Рад сообщить всем заинтересованным читателям, что вышла в свет моя книга «Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект», над которой я работал в течение двадцати лет.
Данная монография представляет собой целостное исследование, посвященное гражданскому аспекту в творчестве В. Высоцкого, главным образом — теме «Поэт и власть».
Выявлен единый социально-политический подтекст в произведениях на самую разнообразную тематику: автомобильную, спортивную, военную, тюремно-лагерную, морскую, религиозную, сказочную, медицинскую и музыкальную.
Рассмотрены параллели между стихами Высоцкого и произведениями М. Лермонтова, Н. Некрасова, М. Салтыкова-Щедрина, А. Блока, С. Есенина, В. Маяковского, О. Мандельштама, М. Булгакова, И. Ильфа, Е. Петрова, Е. Шварца, Вен. Ерофеева, А. Галича, И. Бродского и других писателей.
Особое внимание уделено связям творчества Высоцкого с советским лагерным фольклором.
Исчерпывающе проанализированы фонограммы и рукописи поэта, введены в оборот многочисленные черновые варианты (в том числе не публиковавшиеся ранее — из трилогии «История болезни» и стихотворения «Палач»; рукописи были предоставлены мне известным текстологом Сергеем Жильцовым).
Книга рассчитана на всех, кто интересуется поэзией Владимира Высоцкого и советской историей второй половины XX века.
Всего в энциклопедии — 10 глав.
Открывает ее глава «Высоцкий и Ленин», в которой собраны документальные свидетельства об отношении поэта к вождю революции и к советской власти в целом. Следом идут две самые большие (и центральные) главы — «Конфликт поэта и власти» и «Тема пыток». Далее следует глава «Романы “Двенадцать стульев” и “Золотой теленок” как литературные источники произведений В. Высоцкого», а после нее — «Тема судьбы» и «Тема двойничества», которыми завершается основная часть книги.
В качестве Приложений даны четыре статьи: «Высоцкий и Мандельштам», «Высоцкий и Бродский», «Высоцкий и официальные поэты», «Высоцкий и Ерофеев».
Статья «Высоцкий и Мандельштам» посвящена многочисленным межтекстовым связям в произведениях двух поэтов. Также сопоставляется их отношение к советскому строю и отношение к ним со стороны советской власти.
В статье «Высоцкий и Бродский» основной акцент сделан на личных взаимоотношениях (включены новые свидетельства современников, опубликованные в последнее время). Помимо того, приведены творческие переклички, показаны сходства и различия в поэтических мирах Высоцкого и Бродского.
В следующем Приложении — «Высоцкий и официальные поэты» — подробно проанализированы взаимоотношения Высоцкого с Вознесенским, Евтушенко, Рождественским и Ахмадулиной. Также затрагиваются темы: «Высоцкий и Союз писателей», «Высоцкий и “Метро́поль”», «Высоцкий и литературные журналы».
И, наконец, последнее Приложение — «Высоцкий и Ерофеев» — посвящено сравнительному анализу произведений Высоцкого, поэмы «Москва — Петушки» и пьесы «Вальпургиева ночь, или Шаги командора». Кроме того, сведены воедино многочисленные воспоминания современников об отношении Ерофеева к Высоцкому.
Завершают энциклопедию Именной указатель и оглавление.
Тираж — 150 экземпляров. Объем — 1348 страниц. Формат — А4. Твердый переплет.
Стоимость книги — 5000 рублей плюс пересылка.
Заказы можно отправлять по адресу: yak108@yandex.ru.
В качестве примера предлагаю читателям несколько фрагментов своей книги — сопоставительный анализ трилогии «История болезни» и стихотворения «Палач».
«Палач — как добрый врач»: общие мотивы в «Истории болезни» и «Палаче»[1]
Работа над обоими произведениями была начата в 1975 году.
25 января, находясь в Варшаве, Высоцкий посмотрел премьеру спектакля Анджея Вайды «Дело Дантона» по пьесе польской писательницы Станиславы Пшибышевской, и этот спектакль произвел на него сильнейшее впечатление, что нашло отражение в дневнике: «Всё понял я, хоть и по-польски. Актёр — Робеспьера играл. Здорово и расчётливо. <…> Хорошо бреют шеи приговорённым к гильотине. Уже и казнь показывать не надо, уже остриё было на шее» /6; 279/[2].
