Интервью с академиком РАН, профессором кафедры гидромеханики Мехмата МГУ Андреем Геннадьевичем Куликовским мы договорились провести в Математическом институте имени В. А. Стеклова Российской академии наук, где он также работает, являясь главным научным сотрудником в отделе механики. Андрей Геннадьевич лишь попросил сообщить мои вопросы заранее, по телефону. Вопросы мои ему показались «разумными», и наша беседа, под диктофон, состоялась в марте 2016-го года. Продолжалась она около часа. Кроме того, он передал мне текст своих воспоминаний о Леониде Ивановиче Седове с предложением опубликовать их «в качестве приложения» к нашей беседе. Я, разумеется, это предложение принял с благодарностью.
Ниже приводится текст расшифровки нашего интервью и переданные мне воспоминания Андрея Геннадьевича о Леониде Ивановиче Седове (в следующем номере).
ИНТЕРВЬЮ С А. Г. КУЛИКОВСКИМ
В. Д.: Ну что ж, Андрей Геннадьевич! Я очень рад, что Вы согласились на нашу беседу. Как всегда, беседа со мной проходит таким образом: я задаю вопросы, собеседник на них отвечает, и, по ходу его ответа, мы вместе делаем необходимые уточнения.
Сначала расскажите, пожалуйста, немного о себе и своей семье. Я прочитал, что Вы родились в 1933 году в Москве. А как звали Ваших родителей? Чем они занимались? В частности, был ли кто-то из них связан с математикой или механикой? Были ли у Вас братья и сестры, и, опять же, занимался ли кто-то из них математикой или механикой? А также когда у Вас пробудился интерес к математике и как Вы окончили школу — с медалью или нет?
А. К.: Давайте я буду отвечать по порядку. Отец мой, Куликовский Геннадий Германович, занимался фототелеграфом. Была такая область науки…
В. Д.: Это где-то в 1930-ых годах?
A. К.: Это до войны и после войны.
В 1949 году отец был арестован как… 59-я, по-моему, статья…
B. Д.: А не 58-я?
A. К.: Да-да, 58-я. Так сказать, «измена Родине».
А история была такая…
B. Д.: Это не связано с «ленинградским делом» ?
(Примеч. В. Д.: Здесь я упомянул про серию репрессивных процессов в конце 1940-х в начале 1950-х годов против партийных и государственных деятелей РСФСР и СССР, получившую название «ленинградское дело». Жертвами репрессий стали практически все руководители Ленинградских областных, городских и районных организаций ВКП (б), а также многие советские и государственные деятели, которые после Великой Отечественной войны были выдвинуты из Ленинграда на ответственные должности в другие города, в том числе, конечно же, в Москву.)
А. К.: Нет-нет, это совершенно отдельное дело. Отец поделился со своим приятелем представлением о том, что та система хозяйствования, которая была у нас в стране, «не конкурентноспособная» …
В. Д.: И приведет неизбежно к кризису!.
A. К.: Да, и приведет к кризису (смеются).
И это было вполне серьёзным по тем временам основанием для того, чтобы его далеко… «упечь». Он был осужден на 10 лет, 6 из которых он провел…
B. Д.: В Казахстане?
A. К.:… нет в Татарстане.
А в 1954 году он был…
B. Д.: … реабилитирован?
A. К.: Нет, он просто получил разрешение вернуться в Москву. Его даже приняли на прежнюю работу. Но в 1959 году, в возрасте 58-ми лет, он умер.
B. Д.: Высшее образование у него было?
A. К.: Да, конечно. Он закончил Московский энергетический институт. И моя мама, Ольга Николаевна, тоже закончила этот институт. Нельзя сказать, что её последующая деятельность была связана с какими-то новыми научными вопросами… Но она занималась, всё-таки, «творческой инженерной работой» — электрификацией зданий.
B. Д.: Братья у Вас были?
A. К.: Да, у меня был и есть, старший брат. Он до сих пор работает в НИИ приборостроения. Он кандидат наук, также окончил Московский энергетический институт. И, как я теперь понимаю, связан с системой «ГЛОНАСС». Техническое обеспечение…
B. Д.: А с математикой как у Вас было? Ещё в школе ею заинтересовались?
A. К.: Вы знаете, у нас, до 4 класса, была арифметика. И вот эта арифметика оказалась очень интересной.
B. Д.: Задачник Березанской был у Вас?
A. К.: А как же! (смеются).
Я хочу сказать, что решать задачи арифметическим образом — некая головоломка для ума. И у нас была группа ребят, которые наперегонки решали эти задачи. Причём каждый стремился научиться наиболее простым и прямым способам решения задач.
