С разбега сшиблись кони и на дыбы взвились,
Потом друг мимо друга как ветер понеслись.
Бойцы их повернули и съехались опять,
Чтоб счастья в схватке яростной мечами попытать.
"Песнь о Нибелунгах"
«Были времена - прошли былинные. Ни былин, ни эпосов, ни эпопей…» Какие уж тут былины, «Песнь о Нибелунгах» или Жоффруа де Прейли, написавший правила рыцарский поединков, да на таком же поединке впоследствии убитый. Изменилось оружие, армии, да и, собственно, цели войны. Когда бой был турниром - войско против войска - дело было сравнительно просто: «нашли большое поле, есть разгуляться где на воле» и началось, там боевые колесницы или тачанки с пулеметами, а там боевые слоны, либо их последующее воплощение – танки… Стенка на стенку, сила против силы. В войне нужно было разбить армию противника. Вот как об этом пишет Б. Тененбаум в книге «Великий Наполеон»: «Теперь Наполеону надо было выбирать - преследовать отступающих в Богемию австрийцев, или идти на Вену. В былые годы он, не колеблясь, двинулся бы догонять врага - в его военной системе основное внимание обращалось на "... разгром неприятельских масс ..." etc».
В этом смысле и Первая и Вторая мировые войны не слишком отличались от наполеоновских, это были войны армий против армий, так же, как и в наполеоновские времена, нацеленных на разгром вражеских соединений, фронтов и захват территорий.
Но Первая мировая война была настолько кровавой, принесла такие потери, что на повестку дня вышла идея всеобщего мира, исключения войны в принципе, как способа разрешения конфликтов. Не то, чтобы эта идея была абсолютно новой, об этом и раньше говорили, но так, как бы мечтая, и лишь на Парижской мирной конференции 1919 года влиятельнейшие люди мира, главы держав-победительниц, стали обсуждать пути создания мира без войны. Главным идеологом всеобщего мира был президент США Вудро Вильсон. «Он начал думать о мире, причем о мире с большой буквы, который раз и навсегда положит конец всем войнам»[1].
Для решения межгосударственных проблем в интересах всеобщего мира Вильсон предлагал создание Лиги Наций. Он сформулировал для нее 14 тезисов, в которых видел путь к достижению равноправного мира для всех. 14-й тезис, в частности, содержал следующее положение: «Создание всеобщего международного объединения наций в целях гарантии целостности и независимости как больших, так и малых государств». Вильсон искренне верил в идею всеобщего мира и приложил для этого немало усилий, в ходе переговоров он шёл на компромиссы с Клемансо, Ллойдом Джорджем и другими европейскими лидерами, стараясь, чтобы четырнадцатый пункт всё-таки был выполнен, и Лига Наций - создана. В конце концов, соглашение о Лиге Наций было провалено Конгрессом США, а в Европе только 4 из 14 тезисов были воплощены в жизнь.
Надо сказать, что стремлением к практическому воплощению мечты о всеобщем мире Вудро Вильсон опередил не только свое, но и наше время. А пока это время не настало, государства продолжили жить в мире или воевать, но в основном воевать, конечно. Третьего положения не было, пока его не выдумал Троцкий: не мир и не война.
НЕ МИР И НЕ ВОЙНА
Остановила мировые войны не Лига Наций, она так же, как и ООН сегодня, решать такие вопросы не в состоянии, это совершило развитие оружия. Появление атомной бомбы сделало невозможными войны держав первой величины, война классического типа между ними стала немыслимой. Ядерные державы, обладающие значительным потенциалом, не воюют друг с другом. Это и понятно, можно выиграть войну, но при этом самому оказаться стертым с лица земли. Распространение ядерного оружия стремятся предотвратить, но то одна, то другая страна устремляется к этому сомнительному призу. Сегодня – это Иран.
Попытки ограничить применение смертоносного вооружения имеют давнюю историю. На Втором Латеранском соборе, созванным Римским папой Иннокентием II в апреле 1139 года, обсуждался вопрос о том, что незадолго перед тем изобретенные стрелы «Матрас» являются недопустимым, жестоким, «безбожным» (тогда слово «негуманный» не было в употреблении) средством войны: эти стрелы - длинные и тяжелые, будучи выпущены из арбалета, пробивали собой любой панцирь и делали храброго могучего рыцаря жертвой хилого, трусливо стрелявшего издалека арбалетчика. Собор воспретил применение этих стрел, и властитель мира, папа, строго осудил это «чудовищное» оружие.
