Плановое хозяйство — бардак нормальный!
(любимое выражение моего отца)
Данный текст — не теоретическое исследование или концептуальное эссе, а череда кратких заметок, описывающих конкретные или типичные ситуации размещения советского «народного хозяйства», но некоторые рассуждения тут неизбежны. В основе — текст для некоего несостоявшегося (?) издания.
Источники информации:
-
прежде всего, общение со специалистами (отнюдь не только учеными), особенно предшествующих поколений:
-
географами (более экономгеографами, в т.ч. прикладными), плановиками, планировщиками, районными планировщиками, экономистами в советском и нормальном смысле, краеведами и регионалистами, строителями и т.п.,
все это и вне Москвы;
-
собственные полевые наблюдения и впечатления, начиная с продолжительных полевых практик во время учебы на кафедре экономической географии СССР Географического факультета МГУ и кончая путешествиями последних лет; рассказы преподавателей и сотрудников Географического факультета МГУ; рассказы моего отца — Л.Г. Каганского (разносторонний строитель, инженер-практик без диплома, работавший во многих местах) и лиц его круга рассказы семейных друзей.
Особый компонент этой разнородной информации — слухи, легенды и мифы, но ими никак нельзя пренебрегать, поскольку в идеологизированной сфере, каким было в СССР размещение производительных сфер (да и все остальное) они часто выдают скрываемую суть дела или же выражают реальные мотивы того или иного решения.
* * *
Сейчас сельское хозяйство в России (и во всем бывшем СССР и даже соцлагере) как сфера производства и образ жизни стремительно меняет свою локализацию и специализацию. Это многое говорит о том, как именно, почему и где именно оно было размещено в советское время. В России сельское хозяйство сейчас резко концентрируется, покидая периферию в широком смысле — «оставляет» север, центр и восток России, а в северной и средней зоне Европейской России остается уделом пригородов. Сельское хозяйство стягивается в благоприятные районы, теплые увлажненные с плодородными почвами. При этом растет реальное сельскохозяйственное производство, его эффективность, экспорт и проч. Однако «уход» сельского хозяйства означает и полное разрушение сельской местности, поскольку именно производство играло не только хозяйственную роль, но и было инфраструктурным и средообразующим каркасом.
Почему же в СССР сельское хозяйство было «размазано» по территории? Объяснение простое — СССР был автаркичен, должен был быть способен к самообеспечению продовольствием (не только, но чуть ли не прежде всего) — как государства в целом, так и подавляющего большинства его краев, областей, республик, прежде всего на случай длительной войны. Война же СССР всегда или велась, или готовилась; все пространство и хозяйство СССР было обеспечивающим тылом, все время было военным или предвоенным. Продовольствие было назначено производить везде, где только можно; чтобы колхозу/совхозу «списать» (вывести из пользования) один гектар пашни (напр., фактически ставшей болотом), требовалось особое разрешение обкома (коммунистической) партии, и оно почти никогда не давалось — рассказы опытного землеустроителя П.Н. Лебедева и широкий круг источников. И потому сельское хозяйство велось на неподходящих и малоподходящих в природном и хозяйственном смысле землях. Классик отечественной географии сельского хозяйства, профессор МГУ А.Н. Ракитников в частных беседах (работал под его научным руководством много лет) говорил, что размещение сельского хозяйства далеко от оптимальности даже по советским меркам; он же твердо сказал про данные производства сельхозпродукции в СССР «до половины — приписки и потери».
Продолжение этой же линии автаркии — уже не только размещение сельского хозяйства, но и его специализация. Пшеницу как важнейшую продовольственную культуру выращивали (часто безрезультатно) и в самых неподходящих местах — о ней говорили «партийная культура», и за ее выращивание начальство спрашивало особенно строго (П.Н. Лебедев — из опыта работы в земельных органах); ее сеяли севернее, чем это было разумно, где она почти не давала урожая и уж во всяком случае была хозяйственно бессмысленна. Монокультура хлопка в советской Средней Азии (сейчас посевы там значительно сократились) имела прежде всего военно-стратегическое значение — сырье для производства взрывчатых веществ (не путать с порохами); более половины собранного хлопка более нигде не фигурировало в статистике. Для взрывчатки были и иные источники, но с хлопком было проще. Западная Грузия была почти целиком принесена в жертву очень плохому чаю ради самообеспечению чаем СССР (и для фармацевтики); чай в СССР пробовали насаждать даже в Закарпатье. Тоже самое имело место в массе иных отраслей. Показательно, что уже в постсоветское время власти РФ пытались внедрить хлопчатник в Астраханской области.