B. Д.: Ну и как школу Вы окончили? С медалью?
А. К.: Что касается окончания школы: я окончил ее с серебряной медалью…
В. Д.: О! Как и я! По сочинению четвёрка?
A. К.: Да, по сочинению!
Я чуть было не остался вообще без медали.
Получилось вот что. В своей работе по письменной математике, нужны были ещё и «объяснения»… Работу я написал, быстренько сдал и поехал на велосипеде куда-то… А когда её прочитали, то оказалось, что я там запятые «не там расставил»… и много чего другого было «не так» … И меня за это хотели вообще лишить медали, хотя по математике у меня всё было решено правильно, и работа заслуживала вроде бы пять, да и по сочинению была уже поставлена четвёрка. Но моя мама как-то там подсуетилась, и мне всё-таки серебряную медаль дали…
B. Д.: Правильно ли я понял по какому-то справочнику, что после окончания школы, в 1950 году, Вы поступили на Мехмат МГУ? Причём, ещё в старое здание Университета на Моховой?
A. К.: Да, совершенно верно, сразу после окончания школы, в старое здание Университета.
B. Д.: Тогда расскажите, пожалуйста, как это происходило. В частности, помните ли Вы, кто проводил с Вами собеседование — ведь с серебряной медалью тогда нужно было «пройти» собеседование.
А. К.: Да, нужно было «пройти» собеседование. И вот я пришел на это собеседование. По математике я, более или менее, на все вопросы ответил.
В. Д.: А кто проводил, помните?
A. К.: К сожалению, не помню. Но там, помимо математики, задавались ещё общие вопросы. В частности, о политике — кто, да чего… И тут я «срезался». Меня спросили: «Какие были в стране постановления партии и правительства по поводу развития животноводства?». И я «поплыл» — ничего про животноводство не вспомнил (смеются).
B. Д.: Очень важный вопрос для поступающего на Мехмат МГУ!
A. К.: Да. И тут я должен сказать, что в это время мой отец ещё…
B. Д.: Сидел!?
A. К.: … был «там».
B. Д.: И все «анкеты», естественно, были у них перед глазами.
A. К.: Конечно! Всё это, конечно, было известно. Более того, понимая эту… ситуацию с отцом, я решил обезопаситься и заранее спросить, могут ли меня принять на Мехмат МГУ или не стоит даже на это надеяться!
B. Д.: Да, может следует выбрать институт «попроще».
A. К.: Именно так.
Некими окольными путями я связался с Виктором Александровичем Ломакиным. Он был секретарем партбюро… Нет, тогда ещё комсомольского бюро, а партийным деятелем он стал потом.
B. Д.: Это, по-моему, дядя нынешнего Жени Ломакина?
A. К.: Да, дядя. Хотя я как-то не очень понимаю, как это может быть: ведь он Евгений Викторович — и дядя?…
B. Д.: Ну, может через сестру Виктора Александровича, которая вышла замуж за «Виктора»?
A. К.: Но фамилия одна и та же.
B. Д.: А фамилия Жени «записана по фамилии матери». По-всякому в жизни бывает.
А. К.: Ну, может быть. Да это и не важно.
А важно то, что я с Виктором Александровичем Ломакиным поговорил ещё до собеседования. Он сказал, что спросит про мою ситуацию в партбюро. Но я как-то долго после этого не мог его «поймать». И встретил его лишь в момент, когда мне должны были объявить о результатах собеседования. И он, буквально за десять минут до объявления, мне сказал, что по собеседованию Вас не примут, но Вы можете «идти по общему конкурсу».
В. Д.: Это означало, что надо сдавать все экзамены?
A. К.: Да, все!
B. Д.: А их тогда было много.
A. К.: Много… Максимальное суммарное количество баллов было 35.
B. Д.: Да-да-да, семь экзаменов…
A. К.: … Там было чуть ли не три экзамена лишь по одной математике!
B. Д.: Да, мне многие об этом рассказывали… Причём, экзамены шли практически через день…
А. К.: Да-да. Там был, например, отдельный экзамен с арифметическими задачами, чего я больше всего боялся (смеются).
