ТЕТЯ ЛЕНА ИЗ АВЛАБАРА
Тетя Лена появилась в ереванском дворе почти семьдесят лет назад. Вообще-то ее зовут Кнарик и родилась она в тифлисском Авлабаре, где двор — это одна семья. С детства она привыкла, что двери должны быть распахнуты, а в дом может зайти любой — будь то с доброй, будь то с плохой вестью. Но чаще ходили друг к другу просто так. И тогда на стол ставился лучший сервиз, чтобы ни в коем случае не упасть лицом в грязь перед соседкой. И пусть она потом пойдет домой и подавится от зависти, что у тети Лены сервиз лучше, чем у нее.
Вообще тетя Лена относится к типу тех женщин, которые хороши в любой поре. В молодости она была большой модницей. Никогда не пользовалась советскими грубыми лифчиками и чулками. Бюстье заказывала в самом дорогом ателье. Шился этот соблазнительный атрибут так, чтобы грудь стояла как можно выше, снабжался всякими рюшечками-мушечками. И таких бюстье у тети Лены было пруд пруди. На заказ шились платья и делались шляпки. Для маленьких племяшек гардероб тети Лены был пределом мечтаний.
В Ереван тетя Лена приехала к родственникам, даже не предполагая, что останется там навсегда. Сложно было расстаться с Авлабаром, но и в Ереване тетя Лена продолжила жить так, как жила раньше. С распахнутыми дверями.
Через некоторое время из всех воздыхателей девушка выделила одного — Хачика. И даже согласилась с ним пойти в Оперу.
Вышла тетя Лена, тогда Леночка, в ереванский двор — вся такая фифочка: шляпочка, платьице по последней моде, грудь вздыблена, каблучки — цок-цок. Навстречу Хачик — у того грудь колесом, и смотрит он орлом. И пошли они в Оперу, где произошел первый казус в их зарождающейся веселой семейной жизни.
Поднимается тетя Лена по лестницам и чувствует — шрык: резинка у трусов лопнула. Были тогда такие сложности: в трусы вставлялась резинка, которая обязательно выходила из строя в самый неподходящий момент. На секунду девушка замерла: ой, что будет. Трусы поползли вниз. И тут она сориентировалась: гордо их переступила — и пошла дальше. Ну не поднимать же трусы при всех! Хачик так же гордо, делая вид, что ничего не заметил, прошествовал за ней. Потом, спустя годы, он в узком кругу рассказывал, что в тот момент ему в голову пришла частушка: «В трусах лопнула резинка», — мужику сказала жинка, без трусов домой пришла, в кармане их потом нашла». Тогда он почувствовал, как хрупка, нежна и беззащитна эта девушка. И так остро ему захотелось всегда быть рядом с ней.
ДОМА. В АРМЕНИИ
Ереванский двор встретил ночным смирением. Огромные чинары, в ветвях которых застыли россыпи звезд, спали. В воздухе еще витали запахи ужинов, доносимые из окон. Бывают минуты, когда ты остро ощущаешь тишину. Она особенная. Какая-то стерильная, что ли. Нет, скорее, чистая. И такая созвучная душе. Я присела на скамейку, откинула голову и почувствовала, что плыву от радости. Возникло ощущение, что я дома. Это ощущение странно тем, что как такового дома у меня нет в этом месте, но оно доказывает, что не столь важно иметь материальную крышу, сколь чувствовать любовь.
На улице зашуршала об асфальт метла. Одинокий дворник мел чистую улицу, гоняя редкие листья чинары...
Радостно. Я дома. Я в Армении.
АНУШАВАН
Анушаван нарядился в парадный костюм, увешанный медалями и орденами. Белая рубашка, отутюженные брюки и военная фуражка. Так он одевался очень редко. Только по праздникам. И традиционно — на День Победы. Но сегодня должна приехать съемочная группа из России. Он долго стоял у окна и вспоминал то далекое время, о котором должен был поведать молодому поколению в интервью. Сколько раз он рассказывал об этом в школах, но боль была неизбывной. И память не притуплялась, несмотря на возраст. Анушаван многое уже подзабыл, но войну помнил.
Телевизионщики звонили и несколько раз переносили время интервью. Анушаван ждал. Он ждал и на следующий день. В том же парадном костюме. Съемочная группа не пришла. Старик был расстроен. Виду не показывал, но печалился. Он считал за окном воробьев на ветках деревьев. И молчал. К нему подходили другие старики и старухи и утешали. Но это еще больше добавляло горечи.
На третий день он слег с расстройством души и тела. Когда ему позвонили телевизионщики, он был очень слаб и с трудом говорил.
Анушаван жил в доме престарелых.
УДАРИМ БРОДСКИМ ПО ПРОСТИТУТКАМ!