Осуждение чудовищного оружия помогает мало, в этом за последние 1000 лет мало что изменилось, разве что в прошлом веке пытались запретить «негуманный» пулемет, а вот угроза, что, несмотря на применение мощнейшего оружия, плодами победы воспользоваться не удастся, помогло. Действительно, с 1945 года нет больших войн, но наступил ли «на земли мир, в человецех благоволение»?
Наступил не мир, а эпоха войн нового (четвертого) типа. Эти войны называют по-разному. Одни говорят о партизанской войне. Другие – о терроризме. Третьи называют их асимметричными войнами. Мартин Ван Кревельд[2], и Ариэль Коэн[3], называют их «Война ножей», а Евгений Эдуардович Месснер[4], назвал «Всемирная мятежевойна». Именно такую войну мы видим сегодня в Ливии, Ираке, Афганистане, Йемене, Сирии, такую войну ведут палестинцы с Израилем, курды с Турцией, из-за такой войны льется кровь в Судане, все не перечислишь. Под «ножами» нужно понимать то оружие, которое используют нерегулярные армии – от всевозможных боевиков до террористов.
В «войне ножей» невозможно провести разграничение между правительством, армией и народом, и потому очень трудно определить, с кем воевать и с кем договариваться. В таком конфликте, обычно тлеющем достаточно долго, последующие потери превышают потери в прямых боестолкновениях, и непонятно, что считать победой. Это было так, к примеру, в операции израильской армии «Литой свинец» в Газе, или во второй Ливанской войне 2007 года с шиитской группировкой «Хизбалла». Очевидно, что сегодня, при сокращении количества крупномасштабных межгосударственных войн с применением обычных вооружений, именно такие «войны ножей» против негосударственных организаций (или между ними) получают наибольшее распространение. Войны неотличимы от мятежей, мятежи - от войн, создалась новая форма вооруженных конфликтов, где воюют не только войска и не столько войска, сколько народные или религиозные движения.
Возьмите интифаду. Где тут власть, где армия, где гражданское население? Они все перемешаны. А в Ираке? Разве нынешние иракские боевики действуют от имени какого-либо государства? В этом и состоит главная проблема – что все перемешано. И вы не знаете, с чем вы имеете дело.
То, что такие войны станут преобладающими еще в 1961 г. пророчески отметил Джон Кеннеди в своей речи перед выпускниками военной академии в Вест-Пойнте. Он, в частности, сказал: «Это совершенно иная форма войны: новая по интенсивности, но древняя по происхождению. Это война партизан, лазутчиков, бунтовщиков, наемных убийц и террористов. Война быстрых налетов - вместо крупных сражений, инфильтрация - вместо агрессии, стремление к победе путем истощения и расшатывания сил противника - вместо прямого столкновения войск»[5].
Войны в Ираке, Афганистане, Ливии закончились, но мира там нет, и, хотя Троцкий сказал это по другому поводу, его слова «ни войны, ни мира» достаточно точно отражают ситуацию. Мнение, что война - это когда воюют, а мир - когда не воюют, сегодня принадлежит прошлому.
«Война ножей» - война четвертого поколения (4GW)
Людям трудно назвать это войной, понять, что это именно война,
потому что она противоположна представлению о войне,
сложившемуся в веках и тысячелетиях.