Тем же 1975 годом датируется и ранняя редакция «Палача» — с первой строкой «Я в тот момент был кровав, взъярен и страшен…». А в конце 1975 года началась работа над первой серией трилогии «История болезни» — песней «Ошибка вышла», о которой в декабре 1979-го Высоцкий написал Шемякину: «И самая серьезная моя песня “Я был и слаб, и уязвим”! Миша! Это ты мне дал эту идею» /6; 433/.
Работа над трилогией была завершена ориентировочно летом 1976 года, а окончательная редакция «Палача» датируется 1977 годом (первая строка — «Когда я о́б стену разбил лицо и члены…»).
Ну и коль скоро работа над обоими текстами велась примерно в одно время, а сами тексты написаны в одной тональности и объединены схожей тематикой, логично предположить, что у них имеется много общих мотивов. Попробуем же выявить эти мотивы, привлекая для анализа как опубликованные, так и неопубликованные черновики.
О главвраче сказано: «Огромный лоб возник в двери». А о палаче: «Вдруг сзади тихое шептанье раздалось» (в обоих случаях представлен мотив внезапного появления врага).
В песне «Ошибка вышла» действие происходит в психбольнице, а в «Палаче» — в тюрьме. Процитируем черновик «Палача»: «Завели необычный обычай в тюрьме»[3]. А в ранней редакции упоминаются «нары»: «Я стукнул ртом об угол нар и сплюнул зубы / И прогундосил, что знакомству я не рад: / “Противен мне безвкусный пошлый ваш наряд, / Всё шутовской и не зловещий маскарад, / Я ненавижу вас, паяцы, душегубы!”» (АР-16-188). Еще одна цитата из черновиков «Палача»: «Я в отчаянье выл, грыз запястья в тщете / И рычал что есть сил, -только зубы не те, / Я почти раздавил свой неострый кадык, / Когда в кельювошел этот милый старик» /5; 474/. Имеется в виду тюремная келья, как в четверостишии Губермана: «Тюремная келья, монашеский пост, / за дверью солдат с автоматом, / и с утренних зорь до полуночных звезд — / молитва, творимая матом». Процитируем и «День без единой смерти» (1974) Высоцкого, где постановлением сверху была отменена смерть: «На день запрут в сырую келью / И вечный страх, и страшный рак» (АР-3-91). Да и в песне «Ошибка вышла» лирический герой выступает в образе бывалого зэка: «Мол, я недавно из тюрьмы, / Мол, мне не надо врать» (АР-11-40). Поэтому он принимает психбольницу за тюрьму, каковой она впоследствии и оказывается (да и в диссидентской литературе психбольницы часто именовались психотюрьмами).
В обоих произведениях используется прием сарказма, когда лирический герой проникается любовью к врачам и к палачу. И чем сильнее сближаются врачи и пациент (в первом случае), а также палач и жертва (во втором), тем больше герой становится объектом авторской сатиры: «Ах, как я их благодарю, / Взяв лучший из жгутов: / “Вяжите, руки, — говорю, — / Я здесь на всё готов!”» /5; 378/ = «Ах, да неужто ли подобное возможно! / От умиленья я всплакнул и лег ничком» /5; 140/. Причем здесь наблюдается еще одно буквальное сходство: «От благодарности к нему / Я тихо зарыдал»[4] = «От умиленья я всплакнул и лег ничком» /5; 140/.
И хотя на первых порах герой говорит о своей ненависти к врачам и палачу: «Мне кровь отсасывать не сметь, / Сквозь трубочку, гадюки!» /5; 402/ = «Но ненавижу я весь ваш палачий род» /5; 139/, — вскоре он начинает им сочувствовать: «Трудился он над животом, / Взмок, бедолага, а потом…» /5; 394/ = «И я избавился от острой неприязни / И посочувствовал дурной его судьбе» /5; 140/ (кстати, бедолагой будет назван и начальник лагеря в стихотворении «Вот я вошел и дверь прикрыл…», 1970: «Внушаю бедолаге я / Настойчиво, с трудом: / “Мне нужно прямо с лагеря, / Не бывши под судом”»).