Вот! Но то, что Виктор Александрович сказал мне идти по конкурсу, на самом деле означало, что меня не будут «специально топить». Об этом я позднее узнал… В общем, у нас была секретарём кафедры Виктория Васильевна Розанцева, которая мне рассказала, что тогда составлялся «особый список абитуриентов». И была «особая комиссия», занимавшаяся приёмом экзаменов у этих абитуриентов.
В. Д.: «Внимательно» относившаяся к этим абитуриентам…
A. К.: Да-да.
Так вот, в этом особом списке моей фамилии, видно, не было. И я не чувствовал, что меня на экзаменах «топили». В частности и потому, что у меня была третья премия по математической олимпиаде.
B. Д.: Значит, Вы участвовали в математических олимпиадах?
A. К.: Да, я участвовал в олимпиадах. Я же москвич и участвовал в них.
B. Д.: И сколько Вы на вступительных экзаменах набрали баллов из 35 возможных?
A. К.: Тридцать четыре. Тридцать пять баллов не набрал никто.
B. Д.: Отлично! (смеются)
А. К.: Вы знаете, на нашем курсе был, кроме меня, ещё один человек, который набрал 34 балла. И сравнительно недавно я узнал, что у него тоже отец сидел!
В. Д.: Это кто?
A. К.: Это Гена Глушко, который сейчас работает в Институте проблем механики. И Вы понимаете, это связано с тем, что я на экзаменах… должен был «собраться». И он на них должен был «собраться». А остальные считали, что как-нибудь пройдут и так. Вот это очень интересный момент (смеются).
B. Д.: Да, замечательно…
Ещё один мой традиционный вопрос. Вот Вы стали первокурсником — кто у Вас читал математический анализ, алгебру и аналитическую геометрию? Я называю три основные дисциплины.
A. К.: Математический анализ читал Крейнес, алгебру Курош, а аналитическую геометрию Александров. Павел Сергеевич Александров читал эту геометрию в первый раз, и я могу сказать, что он к лекциям…
B. Д.: Не всегда готовился.
А. К.: Да (смеются).
Читал он… не блестяще. Тем не менее, ничего. А вот Курош читал блестяще!
В. Д.: Про Крейнеса же мне довелось слышать разные мнения. Некоторые говорят, что всё было понятно, а некоторые — ну да, понятно, но скучно.
A. К.: Для меня он читал хорошо. Я всё успевал записывать… Ну, может немножко в какие-то моменты и скучновато. Но нет, не могу сказать, что скучно. Я, может быть, не столь быстро всё воспринимал, но мне было интересно и удобно. И сдавать было хорошо.
B. Д.: Ну а вообще, легко ли Вы влились в студенческую атмосферу Мехмата? Всё-таки, 1950-й год, на курсе было, наверное, много фронтовиков…
A. К.: Прежде всего я почувствовал жуткое облегчение: нет истории, нет литературы…
B. Д.: Как, истории КПСС не было?
A. К.: История партии была, но она была какая-то «совсем не такая», как школьная история… Даты не нужно было запоминать… Хотя я должен сказать, что основное время во время обучения на Мехмате я тратил именно на политические дисциплины. Я честно всё конспектировал…
B. Д.: Ну, конечно, эти предметы нельзя было «заваливать»!
A. К.: Да-да! А на 3-м курсе я даже законспектировал «Капитал» Карла Маркса.
B. Д.: Значит, Вы — редкий студент, который прочёл «Капитал»! Лично я «осилил» лишь первые страниц двадцать.
A. К.: Но вот что интересно: когда я уже закончил изучать «Капитал», то вдруг обнаружил, что есть книга Энгельса, которая называется «Конспект первого тома «Капитала»». И там всё было понятно, ясно и очень здорово! Почему её нам не рекомендовали — не понимаю.
B. Д.: Кстати, я от многих слышал, что Энгельса приятно читать. Умный мужик был!
A. К.: Да-да, умный мужик был. А Маркс, по-видимому, хотел продемонстрировать «новый способ мышления», и это было ужасно.
B. Д.: Видимо так. Он же был «ближе к философии» и потому писал сложнее… Ну а Энгельс был «ближе к жизни», к женщинам и так далее, (смеются).
А. К.: У Энгельса есть замечательные книги. Например, «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
В. Д.: У меня жена биолог-антрополог. Так она говорит, что это очень умная книга. И до сих пор очень многие её тезисы точны.