Полтора года назад я сняла квартиру. Наверху жила проститутка с большим стажем. Как же эта резвая бабенкапреклонных лет мешала мне по ночам!!! На ее территории часто случались разборки, сопровождавшиеся криками и драками. А когда я совсем разучилась спать, стала мешать им — включала Бродского и язвительно думала: «Ударим Бродским по проституткам!» А Иосиф Александрович монотонно продолжал в унисон с моим настроением:
Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела
все равно, что дранку требовать у кровли.
Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.
Потом соседка меня залила. Я попросила хозяина с ней поговорить. Но она внезапно умерла. Оставила эту историю без продолжения...
Уже полгода тишина. В верхней квартире никто не живет. И я не слушаю Бродского. Читаю... А недавно два дня подряд у меня в ванной был дождь. Поднялась, постучала, никто не открыл... И никаких признаков жизни в той квартире нет, а кран протекает.
О ПРИЗНАНИИ В ЛЮБВИ И ВИАГРЕ
Прикольное признание в любви... Было ли у вас такое? У меня было, да… Однажды я шла по улице, и вдруг на меня сверху упал пакетик, в котором лежали прищепка — для тяжести — и небольшая бумажка. И все бы ничего, но на бумажке было напечатано: «Виагра. Лечение нарушений эрекции, характеризующихся неспособностью к достижению или сохранению эрекции полового члена, достаточной для удовлетворительного полового акта». А на обратной стороне: «Ленка! Я тебя люблю!» Взаимностью я не ответила.
ИСТОРИЯ О ТОМ, КАК МУЖИКУ В МАРШРУТКЕ СЧАСТЬЕ ПРИВАЛИЛО
Сижу в маршрутке, как всегда, разделив одиночное сиденье с кем-то. Подъезжаем к остановке. Люди суетятся, высматривают, можно ли пристроиться. Оста-навливаемся. Одна женщина явно нацелилась на свободное место и резко рванулась вперед. Протиснувшись в салон, она плюхнулась спиной к водителю, лицом к пассажирам. Пассажиры, сидящие и стоящие, с удивлением и легкими смешками сосредоточились на этой солидной даме. Та не понимает, почему она стала объектом повышенного внимания. Поправила платье. Опустила взгляд на свое декольте — прикрыла грудь. А люди продолжают хихихать. Дама нервничает. Поправила прическу. Народ смеется уже в голос. И все смотрят на нее. Она ерзает на сиденье… Достает из сумочки зеркальце, чтобы посмотреться — может, что-то с лицом не так. Подносит к лицу и… с криком вскакивает со своего места. В зеркальце она увидела мужские глаза, наполненные вожделением… Оказывается, вместо свободного места она уселась на дипломат, лежащий у пассажира мужского пола на коленях, удобно разместилась, спиной плотно вжавшись в мужика, а тот сидел себе и молчал в тряпочку… то ли интеллигентный был, то ли кайф ловил…
«ЕСЛИ ЭТО УСКОРЯЕТ ПРОЦЕСС, ТО Я ГОТОВА БЫТЬ КИТАЙЦЕМ!»
Кристинэ мечтает стать модельером-дизайнером. Сидит на полу. Обложилась отрезами тканей, красками для росписи, пуговицами, иголками. Делает выкройку для сумки. Показываю ей, как можно крепко сшить вручную. Кристинэодну сторону сумки прошила, потом спрашивает: «У тебя есть клей для ткани?»
Я: «Есть!»
Кристинэ: «Ну дай!»
Я: «Зачем тебе?»
Кристинэ: «Другую сторону сумки я склею!»
Я: «Ты же не китаец, чтобы товар производить с приклеенными пуговицами и склеенными швами!»
Кристинэ (возмущенно): «Вай, если это ускоряет процесс, я готова быть китайцем!»
Кристинэ — одиннадцать лет.
ДЕНЬ ОБИД И МИЛЫХ ЛЮДЕЙ
Утром проснулась с плохим настроением и болью на душе: кого-то я обидела, кто-то меня обидел. Ну простите меня!!! Долго собиралась на работу, проанализировала, сколько есть всего недоделанного и обещанного. Понервничала. Тут еще комариные укусы по всему телу зудят. Все признаки, что день не задался. И вот, выхожу на работу, иду через парк около театра Сундукяна. А там вальяжно гуси гуляют. От стаи отбился один гусь и важно ходит за стариком. Старик остановился — копается в пакете, что-то ищет. Гусь вытянул шею и одним глазом рассматривает, что делает его попутчик. Старик достал бумажечку — какой-то рецепт и начал читать. Шея гуся стала еще длиннее от любопытства. Старик не обращает на него внимания. И тут гусь как гакнет: мол, посмотри же на меня!
