БОЛЬШОЙ КОНЦЕРТ
I
Друг, здравствуй! — не вини, — где годы странствий? —
Где взлёт качелей тёмно-золотых? —
Покрыто всё и мраком, и безумьем.
Мне кажется, завещана молва —
О временах упрямых, беспредельных,
Неведомых, обещанных сперва.
Никто не забывает ничего, —
Лишь в памяти останется немного,
Но этого достаточно для нас.
На гребне стадионов бескорыстных,
На щебне, разъезжающемся ночью,
У фонаря, сказавшего «прости».
Ограды вспомним — с ними веселее,
Трамваев оголтелые раскаты
Да в комнате раскрытое окно.
Не надо удивляться непрестанно, —
Лишь в мудрости упрятаны уроки,
А между нами нечего мудрить.
Корабль великолепнее вчерашних,
Погода не удерживает визу,
Карнизы снизу скажут: повезло.
Дождю не открывай лицо безмолвья,
Сентябрь не отгораживай усердьем,
Для сердца ничего не прокляни.
Стеклянных капель хрупкие висюльки,
Да слёзы на последнем полустанке,
Да форточка, открытая зазря.
Беззлобие — не в этом ли увяли
Для лепестка осеннего сомненья
Созвездия смеркающихся звёзд.
Езда не удивляет новолуньем,
На компасе не двигается стрелка,
Оставлены родные города,
Где семена развязанности проще,
А музыка привычная яснее,
Но снегу не осталось ни черта.
Терпение сквозное на бульваре,
Умение понравиться получше,
Умение немного подождать.
Девчоночья нестрогая краса,
Да ножек мельтешенье озорное,
Да ложное открытие опять.
Теперь я знаю — дождь неугомонный,
Лимонный запах, смешанный с полынным,
Лукавое созвездие Репья.
Пьяней великодушных лопухов,
Хлопочет дождь по зарослям былинным,
Предлинные роняя голоса,
Зверюгу усыпляет в корневищах,
Лепечет в спицах, голову склоняет,
Рубашку заставляет застегнуть.
Промокшие волнения растений,
Открытые предместья на посулах,
В солонке поднапрягшаяся соль.
Сливаются мечтания чудные
С простуженной действительностью вечной,
Потуже запинаясь напрямик.
Быть может, век надежды потускнеет
И станет днём туманным и обычным,
И сумерки сгустившиеся гложет
Не созданная нами благодать.
Быть может, за минутное сомненье
Расплачиваться нежностью всегдашней
Заставят разговорчивые люди, —
И рыба на безлюдье говорит.
Ступающие, словно плавниками
Желающие где-то оттолкнуться,
Глотающие воздух беззаконный,
Умеющие прямо размышлять,
Я обращаюсь к вам недоумённо, —
Глаза теряют ясность впечатлений,
И синяя безбрежность издалёка
Всесильною окажется для нас.
Ревнивые ценители Вселенной,
Роняющие книги по подъездам,
Я вас благословляю, неумеха,
Я вас не обвиняю никогда.
Звезда не остановится, покуда
Планет не нарушается движенье,
Невидимые нити Ариадны
В клубок свивает ветреный Тезей.
Проходит время — талым подголоском,
Сосульками, повисшими повсюду,
Остатками пасхального веселья,
Каморкою квартирного тепла.
Срывают ветви, тянутся стволами,
Освистанные свечи зажигают, —
Компании, как ножик перочинный,
Сжимаются, раскрыться не успев.
А мне осталось так уж и проснуться —
Да кубарем валяться на балконах,
Вбирая воздух тополя дрожащий, —
Но с чем-нибудь ещё я поживу.
Пытают семя, гладь воды тревожат,
Стригут, не удосужась наглядеться,
Для музыки оставленные клетки
Стараются птенцами населить.
Приходит ночь июньскими стихами
Для друга, потерявшего Верлена,
Для зримого открытия Шекспира,
Для лунного скитанья в облаках.
И в этой драме столько безучастных,
Беспомощных шальною оговоркой,
Что силятся приятели однажды
С тобою по душам поговорить.
Я верую — подобно полукружьям
На землю эту некое вернётся
Свернувшееся кольцами деревьев
Внимание ко всем и ко всему.
Пусть сосны обещают не стираться
Безмерным отклонением от ветра,
Пусть ели не устанут подниматься,
Пусть родина оставлена вчера.
Пою незабываемую память,
Забывчивость пою — пускай порою
Она сойдётся с верными друзьями —
Она откроет ларчик потайной.