Установка на автаркию имела и другое важное следствие, на что обратил мое внимание крупный знаток реальной экономической и социальной географии СССР Е.Е. Лейзерович — в СССР почти не было областей и краев, неспособных к продовольственному самообеспечению по минимуму. Иллюстрацией служит странная, некомпактная нерациональная форма территорий Красноярского края и Тюменской области (вытянуты с юга на север до Арктики), отсутствие Норильской (Таймырской) и соответственно, Сургутской области, где сельское хозяйство просто невозможно (кроме оленеводства); почти такая же странная форма у Хабаровского края; введение в состав северной Архангельской области далеких южных земель. Территории административных единиц ранга области и выше выкраивались так, чтобы достигать самообеспеченности продовольствием за счет наличия производящих продовольствие территорий. Исключения — или наследники ГУЛАГовских структур (Магаданская область) или приграничные регионы с немногочисленным населением.
Стремление к самообеспечению привело к крайне неэффективному хозяйственно дублированию эффективных угольных бассейнов типа Кузбасса местными экономически бессмысленными и даже вредными угольными разработками Мосбасса или добычи сланцев в восточной Эстонии. Добыча сырого высокозольного высокосернистого бурого угля в Московском угольном бассейне (несколько областей) доходила до 50 млн т в 1960 г.; еще в 1990 г. — 13 млн т. Именно это и предусматривал пресловутый план ГОЭЛРО. Ради тех же целей поддерживалась добыча торфа во многих районах. Определенную роль играла и некогда установленная привязка местных электростанций к этим источникам топлива; такие связи было в плановой экономике очень трудно и долго пересматривать, играла роль и «необходимость» хоть какой-то местной промышленности (о внеэкономической ценности советской промышленности ниже). Сейчас все это исчезло, не выдержав испытания рынком, какой бы они ни был.
* * *
В промышленности также имело место то, что просто выглядит манией дублирования, но имеет в рамках советской логики рациональное объяснение. Крупному экономическому району, читай — военному округу — полагалось иметь возможно более полный набор предприятий важнейших отраслей: читай — обеспечить надежность и автономность комплекса мобилизационных мощностей. Отсюда и, казалось бы, абсурдная черная и цветная металлургия и химическая промышленность в крошечном Закавказье (здесь нет места среди ценных сельскохозяйственных угодий, а экологический урон огромен), машиностроение в Сибири и проч.
Требование полноты набора важнейших производств — хотя, сколько знаю, оно не было нигде эксплицитно сформулировано, тем более как госплановский или иной норматив (что в закрытых документах — не знаю), приводило просто к парадоксам. Если (вторичное) виноделие в Москве еще можно объяснить, то наличие в столице черной металлургии («Серп и молот») или нефтепереработки кроме инерций (но всякое производство должно было еще и расти) и идеологического фактора объяснить нельзя. Но вот размещение в столичном регионе высокотехнологичных и экспериментальных производств шло еще от Петра I.
* * *
Одновременно именно «странное» размещение промышленности решало важнейшую идеологическую задачу — создание социалистической структуры населения и расселения с непременно существенной, а кое-где ведущей ролью рабочего класса. Это, в частности, объясняет насаждение хозяйственно нерациональной промышленности на национальных окраинах и СССР в целом (особенно Средняя Азия) и РСФСР (индустриализация автономий). Престиж и статус республики и региона вообще, их роль в советской системе, реальная значимость их партийного руководства в немалой мере определялась наличием на ее территории промышленных гигантов. На административном рынке эти власти добивались такого строительства (С.Г. Кордонский, «радикальный», т.е. реалистичный социолог). Отчасти и это тоже объясняет советскую индустриализацию Москвы, причем развертывание вполне обычных, «нестоличных» отраслей вроде автомобилестроения, ради производства не столько автомобилей, сколько социалистического рабочего класса. Обеспеченность столицы СССР и столиц союзных республик рабочим классом непременно достигалась. Об этом нам на семинарах прямо говорил некто из Госплана в кулуарах курса территориального планирования (c некоторым недоумением). При этом декларировалась идея разгрузки Москвы, выноса производств из нее и т.п. Одновременно и пропорционально численности рабочего класса росла и численность членов КПСС, которая и определяла фактический ранг административной единицы, ее руководства и, кстати, их реальные привилегии. Важность этого мне стала ясна в зимней студенческой экспедиции 1976 г. из бесед с местными специалистами. Донецк и Макеевка в это время территориально, морфологически и функционально (транспортные и иные сети) представляли единый фактический город. Но Донецку не давали присоединить Макеевку — и дело не столько в том, что этот город стал бы больше столицы советской Украины Киева по числу жителей — сколько в том, что у Большого Донецка была бы самая большая партийная (КПСС) организация. (Кстати, до «кировского потока» партийная организация Ленинграда некоторое время была больше московской…).