Евгений Месснер
Если смотреть через призму устаревших понятий о войне, то в мире происходит много непонятного, но новый взгляд на происходящее, как на «Войну ножей» - войну четвертого поколения, прояснит многое. Тогда мы перестанем называть криминальными происшествиями действия в рамках «Войны ножей» (арабские террористические удары и ракетные обстрелы юга Израиля, тулузский расстрел и обстрел автобуса с евреями рядом с Эйлатом); перестанем называть беспорядками то, что является оперативными и тактическими эпизодами войны четвертого поколения. Предводители Свободного Мира - Вашингтон, Лондон, Париж стараются не видеть наличия Третьей Всемирной войны (войны четвертого поколения). «Это - больше чем преступление: это – глупость».[6]
«Война ножей», что вызвало ее к жизни? Причин много. Одна из них – открытость мира. Всего лет сто - сто пятьдесят назад в глубине Африки или амазонской сельве жили люди, которые могли и не подозревать о прелестях развитого общества. Их мир был ограничен местом проживания и охоты, «башни-близнецы» их волновали мало. Сегодня это не так, мир открыт и в этом мире много дорог. Есть дорога, к примеру, Японии, Кореи, Вьетнама, Индии, в которых направили свои усилия на достижение лучшей жизни, а есть другая дорога, совпадающая, в основном, с ареалом распространения мусульманства. Суть этого пути не в том, чтобы привести себя в «Завтра», а чтобы остальных привести во «Вчера», в те времена, где побивают камнями женщин, где публично на площади рубят головы за колдовство, где за карикатуру убивают… Но не это тема настоящей статьи, важно лишь то, что свой образ жизни, свой подход они стремятся распространить на «неверных» силой. На этом, втором пути, есть кажущаяся возможность меньшими усилиями и при меньших затратах времени получить все и сразу. Но как воевать с сильными странами? Как «все поделить?» Без войны если и дают, то мало, да и «пряников сладких всегда не хватает на всех». Вывод не заставил себя ждать – нужно воевать иначе, ассиметрично.
Так, из-за неспособности сравнительно слабых стран, неправительственных организаций и формирований вести традиционную войну конвенциальными методами с государствами, относительная военная мощь которых существенно превосходит противника, «Война ножей» стала доминирующей. Боевики не могут вести боевые действия в соответствии с законами и обычаями войны, и потому такие войны определяют, как терроризм. Классическим примером этого можно считать военные конфликты Израиля с палестинскими организациями - ХАМАСом и Исламским джихадом, etc.
Израиль для боевых действий имеет мощную армию, военно-воздушные силы и военно-морской флот, а палестинские организации, не имеющие такой армии, используют «асимметричную»[7] тактику. В их арсенале небольшие перестрелки, снайперские, минометные и ракетные обстрелы, взрывы террористов-смертников. Нужно так же учитывать, что стратегия такой войны, в отличие от симметричной, где обе державы имеют схожую военную мощи и ресурсы, может и не быть военной. В этом смысле «Флотилии мира», несанкционированные протесты против стены безопасности в Израиле, всевозможные провокационные акции анархистов, так же являются элементами ассиметричной войны. Захваты парков и университетских городков, увоз политических деятелей, дипломатов, богачей и их детей, многомиллионные ограбления банков и касс предприятий, нападения на полицейские станции и на военные караулы, малоразумные или совсем неразумные демонстрации, которые почему-то считаются «мирными», совершенно ошибочно изображаются и понимаются не эпизодами “мятежевойны”, а «криминальными происшествиями».
Враждебные структуры «мятежевойны» основаны не на институциональных принципах. Это иные организации, базирующиеся на харизматических принципах, а основной мотивацией там выступит основанная на идеологии лояльность. Нынешние действия «Аль-Каиды», использующих религиозную фразеологию являются не только подтверждением этого вывода, но и предостережением современным государствам.
Об этом же пишет и профессор Херфрид Мюнклер (ФРГ): «терроризм в его современном виде - это одна из форм войны. Он полностью подпадает под восходящее к Клаузевицу определение войны как акта насилия с целью навязать противнику свою волю». По его мнению, эти новые формы ведения войны будут определять ситуацию с войнами в XXI веке, особенно в связи с тесными связями, существующими сегодня между терроризмом и радикальным исламом[8].
Целью «Войны ножей» является не уничтожение войска, что сравнительно слабому противнику не под силу (об этом можно было говорить лишь в эпоху постоянных армий), а деморализация противника, воздействие на него на моральном и психическом уровнях. То есть в такой войне стремятся не к уничтожению живой силы, а к сокрушению психической силы, к воздействию на лидеров противника, принимающих политические решения, внушению им, что их цели либо недостижимы, либо слишком дорого достаются. В этом стратегия и вернейший путь к победе наших противников в «мятежевойне».
