ЗАЩИТИМ ДУШУ!
Арсеньев, в допущенном кругу знаменитый ещё с Великой Отечественной войны город авиастроителей, перестал быть охраняем военно-государственной тайной и обрёл невозможную в прошлом широкую известность. Знаменитый город стал печально знаменитым. Таким в смуте последнего времени его сделала многолетняя неприкаянная невостребованность. Но город живёт. Не так давно в нём зазвучали колокола нового Божьего храма. А недалеко от кафедрального собора Благовещения Пресвятой Богородицы находится редакция ежемесячника «Литературный меридиан», добротного русского издания, читаемого и почитаемого не только в России. Факты, наверное, не равноценные, но одинаково свидетельствующие о том, что у Арсеньева есть будущее. Ибо в нём не угасает духовная жизнь, сохраняется атмосфера культурного и творческого поиска. Арсеньевцы, как весь народ наш, в тяжкое время (увы, не редкое дело в России) радеют о главном – о душе. Тут, немного забегая вперёд, заглянем в книгу, о которой пойдёт речь ниже, и прочитаем вот это: «Помните, как заполонили монголо-татары две трети Руси? А с другой стороны пошёл на неё Тевтонский орден. И сказал тогда молодой князь Александр Невский на соборной площади в Великом Новгороде: "Русичи! Православные! Восток – отнимает наше тело. Запад – отнимает нашу душу. Так защитим душу! А с телом мы договоримся"».
ГЛАВНАЯ РОЛЬ
Несколько февральских номеров газеты «Бизнес-Арс» радовали горожан обещанием редкого для дальневосточной глубинки театрального праздника. Афиша оповещала о спектакле «Любовь и картошка» с участием Нины Усатовой, Игоря Скляра и Александра Михайлова.
Легко и радостно представить, как они пройдут по просторному оснеженному прямоугольнику асфальта перед ДК «Прогресс», поднимутся по ступеням широкой лестницы в здание, в котором их взволнованно и нетерпеливо ждут зрители. Удивительное чувство охватывает душу, когда вдруг является повод подумать, что вот по этой земле, по которой не один раз довелось тебе пройти, будут шагать такие люди. И утоптанный снежный наст будет хрустеть-скрипеть так же, как он хрустел-скрипел под ногами добрых, давно и хорошо знакомых тебе земляков, да и под твоими ногами тоже.
Впрочем, снег к концу марта может уже и растаять. Мысль об этом мелькнёт неожиданно, едва ты обратишь внимание на дату предстоящего спектакля. А вслед за случайной этой мыслью потянется цепь непредвиденных, тревожных, но почему-то очень дорогих ассоциаций. Вдруг, например, выплывет аж из тысяча девятьсот восьмидесятого года казавшийся почти забытым фильм «Белый снег России». Александр Михайлов в главной роли – роли великого русского шахматиста Александра Алёхина. И так пронзительно вспомнится всемирно известный гроссмейстер, тоскующий на гостеприимной тёплой чужбине по неласковой, неприютной Родине. А дальше… Павел Зубов в картине «Мужики!». Виктор Петрович в ленте «Одиноким предоставляется общежитие» – замечательный тандем с Натальей Гундаревой: лично тебе особенно дорого, что Виктор Петрович носит флотскую тельняшку… Вася Кузякин – это уже «Любовь и голуби», потрясающий актёрский ансамбль с бесподобной Людмилой Гурченко! А Павел Шорохов в «Змеелове»! А близкий не только солдатскому сердцу Константин Рокоссовский в кинофильме «День командира дивизии»…
Более шестидесяти фильмов. Обо всех не расскажешь, даже и не вспомнишь, не перечислишь сразу. Да в этом и нет нужды. Из многочисленных образов, созданных актёром, непостижимо и притягательно уже вырос портрет самого актёра, личность которого становится самодостаточной, в чём-то, может быть, более важной, чем сыгранные им роли. В этом одна из первых, возможно, главнейшая тайна искусства, особенная – духоподъёмная, созидательная – сила его, заставляющая нас относить лучших из лучших актёров и писателей, художников и композиторов, певцов и музыкантов к людям необыкновенным. Мы не просто любим их – мы им верим, надеемся на них, хотим быть на них похожими, готовы идти за ними. Таких, конечно, немного. Один из них – актёр Михайлов. Не случайно спустя более тридцати с лишним лет после выхода на экран «Белого снега России» Александр Яковлевич будет помнить о нём: «Потеря Отчизны – и бесконечная, до самоотречения, любовь к шахматам, к этому виртуозному искусству, в котором его трудно превзойти! Всё это сложно и больно переплелось в Алёхине. Не случайно он пишет: «Человек без Родины всегда одинок. Одинок в счастье, одинок в забвении, одинок в смерти»».
