В конце прошлого года документальный роман «Дом горит, часы идут», знакомый читателям «Заметок» (№№ 9/2010, 11/2010, 12/2011), вышел в свет в питерском издательстве «Алетейя». Почти сразу начались события, о которых рассказано в тексте, предназначенном для второго – украинского – издания книги, которое только что было презентовано в Житомире. Издание приурочено к сто седьмой годовщине гибели русского студента Николая Блинова, попытавшегося остановить житомирский еврейский погром и убитого погромщиками.
Памятник русскому студенту Николаю Блинову. Израиль. Ариэль
P.S. ДЛЯ УКРАИНСКОГО ЧИТАТЕЛЯ
1. Это послесловие правильно назвать «неожиданным». Неожиданное оно потому, что все, в нем рассказанное, могло и не произойти. Уж об очень непростой истории повествует эта книга. Больно мало в ней поводов для оптимизма.
Впрочем, неслучайно в название вынесена чудесная еврейская поговорка. Мы и на Колином примере видим, что прагматический смысл не всегда главный. Он сам и те, кто пошел за ним, неизменно руководствовались чем-то большим.
Говорят, проблемы следует решать по мере их поступления. Иногда положительные моменты тоже выстраиваются в некую последовательность. Тем более что события, о которых пойдет речь, связаны даже не с двумя, а с тремя странами.
Так что лучше по порядку. Начнем с Житомира, продолжим в израильском городе Ариэль, и завершим в Петербурге.
2. Как оказалось, «часы идут» не только в старом, но и в новом Житомире. Это подтверждало письмо от Евгения Тимиряева, полученное мною после выхода журнального варианта книги. Многим жителям вашего города не надо объяснять, что Тимиряев – руководитель «Русского содружества» и инициатор ряда любопытных проектов. Человек, который не только верит в то, что «часы идут», но и сам ускоряет их ход.
Так вот Тимиряев писал, что поступок Блинова настолько важен для истории Волыни, что он считает необходимым установить ему мемориальную доску.
Разумеется, я не очень поверил. Какая уж тут доска, если столько лет имя Коли практически не упоминалось. Если сложить все, опубликованное о нем до выхода моей книги, то едва ли наберется страница.
Какие-то надежды появилась у меня после того, как я узнал, что именно Тимиряев выдвинул идею памятника булгаковскому Лариосику. И не просто выдвинул, но добился того, что «кузен из Житомира» стоит сейчас прямо напротив кинотеатра «Украина». Его смущенный вид говорит: я приехал, не сердитесь, надеюсь, вас это не обременит… Правда, на сей раз он явился не к киевским родственникам, а навсегда вернулся в родные пенаты.
Такое внимание к второстепенному персонажу меня безусловно подкупило. Впрочем, что значит второстепенному? С точки зрения житомирцев Лариосик точно – один из главных героев. Как бы полномочный представитель этого города в булгаковской пьесе.
Когда-нибудь так же, думал я, произойдет и с Колей. Столько лет о нем не вспоминали, а вдруг окажется, что его поступок не только в своем роде единственный, но и важнейший. Показывающий, что эта эпоха открывается с другой стороны.
Сперва Тимиряев и его единомышленники нашли могилу на Русском кладбище. Затем привели ее в порядок. В день рождения и гибели Блинова принесли цветы. Даже, как написал он в одном из писем, помянули его «по русскому обычаю»… С этих цветов и полных до краев стопочек началась новая жизнь моего героя.
Затем Тимиряев занялся установкой мемориальной доски. Постепенно у него появлялось все больше сторонников. Сужу по фото на сайте «Русского содружества»: в день рождения Коли 6 декабря 2010 года рядом с ним двое, а в день гибели 24 апреля 2011 года уже четверо! К представителям русской организации присоединились представители еврейских. Вот на снимках - член совета «Русского содружества» И. Погребная, а рядом - один из руководителей «Хесед Шолом» И. Вишневецкая. Вот раввин общины прогрессивного иудаизма М. Гурвиц, а это - краевед И. Александров.