A. К.: Да, книга очень интересная. Как убедительно там описана роль труда в процессе превращения обезьяны в человека!…
Хотя сейчас, кажется, его точка зрения несколько… оспаривается…
B. Д.: Да Бог с этим оспариванием.
Как прошла у Вас первая сессия? Были ли трудности?
A. К.: Вы знаете, трудностей не было. Я был старательным студентом, и за всё время обучения на Мехмате у меня была только одна четверка — по военному делу. Нет, была ещё одна — по спецкурсу. На третьем курсе. Был такой у нас профессор Николай Алексеевич Слёзкин. Он потом стал деканом Мехмата.
На Мехмате мне очень нравилось то, что на экзамене не требовалось чёткого знания всех формул. Нужно было их понимание. И если ты понимаешь формулу и можешь восстановить её через некоторое время — запоминать её было не обязательно. А Слезкин требовал запоминание!
B. Д.: Вы знали, что Слёзкин был одним из первых комсомольцев МГУ?
A. К.: Да, знал и помнил об этом.
Я помнил и про тот случай, когда Николай Алексеевич поставил по гидромеханике «неуды» всей группе. Ни один человек «не проскочил»! Поэтому я посчитал, что, ставя мне четверку, он был последователен: с его точки зрения я, всё-таки, не знал «на отлично» по его критерию. И я даже тогда с уважением подумал: вот, наконец-то, мне встретился экзаменатор, который «требует, как следует».
B. Д.: Обучение в ВУЗах тогда было платным. Получали ли Вы стипендию?
A. К.: Да, я получал повышенную стипендию.
B. Д.: И в семью её отдавали? Или это были Ваши карманные деньги?
A. К.: «Карманной» была разница между повышенной стипендией и простой (смеются).
B. Д.: Вы с первого курса стали посещать спецсеминары и спецкурсы? И запомнился ли Вам чей-то курс или семинар? Были тогда спецкурсы, про которые в расписании писалось «для первого курса»?
А. К.: Были. Павел Сергеевич Александров вёл семинар по топологии для первокурсников. Мои друзья-математики меня как-то затащили на него, и я туда походил…
В. Д.: А из Ваших сокурсников сейчас на Мехмате кто-нибудь есть?
A. К.: На Мехмате… есть! Нина Владимировна Куликовская, жена моего брата. Она доцент кафедры прикладной механики, моя сокурсница. Кроме того, на нашем курсе учились Николай Сергеевич Бахвалов, Олег Борисович Лупанов, Владимир Михайлович Алексеев…
B. Д.: А Реваз Валерьянович Гамкрелидзе?
A. К.: Нет, он раньше учился.
В Институте механики МГУ работает мой сокурсник Любимов Григорий Александрович.
B. Д.: Хорошо.
Теперь у меня такой вопрос, тоже более или менее традиционный — про курсовую работу. Они, кажется, со второго курса тогда были, да? Под чьим руководством Вы написали свою первую курсовую работу?
A. К.: Был такой Лев Павлович Смирнов.
B. Д.: Помню! Он нам скучно читал лекции по МСС. Всё чётко, но очень скучно.
А. К.: Курсовая была по движению точки переменной массы… Ничего особенного в памяти не осталось.
В. Д.: Понятно. Но потом Вы сменили руководителя — руководитель диплома у Вас был уже не Лев Павлович, да?
A. К.: Руководителем диплома у меня был уже Леонид Иванович Седов.
B. Д.: Понятно. А как Вы выбрали кафедру гидромеханику — сразу?
A. К.: Нет, ситуация была такая. Я выбрал кафедру гидромеханики. Но меня волею декана — им тогда был Работнов Юрий Николаевич — уговорили пойти на кафедру вычислительной математики.
B. Д.: О-о-о! Она тогда только недавно создалась — в 1949 году.
A. К.: Да, она была на факультете новой кафедрой, и я полгода там пробыл…
B. Д.: Её первым заведующим был астроном Борис Михайлович Щиголев, а с 1952 года ею заведовал Сергей Львович Соболев. Довелось ли Вам с кем-нибудь из них общаться?