Более того, герой просит главврача дать ему закурить и выполняет просьбу палача выпить чаю: «От папирос не откажусь, / Начальник, чиркни спичкой!» /5; 381/ = «Чем черт не шутит, что ж, — хлебну, пожалуй, чаю, / Раз дело приняло приятный оборот» /5; 139/. И заканчивается всё это тем, что герой называет врачей и палача добрыми: «Кругом светло от добрых лиц, / Участников игры» /5; 400/ = «…И образ доброго чудного палача» /5; 143/, — и перестает бояться их орудий пыток: «Ах, как нестрашно прыгал шприц / В руках у медсестры!» /5; 400, 401/ = «Он мне поведал назначенье инструментов. / Всё так нестрашно — и палач как добрый врач» /5; 143/ (сходства очевидны: «нестрашно… шприц» = «инструментов… нестрашно»; «у медсестры» = «врач») (причем шприц упоминается и палачом, хотя и в негативном контексте: «“Шприц — это мерзость”, — посочувствовал палач. / “А может, сразу в переносицу кастетом?”» (АР-16-192). Кстати, слова «в переносицу кастетом» соответствуют реплике героя в песне «Ошибка вышла»: «Хоть по лбу звездарезни!» /5; 381/). А поскольку главврач, как сказано в черновиках песни «Ошибка вышла», «перо в прибор вонзил, как кол»[5], то и палач «жалел о том, что кол в России упразднен» /5; 142/.
Еще одна похожая перекличка: «И исчез к палачу / Неоправданный страх, / Оказаться хочу / В его нежных руках» (С3Т-2-468) = «В руках нежнейшей из девиц / Совсем нестрашно прыгал шприц» /5; 382/ (кроме того, конструкция «нежнейшей из девиц» напоминает другое описание палача: «Мы попели с мудрейшим из всех палачей»; АР-16-192); а со строками «И исчез к палачу / Неоправданный страх» перекликается концовка песни «Ошибка вышла»: «Проклятый страх, исчезни!»). С таким же сарказмом говорится о власти в стихотворении «В одной державе с населеньем…» (1977): «А царь старался, бедолага, / Добыть ей пьяницу в мужья: / Он пьянство почитал за благо, — / Нежней отцов не знаю я» (кстати, главврач тоже назван бедолагой: «Трудился он над животом, / Взмок бедолага, а потом…» /5; 394/). Сравним также в «Марше футбольной команды “Медведей”», где разрабатывается та же тема: «В тиски медвежие / Попасть к нам не резон, / Но те же наши лапы — нежные / Для наших милых девочек и жен». Похожую мысль выскажет позднее Игорь Губерман: «Тираны, деспоты, сатрапы / и их безжалостные слуги / в быту — заботливые папы / и мягкотелые супруги».
С мотивом нежности врачей и палачей связан мотив ласки. В черновиках «Палача» палач говорит: «Рубить и резать — это грубые глаголы, / Намного ласковей и легче — отделить» (С3Т-2-468). А в «Истории болезни» «врач стал еще любезней». Другой же вариант: «Врач стал чуть-чуть любезней», — перекликается со стихотворением «Мы — просто куклы, но… смотрите: нас одели…», где речь ведется от лица манекенов, которые неотличимы от врачей: «Элегантнее одеты / И приветливей чуть-чуть» /3; 258/.
В «Палаче» герой говорит: «Он мне поведал назначенье инструментов», — а в песне «Ошибка вышла»: «Тускнели, выложившись в ряд, / Орудия пристрастья». Посмотрим же, о каких «орудиях» идет речь: «Вон, например, — упругий жгут, / Вон — иглы, йод и бром» /5; 401/ ~ «Всё так не страшно — дыба, тяж, щипцы» (АР-11-67).