Развитие (если в СССР было развитие!) и размещение промышленности в СССР решало внешние по отношению к экономике задачи, причем был явный антагонизм между военными и идеологическими группами. Так, в конце СССР деятели ВПК были за насыщение населения персональными компьютерами — а идеологи против.
Стратегический фактор кое-что объясняет не только в том, что и где и размещалось — но и в том, что и где неразмещалось. Почти лишенное промышленности до революции Западное Подмосковье потому таким оставалось целые десятилетия (а все остальные секторы Подмосковья густо насытились россыпью промышленных предприятий, много «ящиков» — военных производств), что предназначалось для эвакуации и размещения особой части населения в случае обмена ядерными ударами — там не должны были создаваться промышленные объекты как дополнительные цели (отставной кадровый военный-штабист — друг семьи; достоверность проверить не могу). Но это подтверждается особой шириной Нового Арбата и Кутузовского проспекта как трасс эвакуации. Некоторые особые курортно-дачные районы отдыха и лечения партийно-советской номенклатуры также были почти свободны от промышленности для сохранения экологического комфорта. Были лишены производств огромные приграничные территории; некоторое исключение — контакт со странами СЭВ (Совет Экономической Взаимопомощи, экономические подразделение Варшавского Пакта, военной организации социалистических стран).
* * *
Стремление к полной занятости трудовых ресурсов вело к размещению женской текстильной промышленности в промышленных центрах тяжелой «мужской» промышленности (общее мнение, в том числе и профессора МГУ Т.М. Калашниковой). В свою очередь, в женских текстильных городах Ивановской области размещали «мужское» машиностроение, уже начали осуществлять проект переброски в Среднюю Россию (по советски — Нечерноземье) узбекского мужского населения; с Ивановской области начали — уже открыли прямую авиалинию Ташкент — Иваново (в 2011 г. в Иваново местные разные специалисты мне все это подтвердили). В свою очередь, размещение текстильной промышленности в тех же целях дополнения (занятия свободных рабочих рук) шло по всему СССР, достаточно взглянуть на соответствующую карту.
Стремление к полной занятости вело к насаждению промышленности, в том числе даже и военной, в аграрных районах с избытком трудовых ресурсов. Это правило действовало всюду, в РСФСР — в Чувашии, Башкирии, Татарии и т.д. В сельском горном Закарпатье даже построили вертолетный завод, который так и не смог заработать (полевые наблюдения 1994 г.).
* * *
Некоторым городам, прежде малым и ничтожным, полагалось иметь промышленность; советский стереотип и престиж — быть индустриальным центром. Таковы мемориальные города. Посадили химическую промышленность в Гжатск, переименованный в Гагарин для увековечивания имени космонавта; завод резко затруднил потом водоснабжение Москвы, сбрасывая стоки в бассейн реки Вазузы, уже тогда запланированный как новый источник водоснабжения Москвы (канал Вазуза — Москва); увековечили юность С.М.Кирова заводиком в Уржуме и т.п.
Новым, недолго продержавшимся центрам эфемерных областей РСФСР — Великолукской, Балашовской, Арзамасской и др. — тоже по статусу полагалась промышленность, и она была там быстро создана. Области расформировали — заводы остались. Были созданы и иные учреждения, иногда вполне осмысленно — но здесь ведь не оценки. Индустриализация (как и вообще насаждение производств) было средством и способом «развития территорий» и вообще обустройства ландшафта. Советское производство — не только градообразующее, но и средообразующее.
Как республиканскому центру полагался национальный театр оперы и балета, так ему и полагался машиностроительный и химический завод, текстильная фабрика и проч.
Иногда размещение грязных и непрестижных среди коренного населения производств имело (тщательно скрываемой) целью привлечение русского населения для русификации стратегических территорий; особенно ярко — советская Прибалтика.
* * *
Стремление к относительно более равномерному размещению ГЭС (вообще электростанций) в СССР стратегически мотивировалась; считалось, что передача на дальние расстояния электроэнергии (хотя бывает и эффективна) и перевозки топлива уязвимы в военном отношении. Отсюда и почти реализованное стремление закольцевать линии электропередач и даже нефте- и газопроводы в целях повышения надежности.