А. К.: Да нет, в то время мы «не поднимались до таких высот» …
Итак, мне Работнов сказал, что можно быть на кафедре вычислительной математики и заниматься гидромеханикой. Но когда я рассказал об этом Леониду Ивановичу, то он удивился: «Ну что Вы, что Вам там делать-то! Я поговорю с Юрием Николаевичем». И он действительно поговорил с Работновым. Так я, поучившись полгода в вычислительной группе, перешёл в группу гидромехаников.
А почему я выбрал гидромеханику? Был такой замечательный мой однокурсник, Юрий Львович Якимов.
В. Д.: Муж Клавдии Евгеньевны.
A. К.: Да, муж Клавдии Евгеньевны, но они поженились существенно позже.
Так вот, Юра Якимов был исключительно одарённым человеком.
B. Д.: Да, об этом я от многих слышал.
A. К.: И задачи, которые возникали, Юра как-то быстро воспринимал. Потому мог тут же выдать их решение. И те редкие случаи, когда мне удавалось сообразить быстрее него, я помню до сих пор! И горжусь ими (смеются).
B. Д.: Юрий Львович уже был у Седова?
А. К.: Ну не то чтобы был прямо у Седова… Как потом выяснилось, у Юры были знакомые, которые хорошо знали Седова и всю, так сказать, обстановку в области гидромеханики. Вот Юра мне и сказал, что Седов, мол, это да — величина!
В. Д.: Ясно. Значит, это было где-то в 1954 году…
A. К.: В 1953-ем!
B. Д.: В пятьдесят третьем! Еще никаких спутников не было…
A. К.: Я как раз оканчивал третий курс.
B. Д.: Да я к тому, что Седов ещё не был всесильным…
A. К.: Нет-нет…
B. Д.: То есть, до 1957-го года, до запуска в СССР первого спутника, после которого он стал очень влиятельным в нашей науке.
А. К.: Но, тем не менее, у него уже были огромные заслуги. Членом-корреспондентом АН СССР он уже был, хотя он был ещё сравнительно молодым — сорок с небольшим. И для меня быстро ««проявилось», что Седов, действительно, был великим человеком. Вот он сказал мне, что сейчас появляется новая наука — магнитная гидродинамика, а потому беритесь за её изучение. И это будет ваша специальность чуть ли не на всю жизнь. Так всё и случилось!
В. Д.: Чувствовал, что она становится важной.
A. К.: Да, и развивающейся с азов. И очень важно при этом… присутствовать.
B. Д.: Замечательно, когда человек так видит перспективу.
A. К.: Вот Седов видел! И я это постарался отразить в своих воспоминаниях о нём.
B. Д.: Отлично.
Когда у Вас появилась первая публикация — в студенческие годы, или позже?
A. К.: Уже после окончания факультета. Но эта публикация содержала результат моей дипломной работы.
B. Д.: Это более или менее понятно. Хороший диплом — основа для публикации.
Теперь такой вопрос — кто вообще на Мехмате произвёл на Вас особое впечатление? Про Седова я уже понял. Но кроме него?
А. К.: Ну, хорошие лекторы, конечно, на меня производили большое впечатление. Например, Курош. А ещё, вы знаете, Рашевский.
У нас на курсе были в параллель два лектора по дифференциальной геометрии — Фиников и Рашевский. Я сначала походил к Финикову, и как-то мне его лекции не очень нравились. Какое-то изложение не такое, чтобы укладывалось мне в голову. И я, после нескольких его лекций, перешёл к Рашевскому. Рашевский же читал медленно, очень чётко и всё понятно. А когда, по окончании курса, я начал готовиться к экзамену, то даже с удивлением обнаружил, что он успел прочесть огромный курс…
В. Д.: Дифференциальная геометрия — один из немногих мехматских курсов, который мне, как-то, не запомнился. Трудно воспринимался, хотя его читал нам первоклассный лектор — Владимир Михайлович Алексеев. Почему-то тогда этот курс стал, на потоке математиков, «семестровой частью в двухгодичном курсе математического анализа», и Лев Абрамович Тумаркин, читавший нам матанализ, попросил Алексеева «эту часть матанализа взять на себя». И уже я тогда понял, и до сих пор чувствую, что это… «не моё» (смеются).
Ну да ладно.
B. Д.: Мехмат Вы окончили в 1955 году, и Вас рекомендовали в факультетскую аспирантуру правильно?
A. К.: Да.
B. Д.: А к тому времени Ваш отец уже вернулся?
A. К.: Он вернулся в сентябре 1955 года.
B. Д.: И препятствий для рекомендации Вас в аспирантуру уже стало меньше?
A. К.: Да-а, конечно…
B. Д.: И соответствующую рекомендацию Вы получили.
А, вообще, Вы занимались общественной работой?