И не случайно сейчас рядом с Александром Яковлевичем Нина Усатова и Игорь Скляр. Такое творческое содружество не складывается просто так, оно заповедано самим временем, вызвано к жизни извечной человеческой жаждой правды, которая всегда ждёт и требует от искусства верности непреходящим ценностям, незыблемым духовным, нравственным основам земного нашего существования.
Каждому приходящему на эту Землю предписана своя роль. Она всегда единственна и никогда ни в ком не повторяется. Однако она – общая для всех: быть человеком. Эта роль не зависит от профессии и одинаково трудна для актёров и не для актёров: справляется с нею далеко не каждый.
НАШ ЧЕЛОВЕК
В России немало мастеров кино и театрального искусства – талантливых, выдающихся, гениальных – всенародно известных и любимых. На страницах «Литературного меридиана» представители этой уникальной профессии появляются нечасто. Как-то так сложилось, что среди материалов, присылаемых в редакцию, не было творческих портретов, театральных и кинорецензий. Зато были произведения, написанные актёрами.
Буквально с первых номеров с «ЛитМ» дружил Евгений Весник. Мы продолжаем публикацию его произведений и после ухода Евгения Яковлевича. Нонна Гавриловна, вдова офицера, прошедшего сквозь огонь великой войны, потрясающего артиста и интересного писателя, всячески поддерживает арсеньевское издание, присылает из Москвы книги и неопубликованные произведения супруга. Жаль, что писатель Весник не так известен, как Весник актёр. Но талантливое, честное слово живёт долго, и итоги многообразной творческой работы Евгения Яковлевича подводить ещё рано.
Недавно ежемесячник напечатал искромётные, полные мудрого юмора миниатюры заслуженного деятеля искусств, художественного руководителя Владивостокского театра кукол Виктора Бусаренко. Он, автор нескольких разножанровых книг, человек литературно одарённый, наверняка ещё не раз появится на страницах «Литературного меридиана».
Для многих наших читателей, возможно, будет откровением, что знаменитый артист Александр Михайлов тоже не чужд литературе. Его перу принадлежит книга «Личное дело». Сказать, что это произведение необыкновенное – ничего не сказать. Книга открыто публицистическая, страстная, пронизанная живой, жгучей правдой жизни, чрезвычайно своевременная и необходимая.
Кстати, Виктор Бусаренко и Александр Михайлов – однокурсники по Дальневосточному педагогическому институту искусств (ныне Дальневосточная государственная академия искусств), друзья со студенческой скамьи. С дальневосточниками роднят Александра Яковлевича и его забайкальское происхождение, старообрядческие и казачьи родовые корни. Приморцам он особенно близок. Во Владивостоке до того, как стал актёром театра и кино, будущий кумир миллионов был моряком: начало его судьбы завязано тугими морскими узлами на рыбацких судах в суровых северных широтах Тихого океана.