Поэтому и главврач, и палач вызывают у героя отвращение: «И, словно в пошлом попурри, / Огромный лоб возник в двери» /5; 77/, «Мне муторно, отвратно» /5; 380/ = «Противен мне безвкусный, пошлый ваш наряд» (АР-16-188). Неудивительно, что он одинаково описывает их появление: «Весь в белом он стоял в двери, / Как мститель с топором»[6] = «И этот странный человек, весь в снежно-белом…» (АР-16-190); и их действия: «А он кряхтел, кривился, мок…» /5; 78/ = «“Шприц — это мерзость”, — и поморщился палач» (АР-11-66); «Он бегал от меня к столу, / Кривлялся и писал»[7], «Тут не пройдут и пять минут, / Как душу вынут, изомнут» /5; 79/ = «Я ненавижу вас, паяцы, душегубы!» (АР-16-188); «Вот с шейных позвонков худых / Скользнули пальцы на кадык» (АР-11-44) = «Я почти раздавил свой неострый кадык <…> Он быстро шею мне потрогалосторожно» /5; 474, 476/; «Врач улыбнулся: “Вы больны, / Вы, право, как мальчишка”» /5; 402/ = «Право, я не шучу, / Я смотрю делово: / Говори, что хочу, обзывай хоть кого» /5; 140/ (в обоих случаях — в репликах врача и палача — встречается вводное слово «право»).
И себя герой характеризует в одних и тех же выражениях: «Но он нажал мне на кадык — / Я взвизгнул, нозамолк» /5; 380/ = «Я был настолько этим жестом ошарашен, / Что я замолк и шмыгнул носом, как дитя» (АР-16-188); «Вот в пальцах цепких и худых / Смешно задергался кадык» = «Я щекотки боюсь / И ногами сучу».
Палач обещает герою: «Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать», — а в песне «Ошибка вышла» емускручивают руки: «Подручный — бывший психопат — / Вязал мои запястья», — как уже было в двух произведениях 1973 года: «Зазубрен мой топор, и руки скручены. / Я брошен в хлев вонючий на настил» («Я скачу позади на полслова…»), «Там ребята эти лихо / Крутят рученьки, но — тихо, / Ничего не говоря» («Сказочная история»). А «скручивали ноги» лирическому герою еще в «Беге иноходца»: «Вот и я — подседлан и стреножен».
Помощником главврача является ворон, поведение которого также повторяет поведение палача: «Оннамекает — прямо в морг / Выходит зал для пыток» /5; 395/ = «“Я здесь на службе состою, я здесь пытаю”. <…> “Будет больно — поплачь, / Если невмоготу”, — / Намекнул мне палач. / “Хорошо, я учту”» (С4Т-3-118 — 119).
И в песне «Ошибка вышла», и в «Палаче» происходящее сравнивается с дурным маскарадом: «Я жалок был и уязвим, / Как в зеркале кривом»[8] = «Противен мне безвкусный черный ваш наряд, / Всё шутовской и не зловещий маскарад» (АР-16-188). Сходство устанавливается через песню «Маски», имеющую вариант названия «Лермонтов на маскараде», где упоминается и «кривое зеркало»: «Смеюсь навзрыд, как у кривых зеркал».
В начале обоих произведений герой говорит о своей окровавленности: «Кровоточил своим больным / Истерзанным нутром» = «Я в тот момент был весь кровав, взъярён и страшен» (АР-16-188). После этого сразу появляются главврач и палач: «Мой милый доктор встал в двери, / Как мститель с топором, / И засветился изнутри / Здоровьем и добром» /5; 382/ = «Я почти раздавил свой неострый кадык, / Когда в келью вошелэтот милый старик» /5; 474/. Данный эпитет свидетельствует о том, что герой полюбил своих мучителей: «Моймилый доктор! — я вопил, — / Ведь я страдаю комой / Еще с тех пор, как геном был / Совместно с хромосомой!» /5; 379/ = «Но он залез в меня, сей странный человек, — / И ненавязчиво, и как-то даже мило» /5; 475/.
Кроме того, «милый доктор с топором» — это вариация формулы «палач — как добрый врач» /5; 143/, которая представлена и в «Песне о Судьбе» (1976; АР-17-130). Если врач отказывается выслушать героя: «Мне врач не поверит — / Пойти ли к врачу? / Он пульс не промерит — / Я сердцем молчу», -то палач с готовностью это сделает, то есть окажется «добрым врачом»: «Палач мне поверит — / Зайду невзначай». Вот еще две аналогичные по смыслу цитаты: «Врач в это не верит. / Зачем мне к врачу? / Он пульс не промерит, / Ведь я не стучу» → «Я сердцем немею — / Я им не стучу. / Желанье имею / Пойти к палачу».