Словом, все произошло так, как в толстовской цитате, ставшей эпиграфом к книге: «…ежели люди порочные связаны между собой и составляют силу, то людям честным надо сделать только то же самое. Ведь как просто».
Как вы помните, в посмертной судьбе Блинова так бывало не раз. Время от времени у кого-то возникало желание прислониться к его поступку. Это были и Иван Блинов, и Павел Корнелевский, и Сарра Левицкая. Коля не просто вошел в их жизнь, но многое в ней изменил.
Есть у этой истории такая особенность: она не ограничивается судьбой главного героя, но постоянно прирастает новыми участниками. Правда, недостаточно вокруг какой-то идеи создать компанию. Следует предпринять еще много усилий.
Именно так поступил герой следующей главки – Михаил Зиниград. Так действует и Тимиряев. Ходит по инстанциям, пишет необходимые справки, уговаривает… Хотя усилий им затрачено немало, но пока вопрос с доской окончательно не решен.
Постоянно я получаю по электронной почте письма: ректор Университета П. Саух провел слушания по поводу доски… мы ходили на прием к мэру города В. Дебою… Послания бывают обнадеживающими и не очень. Да и сама эта история развивается волнообразно. То вверх, то опять вниз.
Очень надеюсь, что к тому моменту, когда вы прочитаете эти строки, все благополучно завершится. Возможно даже, мы будем с гордостью вспоминать: а ведь мы тоже были в толпе людей, присутствовавших при этом событии!
Если же это не случится на этот раз, то непременно произойдет в другой. Как говорится, «дом горит, часы идут»… К этому вполне авторитетному мнению мне хотелось бы прибавить еще одну фразу. Она принадлежит уже названному в этом послесловии вашему земляку.
На церемонии, посвященной памяти Блинова в Ариэльском университете, я вспомнил Булгакова. Впрочем, сперва я упомянул о Тимиряеве, о «Русском содружестве», о том, что на родине Коли предпринимаются попытки увековечить о нем память, а потом сказал примерно так:
- Русский писатель Михаил Булгаков говорил, что «рукописи не горят». Так вот не горит и нечто еще более хрупкое, чем рукописи, - никуда не исчезают и навсегда остаются с нами поступки.
После того, как я вспомнил о событии, произошедшем в Израиле, я могу перейти к следующему сюжету. Тут уж ничего не поделаешь, - ариэльцы оказались первыми. Так что о мемориальной доске на стене Житомирского университета я расскажу как-нибудь в другой раз.
3. Письмо из Израиля было для меня такой же неожиданностью как письмо из Житомира. Может даже, еще большей. Уж очень странно, что в далеком Ариэле есть люди, которые хотят выразить благодарность Блинову.
Кое-что объясняло само письмо. Во-первых, его автор родом с Украины. К тому же, какие-то нити связывали ее с этой историей. Среди тех, кто давал деньги на поездку «на голод», был прадедушка моей корреспондентки.
Прадедушку Моисея Бергала я вспомнил в главе о первом испытании Коли. Еще я упомянул какую-то Наточку и хозяина книжного магазина Савчука. Обо всех троих я знал одинаково мало. Эти имена обнаружились в списке жертвователей, которые публиковала «Волынь».
Как видите, называть реальных людей совсем небезопасно. Особенно если их потомкам присуща долгая память.
Потом я понял, что в Израиле так принято. Где-то считают достаточным вспоминать год или десять, а тут вообще не существует срока давности. Да и о каком сроке можно говорить? Если каждый день верующие молятся о разрушении Храма, то что такое событие начала прошлого века? Три тысячи – и каких-то сто лет.
Словом, эти люди живут не только настоящим, но и прошлым. Другое дело, что до некоторого времени Коли в этом прошлом не существовало, и автор письма решила исправить эту несправедливость.