Пусть все мои рисунки отрицают,
Как ландыш, удивившийся потере,
Пусть поезда растянутое вымя
Незримо держит верность городам.
Пою о том, как радость не оставят
Для робости, пугающей впервые,
Пою о том, как пели кипарисы,
Как птицы затевали кавардак.
Да можно ли оставленному где-то
Мечтать о неизбежности старинной,
Да можно ли прекрасному исчезнуть,
Как Троя, что, однако же, нашли.
Да будет верным это обещанье,
Уверенность да будет беспримерна,
Да будет жизнь, певучая, однако,
Звенеть, как голубая тетива.
Да будут стрелы копьями отваги,
Да будут петь осмысленность и гордость,
Да будет мир ославленный безбрежен,
Единственен, как первый океан.
Оставим бремя страждущих познаний,
Увидим возвращения повсюду,
Прославим повсеместное по свету,
Увидим то, что надо увидать.
Я оставляю право за собою
Судить о том, что признано скуластым,
Я утверждаю — новое не ново,
Я призываю лишних помолчать.
Пусть этот миг напомнит мне такое,
С чем не устану видеться и знаться,
Пусть собранное сгустками покоя
Поможет в неспокойном разобраться.
Пусть столько сил растрачено впустую —
Ещё я помню прежние аллеи —
И признаюсь я, но не протестую,
И не впустую стану я смелее.
О лист усталый! — осени безлюдье! —
О горькая разруха на вокзалах! —
Мне снится это в заморозках алых,
Пока других природа кормит грудью,
Пока ничуть не страшно пред собой —
И детвора торопится гурьбой
К надёжной школе, — ласточкины гнёзда
На окнах классов, — в классики судьбой
Швыряют дети — это ли не поздно? —
А этот страшен, рыжий да рябой,
Торчит себе на дряблом перекрёстке,
Над ним смеются девочки-подростки, —
И не понять, что попросту непросто
Пенять на крыши там, где голубой
Теснится воздух, там, где не ютятся
И не клянут такого святотатца,
Где нет кошмаров логики бандитской,
А увлекает светлый ветер критский —
И вся Украйна стелется едва.
О, где ещё я подберу слова,
Чтоб заново кружилась голова,
Чтоб заново рождалось назывное?
Скажу ещё — но я зову за мною —
Ведь я земною силою рождён
И этим неуклюже награждён.
Мелодией не надо увлекаться, —
Достаточно умеючи собраться,
Но всё же не умеючи — прощай!
Когда тебя забудут понемногу,
То здравствуй! -то живи! — в тебе подмога,
И жизнь в тебе, и случай невзначай.
А жизнь чиста — и то, что было раньше,
И то, что будет, — столько ли сейчас
Того, что тоньше, и того, что краше? —
Но это проще одному из нас.
II
Видно, грех прохожим важничать —
Непонятные бегут,
Страшно с выскочками бражничать —
Никого не берегут.
Скушно выдержать с вандалами —
То, что благостно сполна,
Наваракали скандалами —
Вот и вышли имена.
Может, зимушку послушаю,
Стану горько пробуждать
Увлечения оружие
И уменье убеждать.
Может, гляну верноподданным,
Что же главное подчас
Называется не подлинным,
А исполненным сейчас.
Тянут ветви не открытостью —
Ты на всех её рассей —
Но своею самовитостью
И зависимостью всей.
Что за пятнышко занятное
За стволами зарябит?
И тогда-то непонятное
В одиночку заскорбит.
Кто там крошкою взъерошенным
На неровности плюёт
И с ухваткою непрошенной
Что за семечко клюёт?
Это кормится воробышек
Тем, что Бог ему даёт,
И среди его зазнобушек
Лишь одной недостаёт.
Я:
У тебя ли в тёплом горлышке
Честной песенки тесьма?
Словно маковые зёрнышки
Сыплет за ворот зима.
Всё темнее да зазорнее
Непогодина бредёт,
А выпрашивать задорное
Даже нищий не придёт.
Славно музыку выслушивать —
В ней чириканье живёт,
И со щёк её веснущатых
Непослушное зовёт.
Славься, малого создания
Тяга к жизни боевой!
Это жажда созидания
И весна над головой.
Пробирайся, как отверженный,
Окаянный воробей,
И, к великому приверженный,
Огорчения развей.
И речами, равносильными
Сбережениям ручьёв,
Расскажи своё субтильное,
Как учёный богослов.
