокой.
СЕРГЕЙ БРЕЛЬ
г. Москва
МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
Не говори, что свет померк:
он близок!
На кронверк так выводят век –
под бризы.
Так не встречаются, петли
не ищут.
Так расточаются – цари
для нищих.
Что тело? – временное не-
сближенье,
разлука, ставшая вдвойне
блаженней.
Что дух? – угаданный полёт
двудужья
бровей, движение пород
под ружья.
Не говори, что высота
бездушна,
и мир открытые уста
разрушат.
Но только взору чернеца –
та книга,
и жизнь – отверстые сердца
воздвигла.
ЛЮДМИЛА СВИРСКАЯ
г. Прага
***
М.И. Цветаевой, жившей в Чехии в 1922-25 годах
Устала от боли, потерь и неверия,
А руки дрожат, нервы строк теребя…
Спасибо: сюда Вы приехали первая
И взяли удары судьбы на себя.
Что ж, в жизни случаются чёрные полосы:
Не скрыться порой от забот и врагов…
Здесь, в воздухе, – музыка Вашего голоса,
А улицы помнят звук Ваших шагов.
Я долго петляю маршрутами Вашими,
Молитвы шепчу, прозреваю, ищу…
Мне кажется вдруг, что под пражскими башнями,
Как Вы, все и всем непременно прощу.
Вы были здесь, видимо, чуточку счастливы:
Так верили улицам, людям, словам…
Сжимается сердце от светлой причастности –
Священной и гордой причастности к Вам.
ВШЕНОРЫ
Вшеноры – деревенька под Прагой,
где долгое время жила семья М. Цветаевой.
Там родился её сын Георгий
(домашнее прозвище – Мур).
Дуб – как храм у дремлющей горы.
Царственные, вечные Вшеноры.
Снег не тронут – будто с той поры…
Из того февральского минора
Тянется фермата* тишины,
И – на вздохе – горестное имя…
Оттого ль сугроб одной вины
С каждым годом всё непроходимей?
Здесь ни ямб неведом, ни хорей –
Только скалы в сумерках да рощи,
Но в краю, далёком от морей,
Ей, морской, всегда дышалось проще:
Сын гулил. Писался «Крысолов».
Падал снег на замершие клёны.
Пел рассвет – оранжево-лилов –
Для неё – отчаянно-влюблённой…
Тёплый дом. Уютный, как тогда.
Пирамидкой – сонная беседка.
И о русской пани иногда
Вспоминает старая соседка.
Белым полем – будто реку вброд –
Перейду я медленно и хмуро:
Вдруг в снегу покажется вот-вот
Погремушка маленького Мура?
___
* Фермата – в музыке: знак особой протяженности звучания ноты.
ИННА ЗАСЛАВСКАЯ
г. Москва
***
Ни бронзою, ни мрамором, ни глиною
Уже не повторить твои черты,
И голос с поволокою полынною
Не выманить из темной немоты.
Парижем ты ходила или Прагою,
Арбатом или берегом Оки,
Была всегда твоя перчатка правая
Для левой приготовлена руки,
Как мета непокорной непохожести,
Отличности от века своего,
Как с горькой одуванчиковой кожицей
И горечью рябиновой – родство.
Беспомощная в прихотях обыденных,
Слабеющая в ласке как в вине,
Ты видела, о как ты много видела
Внутри себя, но более – вовне!
Мариною звалась ты или Анною,
Иль Беллою тебя мы назовём,
Величье, красотою осиянное,
Просвечивает в облике твоём.
К земным властям не чувствуя пристрастия,
Прошу я у дарующих небес
Стране моей оставить троевластие
И триединство русских поэтесс.
ЮРИЙ БУНЧИК
Одесса – Нью-Йорк
Из цикла посвящений М.Ц. «Над вечностью паря»
*
Там, в глубине стихов, цветаевская цветь,
Зелёная капель, рябиновая ветвь.
И небосвода высь, в которую неслась
Крылатая душа и к звёздам поднялась…
Шафрановый закат, вишнёвая заря,
Живут твои стихи над вечностью паря.
*
У Марины глаза зелены.
Зеленей, чем листы бузины.
Полон грусти её взгляд неземной,
Или полон горькой он бузиной?
Тёмный сад её поёт от весны,
От бушующей в нём бузины.