К словам «слишком дорого» нужно присмотреться попристальнее. Для защиты городов Израиля от арабских самодельных ракет «Кассам», стоимостью примерно 200 долларов, применяются ракеты системы «Кипат барзель» стоимостью десятки тысяч долларов. Для предотвращения выстрела из сектора Газы минометного расчета обычной миной, боевой вертолет выпускает ракету. Эти затраты несопоставимы. Но характерно это не только для израильско-палестинского конфликта. Например, во время войны во Вьетнаме, на выстрел снайпера-вьетконговца в джунглях, американцы высылали вертолет или самолет; вьетконговцы теряли снайпера, а американцы со своими вертолетами и эскадрильями - сотни тысяч долларов, и в результате война оказывалась невыносимо дорогой. Ее успехи не оправдывали расходов, а это понижало дух граждан в Нью-Йорке, а израильские затраты на войну – граждан в Тель-Авиве. «Слабая сторона» в «Войне ножей» хорошо научилась использовать психологический фактор.
В войнах классического типа психология армий имела большое значение, но в «войне ножей», в нынешнюю эпоху всевозможных вооруженных «Джихадов» и воюющих движений психологические факторы стали доминирующими. Это естественно, такая ассиметричная война, это, прежде всего, психологическая война, в которой агитацию надо считать одним из главных средств ведения боевых действий. Боевым оружием в этих действиях служит пропаганда. Секрет успеха пропаганды не столько в том, что преподнести, сколько в том, как преподнести. «Пока ракетометы только готовятся к своему разрушительному действию, тысячи словометов-радиостанций распространяют агитационные слова»[9]. Война четвертого поколения со стороны слабого противника имеет своей главной задачей сломить вражеский народ. Не физически, но психологически: сбить его с идейных позиций, внести в его душу смущение и смятение, уверить в победности своих идей и, наконец, привлечь его к ним. Классический пример этой стратегии – участие еврейских организаций типа «Шалом ахшав», «Еш гвуль» и их подобных в этой войне против своей страны, своего народа.
В психологической войне - мятежевойне - ее главнейший фактор то, что немыслимо ни измерить, ни взвесить, ни, подчас, приближенно учесть - дух. «Дух наших, дух ихних, дух нейтральных, моральный дух армии»[10].
В этой связи интересно еще раз обратить внимание на эпизод с подполковником Шломо Айзнером.
Слово о Шломо Айзнере
«Социальные условия, в которых находятся военные
требуют известной внешней гордости; смиренный воин
есть противоречие в себе. Общество кротких лишено
силы. Мир не состоит из идеальных людей...»
Э. Ренан
Подполковник ЦАХАЛа Шломо Айзнер ударил карабином по лицу пропалестинского активиста, участвующего в акции по блокаде автомобильной трассы. О том, что он совершил проступок, разбил губу нарушителю, спору нет. Спор есть вот о чем. Допустимо ли до проведения расследования выступить Президенту страны с гневным осуждением подполковника? Допустимо ли Премьер-министру страны до завершения расследования инцидента выступать с публичным осуждением? Подполковник, как сообщают СМИ, окончательно отстранен от должности, снят также с поста заместителя командира учебной базы и ему запрещено в течение 2-х лет занимать командные должности. Соразмерно ли наказание за зуботычину? Напомним, что речь идет о герое Второй Ливанской войны, удостоенного высокой награды за то, что с риском для собственной жизни он под огнем на поле боя спас раненого бойца, не раз под пулями защищавшем страну. Да, погорячился Шломо, но «смиренный воин есть противоречие в себе. Общество кротких лишено силы. Мир не состоит из идеальных людей». Воин, он воин не только в силу занимаемой должности, но и в силу особенностей личности. Вероятно, что из него получился бы плохой бухгалтер, но из хорошего бухгалтера или снабженца, скорее всего, получится плохой командир подразделения спецназа. Не большой секрет, что подразделения нужно и комплектовать людьми и использовать в соответствии со спецификой. В штабах служат одни, а на поле боя другие, и совсем не факт, что они взаимозаменяемы. Отвечу на еще не прозвучавшее возражение: да, в начале службы они все одинаковые, все лейтенанты, но потом жизнь всех расставляет по своим местам - кому водить бойцов под огнем в атаку, а кому в штабе размышлять над картой и решать, куда именно нужно вести этих самых бойцов. В идеале мы можем мечтать о солдатах и офицерах всегда ведущих себя в любой обстановке одинаково, но это не про живых людей.