ПОРА НАСТАЛА
К книге Александра Михайлова написала предисловие Вера Галактионова. Для людей, понимающих, кто есть кто в современной отечественной литературе и шире – в нашей культуре в целом, Веру Григорьевну представлять нет необходимости. Лучше, точнее, чем она, «Личное дело» оценить трудно. Приведём предисловие В. Галактионовой с некоторыми сокращениями (сожалеем, что их приходится делать) и без комментариев: «…многовековая школа восточного Православия… воспитала в каждом из нас, будь кто-то и неверующим, вечное сомненье в ценности того, что мы из себя представляем. Русскому человеку всегда лучше и как-то удобней отойти в полутень, отодвинуться, поскорее уступить другому место в ярком, сияющем круге всеобщего внимания. Доотвигались. Доуступались так, что почти самоустранились из многих сфер жизни родимой страны. И, довольные собственной скромностью, увидели однажды из своей излюбленной полутени, как неоново и ядовито пылают над столицей России импортные вывески на чужих языках. И как чужие жизненные ценности уже завладели изрядно душами наших детей – то есть нашим будущим, а не только настоящим… И тяжкий грех перед самой идеей нашего высокого русского Православия совершаем мы, когда холим и пестуем одиноко своё горестное христианское смирение в самоизоляции, а вовсе не вступаемся друг за друга – за униженные, поруганные, родные, талантливые други своя. Не вступаемся словом, делом, советом, душевным участием. Мы прегрешаем, когда откладываем это на потом, а не действуем сей же час – сейчас то есть. Мы забываем, забываем жёсткую библейскую истину: «Если вы промолчите, то дом ваш разрушится, и род ваш – погибнет. И для народа вашего придёт спасение из другого места». Для книги А. Михайлова настала пора... Давайте-ка вместе возвращаться, дорогой читатель, с задворков жизни в свой дом, в котором лучшие места мы так привыкли уступать исключительно гостям. Возвращаться не в прихожую только, стеснительно переминаясь у порога, а под самые светлые сияющие образа наших славных предков. Потому что с каждым днём это будет сделать всё труднее. Там, где нет нас, всегда будут хозяйничать другие. Читайте А. Михайлова…»
ГОВОРИТ РОССИЯ
Эта глава – главная, центровая. Она так же, как предисловие Веры Галактионовой к книге Александра Яковлевича, написана с бесстрашной прямотой и откровенностью и не требует пояснений. Огорчает, что из нескольких десятков страниц «Личного дела» мы можем привести здесь лишь выбранные фрагменты. Но надеемся: этого будет достаточно, чтобы заинтересовать думающих, неравнодушных читателей, которые без труда найдут весь текст книги в интернете. Итак – читаем Александра Михайлова:
«Сегодня образ России представляется мне трагическим. Как образ удивительной красоты женщины – синеокой, доброй, молодой, но с проседью в волосах. Прекрасная, исстрадавшаяся Россия. Она ждёт любви. Она хочет любить. А её насилуют, насилуют и насилуют десятилетиями, столетиями. Из глупости или из корысти. В глазах её вопрос и желание: она хочет говорить. Сегодня она стремится быть понятой, как никогда раньше. Попранная, поруганная, растерянная наша Россия пытается быть услышанной. Она должна быть услышанной каждым из нас, её детей…
Потеря Родины начинается с потери чувства России в самом себе…
Предательство России стало в последнее время делом прибыльным, комфортным, даже модным. А верность ей никогда не давалась так тяжело, как теперь. Верность России обрекает человека на большие испытания и трудности… Я думаю, многие умеют разглядеть, где правда, где неправда, отличить истинные ценности от ложных. Но, даже видя, легче сегодня и выгодней отвернуться от правды, не замечать её. Потому что в искусственной слепоте жить теперь намного удобней и безопасней. Можно куда большего достичь, притворяясь душевнослепым. Только, притворяясь, ты становишься таковым в самом деле, рано или поздно… И то, что мы в ослеплении были несколько десятилетий и шли на заклание целой нацией, целым народом, – это уже ни для кого не секрет. Решал же за нас Троцкий: пусть девяносто процентов русских погибнет для того, чтобы разжечь пламя мировой революции. И наибольшая, наилучшая часть русских людей была израсходована на сырьё для мирового эксперимента. Наш народ был брошен, как хворост, в пламя этого огромного мирового революционного костра.