Первые шаги совсем не обнадеживали. Кто-то даже сомневался: зачем нам этот Блинов? Это ее не остановило. Она звонила, писала письма, встречалась с разными людьми. Наконец, обратилась к ректору Ариэльского университета Михаилу Зиниграду, и все сразу стало получаться.
Итак, 22 января 2012 года в Ариэле, в кампусе студенческого городка, открылся памятник Николаю Блинову. Невдалеке от этого памятника в его честь было посажено лимонное дерево.
Сперва состоялась церемония. В ней приняло участие триста студентов, преподавателей и гостей. Впервые за всю свою посмертную историю Коля оказался в центре внимания такого количества людей.
Михаил Зиниград говорил о том, что по-русски есть непереводимое на другие языки слово «интеллигент». Оно обозначает не только принадлежность к определенной социальной группе, но и накладывает обязательства. Среди прочих - невозможность подать руку черносотенцу… В качестве примера он упомянул Владимира Соловьева, Горького, Короленко.
Президент Университета Дан Мейерштейн рассказал, что в двадцать девятом году на территории Палестины арабы организовали погром. Один араб спрятал маленьких еврейских детей. Среди спасенных был будущий отец его невестки.
Прошлое действительно недалеко. До Блинова примерно столько же как до погрома в палестинском Хевроне. А уж дальше вам будет совсем близко до эпохи разрушения Храма.
Можно добавить, что неделю на всех компьютерах Ариэля в качестве заставки был портрет Коли. Так что в этой акции приняли участие все. Не только те, кто попал в зал, но и те, кто в это время готовился к зачету или ставил опыты в лаборатории.
Сертификат, полученный Александром Ласкиным, в память об открытии памятника Николаю Блинову. Ариэль. 22 января 2012
Теперь надо ответить на вопрос: почему именно этот Университет? Ничего не могу сказать о других израильских учебных заведениях, но от тех, что мне известны, он явно отличается.
Чем? В первую очередь, атмосферой. Когда я беседовал с ректором и сотрудниками Ариэля, мне казалось, что все эти разговоры я уже вел. Не давно или недавно, а в другой жизни. Возможно, это было не со мной, а, к примеру, с моим отцом. Или с его однокурсником и другом Василием Аксёновым. Или с моим старшим товарищем – питерским режиссером-документалистом Владиславом Виноградовым.
Те, кого я назвал, - шестидесятники. В эти годы я был слишком мал, а потому моя роль была исключительно пассивной. Зато потом я многому у этих людей научился. Почувствовал, насколько пресной становится жизнь, если в ней нет доверительности и открытости. Понял, что такое оставаться собой, и только собой.
Вообще, я очень ценю эти годы. Мне нравится, что молодые люди именовали друг друга «чувак» и «старик». На другие языки это столь же непереводимо, как «интеллигент». Правда, и в самой этой эпохе их смысл не буквальный. Он обозначает: один из нас, собрат по поколению, товарищ по новым возможностям.
Так шестидесятники демонстрировали неприятие иерархии. Возможно даже, немного над ней смеялись. Ведь «старик» - это вроде как старший и, в тоже время, почти что «чувак».
Казалось бы, причем этот Университет? А притом, что здесь тоже больше всего ценят открытость. Правда, обращения тут другие. Впрочем, привычное в Ариэле «братец» («ахи» на иврите) из того же, уже названного мною, ряда.
Надо сказать, что так именуют и преподавателей. Совсем не видят в них представителей какого-то чуждого класса.
Каким образом советские шестидесятые годы нашли убежище в этих краях? Возможно, их привезли с собой эмигранты. Правда, мои здешние знакомые еще достаточно молоды. Так что речь о зерне, которое проросло и дало плоды.
Оставим это для дальнейшего обсуждения. Скажем только, что лишь те, кто способен в другом угадать своего, могут понять Блинова. Он ведь и сам был таким. В его последнем жесте протянутых рук слышится: «Сходства в нас больше, чем отличий».