Но на эпизод с Шломо Айзнером нужно смотреть прежде всего с точки зрения «Войны ножей». Целью враждебной операции, бойцом которой был датский анархист, было психологическое воздействие на армию и руководство страны в интересах враждебных структур. Надо сказать, что руководство Израиля, военное командование и СМИ ему хорошо подыграли, то есть выступили на стороне противника. Объяснения, что этот эпизод сильно ударил по имиджу Израиля, не выдерживает критики. Кто был убежден, что Израиль – страна апартеида, тот так и считает, кто считал иначе, тот на основании этого эпизода своего мнения не поменяет. Но не поменяют ли мнение те офицеры, которым еще предстоит противостоять новым противникам во всевозможных будущих операциях этой невоенной войны? Психологический ущерб от такой легкости осуждения своего боевого офицера не мог не повлиять на моральное состояние военных, тогда как поддержание боевого духа должно быть особой заботой командования.
ВОЙНА МАШИН
Не исключено, что определенное влияние на трансформацию сознания руководства армии, заметной в эпизоде со Шломо Айзнером, оказывает рост насыщенности армии военной техникой. Все больше беспилотных самолетов, ракет, которыми управляет оператор с помощью джойстика, боевых роботов, забегающих в захваченное помещение впереди солдат, и много другого.
Появляется искушение видеть войну, как некую сетевую компьютерную игру, где бой идет с помощью мыши и клавиатуры в виртуальном пространстве или вообще ведется машинами, при которых солдат выполняет некую прикладную функцию. Такой подход делает военных морально мягкими для сурового дела войны, иными словами, войны не упразднены, а люди становятся для войны не годными. Представление о солдате при боевой машине притупляет сознание, что воюет человек, имея при себе машину, а не машина, обслуживаемая человеком (танкист, хотя и сидит в машине, но все же - не он при машине, а машина при нем, при танкисте).
Размягчение военного духа не новость, так погибали страны с древнейших времен. Рим прекратил свой поход вперед и вверх, когда военная служба престала быть престижной. Геродот, в свое время писал о персах: «В армиях персов было слишком много людей и мало солдат». Как и во времена Геродота, набрать людей в армию, совсем не значит набрать солдат. Армия из не солдат черпает силу в своем количестве. Поэт-большевик Вяткин писал: «Нас много, нас много, так будем смелее...». Это не про Израиль, нас мало и давайте будем дорожить каждым человеком.
«ПСЫ ВОЙНЫ»
Опасность «мятежевойны» не только в разрушении государства, есть и иной, не менее важный аспект этой войны: она множит ряды всевозможных фанатиков-террористов, повстанцев-партизан, тех, для кого война – просто форма существования.
Ральф Питерс, американский военный аналитик и исследователь, в прошлом - офицер военной разведки США, указывает на создание в атмосфере разрухи и гражданских войн нового многомиллионного «класса новых воинов» - наследников средневековых «псов войны», полувоенных воинов-головорезов, жестоких и хорошо вооруженных. Они умеют лишь убивать, и потому заинтересованы в бесконечной войне. Для них мир является «наименее желанным состоянием дел». Вне войны и беспорядка они не видят смысла своего существования. Только в хаосе, в состоянии войны и беспорядка "класс новых воинов" находит питательную среду и своеобразную среду обитания. Именно поэтому боевики не хотят мира, который для них означает только одно - моральный конец или даже физическую смерть. Именно поэтому, по мнению Ральфа Питерса, "без интифады многие палестинцы от подростков до стариков не видят смысла своего существования".
Тогда почему «ассиметричные войны» в большинстве случаев проигрывают сильные, ведь стоит вопрос о выживании цивилизации?
ПОБЕДИ МЯТЕЖЕВОЙНУ
Исход таких войн решает не результат реальных боевых действий, а то, что некоторые западные аналитики называют "фактором CNN". Наглядный пример этому – освещение мировой прессой боевых операций ЦАХАЛа.
Есть такой термин – конфликт низкой интенсивности (LIC - low-intensity conflict), в таких конфликтах участвуют разные страны, Израиль, Россия, США. Реальное влияние этого фактора таково, что уже расшифровка аббревиатуру LIC, как конфликты, где правят юристы (Lawyers intensify conflict), представляется более верной. Участвующим в таких войнах приходится все время оглядываться на Гаагу, потому что любое боевое действие вызывает стремление радикальных СМИ привести военных на скамью подсудимых.