Но и по нынешний день существуют те, которые стремятся утвердить себя в жизни через уничтожение другого народа, через власть человеческую над другими людьми. Это, правда, плохой знак... Мне страшны люди, которые считают себя избранными: вот – я избран, я имею право царствовать над той нацией, над этой. Над другим человеком. Это своеобразная болезнь – царить над себе подобными. Паранойя.
Ещё худший знак – когда брат проливает кровь брата своего. Неважно, во имя какой идеи, из-за какого политического разногласия. Это – деление, замешенное на крови. Было же всё и в 1991-м, и в 1993-м: отдавался приказ, и русские его выполняли – стреляли в русских. Поддались на какие-то мутные доводы, что так жертв будет меньше. Обагрили руки братской кровью...
Вот где мне становится страшно за весь свой народ. Только в состоянии полного душевного ослепления единоверный народ, убивая друг друга, становится в итоге народом-самоубийцей. Мне жутко становится от мысли, что, не приведи Господи, опять кровь прольётся. Что опять нас стравят. Опять покрасят... Кому-то этого очень хочется.
…Господь не дал дьяволу двух вещей: чувства меры и чувства стыда.
Мы верой сильны и правдой сильны. Было уже это всё, сколько раз было по России – и смутные времена, и войны, и нашествия иноплемённых. И всё-таки неизбежно сплачивалась Россия, когда, казалось бы, и речи не могло быть о спасении. И создавала – в нужный час, в нужное время – мощный щит. Неодолимый для любых врагов, уже торжествующих временные свои победы как вечные.
Нет, с Россией это не проходит. Не пройдёт это и сейчас. Очень меня радует, что при теперешнем нравственном сломе общества добрые люди стремятся соприкасаться друг с другом. Это закономерно – так всегда было на Руси: чем тяжелее духовный, физический кризис, тем теснее объединяются те, кто хочет ему противостоять.
И сказано: «По вере вашей воздастся вам»... Молюсь за Россию. За русских людей. Я никогда не стеснялся называть себя русским, никогда не был националистом, никогда не был шовинистом. Сегодня многим хочется навязать этот ярлык великодержавного шовиниста и националиста любому, кто помнит, что он русский, и произносит это вслух. Навязать такие ярлыки стремятся сразу же, мгновенно, вопреки очевидному, – чтобы неповадно было нам даже обнаруживать это! Лишь бы мы испугались, лишь бы скорее мы отреклись от самих себя и стали бы беспамятными биороботами, которыми можно манипулировать с помощью самых нищенских подачек. Это – идеологическая война против нас.
…бездуховный человек – это страшный, это мёртвый человек, который хорошего уже не понимает: не видит, не разбирает. Это – черепок без глаз.
…Россия – это страна, которая способна возрождаться вновь и вновь, несмотря на спланированную гибель русского народа. И современный писатель Владимир Крупин на вопрос японского писателя: «Уйдёт ли русский народ из истории человечества?» – ответил: «Уйдёт только вместе с историей».
…тьма сильна лишь до тех пор, пока мы разрозненны и подавлены, пока не помогаем друг другу. Может быть, из-за природной скромности и деликатности мы слишком привыкли самих себя во всём ограничивать: этого не коснись, так – не скажи, того – не обидь. Да и географическое пространство накладывает отпечаток на наш характер, на наше мировоззрение. Нам всегда просторно жилось и не надо было подавлять другого, отвоёвывать для себя место. И вот, жили мы, жили такими огромными масштабами. Оглянуться не успели, как население наше сократилось до критических размеров. И продолжает сокращаться.
Наш народ слишком многое передоверил ненадёжным своим политикам. Удержать в мирном времени знамя Победы оказалось делом совсем не простым. Мы все, не воевавшие, душою, памятью, мыслями, поспешили «вернуться с фронта», с поля битвы наших отцов, не подозревая, что победный итог любой выигранной битвы надо отстаивать и дальше, в мирных уже десятилетиях. И живя в победной послевоенной эйфории, с удивлением обнаружили потом, что многое из завоёванного отцами предано и продано у нас за спиной, в мирные будни. Горбачёв сдал все отвоёванные международные позиции, не моргнув глазом. И не менее чудовищным продолжателем его разрушительной деятельности был Ельцин...