A. К.: Я был комсоргом группы…
B. Д.: Значит, в комсомол Вас спокойно приняли ещё в школе?
A. К.: Приняли… Я про отца, как-то, в школе особо не афишировал…
B. Д.: Это-то понятно. Но, начальство-то школы, наверное, всё знало…
А. К.: Бог его знает. Но, во всяком случае, в школе ничего плохого со мной не было. Да и в Университете тоже… Анкеты-то я заполнял, но устно про отца ничего не объявлял.
А вот на год старше нас учился Лидов, и там, в похожей ситуации, такое дело было раздуто!
В. Д.: Да-да, я знаю. Клавдия Евгеньевна мне про него много рассказала.
Но вернёмся к моим вопросам. Кто проводил у Вас экзамены в аспирантуру, кто Вас экзаменовал? И как это происходило?
A. К.: Седов.
B. Д.: Но кто-то же ему помогал?
A. К.: Вот этого я уже не помню. Экзамен прошёл как-то незаметно для моей памяти… Повидимому потому, что сложных вопросов мне на нём не задавали. Ну, знают человека — и надо принять.
B. Д.: Конечно-конечно. Седов же Вас уже хорошо знал.
Значит, он же стал и Вашим руководителем в аспирантуре?
A. К.: Да, совершенно верно.
B. Д.: Теперь чуть-чуть о Леониде Ивановиче Седове.
Конечно, я Ваши воспоминания включу в свою книгу. Но сейчас я хочу рассказать Вам маленький эпизод, произошедший у Седова с моим отцом.
Как Вы знаете, мой отец много лет преподавал на Мехмате математический анализ. Причём, в последние свои годы читал этот курс именно механикам. Так вот, однажды Седов позвал его — они были хорошо знакомы — и сказал: «Борис Павлович, в Бурбаки есть такая лемма. Мне она потребовалась. Почему вы её не изложили в своем курсе матанализа?» Отец ответил: «Леонид Иванович, я по-другому всё изложил, и она мне была не нужна». Это касалось, помнится, теоремы о среднем при многомерном интегрировании… «Нет! Учтите, на следующий год Вы должны эту лемму непременно включить в свой курс! Иначе я скажу на вашей кафедре, что ваш курс не годится для механиков!» Я помню, отец был очень расстроен: «Но я же ему не говорю, как читать курс гидродинамики! Почему же он лезет в мой курс матанализа!?» (смеются).
С тех пор мне запомнились слова отца, что Леонид Иванович Седов — человек самоуверенно суровый, от которого лучше «держаться по дальше».
A. К.: Леонид Иванович — я надеюсь, в том тексте, который я вам дал, это отражено — был, действительно, очень высокого мнения о своём интеллекте. И про своих учеников он также считал, что все они тоже…
B. Д.: … Великие!…
А. К.: Да, тоже выше всех. Поэтому все рассказанное вами меня особо не удивляет.
В. Д.: И обладая таким величием, Леонид Иванович просто считал своим долгом научить математиков, как теперь нужно читать курс математического анализа!… Как во Франции — по Бурбаки. Хотя, помнится, Владимир Игоревич Арнольд потом объявил, что Бурбаки — это наказание математиков (смеются).
Но вернёмся к Вам. С написанием кандидатской диссертации Вы уложились в срок? И какова её тема?
A. К.: Более или менее в срок. А тема — конечно же, магнитная гидродинамика (смеются).
B. Д.: Кто был у Вас оппонентом по защите кандидатской диссертации? И где проходила защита — на Мехмате МГУ?
A. К.: Нет, защита проходила в Стекловке. Я уже в то время в ней работал.
А кто был у меня оппонентом?…
B. Д.: … Вспомните хотя бы первого оппонента второго мало кто помнит. Но если трудно, пропустим этот вопрос. Кстати, защита прошла нормально?
А. К.: Да, все нормально.
А кто был у меня оппонентом — Вы знаете, как-то не помню…
В. Д.: Ну ладно.
После защиты кандидатской диссертации Вы стали работать в Стекловке. А на Мехмате МГУ Вы тоже начали преподавать?