Возьмем интифаду. Тут речь идет о конфликте не между двумя вооруженными силами, но между множеством сил: люди в форме и без формы, полицейские подразделения, полувоенные формирования и разведывательные организации. Где тут правительство, где армия, где гражданское население? Как, например, в боевом столкновении с Хамасом провести различие между руководством, боевиками, жителями? И эта неспособность провести различие между всеми, так или иначе вовлеченными в конфликт, дает повод всевозможным радикалам к обвинению Израиля в нарушении законов войны.
Проблема в том, что почти все законы писались государствами для государств, ведущих войну по Клаузевицу, и в эти правила не вписываются войны, ведущиеся с помощью партизанско-террористических формирований. Специалисты по международному праву считают, что назрела необходимость пересмотреть всю международную систему, например, включить в понятие "военных преступлений" ситуации, когда «Хизбалла» прикрывается мирными жителями.
Наше время дает всего две модели победы современного государства в подобной войне – английскую и сирийскую.
Английская модель – это британцы в Северной Ирландии. 30 лет длилась борьба. Они действовали по правилам все 30 лет, потеряв 1000 солдат и 300 террористов. Это единственная война с таким соотношением потерь. Но и через тридцать лет войны они были так же готовы к продолжению борьбы, как и в первый ее день. Террористы поняли это и сложили оружие.
Другой метод продемонстрировал отец нынешнего президента Сирии – Хафез Асад. В 1982 году произошло фундаменталистское восстание, достигшее настолько опасной точки, что поставило под угрозу правление Асада и его группы. И что же? Город Хама, центр восстания, окружили 12.000 солдат с тяжелой артиллерией, которая продолжала боевую работу неделю. Потери достигали примерно 30.000 человек – никто не подсчитывал число жертв среди мирного населения. Этот метод тоже работает.
Но в каждом случае, для каждой страны, «красная черта» своя. Давайте присмотримся к ситуации «сильного» в новой войне. Она и впрямь затруднительна. В прежних войнах он убивал равного себе противника, теперь же он должен убивать более слабых, чем он. Сильный понимает, что, если он убивает слабого, он может оказаться в положении преступника, а если он позволяет слабому убить себя, он глупец, идиот.
В целом необходимо признать, что проблема действий в ассиметричной войне решается неудовлетворительно - практически все эти войны были проиграны сильными. Поражения регулярных армий в войне низкой интенсивности не случайны. Дело тут не в ошибках конкретных военачальников или политиков, а в том, что в верхнем эшелоне государственной власти многих «сильных» стран политики не понимают самой природы современной войны, а потому их армии – это, скорее, иллюзия силы, чем реальное средство к решению проблем. Малая способность регулярных армий к борьбе неклассического стиля, к борьбе против боевиков вызвана тем, что решают не ракеты, а совокупность важнейших факторов – морального, политического, экономического и военного.
Что изменилось? Раньше было так: командир Апшеронского мушкетерского полка объявил: «Его сиятельство граф Александр Васильевич Суворов приказал взять Прагский ретраншамент». И полковник знал, что никто из солдат не сомневается, что надо взять, раз Суворов приказал. А сегодня все происходит так, как и в Алжирской войне 1954-1962 г., когда приказы генералов Солана и Массю обсуждались всем французским народом, и исполнение их во многом зависело от речей, резолюций, газетных статей. Картина в сегодняшнем Израиле примерно такая же.
Фактор CNN
Проблема сегодняшней войны не в генералах, а в том, что в настоящее время в столкновении со слабым благодаря фактору CNN невозможно быть сильным и «хорошим», сильным и «правым» одновременно. И это безотносительно к тому, правое ваше дело или неправое. С точки зрения абстрактной леволиберальной морали, оно всегда будет неправое – уже потому, что вы убиваете более слабого. Необходимость убивать более слабых неизбежно вводит в бой всевозможные силы леворадикальных организаций, деморализующих свой народ, и, в конечном счете, ведет к поражению в «Войне ножей».
Небольшое отступление:
Вот какую историю сообщила межарабская газета "Аш-Шарк аль-Аусат":
«Четырехлетний ребенок из Саудовской Аравии просил у отца купить ему приставку, и, когда тот вернулся домой без подарка, мальчик выхватил его револьвер. В приступе гнева ребенок приставил оружие к голове отца и спустил курок. Мужчина скончался на месте». Если бы каким-то образом мужчина смог бы уклонится и погиб бы ребенок, то ни один суд не признал бы его невиновным.