И луч солнца тает в синем окне,
Отражая свой свет в бузине.
*
Добро своё ль, чужое ль, Божье –
Поэт не может это знать.
Поэты умирают тоже,
Неся невинности печать.
Не жалуясь, не проклиная,
Уходят молча в чёрный час.
Уходят, всех благословляя,
И просят лишь любви у нас.
*
Скиталась, мучилась, терпела,
Живя едва.
Скорбит в тоске осиротелой
По ней трава.
Прошелестела над лесами,
Умчалась вдаль…
Нашла приют под небесами
Её печаль.
Земля поэтов убивает,
А может, мы?
Никто поэтов не спасает
От страшной тьмы.
*
Где-то там за далью – звон колоколов,
Где-то звон малиновый…
И не хватит сердцу даже сотни слов,
Чтоб сказать – «люблю» – Марине.
ДМИТРИЙ АРТИС
г. Санкт-Петербург
***
Марине Цветаевой и Осипу Мандельштаму
1.
Только любовь, Марина, и никакого бренди,
молча войди, разденься, свет погаси в передней,
дверь посади на цепи, а полумрак – на царство.
Сердцу необходимо замкнутое пространство.
Здесь: ни стола, ни стула, сорванные обои
и на железной койке место для нас обоих.
Но это много больше, но это много шире
неба – в своём размахе,
солнца – в своей вершине.
2.
Ночь (или что-то вроде этого), спи, Марина,
страсть к перемене родин даже меня сморила.
Будто уселись в сани, катим от дома к дому:
то к одному пристанем, то прирастём к другому.
Стылое чувство долга не намотать на палец,
видимо, слишком долго жили, не высыпаясь.
Что же теперь согреет в этой ли, в той отчизне?
Спи, засыпай скорее, сон мудренее жизни.
СТАНИСЛАВ АЙДИНЯН
г. Москва
МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
С душою, выше горизонта,
Там, у неузнанной могилы
Ваш взгляд блуждающий, но милый,
Был как улыбка расставанья,
И на пороге мирозданья
На поле, что заколосилось
Несбыточными семенами, –
Вы оставались долго-долго, –
Одно, а может два мгновенья.
Мне показалось – Вы нетленны,
Нетленны, как улыбка Ваша…
2004-04-06
*
«…И столь велико уже тогда было во мне отвращение
к общим местам, что я на слово “мельник” (мельник –
мелет муку!) написала: – Мельник играет на виолончели.
М. Цветаева
Мельник играет на виолончели,
Мельница вертит вихри метели,
Мельничный жернов мелет зерно,
Как же искрит, пламенея, оно!
Перемелется – будет мука,
Сбросит ли конь седока
В вихри метели?..
Ветрами веют,
Воют метели,
Словно смычки виолончелей.
2017, янв.
ЕВГЕНИЯ ДЖЕН БАРАНОВА
Ялта – Москва
***
Цветаевой
И сверху дно, и снизу дно,
и жар теплушкой волоокой.
«Мне совершенно всё равно,
где совершенно одинокой».
В какую даль, каким быльём,
в какие стены дольше биться.
Над умерщвлённым журавлём
танцуют хищные синицы.
И всяк герой неуловим.
И тесен мир, как русский дольник.
Запомни, друг мой, на крови,
лишь на крови растёт шиповник.
НИКА БАТХЕН
г. Феодосия
ОТ ТРЕТЬЕГО ЛИЦА
М.И. Цветаевой
В коллекцию коктебелек
Ложится напев старинный.
Вот вы все твердите «берег»,
А я говорю «марина».
Вот вы все хотите глади,
Плодовой, упругой плоти,
А я выбираю платье,
Раскрытое в повороте.
Есть правда нутра и тлена,
Прямая тропа традиций,
А я выбираю пену,
В которой хочу родиться.
Движенье воды на скалы.
Удары валов о вёсла.
Пусть будут закаты – алы!
Пусть будут прекрасны – весны!
Лети, моя баркентина,
За жаркой рукой муссона,
За нордом к полярным льдинам,
Отважно, легко, бессонно…
И черту скажу, не струшу,
Куски парусов спуская:
«А ну, не замайте душу –
Морская она, морская!».
И будут метаться птицы
Над сушей больной и бренной,
Когда перестану длиться,
А имя растает пеной.
Так право земли наруша,
Огнём застывает глина.