С ГЭС связан и еще один интересный сюжет — они довольно часто размещались около значительных городов или прямо в них, затапливая при этом ценнейшие пригородные земли (Иркутск), причем строительство ГЭС резко ускоряло рост промышленности города и потому и его населения. Даже в Дальнем Подмосковье была своя ГЭС — Угличская (при этом затопили целый большой массив ценнейших пойменных земель — Мологу). При строительстве каскада волжских ГЭС ценные осетровые были принесены в жертву электроэнергии; но строительство ГЭС учитывало необходимость сохранения небольшого стада икорно-балычной рыбы для номенклатуры.
И дело отнюдь не только в энергоемких производствах — им не надо много работников. Сформировать большую диверсифицированную работоспособную структуру в сфере сложного комплексного строительства было чрезвычайно долго, сложно и хлопотно, особенно при дефиците всех ресурсов и бесконечных согласованиях; она имела большую ценность. А раз строительная база была создана, то она использовалась для строительства промышленных и иных объектов. Так разрастались Иркутск, Красноярск, Самара (Куйбышев), Братск[1]; копией Братска стал Усть-Илимск с его лесопромышленным комплексом, он так близко от Братска, что лес пришлось завозить издалека. Тоже самое случилось с Соликамским ЛПХ, куда лес почти сразу стали завозить из Сибири (информация из Соликамского краеведческого музея, 2005 г). Это считается и одним из объяснений размещения громадного автозавода в Тольятти (там были построены и иные крупные объекты) — на стройбазе Куйбышевской ГЭС. Примеров много.
Фактически стройбаза сравнительно крупной ГЭС влекла за собой размещение в ее зоне многих иных производств; кроме немногих случаев нахождения ГЭС в совсем неосвоенных районах. (Но на АЭС, также требовавших мощной стройбазы это правило не распространяется — в окрестностях АЭС производств не размещали; и на случай аварии и, что наверное важнее — учитывая их как цели возможного военного удара). Иркутскгидроэнергострой, Братскгэсстрой и прочие стройгиганты больше формировали советскую географию и производства, и населения, нежели мифические ТПК. Организационный фактор имел здесь громадное значение. Нередко странное и даже экономически вредное наращивание сгустков несвязанных производств (дефицит рабочей силы, трудности водоснабжения и иной инфраструктуры, экологические проблемы и т.д.) объяснялось стремлением использовать уже имеющиеся строительные мощности и кадры.
* * *
Про Тольятти есть еще легенда, что на такой престижный объект — новейший крупнейший автозавод — претендовали Украина и меньшая Белоруссия (но имевшая в Политбюро влиятельного Машерова) — и чтоб «не было обидно», объект дали РСФСР.
* * *
Липецк в советской экономической географии и всей региональной экономике и территориальном планировании — образец промышленного узла. Черная металлургия базируется на рудах КМА (близкой Курской магнитной аномалии) и металлоломе Московского региона, крупнейший завод «Станколит» использует местный чугун, как и местное машиностроение и обеспечивает его и т.п. Мы обследовали его на практике в 1973 году. И выяснилось — руда отнюдь не только с КМА, металлолома совсем мало, завод «Станколит» и машиностроение в основном сидит на уральском металле (сортамент), продукция во многом идет в Сибирь и проч. Фикция. (За ее обнаружение меня чуть не выгнали из МГУ). Но такого рода фикции генерировали размещение в условиях, когда просчитать и тем более спрогнозировать связи по конкретному сортаменту продукции было в принципе невозможно. Живучесть и реальную активность подобных схем подтверждает В.А. Найшуль, долго работавший в системе Госплана.
* * *
Некоторое число производств разместили по трассе и в зоне БАМ; но гораздо больше пропагандировали без намерения строить. И хотя проект в эскизном виде был предложен еще до революции, в советское время он имел чисто военное значение — рокадная магистраль вдоль границ с Китаем, база сооружения и связи военных объектов. Я сам видел соответствующий материал по БАМу в 1978 г. (Институт экономики минерального сырья министерства геологии СССР). Именно и только для хоть какого-то использования магистрали «в народнохозяйственных целях» вдоль уже создаваемой магистрали велось небольшое промышленное строительство (горнодобывающая промышленность); только ради освоения территории в хозяйственных целях БАМ не построили в СССР бы в послегулаговское время никогда. И это не единственный случай, когда на военную инфраструктуру сажают объекты промышленности.