Да, душой мы все поспешили «вернуться с фронта», не поняв того, что фронт – понятие непреходящее. Просто меняются поля сражений: видимые – на невидимые. И наоборот. Умеем мы побеждать врага в открытом бою, а против внутренних врагов Россия всегда обнаруживала своё крайнее бессилие. Позволяла уничтожать в качестве внутренних своих врагов честнейших и лучших представителей своего же народа. Вот от какой слепоты нам надо искать избавленья...
…нельзя расслабляться, нельзя терять бдительность. Нас поймали на этой расслабленности – и теперь мы получаем удары в спину. Я против милитаризма, против диктатуры, но я за то, чтобы мы всё-таки не снимали шинели, не покрывали их нафталином. Нельзя этого делать. Стараться надо защитить мир от тьмы. Тьма наступает на нас, когда мы расслабляемся. И вот теперь мы безвольной толпой идём на заклание всем народом. Как овцы идём. Потому что страха не ведаем. Как будто не понимаем, что вымираем, становимся рабами международного капитала – рабами этих ястребов. Оглянуться не успели, как подмяла нас диктатура международного капитала.
И сегодня – ничего не происходит: мы продолжаем расходовать себя и Россию – на других. Тратить всё то, что должно обогащать наш народ. И без зазрения совести кто только не обогащается, кто только не вытягивает все богатства России! И ничего не остаётся на долю народа...
Кому нужно было взрывать наши храмы? Были же уничтожены сотни церквей по одной только Москве и Московской области и многие тысячи – по России. Ведь на десятилетия тем самым лишили огромное количество людей светлого духа, нравственной опоры, оторвали их от своих корней. Как можно художнику смотреть на всё это издали – взглядом постороннего?
Сейчас, вопреки всему, надо нести любовь, духовность, нравственность, навёрстывать то, что упущено было в десятилетия тотального атеизма. И чем больше мы привнесём этого в жизнь, в искусство, тем меньше прольётся в будущем крови. Тем быстрее спасётся наша Россия.
…Если человек хватает и хапает, забывая, что он живёт не один, то происходят изменения в его генетическом коде. Внедряется одна маленькая, незаметная хромосома – и у здоровой семьи рождается даунёнок. Это Божье наказание: всё возвращается бумерангом. Ибо сказано: «И отдав – приобретёшь. А взяв – потеряешь». Божественная космическая формула, которая существовала всегда, вот её они, считающие себя всемогущими, изменить не в силах.
Всё забирают у нас, будто нас и в живых уже нет. А Москва как и не видит. Я уж не говорю о приезжих гордонах, которые давно уже поделили Россию на части в своих телепередачах. Их послушаешь, так уже и Сибирь – не наша, и Дальний Восток – не наш, и все мы будто только и смотрим на Запад и лишь туда устремлены, а то, что за Уральским хребтом у нас остаётся – пусть отпадает: не жалко. Эти их передачи – как избушка бабы Яги, повёрнуты – к Европе передом, к России задом.
…Чего недруги больше всего боятся? Православия и казачества. Всегда смертельно боялись и будут бояться впредь. И никакие бжезинские, олбрайты и их здешние подпевалы… не способны повлиять на естественный исторический ход событий.
Гнули нас, гнули. Дробили нас, дробили. Зря думают, что раздробили. И не разъяли нас. И не разгадали... И не разгадают.
…Святые иконы назывались раньше на Руси всё больше так: образа! Они благодать несут... Здесь, у нас в России, испокон веку начало всех духовных начал – вера, икона, образ… Именно образное мышление, образное видение – в менталитете русского народа. Русский человек никогда не скажет «эта Россия», «эта страна». Он говорит «моя Россия», «моя Родина».