Поэтому и в разбираемых произведениях главврач и палач одинаково разговаривают с героем: «Не надо нервничать, мой друг, — / Врач стал чуть-чуть любезней» = «При ваших нервах и при вашей худобе…» (обращение мой друг также находит аналогию в «Палаче»: «А кстати, друг, — осведомился мой палач, — / Какой оркестр предпочитаете при этом?»; АР-16-192); «Вы огорчаться не должны, — / Для вас покойполезней» = «Он сказал мне: “Приляг, / Успокойся, не плачь”»; «Вы, милый, полежать должны / Примерно месячишко»[9] = «Он сказал: “Полежи, / Я в углу посижу”» (С4Т-3-293).
Также главврач предлагает герою: «Смени, больной, свой быстрый бег / На здравый смысл больничный!» /5; 375/. А в «Палаче» уже сам герой констатирует: «Хоть боль единая меня в тот миг томила, / Что завтра — пытка, завтра — казнь, и кончен бег…» /5; 475/. В обоих случаях бег является метафорой стремительного темпа жизни самого поэта, как уже было, например, в «Горизонте»: «Я знаю, где мой бег с ухмылкой пресекут / И где через дорогу трос натянут».
Тождество врач = палач проявляется и в следующих цитатах: «Мне чья-то желтая спина / Ответилабесстрастно» = «Он спросил беспристрастно — / Тот странный старик, / Что я ночью читаю, пою или сплю»[10]; «Угрюмый стражник встал к двери, / Как мститель с топором» (АР-11-42) = «Печально вспомнил про затупленный топор» /5; 476/; «Кричу: “Начальник, не тужи!”» /5; 381/ = «Я сказал: “Не реви, не печалься, не ной. / Если руки в крови, так пойди и отмой”»[11]; «Мне врач поведал: “Вы больны!” / Меня заколотило» /5; 372/ = «Он мне поведал назначенье инструментов» /5; 143/ (а палач тоже называет свою жертву… пациентом: «Но на работе до поры всё это прячь, / Чтоб не тревожить понапрасну пациента»; АР-11-67).
Более того, работа над «Историей болезни» и «Палачом» шла одновременно, доказательством чему служит двойной разворот рукописи, первая страница которого заканчивается строфой: «Он терпеливо объяснил, / Что я ходил с трахомой, / Когда еще я геном был / Совместно с хромосомой», — а вторая начинается так: «Он сказал: “Полежи — / Я в углу посижу. / Ты чуть-чуть потужи, / Я чуть-чуть погляжу”»[12].
Впервые же тождество врач = палач в скрытой форме возникло в стихотворении «Я сказал врачу: “Я за всё плачу…”» (1968): «Уколи меня, — я сказал врачу, — / Утоли за всё, что пропущено». Однако эту просьбу врач понял по-своему, и в итоге: «Мне колят два месяца кряду». То есть врач превратился в палача…[13]
И в черновиках песни «Ошибка вышла», и в «Палаче» действие происходит зимой: «Белел в окне морозный день, / Дышали люди паром» /5; 400/. Поэтому палач явился в пальто, а во время чаепития «дул на воду, грея руки о стекло».
В песне лирический герой восклицает: «В дурдом, к лепилам на прикол?! / Нет, лучше уж пытайте!» /5; 374/. Именно так и поступит палач: «Чтобы казнь отдалить — / Буду дольше пытать».
Находясь под пытками, герой говорит: «Держусь на нерве, начеку». И точно так же он будет вести себя в преддверии пыток в черновиках «Палача»: «Как до мяса я брит — / Каждый нерв начеку!»[14] (С4Т-3-293).