Весной 2007 года Джейсон Лайалл, сотрудник Принстонского университета (США), и Исайя Вильсон, подполковник из Вест-Пойнта, опубликовали статью, доказывающую, что чем могущественней и богаче становится государство, чем лучше оснащены его вооруженные силы, тем менее эффективно оно действует в условиях «асимметричной войны. Причину этого они сформулировали так: «Лев не способен успешно ловить мышей».
Очевидно, что если разрастание ассиметричных конфликтов не будет обуздано в течение ближайшего будущего, то это, вполне вероятно, может привести к уничтожению современного государства как института и «в долгосрочной перспективе на смену государству могут прийти военные организации иных типов». Возможно, это звучит странно, но утверждение, что важнейшая функция государства – защита безопасности своих граждан особых споров не вызывает. Тогда, если государство не обеспечивает безопасности, защиты жизни своих граждан, то зачем оно нужно?
Совершенно ясно, что для современной цивилизации нет иного выхода, кроме, как победить в «Войне ножей».
Прежде всего нужно осознать, что в психологической войне ни победа в сражении не является самоцелью, ни территориальные успехи: они ценны главным образом своим психологическим эффектом. Но на что нацелить направление главного удара в такой войне? Это должна определять психологическая разведка, она должна давать рекомендации командованию. «В каждом штабе должно быть психоразведывательное отделение. Генерал де Голль сгоряча расформировал психоразведывательное отделение штаба войск в Алжире, разозлившись на неугодные ему донесения о настроениях в войсках, а через неделю, посетивши алжирские гарнизоны и убедившись в правильности донесений психоразведки, повернул на 180 градусов свою алжирскую политику»[11].
Возможно, что такие подразделения в современных армиях и существуют, но в таком случае можно сказать, слегка перефразируя Б. Тененбаума, что это подразделения, «скрытые очень хорошо».
Цивилизованным государствам нужно реорганизоваться для мятежевойны», добиться политическо-психологической победы, но не только - необходима безусловная военная победа над силами зла и террора. Это не могут сделать только солдаты, это под силу консолидированному обществу, опирающемуся на национальные принципы и приоритеты, обеспечивающему моральную поддержку армии. Психологическая слабость, деморализация перед лицом опасности, либеральная демагогия, все это является непозволительной роскошью.
В войне, где главным объектом войны является сознание противника, в такой войне невозможно убить всех своих врагов. Воевать нужно столько, чтобы оставшиеся в живых усвоили урок. Если не в состоянии преподать такой урок, мы проиграли. Если в какой-то момент мы решаем, что не готовы нанести такой удар по врагу или потерять столько своих солдат, сколько необходимо, чтобы подавить у противника волю к сопротивлению, – мы проиграли. Генерал Михаил Драгомиров сформулировал это так: «успех войны и боя зависит не от количества материальных потерь, которые мы нанесли противнику, а от того, в какой степени мы поселим в нем веру в невозможность нам сопротивляться».
Если сильный не выигрывает вовремя, ему суждено проиграть. И наоборот: слабый, пока он не проигрывает, все ближе и ближе к победе. Мы здесь, в Израиле, — замечательное тому подтверждение. Палестинцы, поскольку они не проигрывают, выигрывают. Мы, поскольку мы не выигрываем, проигрываем. Время работает по–разному для них и для нас. Но означает ли это, что сильный всегда обречен на поражение? Нет. Это означает лишь, что сильный должен найти способ помешать времени работать против него.
Кроме того, не нужно искать какие–то новые виды оружия, способы разрушения «инфраструктуры», пути перекрытия каналов денег и оружия. Все это полезно, но это не главное. Если бы путь к победе определялся этими факторами, палестинцы давно были бы разбиты. Есть только одно «неконвенциональное» место, куда нужно заглянуть, и это место — душа человека. Вспомним Клаузевица: война — это, прежде всего, вопрос моральной стойкости.
Мартин Ван Кревельд комментируя новую историческую ситуацию, писал, что «если мы не покончим с ними, они покончат с нами». Если не решить проблему борьбы в таких конфликтах, то цивилизованная жизнь, в привычном нам виде, во многих районах мира станет невозможной.