A. К.: Да, начал преподавать и на Мехмате МГУ, но не сразу — спустя год, а может даже и два.
B. Д.: В Стекловке был отдел Седова, да?
А. К.: Да, там был отдел Седова. Сейчас его… «объединили и укрупнили», и людей, которых принимал сам Седов, осталось в нём теперь… четыре человека.
А насчет преподавания — мы с Любимовым, который работает в Институте механики МГУ, написали книгу по магнитной гидродинамике. И прочли соответствующий спецкурс. Я прочитал его на Мехмате МГУ, а он — в ЦИАМе. ЦИАМ — это Центральный институт авиационных моторов имени П. И. Баранова. Там была Лаборатория по гидродинамике, руководил которой Горимир Горимирович Чёрный. И в этой Лаборатория Любимов прочитал разработанный нами курс магнитной гидродинамики…
(Примеч. В. Д.: В Интернете я прочёл, что советский военный и партийный деятель Пётр Ионович Баранов (1892-1933), являясь заместителем наркома тяжёлой промышленности и начальником Главного управления авиационной промышленности, был создателем в СССР современных военно-воздушных сил.)
В. Д.: Уже после 1957 года, как наш первый спутник полетел?
A. К.: Да, конечно, после того.
Так вот, я два года читал этот спецкурс на Мехмате МГУ. Потом какое-то время я ничего на Мехмате не делал. А потом получилось так, что Леонид Иванович мне предложил устроиться, на полставки, на его кафедру — это уже после защиты мною докторской диссертации в 1969 году.
Так, с 1970-го года, я стал работать и на Мехмате МГУ.
B. Д.: Понятно. Кстати, в справочнике указано, что Вы стали доктором в 1970-м году — видимо, защита диссертации произошла в 1969-м году, а утверждение её последовало лишь на следующий год.
Кто были Ваши оппоненты по докторской диссертации и где проходила её защита?
A. К.: Защита проходила здесь, в Стекловке. Оппонентами были Чёрный, Годунов… и третий был из Харькова… как же его… он физик, а у него брат математик…
B. Д.: Кто-то из братьев Лифшицев — так они оба физики.
A. К.: Нет, не из Лифшицев… Александр Ильич Ахиезер!
B. Д.: А-а, правильно, у математика Наума Ильича Ахиезера был ещё брат физик.
A. К.: Так вот, у Александра Ильича Ахиезера были работы по магнитной гидродинамике. А моя работа была посвящена некоторым математическим вопросам, связанным, в частности, с магнитной гидродинамикой…
B. Д.: Хорошо, понятно.
В 1975-ом году Вы стали профессором. Потом у Вас, наверное, появились аспиранты. Помните ли Вы, кто был Вашим первым аспирантом?
A. К.: Вы знаете, были два человека.
Один из них — Пушкарь Евгений Александрович. Как-то там мы руководили им совместно с Алексеем Алексеевичем Барминым… Я не помню, был ли Бармин тогда официальным со-руководителем, но, во всяком случае, он принимал большое участие в руководстве Пушкарём.
А вторым был Каменярж Яков Александрович. Тут уже официальным со-руководителем был сам Седов…
B. Д.: Хорошо: не все вспоминают своего первого аспиранта, а вот Вы помните.
Среди Ваших соавторов — я в «ИСТИНЕ» прочёл — упомянута Ирина Сергеевна Шикина. Я её знал. Она тоже была вашей ученицей?
A. К.: Она была полностью моей ученицей, и у нас было много совместных работ.
B. Д.: Я её знал по комсомольской работе.
A. К.: Она была симпатичная женщина, и очень приятно было с ней работать.
B. Д.: В 1999 году Вы стали членом-корреспондентом РАН — так?
A. К.: Это, знаете ли, были такие необычные выборы. До тех пор мы, механики, были вместе с машиностроителями. И у меня не было никакой возможности среди них «пробиться в академию» — машиностроители меня просто не знали. А тут вдруг выборы в академию механиков было решено провести совместно с математиками. И поэтому у меня уже появилась такая возможность.
B. Д.: В 2006 году Вы стали академиком РАН. Потом у Вас были всевозможные почётные награды и премии. Всё понятно — ведь Вы много работали, причём работали и в Стекловке, и в Институте механики МГУ, и на кафедре гидромеханики Мехмата МГУ. А ведь это чудовищно большая нагрузка. Как же Вы расслабляетесь?