Где увидеть неприкаянность,
Где от пакости уйти,
Сохранив непререкаемость
И раскаянье в пути.
Воробей:
Птицы делятся на несколько
Видов, разных навсегда, —
Это их когда-то выдумал
Тот, кто нынче скажет «да»,
Кто главою утвердительно
Мне, пернатому кивнёт, —
Постараюсь убедительно
Объяснить тебе полёт.
Вот возьмем, к примеру, курицу —
Что за птица? — так, пустяк! —
Тяжко с нею балагурится,
На подъём она никак.
А опять же — носом тычется,
Что-то выбрать норовит,
Ходит птичьею владычицей,
«Знаем наших» — говорит.
С прохиндейками индюшками
Вовсе нечего болтать —
На дворе лежат подушками,
Одеяльце бы постлать.
Или гуси — эти лапками
Ставят крепкую печать, —
Ничего! — с такими тапками
Можно плавать да кричать.
Всюду плачут насекомые,
Коротко у них житьё,
Потому они, влекомые,
Забывают про нытьё.
Всюду пыль — купаться можно в ней,
Всюду лужицы дрожат,
Словно нежное и сложное
Никому принадлежат.
А кому прикажешь каяться —
Человеку? мудрецу?
Он с букашками якшается,
Ест цветочную пыльцу.
Он охапками захватывает,
Что не может проглотить, —
Всё заслуженно мохнатое
С ним давно уже на ты.
Ходит гоголем по случаю,
Гладит редкостных зверей —
И, хотя его не мучают,
С ним учение смирней.
Расширять ему на суше всей
Кругозор среди степей, —
Он хорошего заслуживает
С точки зрения моей.
Ведь с какою поле жаждою
Познакомится с любым!
Это лакомство для каждого
Станет чёрно-голубым.
Никогда для верноподданных
Не жалеют ничего —
Берега туманов подлинных,
Дорогое меньшинство.
Для него, для добродушного,
Мы отдушину найдём,
Столько бросив непослушного,
Мы его не подведём.
Не ушастые, не хищники —
Дорогие добряки,
Мы надёжные защитники
На пригорке у реки.
Он пускай на нас не дуется,
Улыбается слегка —
И рука его волнуется,
И красуется река.
А слова его улягутся,
Отодвинется стена —
И прекрасные наладятся
В целом мире времена.
___
За такою за буколикой
Я угадывал покой
Не толикой за околицей,
Но опорою святой.
За такою ироничностью,
Прозябанием в быту —
Познакомиться с первичностью,
Да почти что на лету!
За такою откровенностью
Вижу вещее число
Обладания мгновенностью
И родное ремесло.
За такою взбудораженной,
Разъярённою землёй
Вижу радостью украшенный,
Трудовой её семьёй,
Спелый вензель новолуния,
Вижу колос новой ржи,
Где опять воскресла Уния,
Как её ты не держи.
Забродили запорожцами
Полевые лепестки,
Погуляли криворожцами —
Баста! — ночи коротки.
Забродила, загутарила
Залежавшаяся пыль —
Кто там с рожею татарина
Косоглазье зацепил?
Забодал шероховатостью,
Храброватостью репей,
За такою грубоватостью
Нагловатостью глупей.
Наглотался, наартачился
Полуночником впотьмах,
Наточил, покуда значился,
Для ножа кручёный взмах.
Без разбору станешь бортничать,
С балаболками болтать,
Чтобы запросто не жмотничать,
На тачанке не торчать.
О точёное владычество
Нашей вишни на краю,
Где знакомым городничество
Никогда я не скрою!
О законная видальщина,
О замена молодых,
Где запомнила вязальщица
Тех, кто бил её под дых!
О кошмарное вместилище
Новых жизней и судеб,
Где останется чистилище,
Хоть намажь его на хлеб!
О чудовищные россыпи,
О взимание долгов,
Где оставится ли до свету
Прозябание лугов!
О неслыханная взбалмошность,
Та, что башнею растёт! —
Велика её беспамятность,
Но однажды расцветёт.
Скачут, скачут приноравливать,
Понарошке убеждать —
Для кого её оправдывать
Или переубеждать?
Скачут, скачут опоражнивать —
На жнивье не до жилья —
Для кого её упрашивать?
В жизни мало ли жулья!
Скачут, скачут осторожничать,
Но возжаждали — давай! —
Хватит благостно вельможничать,
На ватагу разливай.
Скачут, скачут, встали выдумать —
Что ещё? — теперь куда? —
Скоро станет им завидовать
Воспалённая вода.