Конечно хорошо переписываться с иранцами, рассказывая, что мы их любим и не хотим бомбить, но все же прав не придумавший эту переписку блогер, а Томас Соуэлл, сказавший, что «Если не готов отстаивать цивилизацию силой – будь готов смириться с варварством».
Приложение:
Термин «Четвертое поколение войн (4GW)», характеризующихся размыванием границ между войной и политикой, солдатами и гражданскими лицами, был впервые использован в 1989 году американским экспертом по военным делам, аналитиком Уильямом С. Линдом. Он писал, что государство фактически потеряло монополию на ведение войны и описывал ведение войны в децентрализованной форме.
Поколения войн, по его мнению следующие:
1-е поколение: тактика эпохи гладкоствольного мушкета. Действия в плотном строю, жесткая дисциплина.
2-е поколение : тактика линейного огня и движения, с опорой на закрытые огневые позиции . Этот тип войны можно увидеть на ранних стадиях Первой мировой войны, характеризуется строгим соблюдением дисциплины, зависимостью от артиллерии (огневой мощи).
3-е поколение: тактика маневрирования, обход и окружение боевых сил противника. Тем не менее, в войне участвует армия, мирное население остается мирным.
4-е поколение войн связано с повстанческими группами или другими негосударственными боевыми структурами. Война четвертого поколения наиболее успешна с точки зрения слабой стороны, когда негосударственные организации не пытаются, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, навязать свои правила, а пытается просто дезорганизовать состояние, в котором война имеет место. Цель состоит в том, чтобы заставить государство противника тратить силы и деньги в попытках навести порядок в идеале таким образом, что сильная сторона начинает уступать психологически и выходит из войны. 4GW имеет много общего с традиционным конфликтом низкой интенсивности в классической форме мятежа и партизанской войны.
Чтобы отчетливо понять суть асимметричных боевых действий, вникнем в детали отдельного эпизода Четвертой мировой войны. Раннее утро 12 октября 2000 г. Акватория морского порта Адена (Йемен). Эсминец ВМС США Cole (бортовой номер 67) - современный многоцелевой военный корабль стоимостью почти миллиард долларов, с уникальными возможностями загоризонтального поражения целей ракетным вооружением, сложнейшими системами управления, средствами радиоэлектронной борьбы, гидроакустического слежения, космической связи, обеспечивающими контакт в реальном режиме времени с любой точкой планеты; с высококвалифицированным экипажем, обучение, подготовка и содержание каждого члена которого обходится в астрономическую сумму, - короче, интегрированная боевая единица огромного флота единственной оставшейся сверхдержавы. И с другой стороны - маломерный рыболовецкий катер с подвесным мотором в пару сотен лошадиных сил, заряд в несколько десятков килограммов взрывчатого вещества, которое можно купить на любом базаре, и два малообразованных фанатика, готовых не только убить, но и умереть сами.
Результат - 17 убитых и 46 раненых военнослужащих, материальный ущерб в сотни миллионов долларов, не поддающийся оценкам морально-психологический шок среди личного состава и командования, оперативное напряжение по всему периметру американских зарубежных военных баз, политический удар по дипломатическим усилиям США, и т.д., и т.п.
Эпизод в Аденском заливе однозначно раскрывает суть асимметричной войны - практическую реализацию сторонами диаметрально противоположной философии ее ведения, экспрессивного вида боевых действий против инструментального вида боевых действий...»
Апрель 2012
Примечания
[1] И. Юдович Парижская мирная конференция
[2] Израильский военный аналитик и теоретик, профессор Иерусалимского университета, специалист по стратегическим вопросам.
[3] Ведущий эксперт американского центра стратегических исследований
[4] Евгений Месснер (1891-1974), полковник Генерального штаба русской армии, впоследствии - эмигрант, автор получившего известность в последние годы труда «Всемирная мятежевойна»
[5] В.Шестаков «Террор - мировая война».
[6] Жозеф Фуше
[7] Термин Эндрю Дж. Р. Мака. «Почему большие государства проигрывают в малых войнах»
[8] Херфрид Мюнклер «Терроризм сегодня. Война становится асимметричной»
[9] Евгений Месснер
[10] Евгений Месснер
[11] Евгений Месснер