В песне «И душа, и голова, кажись, болит…» (1969) герой, находясь в психбольнице, также сетует на свое состояние: «Эх, вы, мои нервы обнаженные! / Ожили б — ходили б, как калеки», — что вновь отсылает нас к «Палачу»: «Когда я об стену разбил лицо и члены…» (то есть стал «калекой»), — а палач его уговаривает: «При ваших нервах и при вашей худобе / Не лучше ль чаю или огненный напиток?». Эти же мотивы встречаются в песне «Ошибка вышла»: «Кровоточил своим больным, / Истерзанным нутром. <…> Держусь на нерве, начеку…».
С «обнаженными нервами» связан мотив воя: «Я, обнаглев, на стол кошу / И вою, что есть сил: / “Я это вам не подпишу, / Я так не говорил!”» /5; 374/ = «Я в отчаянье выл, грыз запястья в тщете / И рычал, что есть сил, -только зубы не те» /5; 474/.
В песне «Ошибка вышла» лирический герой говорит: «Врач надавил мне на кадык» /5; 385/. А в «Палаче» он «почти раздавил свой неострый кадык» /5; 474/, пытаясь пробить стену, являющуюся олицетворением власти. Как вспоминала Марина Влади: «Володя часто говорил мне, что на Западе люди знают Сахарова, отказников, диссидентов, о которых пишут газеты, но плохо представляют себе, что такое ежедневное, изматывающее давление, борьба с “ватной стеной”, как он называл любое общение с чиновниками, решавшими его судьбу, личную жизнь, карьеру»[15].
В «Палаче» герой пьет с палачом чай: «А палач говорит: / “Как же так, а чайку?”» (С4Т-3-293), «Мы гоняли чаи…» /5; 142/, — а в одном из вариантов упоминается алкоголь, так же как и в песне «Ошибка вышла»: «Мы попели с мудрейшим из всех палачей, / Накричали речей — спиртик наш, чай ничей. / Я совсем охамел, / Чуть не лопнул, крича. / Я орал: “Кто посмел / Притеснять палача?!”» (АР-16-192) = «Я обнаглел и закричал: / “Бегите за бутылкой!”» /5; 386/ («спиртик наш» = «за бутылкой»; «Я совсем охамел» = «Я обнаглел»; «крича» = «закричал»).
Последней цитате из песни «Ошибка вышла» предшествовали строки: «И я их так благодарю, / Взяв лучший из жгутов: / “Вяжите, руки, говорю, / Я здесь на всё готов!”» /5; 386/, — которые напоминают вышеприведенную цитату из ранней редакции «Палача», датируемой тем же временем: «Мы попели смудрейшим из всех палачей». В первом случае герой прославляет орудие пыток (жгут), которым пользуются палачи («врачи»), а во втором — самого палача.
Похожим образом герой подвергается сатире в следующих цитатах: «И я воскликнул: “Виноват! / Я не ту< да попал>”»[16], «Хирург, в глаза взгляни <…> Забудь и извини» (АР-11-56), «Ах, как я их благодарю, / Взяв лучший из жгутов…» /5; 378/ = «Ах, прощенья прошу, — / Важно знать палачу, / Что когда я вишу, / Я ногами сучу» (впервые данный мотив возник в «Дворянской песне», где герой, вызвав своего противника на дуэль, говорил ему: «Ах, граф, прошу меня простить»); «Мой милый доктор! — я вопил”» /5; 379/ = «Когда в келью вошел этот милый старик» /5; 474/, «Я орал: “Кто посмел / Обижать палача?!”» /5; 143/ (в «Дворянской песне» герой также называет своего противника стариком: «Пусть он расскажет, старый хрыч, / Чем он крапил колоду!»); «А я от счастья закричал: / “Бегите за бутылкой!”» /5; 378/ = «Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу, / Я крикну весело: “Остановись, мгновенье!”» /5; 141/.
Если главврач говорит герою: «Здесь отдохнешь от суеты / И дождик переждешь!» /5; 375/, -то и палач повторит эту же мысль: «Уж не за́ полночь — за́ три, / Давай отдохнем. / Нам ведь все-таки завтра / Работать вдвоем» /5; 139/.
О главвраче, заведшем дело, сказано: «Как бойко брызгало перо, / Перечисляя что-то» /5; 371/. А палач во время разговора с героем «был оживлен и сыпал датами привычно». Отсюда и другая перекличка: «А доктор бодро сел за стол» /5; 383/ = «Подбодрил меня он — / По коленке побил»[17].