Кто белки свои закатывал
Там, где крутится закат,
На лету кому-то схватывал
Шалой звёздочки дукат?
Кто выдумывал заметное,
Кто колечко потерял
Невеликое да медное,
Где таится минерал?
Кто угадывал заранее
Терпеливую стерню
И бесспорное внимание
Видел прямо на корню?
Кто откладывал весеннее
В долгий ящик постоянств
За границею везения,
Ограниченностью пьянств?
Неужели снова жалобы?
Неужели желоба?
Но, однако, не мешало бы
Даже прядь убрать со лба.
Неужели? — неужели бы
Задержали бы, спасли,
Освежали, хорошели бы,
Но отселе не снесли?
Что не можем чуть подробнее,
Неужели врачевать?
Скажут: ишь ты, преподобие,
Где изволил почивать.
Неужели ухажёрами
Жаждут вырасти холмы,
Проезжая под Ижорами
На окраине зимы?
Ни за что! — ни за магнолии,
Ни за майскую сирень,
Ни за маковку, тем более —
За мирскую дребедень.
Ни за место отдалённое
В нашем ласковом саду,
Ни за музыку зелёную,
Ни за взлёты на ходу.
Ни за хлопья, ни за хлипкое
Замораживанье луж,
Ни за лишнею ошибкою,
Ни за искреннюю глушь.
Ни за брошь и ни за впадину
За бровями у жены,
Ни за то, что было дадено,
Ни за то, чему цены —
__
Снег раскидывал труху,
Было зябко наверху, —
Всё, чему еще болеть,
Стало длиться и белеть.
Всё собравшееся встарь,
Что отведай да гутарь,
Стало смело поживать,
Замело его опять.
Всё собравшееся спать
Стало ревностным опять, —
Взбила редкостями явь,
Что возьми и обезглавь.
Что попробуй-ка уйми,
Ляжет белыми костьми,
Что попробуй-ка забудь,
Помянёт когда-нибудь.
«Боже, Боже! Вiтер з вiком
Чому народився?
Козаченько бiля вiкон
Чому опинився?
То лелека на долину
За синii зграi,
То велике на годину,
Та хати немае.»
Стала песенка расти,
Стало весело в горсти
Пронести её росток,
Направляясь на Восток.
Стало видно далеко,
Стало дымно да легко,
Стало ясно для меня,
Что ещё при свете дня,
Что ютилось на краю,
Что попало в колею,
Что развёрнуто, как рок,
На обочинах дорог.
До регистра синевы
Мы не квиты, но правы,
До оркестра высоты —
Просто белые листы.
___
Спеши поклониться близкому,
Сгорающий по страницам,
Подобно Франциску Ассизскому
Читающий проповедь птицам.
Не жалко? — не страшно? — заповедь
За проповедью зарделась —
И это витало — надо ведь! —
Летело — и жить хотелось.
___
Вольготнее летнего плена
Немалую память раздать, —
Вскипят поневоле колена —
Так значит, пора побеждать!
Так значит, пора разъяриться,
Так значит, пора убедить,
Что можно расти, как смириться,
Но можно и рост раздарить.
Но дивному дару вкрутую
Диктую — и день не пустяк!
Ведь я для тебя протестую,
И я существую — но так,
Что виснет над всем Лакримоза,
Что надо бы встать, превозмочь, —
Зелёное слово — угроза,
Волшба, воробьиная ночь.
___
Воровски, мало-мальски, вкрутую,
Вкоротке, не внакладе, вничью
Охраняю дорогу простую,
Увлечение жизнью влачу.
Влюбе, вкупе ли, внове ли, в лоск ли
Не витютень — воркун-голубок, —
Не глубок? — не злопамятны блёстки,
Но бок о бок не хлопок, — глубок.
Не навек — это ясно — далёк —
На кого же себя оставляю?
Не радею, не жду и не знаю,
Не распутаю этот клубок.
Ни за что — это жаркие ночи,
Это счастья прощальный платок,
Это встречи случайной цветок,
Воробьиного носа короче.
___
Так что же сказать коренастому,
Смурнеюшему на воле?
Неслыханными гимнастами
Заведуют галки в поле.
Так что же сказать речистому?
Что может и не ручаясь?
Увлечься тому, пречистому,
Не числясь, не возвышаясь.
Так что же вничью? — внакладе ли?
В надежде ли на сомненье
Прохлада ли? — винограда ли
Ограда разбилась тенью?
Так что же вовлечь? — взбрести ли нам
На склоны горы лежащей?