…Грозная опасность – потерять себя, свою индивидуальность, превратиться в человека ниоткуда. В человека, идущего в никуда. А тому, кто оторван от своих корней, нечего сказать миру. Ни в жизни, ни в искусстве. Он может чему-то с лёгкостью и даже виртуозно подражать, но своего – у него нет. Он, без Родины в себе, пустой.
…Выходят же из бедных семей Шукшины и Ломоносовы. И чем в большей степени забиты бедные детские головы бытовыми заботами, тем в больший протест это всё выливается: так жить нельзя. Не хотим. Не будем…»
ОТВЕТЫ – ЕСТЬ!
Знакомого по десяткам фильмов, многие из которых запали в душу, на сцене я видел Александра Михайлова один раз. В учебном театре ВГИКа, в первых числах декабря прошлого года. Спектакля никакого не было, Александр Яковлевич никого не играл. И непосредственно на сцену поднялся то ли с художником, то ли с помрежем лишь на минуту-другую. У авансцены стоял стол с эскизами декораций. Большую часть времени, склонившись над столом, Михайлов с коллегой обсуждал оформление будущего спектакля. Из-за кулис, из институтского коридора входили студенты – ученики Михайлова, другие какие-то люди, отвлекали Александра Яковлевича. Он всем отвечал спокойно, негромко, но лаконично, одной этой краткостью показывая, что крепко занят.
Зал учебного театра невелик. К задней стене круто поднимаются ряды кресел. Сцена, переборки над ней и вокруг выкрашены чёрным. Окон нет. Свет неяркий.
Ожидая, пока Михайлов освободится, я сочинял про себя заготовки к очерку о нём. Первое, что пришло в голову: «Он возвышался над всеми… На фоне чёрного провала сцены, в бледно-желтушном полумраке зала он, выбеленный сединой, казался единственным светлым пятном…» Почти сразу всё вычеркнулось. «Возвышался» – это не про Михайлова. Не обиженный ростом, он был выше всех, но ни над кем не возвышался. Собеседник, мне показалось, не раз и не два порывался с ним поспорить, а спора не получалось. Михайлов как будто заранее со всем был согласен. За него даже хотелось заступиться. Я не сразу сообразил: он просто даёт человеку свободу, не хочет ограничивать его фантазию, его творчество. И «единственным светлым пятном» он тоже не был. Он, вообще, никакое не «пятно». А вот свет, действительно, излучает. Светлый человек, душа светлая – словами трудно объяснить, но рядом с таким человеком это всегда чувствуется…
Ну почему круглыми сутками роятся на бессчётных телеканалах записные говорящие головы, мэны (необязательно – супер) и ксюхи-марухи всех демократически-разноцветных политических и прочих ориентаций, почему они никак не закатятся, всеразличные, до тошноты надоевшие «звёзды»? Почему мы почти не видим там добрых и чистых людей, не видим того же Александра Яковлевича Михайлова? Я подумал об этом, когда после встречи с актёром вышел из ВГИКа и остановился у памятников великим его выпускникам Геннадию Шпаликову, Андрею Тарковскому и Василию Шукшину. Ведь мы их тоже – не видим! Правда, многие ли знают вот об этих скульптурах? Какие «произведения искусства» нам денно и нощно демонстрирует до посинения поголубевший экран? Целующиеся милиционеры; паранормальные клипы, по которым, не ходя в анатомичку и психушку, студентам-медикам можно изучать анатомию и психиатрию; монументальные «шедевры» своих и чужих новомодных ваятелей, разглядывание которых способно здорового человека превратить в больного…
Ответы есть. И на эти, и на другие животрепещущие вопросы уже есть ответы. В частности, в книге Александра Михайлова «Личное дело». Её следовало бы прочесть каждому соотечественнику. Такое чтение – спасительно. Для нас. Для нашей России.
Поэт в России больше, чем поэт. Знаменитую строку Евгения Евтушенко можно не перефразировать – она в полной мере применима и к актёру. Если этот актёр – Александр Яковлевич Михайлов.