В обоих случаях герой говорит о своей усталости: «А то ослаб, устал» = «Смежила веки мне предсмертнаяусталость», — и демонстрирует знание того, какие ему предстоят пытки: «Ведь скоро пятки станут жечь, / Чтоб я захохотал» /5; 79/, «Ломают так и эдак нас» (АР-11-39) = «Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу…» (причем в черновиках «Палача» речь также пойдет о щекотке, которая вызывает хохот: «Я щекотки боюсь…» /5; 475/).
Герой обращается к врачам: «И не намерен я сидеть, / Сложа худые руки» /5; 399/, «Шалишь — не буду я сидеть, / Сложа худые руки!» /5; 402/. А палач говорит ему: «При ваших нервах и при вашей худобе / Не лучше ль чаю или огненный напиток? / Чем учинять членовредительство себе, / Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток». Такой же образ лирического героя находим в следующих цитатах: «Мои контрабандистские фелюги / Худые ребра сушат на мели» («Я не успел», 1973), «Неважно, что не ты играл на скрипке, / Неважно, что ты бледный и худой» («Подумаешь — в семье не очень складно!», 1971), «Высох ты и бесподобно жилист, / Словно мумия» («Я уверен, как ни разу в жизни…», 1969).
Во второй серии трилогии («Никакой ошибки») лирический герой говорит о своем разговоре с доктором: «Задаю вопрос с намеком, то есть лезу на скандал», — а в «Палаче» этот самый палач будет жаловаться герою на таких как он: «Дескать, жертвы мои / Все идут на скандал».
Теперь проследим общие мотивы в «Палаче» и в третьей серии медицинской трилогии («История болезни»): «Я злую ловкость ощутил, / Пошел, как на таран <…> И горлом кровь, и не уймешь, — / Залью хоть всю Россию» = «Я в тот момент был весь кровав, взъярен и страшен» (АР-16-188), «Лицо в крови и в синяках»[18]; «Я сам себе кричу: “Трави!”» /5; 85/ = «Я нахально леплю: / Сам себя сатаня…» (АР-16-192); «Но анестезиолог смог — / Он супермаг и голем, / И газ в мою гортань потек / Приятным алкоголем» /5; 404/ = «Но он залез в меня, сей странный человек, — / И ненавязчиво, и как-то даже мило» /5; 475/ (причем оборот залез в меня находит и более точную аналогию в основной редакции «Истории болезни»: «Вот сладкий газ в меня проник, / Как водка поутру»).
Если врачи кричат: «На стол его, под нож! / Наркоз! Анестезию!» (АР-11-54), то палач говорит: «Ябезболезненно отрежу десять пальцев» (С3Т-2-468). А лирический герой в «Диагнозе» скажет: «Если что не так отрежут, валят хором на Бурденку» (АР-11-52). Такая же ситуация наблюдается в следующих цитатах: «Но я сказал себе: “Не трусь”»[19] → «А палач мой: “Не трусь, / Я те ноги скручу”» /5; 475/ (а оборот палач мой вновь напоминает песню «Ошибка вышла»: «Мой доктор перешел на ты: / “Уйми дурную дрожь”» /5; 375/.
Палач готовится казнить героя: «Стану ноги пилить — / Можешь ересь болтать», — а врачи собираются его оперировать: «И — крик: “На стол его, под нож!”».
Совпадает и лексика самого героя: «Вдруг словно канули во мрак / Портреты и врачи» = «Вдруг словно вздох: “Я вас молю — не трожьте вены!”» (АР-16-190); «Что? Новые порядки?» /5; 377/, «В моей запекшейся крови / Кой-кто намочит крылья» /5; 404/ = «Что ж, это ново — раньше лишь дрались кастетом. / Один замах — икровь печется на губах» (АР-16-186). В первом случае у героя кровь также запеклась на губах, поскольку он говорил: «Я ухмыляюсь красным ртом». Впервые же этот мотив возник в черновиках «Путешествия в прошлое», где лирическому герою разбили рот: «И на кухне бледнел ты разбитым лицом, / Еле двигал губами распухшими» (АР-8-186).