Подобное крыльям филина
Увиливает дрожаще.
Так что же не внове? — внятное
Навряд ли таких заглушит —
Вестимо ли? — непонятное
Давно, как царевна, тужит.
Так что же? — так что же? -то же ли?
Не в ласке ли всё же дело?
Похуже? — похоже — дожили —
Покуда не надоело.
___
Дождя голубые пасеки
На грани лесов безвестных, —
Звенят золотые часики
Над верою неуместных.
Цикадами разногласия
Пытаются суесловить,
Сбывается в одночасие,
К чему бы ни приспособить.
Крыжовник залёг за мятою,
Как вехи, ощерив иглы, —
Неслышно встает примятое
И нагло играет в кегли.
Малина взамен смородины
Сгибается, разбегаясь,
И всё это мною найдено —
При вас неудобно? — каюсь!
Кому верещать, как резаным?
Не лилиям вдоль забора, —
Аттилою нехристь, — не за чем —
Сначала взвалить не впору.
При милости гладиолусы,
Ухожены георгины,
В кадушке лесные волосы,
Степные наполовину.
Где мухи за монотонною
Нарошною паутиной,
Где лучше связать истомою
Нарушенную картину.
Где осы с жирафой в родственных
Неведомых отношеньях,
Где грузят кирпич, уродуя
Рождённое не в лишеньях.
Где картами с черепицею
Тасуют, не удивляя, —
Скворца ль завести с синицею
Напротив дверного лая?
Где крыши живут до жалости,
Где спят под навесом низким,
Где даже до самой малости
Порадуют чем-то близким.
Не надобно ли? — не сливами,
Не кислыми огурцами, —
Не найдено здесь счастливыми
Потерянное отцами.
А персики? — камнем в перстне ли
Иль песенкою ненужной,
Не веря, жалел и пестовал
Милейшее сенью дружной.
А прочее? — помидоры ли,
Ботва ли взбесит шнурами —
Тому земляника долею,
Кто снова в оконной раме.
Летающею дорожкою,
Претензиями наотмашь
Иль женскою лёгкой ножкою —
Не станешь следить, но вспомнишь.
Чернильницей перемазанной,
Зевотою на насесте,
Кормилицею, обязанной
До вечера быть на месте.
___
Я клавишей белых коснулся —
И сразу же солнце взошло,
Подобное белому зову
На белом пути наугад.
Я сразу же в детстве проснулся,
Кому-то ещё повезло,
Где набок не сбиться засову,
Не видеть ненужных преград.
Где клавишей белых основа
Да с нею парик и камрад,
Где Моцарт грызёт виноград,
Где рощи не знают утрат
С волшебною флейтою снова, —
Ненастье не сменит слова,
Что вновь семенит, — ни улова,
Ни лодки, ни вёсел, ни крова,
Ни лавра, ни ласки, ни древа,
Ни прямо, ни вкривь и ни влево,
Ни в лад, ни в лагуне, не ново,
Однако, настолько сурово,
Что всё же звучит невпопад.
Я клавишей чёрных коснулся —
И сразу же выгадал ночь,
Оттаяли нежные русла,
На сваях возник павильон,
И некто к цветам потянулся,
Но кто увернуться не прочь? —
Воздушные реки до смысла,
Но кто-то уже окрылён.
Как будто на шляпе Басё
Стихами записывать рано
Ничтожные волны в плену,
Затем пелену молодую,
Извилистых лент повода, —
Для повода это не всё,
Бывайте же, внуки тумана,
Но я для тирана луну
Воспитывать всё же не стану,
Отстану, оставлю, усну,
Забуду весну, наколдую,
В усы понарошке не дую,
Но, думаю, что-то верну,
Что вымолвить вовсе не странно, —
Никак не придут поезда,
Падёт за звездою звезда
Всегда неизбежно, нежданно.
На грани трезвучий иных
Распишутся разные люди,
Останутся женские груди,
Остатки сорочек льняных, —
Нечестно считать, что не будет
Хотя бы примеров земных —
Кого же тогда позабудет
Любви устроитель, жених?
ВОЛЬГОТНЕЕ ЛЕТНЕГО ПЛЕНА
Алябьева друг, соловей,
И ты, дорогой, соловей,
И тема, и эти же стены,
Не только рулады! — давай! —
О дружба! — Святая Елена! —
Скорее долги раздавай!