A. К.: А вы знаете, нагрузка не такая уж большая была. Скажем, по Мехмату МГУ я считал основным своим долгом делать науку. В Институте механики я вёл лишь семинар с Барминым по тем вопросам, которые нас интересовали — сейчас этот семинар стал общекафедральным семинаром…
B. Д.: Ну, а всё-таки, «расслаблялись» Вы как — прогулки, спорт, теннис? Вот, например, Марк Иосифович Вишик мне говорил, что он долго играл в теннис.
A. К.: Я летом ходил в походы на байдарках.
B. Д.: И сами гребли?
A. К.: Ну а как же! Это здорово, это очень приятно. Байдарка легко идёт, слушается.
B. Д.: Это с друзьями, или со студентами?
A. К.: С друзьями.
А ещё у меня был мотороллер.
B. Д.: И Вы до сих пор мотороллер водите?
A. К.: Нет-нет.
B. Д.: Но права на его вождение Вы имеете.
A. К.: Права, да, я получил. Давно это было. Но с этим мотороллером у меня отношения «не сложились». Он всё время «барахлил» и, в конце концов, я его задаром отдал своему знакомому (смеются).
B. Д.: Ну что ж, наша беседа подходит к концу. Разрешите ещё личный вопрос: имя и отчество вашей супруги и кто она по профессии?
A. К.: Супруга, Ефросинья Сидоровна, училась на одном курсе со мной. Фамилия ее была Тулякова.
B. Д.: Она жива-здорова?
A. К.: Она жива. Ну а здоровы мы все относительно.
B. Д.: Она сейчас на пенсии?
A. К.: Да, на пенсии… Познакомились мы с ней в порядке общественной работы. В одной группе мы никогда с ней не были.
B. Д.: Но она тоже механик?
А. К.: Она ХОТЕЛА быть механиком. Но её забрали в спецгруппу математиков. Университет она закончила математиком.
В. Д.: Есть ли у Вас дети?
A. К.: У меня двое сыновей. Один окончил Мехмат, а другой поучился на нём год и его бросил.
B. Д.: Бизнесом занялся?
A. К.: Нет, это было давно, тогда ещё бизнеса не было.
Мой старший сын — который закончил Мехмат — стал механиком и защитил кандидатскую диссертацию под руководством Владимира Алексеевича Левина. Но когда вся эта «заваруха» с перестройкой началась, у него уже было трое детей. И тогда он, под влиянием одного своего сокурсника, решил, действительно, заняться бизнесом. Сейчас он занимается проблемами, связанными с водоочисткой, с добыванием воды… Живёт в Москве.
А младший мой сын заочно закончил педагогический институт в Калинине и работает программистом. Достаточно успешным. Живёт тоже в Москве.
У меня ещё внук и внучка окончили Мехмат МГУ. А вообще у меня семь внуков и четыре правнука.
B. Д.: Здорово!
Кстати, у Владимира Алексеевича Левина я тоже хочу взять интервью. А также у Роберта Искандеровича Нигматулина — он ведь тоже выпускник Мехмата МГУ.
A. К.: Но он, кажется, заочно Мехмат окончил.
B. Д.: Ну, тем интереснее.
А он что — ещё где-то учился?
A. К.: Да, он какой-то институт закончил — я уж не помню, какой. А второе образование он получил уже на Мехмате МГУ. Но он очень быстро стал внутренне связанным с кафедрой гидромеханики.
B. Д.: Хорошо.
Ну и последний, Андрей Геннадьевич, мой традиционный вопрос. И он такой: довольны ли Вы тем, как сложилась Ваша судьба, и не жалеете ли Вы о чём-нибудь? Некоторые мои собеседники «загорались» длинным ответом на этот вопрос, а иные отвечали коротко — всё было нормально! (смеются).
A. К.: А я на этот вопрос вам отвечу словами Окуджавы:
«Где-нибудь на остановке конечной
Скажем спасибо и этой судьбе»
(смеются).
B. Д.: Ну что ж, замечательный ответ!
Спасибо Вам, Андрей Геннадьевич, что Вы согласились на эту беседу. В заключение мне осталось лишь Вам пожелать крепкого здоровья и дальнейших успехов.
А. К.: Спасибо и вам, Василий Борисович. Мне было приятно с вами многое вспомнить…
Март 2016 года
(продолжение следует)
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer5-demidovich/