Шуршите губами «суша»,
А я промолчу «марина».
ЕЛЕНА КОРО
г. Евпатория
МАРИНА
Марине Цветаевой
Звенящая тетива,
Колдующая в ночи.
Крылатая синева,
Рождающая лучи.
Морская капель огня.
Высокий полёт души.
Безумная песня дня
В остуде ночной тиши.
А руки – живая ртуть,
Блуждающие огни,
Морская, и в этом – суть.
В лазурном бокале – аи.
Аи золотого песнь
В купели морской звенит,
А пенного имени весть
Дурманом меня пьянит.
Весёлый морской привет,
В нём эхо минувших лет.
Высокий звенящий свет,
Как трель золотых кастаньет.
ИННА БОГАЧИНСКАЯ
Одесса – Нью-Йорк
ЦВЕТАЕВСКИЙ РОМАНС
В моей, тоской задушенной трущобе,
Глазеющей на Марс,
Удочеряет голос Пугачёвой
Цветаевский романс.
«К вам всем, что мне
ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои,
Я обращаюсь
с требованьем веры
И с просьбой о любви».
И мне, не ведающей стоп-сигналов,
Стихийной и лихой,
И мне, что так и не познала
Понятия «покой».
И мне, расплавившейся от укоров,
Что вечно я не так или не то,
И мне, сплетённой из любви и скорби,
Как модное манто.
Мне, разобщённой, как в шараде буквы,
Оглохшей от обид,
Всех отпугнувшей от себя, как будто
Болезнью СПИД.
И мне, нутром отвергнувшей оседлость,
И предпочтившей облака,
Нет, мне не стать стареющей наседкой,
Хранительницей очага.
Мне не бывать ручной и бессловесной,
Затянутой в кровать,
И укрощённой, и уравновешенной
Мне не бывать.
Я вписываюсь в странность стратосферы
И, вместо точек, свечки жгу над «И».
Я так давно украдена у веры,
Что и не помышляю о любви.
Ну, что ещё? Что я должна? Чего вам?
Сбиваюсь с ног. А, может быть, с ума.
И ухожу. Но голос Пугачёвой
Опять зовёт в Цветаевский романс:
«К вам всем, что мне,
ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои,
Я обращаюсь
с требованьем веры
И с просьбой о любви».
ОЛЬГА ЛЕСОВИКОВА
г. Одесса
М.И. ЦВЕТАЕВОЙ
*
Вы знаете – Она не умерла!
Нет, не её петля схватила цепко.
Всё это ложь! Цветаева ушла –
Поэзии спасительная дверца,
Открыла сердцу путь –
путь в мир иной,
Где Огнь-Синь горит не угасая,
Где невредим стоит волшебный дом,
И сад мечты цветёт, не увядая –
Где ни глазка, где ни словца,
Лишь Одинокая Душа.
*
На побережье Коктебеля
Любовное клубится зелье.
Сверкают страстью самоцветы,
Богов куриных амулеты…
…там генуэзский сердолик
нашёл избранников своих –
В нём солнца луч!
В нём цвет зари!
В нём предсказание Любви!
Когда приедешь в этот край, –
Стихи Марины почитай.
Любви пиратское начало –
«Контрабандисты и кинжалы».
Волшебный берег посети.
Пусть посчастливится найти,
И свет любви, и счастья лик,
И генуэзский сердолик.
*
Жар сердечный,
Жажды вечной,
Дух – Марины…
…вольной песней
Вспенит море,
Вскинет бровь
Радуги тугой дугой,
И услышу ветра крик –
Он напомнит давний стих:
«Мне – дело измена,
Мне – имя Марина,
Я – бренная пена морская».
АННА НАХИМЧУК
г. Одесса
ПРАЖСКИЙ РЫЦАРЬ
Рыцарь, рыцарь,
Стерегущий реку…
М. Цветаева
Я устала
В душах рыться.
Есть над Влтавой
Пражский рыцарь.
Есть под небом
Рыцарь в латах.
Хоть во сне бы
В Прагу, в Злату
Прагу – мимо
Тех, в утехах!
В жизнь без грима,
Но в доспехах,
В жизнь без маски,
Но в броне,
В стае, в связке,
Чтобы не
Быть.
Высок он,
Рыцарь пражский.
Над – потоком.
Не – в упряжке.