Ну разве можно пройти равнодушно мимо такой картины.
Иду дальше, а навстречу женщина. Интересная женщина. В черном гипюровом платье с люрексом. Волосы — рыжая копна, вздыбленная небрежно вставленным гребнем. Глаза — голубые-голубые. Важно идет, подбоченясь, шаркая пластмассовыми тапочками. Иногда тревожно оглядывается по сторонам. Было ощущение, что это сбежавшая с бала Золушка...
Эти милые люди заставили меня посмеяться. В общем, день задался!
«ЕРЕВАНИСИРУНАХЧИК».
ПОСПАТЬ НЕ УДАЛОСЬ — НА ТОМ СВЕТЕ ОТОСПИМСЯ
Два часа пополуночи. Тишина. Редкие трели птах из Комайги. И вдруг — гул и грохот тяжелой машины во дворе, дхол, аккордеон, дудук и песня «Ереванисирунахчик». Бросаю корректуру — и к окну. Во дворе толпится народ. Свадьба?! Ночью?! Ан нет. Сосед, Рыжий Геворг, с букетом и тортом на подъемной машине важно подкатывает к окну третьего этажа, в котором в растерянности застыла его жена — Нуне. Сегодня у любимой Нуне, с которой они двадцать пять лет в браке, день рождения. А дальше — поцелуи и затаскивание непоседливого и вечно молодого мужа в квартиру через окно. И снова — дхол, аккордеон, дудук и песня про «айрик и майрик» (отца и мать). Это уже их сыновья — Фело и Нарек.
В общем, поспать не удалось. Весь подъезд ПЯЯЯЯНЫЙ такой! Тут и местные, и армяне из Англии, и беженцы из Сирии, ну и я — соседка напротив, как видите…
На днях я размышляла над тем, как не хватает в этой жизни Поступков и Романтиков. Оказывается, не вымерли… Ай да Геворг, ай да апрес*!
ЭТО — АРМЕНИЯ
Несколько часов до вылета в Таджикистан. Бегу на Вернисаж, чтобы купить подарки для таджикских друзей. Залюбовалась глиняной посудой с гроздьями винограда, Араратом и надписью «Армения». Вот, то что надо! Выбираю. Продавец заворачивает посуду в газету и как бы между прочим спрашивает: «Как ваши дочки?» Автоматически отвечаю: «Хорошо! Сегодня отвела их в школу!». Потом недоуменно вскидываю на него глаза — мол, а откуда вы знаете про дочек? Он улыбается: «Я русскоязычный... Я вашу книгу «Морецкие записки» читал. Оттуда и знаю». Рассчитываюсь с ним. Арсен делает мне скидку и преподносит подарок, который в цене чуть уступает всем купленным мною чашкам. Я сопротивляюсь, но потом понимаю, что это бесполезно. Он смотрит на меня с улыбкой, глаза — голубые-голубые и такие чистые: «Ну это же от души! Прошу, возьмите!».
ЭТО — АРМЕНИЯ!
БРЮКИ
Приснился мне сон «Брюки». Да-да, так он и назывался. Встал перед глазами кадр — черный фон, на котором написано: «Брюки. Твой сон».
Беру интервью. Сидит передо мной тучный мужчина и рассказывает о своих болячках. А мне так плохо, тошно, хоть вой. Смотрю на его брюки — безразмерные, с прожженной дыркой внизу штанины. Спрашиваю его:
— Где Пето?!
— Какой такой Пето?! — удивляется он.
— Тот самый Пето, для которого я искала эти брюки! И еще инвалидную коляску! Где Пето?! — начинаю вопить я.
— Он умер… — растерявшись, мямлит мужик. — Он умер, я взял его брюки. Буду носить и поминать Пето. Хороший мужик был…
…Звоню Нине: она сошлась с Пето несколько лет назад. Да, румынка Нина, которую выгнал из дома армянский муж, нашла в январском парке нового мужа. Пето лежал около заснеженной скамейки. Женщина начала его тормошить. Мужчина не шевелился, видать, околел, решил Нина, но все-таки позвонила в «скорую». И тут завертелся роман. Нину записали в жены Пето: кому-то нужно было ухаживать за ним в больнице! Пето ампутировали обмороженные ноги. Нина каждый день стояла на улице с протянутой рукой: собирала деньги на лекарства и бинты для Пето. Когда мужчину выписали, он, одинокий и никому не нужный — после развода оставил все имущество жене, купил комнатку в полуподвальчике, нуждался в особом уходе. Да и Нина привязалась к нему. Так они и зажили вместе… И умерли в один день; так соседи сказали.
…Нина не ответила на мой звонок.
* Апрес (арм.). — возглас одобрения.