В Колино время хватало преград и ограничений, но для него их не существовало. Его шестым чувством была «наследственная неприязнь к блестящим пуговицам». Эти слова из его письма показались мне настолько важными, что они стали названием документальной повести о его внучке, - архитекторе Зое Томашевской[1].
Под конец этой главки следует объяснить, почему я не упомянул имени и фамилии автора письма. Да потому, что ей этого не хочется. Есть, знаете ли, такие люди, которые совсем не стремятся обозначить свое присутствие.
Во-первых, это характер. Когда я вернулся в Питер, то не обнаружил ее ни на одном из снимков, которые сделал в Израиле. Даже в зале во время церемонии она сидела где-то в последних рядах.
Во-вторых, только там, где существует иерархия, непременно желают прорваться вперед. Когда же ее нет, рассуждают так: не имеет значения, в каком качестве мы служим хорошему делу. В качестве того, кто виден всем, или того, кто остался в тени.
Кстати, Тимиряев тоже выразил недовольство. Написал, что его в этом послесловии слишком много. Слава Богу, не запретил называть фамилию! Хотя, судя по тону письма, вполне мог это сделать.
Значит, участники «сообщества хороших людей» на удивление похожи. Так что не столь важно, что вы знакомы не со всеми. С первого взгляда будет ясно: это кто-то из них.
Ну хотя бы такая примета. Если человек руководствуется названным в этой книге принципом: «Не нужно быть высоким, чтобы быть великим», то интуиция вас не подвела.
4. Ох, и непросто дать название книге. Прежде чем сделать окончательный выбор, присматриваешься к разным вариантам.
Какое-то время я хотел назвать свой документальный роман: «Жизнь, смерть и дальнейшая жизнь Коли Блинова». Мне и сейчас кажется, что это было бы не бессмысленно.
Дело не только в том, что посмертная жизнь Коли продолжается. Бывает, что о человеке помнят, но как-то очень тихо. Буквально никаких всплесков и неожиданностей.
Тут же – сплошные новости. К примеру, приходит из Ариэля фото памятника. Теперь на нем сидит большая железная бабочка. Можно представить, что трепетная Колина душа уподобилась волнению крыльев и застыла навеки.
Или через месяц после установки памятника – другое удивительное событие. Николай Блинов удостоен звания Праведника Украины! Скорее всего, этого бы не случилось без упомянутого раввина Гурвица. На снимке у могилы Коли он по левую руку от Тимиряева.
Рядом с могилой Н. Блинова (слева направо): краевед И. Александров, М. Гурвиц, председатель Житомирской общины прогрессивного иудаизма; Е. Тимиряев, председатель Житомирской областной организации «Русское содружество»; И. Туровская, руководитель детских программ еврейского благотворительного центра «Хесед Шолом»; И. Вишневецкая, руководитель отдела общинного развития еврейского благотворительного центра «Хесед Шолом». Русское кладбище. Житомир. 2011
Я уверен, что в судьбе моего героя еще много чего произойдет. Как в России, так в Украине и Израиле. Речь не только о памятниках и мемориальных досках, но о том, чтобы его имя стало чем-то вроде пароля.
«Блинов», - скажет кто-то, а в ответ услышит: «Блинов». Это будет значить, что эти двое думают и чувствуют одинаково.
Так же как Павел Корнелевский и Сарра Левицкая. Как Тимиряев, Гурвиц, Зиниград и издатели этой книги Марина и Валерий Косенко. Как многие люди, которых, несмотря на все, что их разделяет, можно назвать друзьями житомирского студента.
24 февраля 2012
Санкт-Петербург
[1] Ласкин А. Наследственная неприязнь к блестящим пуговицам: Документальная повесть о Зое Томашевской // Ласкин А. Время, назад!: Документальные повести. – М., Новое литературное обозрение, 2008.