Итак, наличие многочисленных совпадений в «Истории болезни» и «Палаче» позволяет сделать вывод о том, что в этих произведениях разрабатывается одна и та же тема — «Конфликт поэта и власти», а точнее — «Тема пыток». Совпадает и образ автора: в обоих случаях действует его художественный двойник — лирический герой, который оказывается в условно-ролевой ситуации — в психбольнице и в тюремной келье (кстати, и тюрьма, и больница символизируют у Высоцкого насильственную несвободу). Таким образом, и «История болезни», и «Палач» относятся к разряду формально-ролевой лирики, то есть в обоих случаях ролевые персонажи являются лишь авторскими масками.
Аналогичные сходства можно выявить практически между любыми произведениями на социально-политическую тематику: например, между «Историей болезни» и «Гербарием», между «Таможенным досмотром» и «Райскими яблоками», между «Райскими яблоками» и «Побегом на рывок», между «Концом охоты на волков» и «Расстрелом горного эха», между «Горизонтом» и «Честью шахматной короны» и так далее, и так далее, и так далее. Все они подробно рассмотрены в моей книге «Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект», к которой и отсылаю читателей.
Примечания:
[1] Фрагменты моей книги «Энциклопедия творчества Владимир Высоцкого: гражданский аспект» (Ижевск: Удмуртия, 2018. 1348 с.).
[2] Произведения В. Высоцкого цитируются в основном по следующему изданию: Собр. соч. в восьми томах / Сост. С. Жильцов. Германия: Вельтон Б. Б. Е., 1994. Отсутствующие в нем черновики приводятся по изданию: Владимир Высоцкий. Архивы рассказывают. Вып. 1 — 17. Новосибирск: Изд. дом «Вертикаль», 2011 — 2018 (примерное сокращение: АР-8-160); и ряду других источников: Высоцкий В. Собрание стихов и песен в трех томах / Сост. А. Львов и А. Сумеркин. Нью-Йорк: «Apollon Foundation & Russica Publishers, Inc.», 1988 (например: С3Т-2-148); Высоцкий В. Собр. соч.: В 4 томах / Сост. Б. И. Чак, В. Ф. Попов. СПб.: АОЗТ «Технэкс-Россия, 1992 (например: С4Т-4-110). В остальных случаях используются неопубликованные рукописи, хранящиеся в РГАЛИ. Копии их предоставлены мне Сергеем Жильцовым.
[3] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 45об.
[4] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 10.
[5] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 9.
[6] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 15.
[7] Москва, у Высоцкого, запись для А. Гарагули, 15.03.1977.
[8] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 2.
[9] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 11.
[10] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 4-5об.
[11] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 3.
[12] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 6-7.
[13] Данное тождество постоянно встречается в диссидентской литературе: «А палачами в белых халатах стали “корифеи” советской психиатрической науки и практики. Это они разрабатывали теорию, в соответствии с которой любой инакомыслящий, инакодействующий человек мог быть объявлен сумасшедшим» (Алтунян Г. О. Цена свободы: Воспоминания диссидента. Харьков: Фолио: Радиокомпания+, 2000. С. 51); «Так называемые врачи на самом деле были офицерами КГБ, и они поставили мне не медицинский диагноз, а политический. Они решили, что я — убежденный антикоммунист, а потому должен быть подвергнут насильственному политическому перевоспитанию с помощью медицинских средств. <…> Врачи—палачиначали меня “лечить”» (Ветохин Ю. Издать книгу в Америке. США, 1992. С. 3).
[14] Поэтому в посвящении Юрию Любимову (1977) Высоцкий скажет: «“Быть или не быть?” мы зря не помарали. / Конечно — быть, но только начеку!», — а чуть позже повторит эту мысль в черновиках «Лекции о международном положении»: «Я начеку, товарищ дорогой» (АР-3-135).
[15] Влади М.: «Ему запрещали петь» / Беседовал В. Дымарский // Не дай Бог! М., 1996. 11 мая. № 4. С. 5.
[16] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 3об.
[17] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 37. 1об.
[18] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 3.
[19] РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 13.
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer5-jkorman/