Другой локальный пример — в маленьком городке Ключи в северной глубинке Камчатки — полноценный аэропорт для приема любых самолетов в любую погоду с регулярным пассажирским сообщением. Построен для полигона ракетных войск; кстати, громадный аэродром в Петропавловске-Камчатском имеет военное назначение. Кроме того, существуют объекты двойного назначения, практически весь транспорт таков.
Огромное портовое хозяйство Южного Сахалина (причальные стенки общей длиной в десятки километров — сам видел) использовалось в хозяйстве в ничтожной мере — оно было создано для массовой быстрой посадки на суда десанта для высадки в Японии (военные — Южно-Сахалинск, 1998 г.). Для этих же целей было начато строительства туннеля для связи Сахалина с материком; конечно, он потом мог бы использоваться для перевозки гражданских грузов (если бы они были).
Исходя из «необходимости» производить якобы особо чистую целлюлозу для высокопрочного корда, используемого якобы в колесах самолетов (высокие требования к чистоте воды и воздуха) был построен на самом берегу Байкала пресловутый Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат; уже в ходе строительства технология корда сменилась, но комбинат построили.
Как известно, основное назначение Беломорканала состояло в обеспечении возможности переброски с Балтики на Северный флот торпедных катеров и малых подводных лодок. Так и параметры Волго-Балта и Волго-Дона были ориентированы на переброску военных судов; причем в конце СССР уже был готов к реализации проект модернизации Волго-Балта под более крупные суда, включая кое-где строительство нового параллельного канала и полную реконструкцию и расширение всех шлюзов; источник — приятели отца из Гидропроекта, которые сообщили, что им просто были сверху заданы параметры, особенно шлюзов и неофициально пояснено, почему именно такие[2]. Волго-Балт (и менее Волго-Дон) в советское время довольно активно использовался, Беломорканал практически не использовался, но это не меняет ситуации гражданского использования военного объекта или, иначе говоря, обуславливания военными требованиями наличия и параметров формально гражданской инфраструктуры.
* * *
Череповецкий металлургический комбинат разместили на удобном водном пути (завоз железных руд с Костомукши, Карелия) с пересечением железной дороге с ориентацией на металлолом Ленинградского промышленного района и для обеспечения его машиностроения металлом (рассказы Н.В. Алисова). Но по более поздней информации из Череповца металлолом большой роли никогда не играл, а география сбыта была куда шире. Размещение некоего производства иногда исходила из реальной «народнохозяйственной потребности», но и из схемы.
* * *
Птицефабрики в СССР, когда началось их массированное строительство (начало — 1970-ее гг.) размещали преимущественно вблизи крупных городов для их снабжения (сам изучал этот сюжет во время работы в МГУ), хотя практически вся птица в CCCР продавалась в замороженном виде. Опять самообеспечение? Не только и не столько — важно, чтобы хоть какие-то показатели росли. То же самое частично относится и к крупным свинокомплексам. Может быть, тут играла роль не столько близость мест сбыта, сколько стройбаза близких городов и лучшая обеспеченность пригородов рабочей силой? А.Н. Ракитников считал такое размещение неправильным и нерациональным, указывая на целесообразность строительства птицефабрик в южных зерновых районах с близким сырьем и большей дешевизной строительства (однако постепенно птицефабрики перешли на импортные корма). Импорт бразильской птицы это подтверждает. По экспертным оценкам специалистов (в частности, Министерства мясомолочной промышленности СССР) импорт зерна, в основном кормового, в последние годы СССР огромный (более 40 млн т в год), чисто экономически было бы выгоднее заменить импортом мороженого мяса (в СССР в государственной торговле только такое и продавалось) и сухого молока; якобы валюты бы шло вдвое-втрое меньше. Но это бы означало радикальное свертывание немалой части животноводства — показатели поголовья скота бы упали…
В основе размещения производительных сил СССР лежали полуосознанные скрыто конфликтующие императивы — идеология, насаждение социализма во всем мире, неуклонный рост показателей. Реальность была скрытой — и как фактор, и как ресурс и как ограничение.
Примечания
[1] Первоначально Братская ГЭС планировалась не под алюминиевый завод — а для энергоемкого производства тяжелой воды в атомной промышленности; отсюда и высокие приоритеты обеспечения материалами, особый статус и темпы строительства.
[2] Из этих же и иных источников — уже было разработано ТЗ (техническое задание) на проект дублера Панамского канала между Атлантикой и Тихим океаном без шлюзов в Никарагуа; параметры также были заданы извне. Что случилось с Никарагуа – известно…
Оригинал: http://7i.7iskusstv.com/2018-nomer6-kagansky/