ВСКИПЯТ ПОНЕВОЛЕ КОЛЕНА
НЕМАЛУЮ ПАМЯТЬ РАЗДАТЬ
Конечно, живи, раздавая,
Но даже других задевая,
Себя не забудешь опять —
Пора! — набирайся нахальства,
В помощники выбрать бахвальство
Нетрудно! — сложней переждать.
ТАК ЗНАЧИТ ПОРА ПОБЕЖДАТЬ
ТАК ЗНАЧИТ ПОРА РАЗЪЯРИТЬСЯ
Бесспорно! — и вскоре — и птицы,
И вам не сидится, летится,
И надо и ладить, и льститься,
Где в ладушки можно сыграть,
Где можно не жечь и не брать,
Но вам никогда не узнать,
ЧТО МОЖНО РАСТИ КАК СМИРИТЬСЯ
ТАК ЗНАЧИТ ПОРА УБЕДИТЬ
Наверно, всегда разделяя,
Как лошади в шорах, трамваи
На ощупь летят разбудить,
Несносные, — стёжка кривая —
Насущное впредь разрывая,
Несутся, — стерпи, напевая,
НО МОЖНО И РОСТ РАЗДАРИТЬ
НО ДИВНОМУ ДАРУ ВКРУТУЮ
Подвластны дела навсегда —
Вкушайте заботы впустую,
Пустяк обрамляйте, когда
Свистулька воспрянет, как «да»,
Как даль, где не станет, — рисую,
Как пестую, — в ступе вода —
ВЕДЬ Я ДЛЯ ТЕБЯ ПРОТЕСТУЮ
ДИКТУЮ — И ДЕНЬ НЕ ПУСТЯК!
Ведь я для тебя разошёлся,
Ведь я разгулялся, нашёлся,
Зашился, но всё же пришёлся,
Приглажен, как шерсть, — да, простак,
Как будто на пытку решился,
Потом передумал, разжился,
И Я СУЩЕСТВУЮ — НО ТАК
ЧТО ВИСНЕТ НАД ВСЕМ ЛАКРИМОЗА
Что даже с мороза попасть
В подобную глубь — не напасть,
Что пасть разевает и роза
Безумная — ей бы пропасть,
В стебле затаиться — припасть
Мешает сокрытая власть,
ЗЕЛЁНОЕ СЛОВО УГРОЗА
ЧТО НАДО БЫ ВСТАТЬ ПРЕВОЗМОЧЬ
Возможно ли это? — рыбацким
Грузилом, что я отыскал, — что ни мучь,
Не хочет сподобиться цацкам —
Ни цепким, ни детским, ни царским, —
Не терпит расхристанных меч!
Идём христианствовать сказкам.
ВОЛШБА ВОРОБЬИНАЯ НОЧЬ.
III
Ничьей земли сладчайшие герои! —
И вас не вспомнишь, попусту сгорая,
И вас не спросишь встарь и руки грея,
И в спор не вставишь, словно за горою
Игру веду я, веруя скорее,
Чем разуму фонарик приношу.
Ничьей земли пустынная обнова,
Настырная, несмелая облава,
Прогулка, приготовленная слева,
Несчастьем приголубленная нива, —
Не ива с нею, Ева встанет снова, —
Средь лишнего, лишайного, льняного
Неслышно раскрываю парашют.
Припорошило, прелесть оборвали,
Пила юлит, придымлены пиалы,
Пилюлю съешь и спи себе, родной, —
Поторопился, надо бы помалу,
Фиалку закрутило по вокзалу,
Спеши к себе домой.
Земли ничьей моя обетованность,
Обыденность, беспечность, приближённость,
Ужимистость, страда, самосожжённость,
Жень-шеневая гордость, неизменность, —
Так низменность, как жадности отжатость,
Как жидкость, а порой шероховатость,
Как жалоба, приемлемая внове,
Огниво нам.
Не найденная туфлей парусинной,
Забыта на съеденье поросятам,
Охотничьим набегам впору ситом
Процеживать жеманные ставки.
Жена возникла в платье полосатом,
Негаданность впервые чую сердцем,
Не облик, а обличье первопутка,
Хохлатые степные корешки.
Всё ближе к морю ластясь в одночасье,
Всё ближе к небу зарясь в светлорусье,
Всё ближе к ночи щерясь в белобрысье,
Впиваясь рысью, скалясь в мелколесье,
Недуг держу, как царственную брошь.
На станции разлад, ни в коей мере
Не оставляйте рельсы под вопросом,
Снега храните, словно в мире нашем
Нельзя прожить и часа без дождя.