***
Быть мне, быть мне каплей яда
В Чаше сладкого елея.
Из общественного стада
Быть мне изгнанной.
Зверея,
Обнажать клыки и когти.
– Что ж!
В семье не без урода.
Быть мне, быть мне
Ложкой дёгтя,
Той, что в каждой
Бочке мёда.
Не блаженнейшей усладой,
От которой стонут, млея.
Кубок я с горчащим ядом,
А не приторным елеем.
Не поить мне сладкой ложью,
Но поить мне горькой правдой
И брести по бездорожью
Нищей, нищей и бесправной.
И не в радости, а в горе
Ткать свои мне откровенья.
Вечной быть мне костью в горле,
Вечным камнем преткновенья.
В мире, впавшем в ожиренье
Быть чужой мне и ненужной.
Так, в белейшем ожерелье
Чёрной бусинки жемчужной
Неуместно появленье.
Быть мне, быть
Их всяких правил
Исключеньем, отключеньем,
Знать, отметину оставил
На челе моём Всевышний.
Мол, из ряда вон изделье!
Быть ненужной мне и лишней,
Обречённой на безделье.
Обречённой на безделье
Быть ненужной мне и лишней.
Знать, творя сие изделье,
Проклинал его Всевышний.
СВЕТЛАНА ПОЛИНИНА
г. Черноморск
РОДИВШАЯСЯ НЕ КО ВРЕМЕНИ
Родившаяся не ко времени,
Отметинку на щеке
Не вытравишь, к сожалению,
Не пребывай в тоске.
Ты голову запрокинула,
Сквозь зелень глядишь в облака,
И ангелы легкокрылые
Стоят у тебя по бокам.
Белый ангел с детства обученный
Любовь охранять и мечты,
Чёрный ангел глядит так измученно,
Над ним-то и сжалилась ты,
Родившаяся не ко времени,
С отметинкою на щеке,
По высшему повелению
От смерти на волоске.
– Белый ангел, наверное ведьма я,
Плохо ты меня оберегал –
Но всё золото осень последняя
Положила к её ногам,
Родившейся не ко времени,
С отметинкою на щеке,
По высшему повелению
Ходившей всегда в тоске.
***
Как тонет большой пароход?
О, как? Расскажите подробней!
Мы с жалостью внутриутробной,
Столпившись, как в гардеробной,
Чужой наблюдаем исход.
Нас всех интригует и жжёт:
«Елабуги», « Англетеры»…
Взглянуть бы хоть из-за портьеры,
Когда недостанет им веры,
Как всё это произойдёт?
Нельзя ль упредить, уберечь,
Огонь возвращая в поленья,
Их мученически горенье,
Творящих великую речь?
Когда ж следопытов полки,
Вцепившись, как псы за подкладку,
Трудясь в упоении сладком,
Опишут подробно и гадко
Их дни, что от нас далеки,
Их, рвущих за пядями пядь
Покровы с души своей нежной,
Позвольте мне жить и не знать,
Что было у них под одеждой,
Позвольте мне жить и не знать,
Позвольте остаться невеждой.
ЛЮДМИЛА КЛОЧКО
г. Минск
М. Цветаевой
Скажи мне, ты сыта уже покоем?
Я слышу треск рябиновых ветвей…
Я буду непростительно другою.
Я буду не тобою, но – твоей…
Я знаю, как душа твоя целует:
Уж нашим душам сестрами не быть!
А где-то над тобою ветер дует –
Он о тебе уже не в силах выть…
Тебе, земной, в земле не слишком твердо,
Скажи мне? И не можешь ты сказать…
Молчит твоё изломанное горло –
И лишь рука пытается писать…
АНДРЕЙ КАТРИЧ
г. Сумы
Марине
Ты – пламени гул, я – звон дождя,
Твой стих мятежный вонзает в меня
Осколки бликов, булавки огня –
Дразня.
Я – скрипки плач, ты – разгул гитар,
И рядом с тобой я ворчлив и стар,
А ты – дитя, несущее в дар
Пожар.
Ты – звон колокольный, я – звон тиши…
На лист проливая карандаши,
Я буду писать оттенки души,
А ты – дыши.
Дыши, Марина! Встречай рассвет.
На наши вопросы ответов нет.
Мы в мире помечены словом – поэт,
И проку от нас – нет…
Из нас только пепел и свет.