Снижаясь неуклонною стопою,
Сбежавшись несклонённою листвою,
Сближаясь, словно радуга и гром.
Нисколько не желая разлучаться,
Не счесть, не зачеркнуть, не научиться
Почти.
Я за столом,
Одна из ножек — шаткость,
Шкатулка, тополь, ключ, стакан, замок.
Пришёл товарищ и ушёл товарищ,
Никто не понял сущность превращений,
Себя на нерадивость променял.
Мой почерк обозначится, как вычерк,
Над вычурным, вечерним, звероногим,
В бутылочном стекле его ищите,
В затылочном равнении, — я здесь.
Земли моей бескрайность, растяжимость,
Разжатость, неуклюжесть, протяжённость, —
Устойчивость отстаивай, решимость,
Живи.
Я вижу увядание Вселенной,
Я слышу зарождение тумана,
Своей вершины знаю воскрешенье,
Своей равнины помню перебор, —
Пора бы пригласить кого попроще, —
Ко мне всерьёз присматривайся резче, —
Люблю смотреть и задавать вопросы, —
Я рос как лён, пылился как полынь.
Определим сомненье и участье,
Неравенство и равенство развеем, —
Но так причастны судьи к подсудимым,
Но так причастны зрячие к слепым.
Нигде среди людского разногласья
Не встретишь Соломона иль Улисса, —
Я стал сильней — не с этого ли часа
Мы понимаем глубину земли?
Властители Шумера и Аккада! —
Скажите, бородатые, откуда
Внеплановое светит удивленье,
Отправлено явление куда?
Декада за декадою сезоны
Взирают неприкрытыми глазами,
Чадрою ночь до самого рассвета,
Досадой финикийскою встаёт.
С тобою лето выбросили круто,
Запомнится разбитое корыто,
Изысканная бренности карета,
Стареющий корабль для дураков.
Со мною сны, — но с нитками жемчужин
Снимаю с них, что я уже не нужен,
Миную смех, и так повсюду нежен, —
Я неизбежен, так уж и скажи.
В лесу я видел хвойные постройки,
Смятенью мох годился на подстилку,
Шнырял озноб постольку же, поскольку
Хозяйничали всюду муравьи,
Вьюнам не уступали место грузди,
На розги шли тирады за тропою,
Куда ещё податься? — пели брызги,
Держи,
Свистало неизвестное, повторы
Подкидывая ящиками тары, —
Потери — говорю ему — потери, —
Куда там — до потери ли теперь!
Корило тупорылое — курили, —
Слова мои! — какое там значенье! —
Мы всё ещё живём обозначеньем,
А значит, предстоит ещё идти.
Вот так и славь — несладкий пей убыток,
Летящей арфе в струны бей обманно,
Кулак сжимая болью обнажённой,
Блаженнее блаженного, ничком, —
Зарвался, скажут, выбрался из пряток,
Излишне прыток, стронулся, не кроток,
Но кто же краток? — размышленья кроме,
Я по стране шагаю с посошком.
Набегом ветер более доволен,
Мыслители глядят из готовален,
Где циркуль приготовленный шугает
В неведомую пропасть бытия, —
Стругая песни звонкую основу,
Проходит мальчик, делая пропеллер,
Счастливым погружением доволен,
На берег выбирается пловец.
Ты видел море — дай другим увидеть,
Нельзя ни озадачить, ни отвадить,
Ничем не обозначено влеченье,
Ученье поцелуев и сердец, —
«Тебя касаюсь, я-то не кусаюсь,
А только лишь стою, переминаясь,
Стесняюсь я и преодолеваю», —
Сказал ей зверь типичный, покраснев.
«Тебе я рада, есть на то согласье, —
Сказала птица, — спой многоголосье», —
Ответил зверь: «Орган воздвигну редкий,
Свистулькой дай мне время овладеть», —
Проходят сроки и уходят сроки,
Летают птицы и смурнеют звери,
Листая книгу дедушки Крылова,
Опаздывают в поисках любви.
Ах, что за чёрт! — закрылись павильоны,
Везти туда шофёры отказались,
Куда и нам, наверно, не добраться, —
Как сдвинь хотя бы бровь и улыбнись —
Сквозь шум столичный, ревностный и злачный,
Сквозь бой кулачный, запах земляничный,
Сквозь семь холмов, сквозь говор многозначный! —
Я посвящаю в рыцари тебя!
Даримое подарков не приносит,
Выхлёстывая осенью хвалёной,
Ошмётками былого карнавала,
Обрывком зазевавшейся судьбы.
Да как же так? — ведь столько вместе было,
А мы хотели, если бы помалу, —
С усмешкою мигни, судья на мыле,
Засушены на ниточке грибы.
Вот мой портрет: окурок и чернила,
Горнило небывалое бывалых, —
Оставим объяснения соседу,
На лестнице помойное ведро.
Я забываю сказку, для которой
Служу на этом свете на котурнах, —
Гомер незрячий, раковина речи, —
У Гёте в доме книг не сосчитать.
А домик мой в саду блестит замочком,
Как пастыря заблудшая овечка, —
Окликнет колокольчиком скиталец,
Рыбацкой снасти прячу я секрет.
Мой дремлет стол совсем незнаменитый,
Чтоб запросто забытое когда-то
Увидели, как шахматы событий, —
Кому-то карты в руки не давай.
Прощание как встреча нарастает,
Банальное упорней биллиарда, —
Я ночью счёт веду до миллиарда, —
Котёнок спит, собака спит, все спят.
В недавний час, не в давний этот час,
Не в давнем чуде и не в давнем звоне
Твои ладони -только ли ладони,
А что сейчас? — и это не про нас.
В недавний час в том высохшем краю,
Где жить да жить ужам да скорпионам,
Я принял чашу верности твою
И не остался столь не неуклонным.
Недавнее не давнее зовёт,
А что давно поистине забыто, —
Пусть осень оставляет след копыта,
Пусть волосы однажды назовёт.
Как лихо нам любимых увидать,
Как просто вслед за голубем с голубкой
Такому незаметному придать
Черты лица осмысленною лепкой.
Я пью сейчас за то, чем сожжены,
Чему не брезжит зримое убранство, —
Холодные лучи окружены
Движением бессмысленным пространства.
По лужицам, по рвам его пускай,
Порви его и выбрось, — не сумеешь, —
Я путаюсь, прости меня, — не смеешь, —
Я твой, — не отпускай, не отпускай.
Палёные виски на волосок,
Рубашка шерстяная очевидца, —
Столицею румяним небылицы,
Неспешно заглянув на огонёк.
На длинном стержне черепицу жжёт
Обрывистость июльская родная, —
Течения пустыннее не знаю —
За нами ли? — октябрь привычно жёлт.
Солёных впадин слёз не пожалей,
Склонись к тому, кто жаждет разобщенья, —
Не нам пугать возможности вращенья,
А превращенье с чем-нибудь развей.
Немыслимое смотрит свысока, —
Намеренные парусом высоким
Отлынивают, словно одиноким
Неслыханностям падать с потолка.
Со мною рядом тень без головы, —
Избавиться, отведать и отвадить,
Кто солнце рад куда-нибудь спровадить, —
Мы всё же неопознанно правы.
Капризная возвышенность души,
Явления высокого порядка,
Где гибкий строй как лезвие опасен,
Где по ветру развеется гроза.
Встряхни ресницы, сбрось оцепененье, —
Решаем уравнение крутое, —
Чтоб лист прославить, пьём наизготовку,
Пытаемся глазами говорить.
След женщин тихих с кровью полуночной,
Да вкрадчивости мягкие напевы,
Да лёгкая придирчивость фонтана,
Ажурная навязчивость нельзя.
Так долго проплывали облака,
Что зной затих и сумерки сгустились,
А я-то не пойму — скажи на милость! —
Кем суть природы понята слегка.
Знамения ползли издалека,
Полжизни у кого-то укатилось,
Кому-то где-то что-то полюбилось,
На что-то не поднимется рука.
Но если это всё-таки случилось,
То, значит, не нарочно получилось, —
Ищите неизбежное пока.
Несбывшееся нехотя размылось,
Волна ушла, осталась, позабылась, —
Так неизбывность слова глубока.
Ничьей земли герои поумнее,
Давайте перечислим замиранье, —
Шуршат машины, дребезжат трамваи, —
Москва, смотри, похожа на мишень.
Земли моей любимые объятья, —
Вдогонку дали, братья, прытью, ратью, —
Скрипит калитка буднично и просто,
Хоть сердце поздним яблоком разбей.
Ничьей земли двужильная погодка,
Походка завихрения как будто, —
Смещаться не устанем вправо, влево, —
Смущение до вечера оставь.
Земле моей бессмертный служит идол,
Шумят вовсю сады Семирамиды —
И снова Моцарт волосы лохматит,
Чтоб, заново рождаясь, видеть явь.
(продолжение следует)
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer5-alejnikov2/
